Сталин: похороненный дважды

В ноябре 1961 года открылся XXII съезд КПСС. Весь двухнедельный коммунистический форум был посвящен яростным нападкам на Сталина, которые предваряли его полную дискредитацию. В последний день съезда состоялось ожидаемое событие – в ночь на 1-е ноября тело Сталина по негласному приказу первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева было вынесено из Мавзолея. Тогда и обрел свободу его призрак. С тех пор он бродит по стране и многим, даже далеким от мистики, кажется, что он готов снова обрести плоть.

В феврале 1956 года открылся ХХ съезд КПСС – впервые за много лет без Сталина. И первый же, где на вождя обрушил вал критики его бывший соратник, новый глава государства. В своей речи Хрущев обвинил многолетнего руководителя страны в превышении власти, развязывании террора, в том, что его жертвами «оказались многие честные, преданные делу коммунизма, выдающиеся деятели партии и рядовые работники партии». Он говорил о необходимости реабилитации репрессированных, восстановлении законности и многом другом, о чем ранее предпочитали молчать.

Несмотря на то, что свой доклад Хрущев прочитал на закрытом заседании, о содержании речи быстро узнала вся ошеломленная страна – пачка листов стала ходить из рук в руки, подобно диссидентским романам и стихам. Уже в марте пятьдесят шестого – возможно, пересылка документа за границу была одобрена в Кремле – доклад был опубликован в газете The New York Times. Вскоре журнал Time вышел с портретом главы СССР на обложке. Журналист Джим Белл писал: «Во время хрущевского доклада – со слезами, перечислением интриг, заговоров и контрзаговоров, окружавших последние дни Сталина – кто-то из зала спросил: “Почему вы его не убили?” Хрущев ответил: «А что мы могли сделать? Тогда был террор».

Только Хрущев «забыл» упомянуть, что и сам, как и другие люди из ближнего круга Сталина, основательно приложил руку к массовым убийствам. Он был его ближайшим, верным соратником, выполнявшим все его поручения.

Теперь Хрущев торопливо заметал кровавые следы, приказав своим подчиненным, в частности, главе КГБ Ивану Серову, уничтожить компрометирующие его документы. Известно, что он посылал с Украины, которой много лет руководил, в Москву бумаги, требуя покарать многочисленных «отступников». И жаловался, что не всех карают. Хрущев так надоел Сталину, что на одном из посланий тот раздраженно написал: «Уймись, дурак!»

Но все ли опасные бумаги с подписью Хрущева были преданы огню? Возможно, некоторые сохранились, но лежат в наглухо запертых тайных хранилищах и вряд ли руки у исследователей до них дойдут.

Страна встретила доклад Хрущева в смущенном молчании. Немало граждан СССР и раньше догадывались о происходящем в стране. И потому их могли поразить лишь масштабы беззаконий и то, что Сталин был назван их главным виновником. Другая часть населения была уверена в непогрешимости вождя, а потому его разоблачение вызвало настоящий шок.

Тем более, что громил вождя человек, еще недавно певший ему бесконечные дифирамбы, как, впрочем, и все остальные его приближенные.

Хрущев без колебаний предал своего бывшего хозяина. Его злобу к Сталину подогревали воспоминания об унижениях, которые он испытал от него. При нем, живом, он, угодливый и подобострастный, боялся даже заглянуть в глаза властелина.Теперь невысокий, толстый человек с маленькими бегающими глазками с затаенной радостью смотрел на смеженные веки Сталина, когда приходил в Мавзолей…

На Западе речь Хрущева встретили с одобрением, но отнюдь не с доверием. Автор книги «Антисталинская подлость» Гровер Ферр писал: «Из всех утверждений “закрытого доклада”, напрямую “разоблачающих” Сталина или Берию, не оказалось ни одного правдивого. Точнее так: среди всех тех из них, что поддаются проверке, лживыми оказались все до единого. Как выясняется, в своей речи Хрущев не сказал про Сталина и Берию ничего такого, что оказалось бы правдой. Весь “закрытый доклад” соткан сплошь из подтасовок такого сорта».

Однако нельзя не признать, что Хрущев, по мнению многих в стране и, тем более, за рубежом, выполнил «священную» миссию. Он рассказал о творившихся в стране ужасах, потерях, понесенных страной. Освободил невинно упрятанных в застенках людей. Из ссылок и лагерей стали возвращаться усталые, поседевшие, больные люди. Они заново узнавали своих родных и близких, многие из которых уже не чаяли увидеть их живыми…

Хрущев выступил со своим сенсационным докладом лишь четыре года спустя после смерти Сталина. И отнюдь не потому, что боялся его, даже мертвого. В то время он, уже жестоко расправившись со своим самым опасным соперником – Лаврентием Берия, начал ожесточенную борьбу за власть с другими соратниками Сталина.

С теми, кто много лет стоял у трона генсека – Георгием Маленковым, Вячеславом Молотовым, Лазарем Кагановичем, Николаем Булганиным.

Теперь нужно было предъявить стране веские аргументы, лучшим из которых было отречение от страшного кровавого прошлого и провозглашение нового, привлекательного для масс курса. В нем соседствовали одновременно черты реальности и… сказочности. Хрущев оживил идею придуманного Лениным коммунизма и велел всей стране собирать вещи для предстоящего восхитительного путешествия в светлое будущее. Но это произошло позже.

В феврале пятьдесят шестого Хрущев нанес своим противникам удар огромной силы, а спустя год завершил дело разгромом «антипартийной группы». Его участники были унижены и низвергнуты с вершин власти. На обломках культа Сталина Хрущев создал новый культ – самого себя.

Но, если поклонение Сталину было вполне искренним, основанном на уважении его заслуг – настоящих и мнимых, то хрущевское возвеличивание было искусственным, уродливым, насаждаемым подобострастной верхушкой. Граждане СССР в большинстве своем относились к главе государства неприязненно, а то и с насмешкой, издевались над его невзрачным внешним видом, космическими идеями и взрывами ненависти.

Несмотря на все усилия Хрущева, культ Сталина не был разрушен окончательно. Со временем он чудесным образом стал возрождаться – во многом благодаря возникающим легендам и мифам, но и отчасти благодаря реальным делам Сталина.

Компания по дискредитации вождя, начатая на ХХ съезде, шла, постепенно набирая ход. Имя Сталина стало реже упоминаться в газетах, поредело количество его бюстов и портретов. В Музее революции исчезли витрины, заполненные подарками к юбилею генералиссимуса, а в Третьяковской галерее из множества его изображений остались лишь два.

Тем не менее улицы, школы, заводы, города и веси в СССР и за рубежом продолжали носить имя Сталина. И его тело в Мавзолее по-прежнему соседствовало с останками Ленина, что означало их равные заслуги в коммунистической истории. Так продолжалось до ХХII съезда партии, состоявшегося в октябре 1961 года.

Он проходил в новом, только что построенном Кремлевском Дворце съездов. Ранее в Москве не было таких впечатляющих сооружений из стекла и бетона. Однако в окружении старинных башен и могучих стен архитектурной реликвии Белокаменной он казался многим инородным телом.

Тот партийный форум был звездным часом Хрущева, вершиной его могущества. На нем Первый секретарь торжествующе, на весь мир объявил о приближении светлой эры – коммунизма. И окончательно расправился со своим мертвым соперником – Сталиным. Да и остальные противники Хрущева – еще живые – были наголову разбиты.

Форум открылся большой и, как всегда, тяжелой многословной речью Хрущева. Почти пять тысяч делегатов из СССР и из-за рубежа старательно изображали внимание.

Оратор говорил об успехах Советского Союза на земле и в космосе. Про то, как страна борется за мир и отвечает на угрозы империалистов: «Они затевали против нас немало провокаций и диверсий. Партия, весь советский народ разоблачали козни врагов и с честью выходили из всех испытаний. Сегодня Советский Союз сильнее и крепче, чем когда бы то ни было!» Далее следовала ремарка: «Продолжительные аплодисменты». Она часто встречалась во время выступления Хрущева и его сподвижников в тогдашних СМИ. Впрочем, появлялись и другие: «Бурные, продолжительные аплодисменты, переходящие в овации», «Оживление в зале».

Хрущев говорил о крахе колониальной системы, о том, что США теряют мировое господство. Он предсказывал, что «народы капиталистических стран сделают свой, более правильный вывод и похоронят не слово “капитализм”, а сам насквозь прогнивший капиталистический строй со всеми его пороками».

В своей речи Хрущев упомянул о «преодолении последствий культа личности Сталина». Повторил, что виновниками репрессий были Молотов, Каганович, Маленков. Многих уже не удивляло то, что Хрущев резко дистанцировался от своих партийных товарищей. Но это по-прежнему выглядело диссонансом. Все они были верны Сталину, пировали с ним, а потом понурые и плачущие, шли за его гробом. Смерть вождя разделила их и превратила в злейших врагов.

Как только умолк Хрущев, его тут же начали славословить – едва ли не пуще, чем в свое время Сталина. Вот типичный образец елейного восхваления: «Вы, Никита Сергеевич, являетесь великим сыном нашего народа и отдаете для него все свои силы, все свои знания и опыт. Мы от всей души желаем вам доброго здоровья и долгих, долгих лет жизни. Вы всегда верите в народ, советуетесь с ним, и он – советский народ – отвечает вам безграничным доверием и любовью». Далее, разумеется, последовали бурные аплодисменты.

На съезде была принята Третья программа КПСС. Последняя фраза этого эпохального документа звучала так: «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» Согласно прожектам кремлевских мечтателей, до наступления светлого будущего оставалось всего ничего – два десятилетия.

Советский народ воспринял программу в основном скептически, и, по старой традиции, «анекдотически». Вот пример народного фольклора: «После того, как лектор в колхозном клубе разъяснил Программу КПСС, последовал вопрос из зала: «Если коммунизм победит во всем мире, где же мы тогда зерно покупать будем?»

…XXII партийный съезд катился к концу, и уже казалось, что он не принесет никаких сенсаций.

Однако в последний день форума на трибуну поднялся первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Иван Спиридонов. Он и озвучил самое сокровенное желание Хрущева. Вернувшись к теме репрессий, Спиридонов не ограничился констатацией фактов, а призвал наказать его главного виновника – Сталина, пусть и посмертно.

Цитирую по стенограмме съезда: «Жизнь и имя великого Ленина могут с полным основанием быть названы Справедливостью с большой буквы. (Бурные, продолжительные аплодисменты). Нельзя мириться

с тем, чтобы рядом с Владимиром Ильичей Лениным, на поклон к

которому идут и идут трудящиеся не только нашей страны, но и все

честные люди всего земного шара, чтобы рядом с ним находился человек, запятнавший свое имя большой несправедливостью. (Возгласы из зала: «Правильно!». Аплодисменты)».

Партер бушевал, не отрывая взгляда от президиума. Хрущев сидел спокойный, умиротворенный. Спиридонов уверенно продолжал: «…От имени ленинградской партийной организации и трудящихся Ленинграда я вношу на рассмотрение XXII съезда предложение – переместить прах Сталина из Мавзолея Владимира Ильича Ленина в другое место и сделать это

в кратчайший срок. (Возгласы из зала: “Правильно!”».

Затем Сталина продолжили клеймить другие делегаты. Дора Лазуркина рассказала, как работала под руководством Ильича, училась у него, выполняла его поручения: «При Ленине в партии господствовала атмосфера дружбы, товарищества, веры друг в друга, поддержки, помощи друг другу».

Но при Сталине все изменилось: «Господствовал не свойственный нам, ленинцам, страх. Клеветали друг на друга, не верили, клеветали даже на себя. Создавали списки для ареста безвинных людей. Нас били, чтобы мы клеветали,.. И я считаю, что нашему прекрасному Владимиру Ильичу, самому человечному человеку, нельзя быть рядом с тем, кто хотя

и имел заслуги в прошлом, до 1934 года, но рядом с Лениным быть не может».

В то время у Кремлевской стены уже слышно было звяканье лопат – солдаты начали копать могилу.

Сталина хоронили дважды. Первый раз – в марте 1953-го, под пронзительные гудки заводов, всенародный плач и раскаты надгробного салюта. Его тело торжественно поместили в мавзолей рядом с ленинским, и каждый день к саркофагу на Красной площади выстраивались громадные очереди. Вошедшие в мрачную полутьму люди с потаенным ужасом взирали на бледные лики усопших вождей.

Поздней осенью 1961 года пришла пора похоронить Сталина снова. Уже тихо, без салюта, надгробных речей. Тело генералиссимуса ночью, украдкой вынесли из мавзолея, уложили в простой гроб, обтянутый черно-красным крепом и опустили в могилу у Кремлевской стены…

Обойдусь без кощунственных подробностей – как трясли, раздевая труп, снимали погоны, срезали звезду Героя. И те, кто это делал, по воспоминаниям, трепетали от страха, избегали смотреть в окостеневшее, белое лицо. Их охватил мистический ужас – вдруг Сталин откроет глаза, обожжет взглядом…

Можно по всякому относиться к живому Сталину, его поступкам и деяниям, но не признать, что над ним, мертвым, было совершено вопиющее кощунство, невозможно.

В октябре 1962 года в «Правде» было опубликовано стихотворение Евгения Евтушенко «Наследники Сталина». Там были такие строки:

Нет, Сталин не умер.
Считает он смерть
поправимостью,
Мы вынесли
из Мавзолея
его,
но как из наследников Сталина
Сталина вынести?

Напечатанное в «Правде» огромным тиражом произведение прочитали десятки миллионов людей. Тогда стихи выглядели актуальными, спустя годы стали прозорливыми:

…Он что-то задумал.
Он лишь отдохнуть прикорнул.