Ориентир – на самодостаточность

Наши недоброжелатели очень надеялись, что, перекрыв приток валютных поступлений в Фонд национального благосостояния (ФНБ), они заставят российские власти вернуться к экономической политике, выраженной Егором Гайдаром одной фразой: зачем что-то производить самим, если дешевле всё купить за границей, продавая сырьё.

Создатели колониальной экономики по-гайдаровски делали упор на сырьевой сектор, в котором до недавнего времени заправляли иностранные компании. Они завозили оборудование, строили морские буровые платформы для добычи нефти и газа на Сахалине, предпочитая расчёты по бартеру. Продавая свою нефть, мы меняли доллары на лопаты и стулья, закупали за границей всё – от носков до компьютеров. И это Запад вполне устраивало. Даже когда нефтедоллары полились в Россию рекой, консультанты МВФ не советовали пускать их на развитие производства, объясняя это тем, что наша не совсем рыночная экономика не сможет переварить столько денег.

С 2004 года нефтегазовые доходы решили складывать в Стабилизационный фонд, потом его разделили на две корзины. Львиная доля прибывающих нефтедолларов вливалась в Резервный фонд, а то, что оставалось (20%), капало в Фонд национального благосостояния (ФНБ).

Резервный фонд перестал существовать в 2018 году после того, как его деньги израсходовали. С тех пор финансовую заначку начали складывать в ФНБ. На средства фонда Министерство финансов приобретало иностранную валюту и размещало на счетах в Центральном банке. На остаток по счетам начислялись проценты в рублях. Когда денег в ФНБ становилось больше лимитов, определённых бюджетным правилом, то часть нефтегазовых доходов по решению правительства могли направить на поддержку крупных инвестиционных проектов и покупку финансовых активов.

За время действия бюджетного правила (2018-2021 гг.) общий объём изъятых из российской экономики сверхдоходов составил около 13 трлн рублей. Поднимая планку ликвидной части фонда, Минфин искусственно ограничивал объём денег, которым разрешалось работать на экономику. Так, на 2022-2024 гг. были запланированы траты из ФНБ всего на 2,5 трлн рублей. Этих денег могло хватить разве что на краткосрочное развитие какой-то одной отрасли, например, нефтегазохимии. Чтобы поддержать другие, не менее важные для страны производства, Минфину приходилось обходить условия, выдвинутые Западом, продавать облигации государственного займа, привлекать бизнес к участию в стратегических проектах.

Действия Минфина и Центробанка по распоряжению деньгами Национального фонда вызывали вопросы у Счётной палаты. В 2020 году контрольное ведомство решило проверить, насколько эффективно используется всероссийская «подушка безопасности».

Аудиторы убедились, что отчётность ФНБ непрозрачна, поэтому сложно сделать выводы о качестве управления нефтегазовыми доходами, «нет информации о детальном распределении активов в портфеле и о результатах инвестирования». Проверяющие сочли, что Национальный фонд не обеспечивает благосостояние людей, его деньги идут на покрытие текущих нужд и дефицита бюджета. В отчёте главного контрольного ведомства для сравнения приводился пример работы крупнейшего суверенного фонда Норвегии «Глобальный», созданного государством для поддержки экономики при резком падении цен на нефть. В норвежском фонде в отличие от нашего ФНБ нефтегазовые доходы составляют половину всех средств. Государственную копилку пополняют также вложения в недвижимость и доходы от 1,5% всех мировых ценных бумаг, которые котируются на биржах. За 10 лет национальный фонд Норвегии вырос в долларах на 251%, а наш ФНБ всего – на 31%.

С критикой в адрес распорядителей ФНБ выступали известные экономисты, академики и финансовые аналитики. Многие из них предлагали вопреки рекомендациям МВФ распечатать кубышку, заставить нефтедоллары работать внутри страны, а не отправлять в зарубежные банки под смехотворные проценты. Ни у кого и в мыслях не было, что золотовалютные резервы Центробанка России в один момент могут заморозить или попросту отобрать.

Но уже тогда, в 2020 году, доверие к доллару во всем мире начинало падать, и это вовремя почувствовали в Банке России. Два года назад нам ещё не препятствовали распоряжаться своими резервами, отправленными на хранение в западные банки. Можно было, например, сокращать перевод денег в США, свободно менять доллары на евро. Но вскоре стало понятно, что и Евросоюз нам не товарищ. Санкционное давление продолжало нарастать. Во второй половине 2021 года, как следует из отчёта ЦБ, доля доллара в международных резервах Центробанка сократилась на $29 млрд. Эти деньги перед заморозкой наших счетов за границей успели перевести в юани, что и позволило уберечь часть резервов от санкций.

Расчёт на то, что экономическое сотрудничество с Западом укрепит безопасность международных резервов Центробанка, окончательно рухнул, когда вопреки здравому смыслу недружественные государства стали нарушать все гарантии международного права, а потом повели себя, как грабители, растоптав все договорённости и соглашения с Россией.

О таком сценарии ещё в 2016 году академик Сергей Глазьев предупреждал руководство Центробанка. Тогда записке академика не придали особого значения. Эльвира Набиуллина, помнится, в сердцах, даже просила оградить её от «назойливой критики» академика. Но со временем идеями Глазьева всё же воспользовались и правительство, и Центробанк: миллиардам долларов, свободно перетекающим из страны, пытались преградить путь в офшоры, остановить бегство капитала, но добрая половина золотовалютного резерва так и оставалась за рубежом. За несколько лет до введения самых жёстких санкций в порядочности международных финансовых институтов вряд ли кто сомневался.

Опасаясь роста инфляции, Центробанк до последнего продолжал зажимать денежную массу, сохраняя уровень монетизации экономики на низком уровне – 48-52% к ВВП. Нехватка денег и дорогие кредиты не давали возможность активно развивать отечественное производство. Напечатать свою национальную валюту под крупные проекты запрещало законодательство, навязанное МВФ России в конце девяностых годов.

Ослабить денежную удавку помогла охватившая планету пандемия коронавируса. В это самое время правительство Мишустина и придумало, как обойти запрет на печатание денег, использовав механизм ограниченной эмиссии. Для этого банки должны были приобретать у Минфина облигации федерального займа (ОФЗ) и закладывать их в Центробанк Схема заработала, когда правительство значительно увеличило «премию» покупающим облигации и процентный доход по ним. В итоге под раскупленные бизнесом государственные ценные бумаги было напечатано более 2,5 трлн рублей, которые пошли на покрытие бюджетного дефицита. Кризис удалось смягчить, а банкиры, выступая посредниками между правительством и ЦБ, на этом прилично заработали. Задача восполнения бюджетных потерь на время была решена. Однако дальнейшее использование этой схемы привело бы к перетоку огромных денег в банки, а производство так и продолжало бы испытывать дефицит средств. Предложения о том, чтобы часть средств из ФНБ в валюте обратить в рубли, принимались в штыки.

В страхе перед инфляцией из года в год Центробанк зажимал денежную массу, делал невыгодным кредитование производства в то время, как другие государства, обходя искусственные преграды международных финансовых структур, решали проблемы с деньгами, исходя из потребностей своих экономик.

Такой опыт был и у нас: в СССР умели выделять деньги под конкретные производственные задания, не разгоняя инфляцию. Советский опыт успешно переняли послевоенная Европа, Япония, США. Мы же многие годы отвергали саму систему денежной эмиссии под развитие экономики в интересах ростовщиков и валютных спекулянтов, которые наживаются на курсах валют.

Свалившиеся на Россию «адские санкции» заставляют переосмыслить саму финансовую модель нашей экономики. Когда новые валютные сбережения в ФНБ стали невозможны, дополнительные нефтегазовые доходы государства пошли прямо в бюджет. Сегодня специальным законом об изменениях в Бюджетный кодекс предусмотрена приостановка действия бюджетного правила в 2022–2024 годах, переход от «самоокупаемых инфраструктурных» проектов к программам, обладающим высокой социально-экономической значимостью.

Правительство получило, наконец, возможность быстро, без внесения изменений в законодательство, перераспределять нефтегазовые деньги в ходе исполнения как федерального, так и региональных и местных бюджетов. И хотя газа и нефти в этот раз мы продали меньше обычного, за счёт высоких цен на энергоносители объём ФНБ за март вырос до 13,5 трлн рублей, появилась возможность увеличить резервный фонд правительства на 273,4 миллиарда рублей.

Сегодня, когда часть международных резервов заморожена и экономика испытывает невероятное санкционное давление, нам ничего не мешает окончательно освободиться от навязанных Западом ограничений.

Когда США и Евросоюз отказались платить нам по своим облигациям, потерялся весь смысл «валютной заначки». В нынешней ситуации оставлять рубли на счетах казначейства либо ФНБ не приходится, поскольку они при нестабильном рубле будут обесцениваться. Деньги из кубышки должны преобразовываться в бюджет развития России и идти на финансирования наиболее перспективных проектов.

При отмене бюджетного правила у правительства появилась возможность увеличить государственные инвестиции. По прогнозам экономистов, в этом году не стоит ждать шальных денег от экспорта, но примерно 6 трлн рублей государство вполне может заработать. Этого должно хватить не только на повышение социальных обязательств, но и на науку, воплощение инновационных идей и планов по импортозамещению, строительству дорог, газификации. Если Центробанк продолжит снижать ключевую ставку, то правительству потребуется меньше средств на субсидирование неподъёмных кредитов для ведущих отраслей экономики. Тогда и помощь государства будет более существенной.

На встрече с депутатами Госдумы премьер-министр Михаил Мишустин заявил, что в этом году при всех доходах профицита бюджета не будет. Надо полагать, что теперь деньги, которые поступят в бюджет от продажи полезных ископаемых, будут работать на экономику, а не лежать мёртвым грузом.

Сегодня правительство имеет право быстро, без внесения изменений в законодательство, перераспределять поступления от дополнительных доходов в ходе исполнения как федерального, так и региональных и местных бюджетов, в том числе пополнять ими резервный фонда правительства.

Минфин сообщил, что по крайней мере в этом году не будет покупать на дополнительные нефтегазовые доходы, идущие в бюджет в рублях (это налоги на добычу углеводородов и экспортные пошлины), иностранную валюту или золото. С отменой бюджетного правила дополнительные нефтегазовые доходы (а это 550-600 млрд рублей в месяц) будут поступать в фонд правительства РФ и работать на экономику.

Казалось бы, заморозка национального достояния должна послужить хорошим уроком либеральным стратегам, привыкшим выстраивать бюджетную политику с оглядкой на международные организации и во всём советоваться с МВФ. Но создаётся впечатление, что некоторые чиновники всё ещё питают надежду на восстановление прежних связей с западным миром. Минфин заявляет, что замороженные золотовалютные резервы государство попытается вернуть через суды. Делается расчёт на то, что недовольные компании, которые не могут получить заблокированные деньги из России по расчётам, окажут давление на правительства своих государств и дефолт нашей стране не объявят.

Что ж, в наше непредсказуемое время можно ждать от Запада чего угодно, хотя, конечно, никто так просто не станет нам ничего возвращать. В любом случае полагаться на порядочность ненавидящих нашу страну грабителей, мы не должны.

Законодательством предусмотрена отмена бюджетного правила на два года. Что дальше? Ответа на этот вопрос пока нет. Но какое бы решение не было принято в ближайшей перспективе, важно понять, что экономике нужны не временные антикризисные решения, а структурная реформа управления.

В результате нее финансовый сектор должен быть переориентирован на обслуживание реального сектора экономики. Фонд национального благосостояния здесь может сыграть определяющую роль.

В перспективе, как считает академик Глазьев, у России нет ограничений для роста. При правильной макроэкономической политике уже к концу этого года можно выйти на темпы роста не меньше 10%. То, что это возможно, показало правительство Примакова-Маслюкова-Геращенко, которому удалось за три месяца справиться с кризисом 1998 года и за один год выйти на траекторию 20% роста промышленного производства. И у нас такие возможности сегодня есть.