От зверя к человеку и обратно

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/1675261/1675261_300.jpgУ человека есть мечта – и есть техническое средство для её осуществления.

Например: есть мечта спрыгнуть с большой высоты, и для этой цели изобретён парашют.

Без парашюта человек просто мечтал, воображал, фантазировал – как было бы славно прыгнуть, полететь и не убиться.

Но вот, наслушавшись его разговоров, ему принесли парашют. Говорят: хочешь – прыгай. У тебя была мечта – вот тебе техническое средство её реализации.

И тут развилка: то ли человек радостно побежит воплощать мечту, то ли в последний момент, на большой высоте (что весьма вероятно) – испугается, сдаст назад, отречётся от того, о чём много лет так страстно говорил…

Если кто ещё не понял прозрачной аллегории – я говорю про модерн и социализм. Социализм – это сам прыжок, а модерн – парашют для прыжка. Веков десять ты об этом болтал, уповал, чаял, мечтал – на тебе парашют. Бери и прыгай…

Социальная доктрина христианской церкви от первых её, апостольских, общин имеет очень и очень чёткие очертания. Хочется этого кому-то или не хочется, она задаёт формат и стандарт мечты о совершенно определённой и ни разу не размытой, ни разу не двусмысленной нормы жизни.

Если выражать его одним словом, то это православное слово «ДОБРОТОЛЮБИЕ». Человек возлюбил делать добро ближнему. Если ближний ранен или болен – человек его лечит, и отсюда вырастает современная медицина[1].

Тёмного надо просветить (слова «просвещение» и «просвящение» образовательный термин и церковый, разошлись лишь недавно). А бедному надо дать то, чего ему не хватает. И хорошо если оно у тебя есть. А если нет?

Отсюда вырастают агрономия, технология и вообще наука – нелепая и вредная в кастовых обществах.

Главная их цель – ДЕМОКРАТИЗИРОВАТЬ ПОТРЕБЛЕНИЕ, сделать так, чтобы не только избранным, но и всем, даже париям общества – всего необходимого для счастья хватало.

Потому что избранным и сильным хватит и без всякой науки, и без агрономии, и без технологии! Им всегда хватало – они себе забирали, сколько им нужно. А вот париям, изгоям, лишенцам – откуда взять? Поделиться своим? А если ты нищий, и тебе делиться нечем? Тогда, стало быть, придумать такую машину, чтобы обеспечила ШИРОКОЕ ПОТРЕБЛЕНИЕ (Ширпотреб)…

Христианская цивилизация много веков шла к тому, что иным, известным нам цивилизациям, просто не нужно: добротолюбие породило модерн, как техническую возможность дать «всем всё». Модерн породил социализм, как юридическое закрепление возможности дать всем всё необходимое.

Так возникает «трёхчленка» христианской цивилизации: цель-средство-обязательство.

1. Добротолюбие: мечта обеспечить нуждающихся всем необходимым.

2. Модерн: техническая возможность обеспечить нуждающихся всем необходимым

3. Социализм: обязанность власти использовать имеющуюся возможность обеспечить нуждающихся всем необходимым.

Социализм – это учение о принудительном, законодательном добротолюбии. Суть его в том, что есть возможность дара – должен быть и дар. А технические средства выработаны модерном, его наукой и техникой. Он только для того и нужен был, султану в гареме он ни к чему, что и доказала история.

Те, у кого есть рабы с опахалами – не нуждаются в электрических вентиляторах. Роботы нужны только тем, у кого нет рабов. А у кого есть рабы – зачем им ломкие и ограниченные по функционалу роботы?

Социализм не уникален. Любая норма рождается как мечта, живёт как возможность и по итогам торжества оформляется как принудительность. Любой закон – это окостеневшее в обязанность пожелание, консенсус морали всех членов общества.

То, что подавляющее число членов общества считает нравственным – становится законом, обязательным для всех.

+++

Эта зависимость мечты, средства и воплощения обусловила многим ненавистную, но железную связь христианского добротолюбия, научно-технического прогресса и социализма. Какое бы из трёх звеньев не нравилось – при отрицании одного потеряешь и два остальных.

Выбросишь социализм – выбросишь и добротолюбие, и НТП. Выбросишь христианство – социализм обернётся Чубайсами, а НТП – Бухенвальдами.

Цивилизацию нельзя взять куском (что доказала и императрица Ци Си, и СССР). Она органически целостна. Её или берёшь всю – или целиком отбрасываешь. Нельзя, как Лев Толстой, выбрать из Евангелия приятные цитаты, и карандашом цензора вымарать неугодные: взяв кусок от организма, ты взял убоину, мертвечину.

Социализм, как юридическое закрепление технических достижений, неизбежно вытекает из прогресса, точно так же как прогресс – вытекает из его целеполагания, добротолюбия. Нафиг вам машина, продукция которой вам неинтересна? Зачем кофеварка тому, кто не пьёт кофе?

Он такую машину и даром не возьмёт – а ведь чтобы создать кофеварку, потребовались века исканий, жертв и затрат!

Всякий, кто сделал свой вклад в цивилизацию – пожертвовал личной сиюминутной выгодой ради вечных ценностей. Вы обнаружите это в биографии всех великих людей, которые шли личной выгоде вопреки, и никогда иначе.

+++

Когда модерн подвёл человечество к исполнению его многовековой мечты, изначально поставленной ориентиром в христианской цивилизации – человечество испугалось.

Во-первых, оно слишком долго шло к мечте, и привыкло идти, а не жить в достигнутом. Во-вторых, реализация тысячелетней мечты – сулила очень большие перемены, слишком уж радикальный прыжок из количественного в качественное.


Одно дело – потихоньку накапливать справедливость в недрах зоологических (у нас их называют «капиталистическими») отношений, отменяя зоологию в час по чайной ложке. Другое дело – запретить Зверя законом, сделать благотворительность из личного выбора – обязанностью и принудительной процедурой.


Во-вторых, радикальное слияние религиозной и научной истины (из средневековой «теории двух истин» обратно к Единой) – отсекало всех лицемеров и шарлатанов, кормившихся в зазоре между идеальным и реальным состоянием общества. Если ранее добротолюбие было лишь болтовнёй, то теперь в него предлагалось вьючно впрячься на самом деле.


А всё звериное в человеке восстаёт против приоритета абстрактного общего над конкретным частным. Это отразил ещё средневековый номинализм, попытавшись ударить по средневековому реализму.

Количество тех, кто согласен реально впрягаться в добротолюбие – существенно меньше тех, кто согласен о нём просто болтать, не особенно впуская его в собственную жизнь.

Одно дело – абстрактный идеал где-то далеко, в загробной, может быть, жизни. И совсем другое – когда он обволакивает тебя и весь твой быт…

+++

Зверь в человеке мобилизовался и дал бой чрезвычайно быстрым переменам в стиле модерна и добротолюбия.

Он противопоставил идеалам цивилизации звериное естество.

Но нельзя враждовать с социализмом, не враждуя с прогрессом и христианством (это признали уже все наши либералы-западники, для которых Православие – враг не меньше, чем коммунизм).

Отвергая и социализм, и прогресс и христианство – нельзя не отвергнуть того, что слагается из них: ЦИВИЛИЗАЦИЮ, как таковую. Она ведь составлена из духовных ценностей, материальных ценностей и юридических оснований.

Соответственно – добротолюбия, прогресса и социализма. Если человеку ненавистны и духовные ценности, и материальные достижения науки с техникой, и юридическое оформление того и другого – что ему останется от ЦИВИЛИЗАЦИИ? Только пустое имя, которое иногда используют, проституируя термин…

Совершенно очевидно, что цивилизация – рукотворное явление. Как рукотворное – оно противостоит самообразовавшемуся естеству. То, что случается само собой – как наводнения, землетрясения или извержение вулканов, не имеет никакого отношения к человеческой цивилизации. Цивилизация – только то, что люди сами регулируют. Не более, но и не менее того.

Из определения понятно, каким боком (и насколько острым) встал против цивилизации саморегулируемый рынок. Он такой же «продукт цивилизации», как и морские штормы с приливами!

Чтобы попасть в раздел «цивилизованное» – нужно быть искусственно (и, желательно, искусно) регулируемым человеческим умом и правилами. А всё, что не регулируется – является по определению антицивилизационным…

+++

Переход от социализма к бесцветной и неопределённой демократии, в которой, как в ноевом ковчеге – каждой твари по паре, был переходом от принудительной порядочности к добровольности произвола.

Если смысл рационального строя – «делай то, что нужно», то смысл демократии – «делай то, что хочется». Это значительная, но ещё не роковая уступка звериной составляющей человека.

Скажем, не хочу я ходить на работу (учёбу) – а закон о тунеядстве ради моих хотелок отменили. Какое-то время я пробалдею, а потом, оголодав – как блудный сын, вернусь к работе, на которую не хотел ходить. Получится некий нервный срыв – который завершается вместе с истерикой инфантильности.

Например, «рыночные реформы» с точки зрения демократии должны были закончиться в 1993 году (когда Ельцина верховная власть законно отстранила) или в 1996 году (когда Ельцин проиграл выборы коммунистам, что признают уже и его сторонники). Народ сорвался, устамши, повизжал, покривлялся – а потом вернулся на работу, которую, хочешь-не хочешь, а надо делать…

Так было бы при демократии. Но демократию расстреляли пушками, раздавили танками, растёрли в порошок фальсификациями. Придя к власти на волне истерического инфантилизма просто уставших быть ответственными взрослых детей – Ельцин не ушёл вместе с протрезвлением людей. Вход рубль, а выход два! Прорвался-то он на истерике и клоунаде, а уходить не стал даже под дулами автоматов…

Демократия, как абсолютная неопределённость, как не сделанный выбор (всё – неокончательно решено) существует лишь между силовых полюсов, а не сама по себе. Один полюс – социализм, другой фашизм.

А полюса демократии нет! Его не существует, да он и невозможен чисто технически: никакое общество не сможет болтаться «ни туда, ни сюда» длительное время…

Победа каких-либо устойчивых ценностей, приоритетов – оказывается всякий раз концом демократии. Ибо в ней любые ценности побеждают «понарошку» и по определению – лишь временно.

В современном мире уже невозможно скрывать перерождение демократий, особенно возникших на волне антисоветизма – в диктатуры фашистского типа.

+++

Скажут: вы не любите фашизм, вот и отрицаете возможность совместить его с цивилизацией! А вдруг он не отрицание цивилизации, а лишь иная, альтернативная её форма? Вы свою личную неприязнь, скажут нам, превращаете в приговор ОТЦ[2]. А кто дал вам право говорить от лица всей цивилизации?

Нам такого права никто не давал. И говорим не мы. Мы лишь логически сопоставляем факты, не вынося никакой отсебятины.

В основе цивилизации, очевидным образом, лежит учение о приобретённом достоинстве. Поскольку всё в цивилизации рукотворно (а что нерукотворно, то естество, не цивилизация) – неизбежен культ творца, созидателя, преобразователя. Естеству созидатель не нужен, оно само по себе возникает. Рукотворным явлениям – нужны творцы-личности.

Суть учения о приобретённом достоинстве в том, что никакого врождённого достоинства человек не имеет, всякое достоинство обретает делами и усилиями. Он не становится героем, пока не совершил подвига, не становится преступником, пока не совершил преступления и т.п.

Личными действиями человек обретает достоинство – ими же может и потерять его. То есть, кратко говоря, «чтобы быть – надо соответствовать».

Нам кажется совершенно очевидным, что Марка Твена или Стивена Кинга уважают за написанные ими книги, а не за то, что они соизволили родиться в США.

Между тем, современная пропаганда навязывает нам культ США, как врождённого достоинства: любой гражданин США, будь он хоть содомит, хоть наркоман, хоть вудуист из трущоб – именно по факту гражданства должен восприниматься носителем цивилизации…

Речь идёт об идеологии врождённого достоинства, которая избавляет человека от трудов и тревог, от образования и воспитания. В ней – достаточно лишь родиться в «правильном месте». Прибавить к происхождению ничего нельзя, но и убавить – тоже затруднительно.

Как согласовать эту идею с рукотворностью цивилизации? Никак.

Это учение, составляющее основу фашистских идей, восходит, опять же, к животному миру, в котором волк рождается волком, а лиса лисой.

Учение фундаментально враждебно базовым принципам человеческой цивилизации, в которой «чтобы достичь – нужно тянуться». Оно не предполагает какого-то пути у человека, кроме самими родами предопределённого.

На учении о врождённом достоинстве, ложно трактующем генетические закономерности[3] – строились кастовый строй древних обществ, рабовладение и феодализм.

Буржуазные революции с их пафосом деятельных личностей существенно подорвали учение о врождённом достоинстве – часто оборачивающееся очевидностью врождённого дегенератизма разлагающейся аристократии.

Вообще прогресс, как динамичный процесс восхождения, нетерпим к любой фатальности, любому «врождённой неизбежности». Они попросту несовместимы – прогресс и касты.

Стремясь к кастовому строю прирождённых рабов и прирождённых господ, фашизация неизбежно вступает в конфликт с любым прогрессом и базовыми устоями цивилизации (окультуренной человеческим искусством реальности, противоположной грубому природному естеству).

В основе, например, нацистской доктрины Германии признают учение о фатальном, родовом расовом неравенстве, о качественном, непреодолимом различии между предстателями человеческого рода: есть полноценные люди, а есть недочеловеки – «Untermensch».

Это учение родилось из крайнего антисоветизма.

Процитирую «Википедию»: «Термин «Untermensch» был заимствован нацистами из книг американского расового теоретика Лотропа Стоддарда, который в своей книге «The Revolt Against Civilization: The Menace of the Under-Man» («Бунт против цивилизации: угроза подчеловека», 1922) утверждал, что после прихода к власти большевиков Россией стал управлять один из самых дегенеративных народов на Земле.

Он считал, что комбинация из:

- предполагавшейся врождённой расовой неполноценности русских славян,

- «идиотизма» политической доктрины, взывавшей к низшим человеческим инстинктам (таким, к примеру, как зависть к более одарённым и более богатым),

- того, что ряды коммунистической партии состояли, по его мнению, из «врождённых преступников» в самом обычном смысле этого слова…

Требовали, в его версии, абсолютно нового понятия для описания этого феномена: «the Under-man» (досл. «подчеловек»).

Вряд ли сам одержимый звериным экстазом зоопат Стоддард понимал, что отрицает одним махом всякую динамику – и этническую, и социальную, и юридическую.

Стоддард рассматривал биосферу не с точки зрения биолога, а с точки зрения волка: волк защищается от рогов и копыт жертвы, от пули охотника и от понимания собственной хищности.

Богатый англосакс отрицает человеческое достоинство и в тех, кто не англичанин, и в тех, кто беден, и в тех, кто пытается что-то изменить в удобном для богатого англосакса кастовом колониализме.

Октябрьскую революцию Стоддард описывает, как «боевой клич»(?) неотвратимой битвы между цивилизованными нациями и «массами с Востока». Стоддард одним из первых пытается осуществить приватизацию понятия «цивилизованность», то есть любимое занятие современных Трампов и Порошенок.

У понятия изымаются объективные черты и свойства, оно, на правах собственности, приписывается «любимому» народу, который никаким поведением (что бы ни делал) – не может стать менее цивилизованным (отчего вытекает, что и более цивилизованным тоже – зоопаты не понимают развития и им некуда развиваться).

Цивилизованность, как явление, можно считать по количеству тракторов или холодильников, телевизоров или квадратных метров жилья, космическим полётам или числу атомных электростанций, глубине переработки природного сырья или тиражам книжных изданий. Но нелепо и дико высчитывать цивилизацию по количеству англосаксов или немцев, а так же лизоблюдов этих «сверхлюдей» в социальной среде!

Повторю: достоинство Стивена Кинга вытекает из его книг, а не из его происхождения (кстати, у него довольно скромного).

То, что он родился в США – честь для США, но не для него. Пытаться вывести из конкретных достижений конкретного времени – необратимость, непреодолимость, несокрушимость, фатальное превосходство – то, на чём сгорела КПСС, решившая, будто законы истории работают только на неё.

А нацизм весь построен на фатальном превосходстве, которое человек выводит для себя и приятных себе особей на более чем сомнительных основаниях. Являясь не только закономерным итогом, но и могильщиком буржуазного либерализма.

Ведь, как писал Стоддард, «если белой расе предстояло одержать победу в этой войне с «подчеловеком», то»… — так аргументировалось в книге — «…ей следовало отказаться от непродуманных либеральных идей и поскорее перейти к решительным политическим мерам, таким, например, как внедрение долгосрочных евгенических программ».

Проще говоря, влезть со шприцем в божий замысел и понаделать уродов-мутантов (никого иного евгеника за полтора века своего существования так и не создала). Само слово «Untermensch» вошло в нацистский лексикон из названия немецкого перевода книги Стоддарда «Der Kulturumsturz: Die Drohung des Untermenschen» (1925).

Ведущий нацистский идеолог, зафиксировавший концепцию славянского «подчеловека» за авторством Стоддарда, — Альфред Розенберг, в своей книге «Миф 20-го века» (1930) пишет, что русский большевик — это тот вид человека, «которого Лотроп Стоддард обозначил как „недочеловека“». Подобное деление людей отражало социал-дарвинистскую, расистскую и человеконенавистническую сущность национал-социализма. Термин «сверхчеловеки» был заимствован из ницшеанства.

В брошюре 1942 года «Der Untermensch»/«Недочеловек», изданной массовым тиражом по распоряжению Гиммлера, содержится следующее определение недочеловека: «Недочеловек — это биологическое существо, созданное природой, имеющее руки, ноги, подобие мозга, с глазами и ртом.

Тем не менее, это ужасное существо является человеком лишь частично. Оно носит черты лица подобные человеческим — однако духовно и психологически недочеловек стоит ниже, чем любое животное. Внутри этого существа — хаос диких, необузданных страстей: безымянная потребность разрушать, самые примитивные желания и неприкрытая подлость».

Все эти бредни стремительно возрождаются и наполняются новым содержанием в наше время. Мы живем в мире победившего антисоветизма, и в государстве победившего антисоветизма. Победа над советским началом была достигнута с опорой на идеологию «свобода лучше принудительности».

Любое сложное дело не терпит дилетантизма и любительства, требует профессионального, системного подхода, следовательно, и принудительного привода. Большевики сперва сделали «милицию» – народное ополчение добровольцев, на которое хотели возложить борьбу с преступностью.

Но очень быстро выяснилось, что народное ополчение добровольцев не может бороться с преступностью. Потребовались те, кто получают зарплату и ходят на работу в обязательном порядке, а не как в любительский кружок, когда захочется…

Принудительность к необходимым делам (учёбе, работе, распорядку и форме) – лежит в основе цивилизационной сложности. По ней и ударили «свободой» – мечтой животного, чтобы его никто, ни к чему, и никогда не принуждал…

Однако идея балдежа вместо созидания прожила недолго, да и не могла долго прожить. Балдёж и тунеядство, при всей их привлекательности – долго не тянут нигде: разрушают общество, сами гибнут под его обломками. И тогда идею свободы, выборов, демократии, избирательной клоунады – стали вытеснять отчётливо-фашистские идеи.

Недавно Чубайс на своей страничке в Фейсбуке написал:

«Я считаю, что в новейшей российской истории в России сложились, оформились три системы ценностей, три идеологии.

Первая — это левая идеология, смысл которой просто описывается формулой: хорошо то, что хорошо для бедных.

Вторая — это идеология национализма, смысл которой описывается формулой: хорошо то, что хорошо для русских.

А третья — это идеология либерализма. Смысл ее тоже просто описывается формулой: хорошо то, что хорошо для человека».

Кажется, что еще никто до сих пор так изящно и просто не объяснял, что бедные и русские – не люди.

Идея о «недочеловеках», которые путаются под ногами у сверхрасы, мешают ей жить и совершать безнаказанные преступления, когда ей вздумается, а иногда – о, ужас! – даже эффективно мешают, перетекла от Лотропа Стоддарда к рыжей бестии российской приватизационной оргии.

Суть её очень проста:

- есть те, кому можно всё, и с кого не спрашивают ничего.

- а есть те, кому ничего нельзя, но с кого спрашивают всё.

Первые – сверхчеловеки, «креативный класс», дельфины или ещё как-нибудь. Вторые – недочеловеки, завистливое быдло, анчоусы и т.п.

Я хочу подчеркнуть, что это не сползание к фашизму: это уже и есть фашизм в чистом, первозданном его виде!