Запрос на подлинность

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/1448520/1448520_300.jpgВесь ХХ век прошёл под знаменем логомахии – войны языков.

Социализм озвучивал извечные ценности христианской цивилизации на новом языке индустриального модерна.

Враги социализма использовали старый язык средневековой церковности. Белые в России, имея целью вернуть свою власть упырей над теми, из кого сосали кровь – выставляли себя защитниками традиционной православной религии.

Служака торгашей Ф.Франко опирался на формальную верность католичеству, как после и Пиночет. Враги цивилизации отработали логомахию (когда воюют слова, определения, а не смысл, не принципы) – по полной. Но возможности логомахии исчерпаны.

Старая церковность отброшена рыночными либералами, как ветхая оболочка, из под франкизма и ханжества всех пиночетов выглянул мохнатый лик самого звериного, доисторического дарвинизма…

Огромная историческая вина лежит на коммунистах – за то, что они так и не сумели перевести свои мечты и чаяния на традиционный, старый, религиозный язык нашей цивилизации. Этим своим неумением и нежеланием они дали шанс врагам человечества, врагам народов – проституировать доиндустриальный религиозный язык и выставить себя «защитниками веры», «иисусовой конницей».

Но враги цивилизации исчерпали возможности СТАРОГО ЯЗЫКА в логомахии.

Реализм[1] (в отличие от номинализма[2]) утверждает, что смыслы важнее терминов, а общее – важнее конкретного.

Мир устал от лицемеров, поставивших его на грань уничтожения, в мире крепнет и множится запрос на подлинность – реакция на западное «общество спектакля», превратившего всю жизнь в показуху и очковтирательство, в фальшивую постановку.

Реализм ещё в средневековье поставил проблему отличия подлинного от формального. Мы христиане по духу, или только по имени? Мы действительно верим – или только имитируем веру? Мы реально служим – или изображаем служение? Мы – искренние люди, делающие то, что говорим, или же мы лицемеры, делающие противоположное собственным проповедям?

В своё время именно лицемерие казённых церквей (несоответствие теории практике) создало антицерковный социализм, у которого не хватило ума для понимания своей преемственности, для понимания происхождения ценностей в своей голове.

+++

Чего не хватило коммунистам? Той самой диалектики, которую они номинальновоспевали и обожествляли! Если бы они действительно были бы диалектиками, то сказали бы примерно так:

-Какого Бога нет? Того Бога, которого проповедуют помещики и капиталисты – нет. Он – обман и проповедуется ради обмана. В то же время мы не может отрицать Бога, породившего высшие достижения человеческой культуры, не можем сводить все подвиги человеческого духа к глупости и безумию. Для нас существует Бог, как таинство высшего…

Это и есть диалектика, которой не бывает без закона отрицания отрицания. Диалектически, отрицая Бога (помещиков и капиталистов) мы отрицаем и собственное отрицание, возвращая мысль к подлинному (таинственному и неведомому) высшему началу Бога. Но коммунисты с законом отрицания отрицания не справились.

Они поступили как самые замшелые метафизики, расщепив вечное движение и вечную неоднозначность на два неподвижных и однозначных (в сущности, мёртвых) утверждения: «Бога нет» или «Бог есть». То есть они не стали отрицать на новом витке собственное предыдущее отрицание – что и предопределило крах советского проекта: что мертво, у того нет будущего.

Между тем, именно в каноническом Православии заложена подлинная диалектика идеи Бога. Суть её в том, что Бог есть, но непознаваем. Действительно (тут коммунисты правы) – того «бога» (или богов), которых пытается отразить наше ограниченное сознание – нет. Бог всегда остаётся тайной за пределами познания, понятного человеку Бога не существует[3].

Но ведь это никогда и не отрицалось каноническим Православием! В каждой православной церкви 9 песнь каноническая песнь ирмоса подчёркивает: «Бога человеком невозможно видети, на Негоже не смеют чини Ангельстии взирати».

+++

Неумение быть диалектиками не позволило коммунистам разделить материализм на достаточно очевидные направления, в корне противоречащие друг другу. Это вещизм и объективизм. Не отделив вещизм от объективизма о материализме бессмысленно говорить.

Вещизм предполагает, что существуют только вещи, и, следовательно, единственная истина жизни – в обладании вещами, в обогащении, в алчном собственничестве. Отсюда вытекает и неразборчивость в средствах, приводящая вещиста к социал-дарвинизму: раз есть только вещи, то неважно, каким путём я ими завладел, главное – что завладел.

Объективизм, напротив, предполагает, что в мире существует объективная истина (коммунисты назвали её «материей»), которая независима от нашего индивидуализма, от субъективного взгляда на вещи. Мы можем её признавать – или отрицать, она от этого никуда не исчезнет, как, впрочем, и не появится из ниоткуда.

Из объективизма следуют совсем иные выводы: истина не связана с нашими похотями и вожделениями, мир существует объективно, он вечен (не с нами появился, и не с нами исчезнет), един.

Конечно, материализм-вещизм и материализм-объективизм совершенно разные учения. Их смешение и неразличение – величайшая мировоззренческая ошибка исторического коммунизма, во многом (если не во всём) предопределившая его исторический крах.

Одно дело, если мы признаём вещь и только вещь, а единственным благом считаем обладание вещью. Совсем другое, если мы признаём объективную истину, независимую от нашего мнения, единство мироздания и его вечность, противостоящую нашей личной сиюминутности…

Материализм как вещизм – это зоологическое зверство и фашизм худших толков. Материализм как объективизм – совершенно иное, он означает сознание, взыскующее объективной истины, трепетное к доказательствам, нетерпимое к голословию.

Если слить два направления (вещизм и объективизм) в одно – то получится чудовищный в своих противоречиях бред. Именно такой результат и получила раздираемая изнутри советская идеология, определявшая советское школьное образование.

Если вы хотите быть диалектиком, то нужно понимать, что диалектик никогда и ничего не утверждает окончательно и однозначно: отрицание отрицается. В этом смысле каноническое Православие (с его совершенно-атеистической книгой Экклезиаста в Библии) гораздо более диалектично, чем советский марксизм-ленинизм.

Примитивнейшее утверждение воинствующих безбожников (как, впрочем, и фанатиков-сектантов, думающих, что они Бога за бороду поймали) – отрицает всякую диалектику на корню. Это законченное в своей метафизичности утверждение, которое безнадёжно исчерпывается вместе с кругом знаний своей эпохи. Исчерпавшись – превращается в мертвечину, как советская идеология в 1985 году…

+++

Истина же в том, что в каждой из наук религия присутствует, как мотивационная часть к изучению данной науки. Таким образом, религия (и её догмы) оказывается началом любой науки, подобно тому, как аксиомы отказываются началом всех теорем.

Зачем человеку глубоко погружаться в изучение того или иного общего и в то же времяузкого вопроса? Зачем ему тратить на теоретические знания своё время, силы, свою физическую и психическую энергию? Современные преподаватели в ужасе от студентов-атеистов, и неспроста: ведь этих студентов не интересует ничего, кроме того, что может быть немедленно и с выгодой монетизировано!

Психология «вечно живущих» в корне отлична от психологии «кратко живущих». Последние не могут позволить себе роскоши тратить считанные годы жизни на «кашу с гвоздями» в виде, например, теоретической физики или фундаментальной медицины.

Им нужно зарабатывать как можно больше, и как можно скорее. Ведь их Вселенная возникла вместе с ними, и исчезнет вместе с ними. Никаких объективных сторон у их вселенной нет – только те, которые связаны с личной выгодой «кратко живущего» локалиста…

Так и получается, что наука, отрицая религию (как пространство общих смыслов и вечных ценностей) – в итоге отрицает саму себя. Она оказывается немотивированной к изучению. Нельзя увидеть смысла в отдельно взятой науке, если не видишь смысла жизни в целом. Ведь научная классификация взята из монашеских трудов, и построена на средневековой иерархии главенств.

Поскольку нельзя познать всё, наука отделяет главное от второстепенного, а такая иерархия смыслов неизбежно упирается в Абсолют, наиболее главное из всего, в идею Бога.

Уберите это – и отделение главного от второстепенного в мире, где «всё относительно», а Абсолюта нет (вопреки закону формирования онтологических пар[4]) станет невозможным. Если всё случайно, то и главное определяется произволом, и второстепенное отодвигается таким же субъективным произволом.

+++

Логомахия социализма и религии, война слов и языков, терминов и обозначений – скрыла в ХХ веке ЕДИНСТВО ОБЩЕГО СМЫСЛА ЖИЗНИ, заложенного как в социализме, так и в религиозности.

Трагедия разделения, возникшая между социализмом и религией из-за недопонимания, «трудностей перевода» языков разных эпох – дала шанс Зверю.

Зверь, преследуя свои зоологические, шкурные интересы, начал использовать традиционный язык против языка модерна и наоборот. Люди, ставящие общественное благо выше личного комфорта (как и положено любому цивилизованному человеку) оказались разделены именно логомахией!

Приведу хрестоматийный, всем надоевший пример: когда кошка поджимает хвост от удовольствия, то собаке это кажется жестом страха и агрессии. Наоборот, виляние хвостом, у собаки жест дружелюбия, у кошачьих – жест ярости и злобы. В итоге кошка с собакой не ладят: собака шлёт сигнал дружелюбия, кошка понимает это как объявление войны, и наоборот…

У религии с социализмом получилось классическая ситуация кошки с собакой. Сигналы, посылаемые друг другу, воспринимались искажённо, на радость врагу рода человеческого… В итоге стали возможны Франко или Пиночет, которых не могло бы быть, если бы старый и новый языки цивилизации верно понимали бы друг друга.

+++

Современное антицивилизационное зверство освободилось от всех религиозных облачений. Оно предстаёт в виде либерального глобализма в качестве откровенной и неприкрытой религии Зверя, что даёт шанс верующим и социалистам, наконец, понять друг друга и прекратить нелепую вражду.

Либеральный глобализм проповедует ликвидацию мира и человечества во имя выгоды индивида, особи, звериный эгоизм, уже не пытающийся прятаться под масками «общественного блага». Никакого общего блага для оскотинившегося современного либерала уже нет, а есть только его личный доход, его персональная маржа.

Если гитлеровский фашизм заигрывал с римской курией, с православными власовцами в РПЦ, то современный украинский фашизм никак не совместим ни с католичеством, ни с Православием. Верующих он способен воспринимать только как «полезных идиотов», глумясь над ними самым чудовищным вероисповедным кровосмесительством[5].

+++

Вопрос поставлен ребром, и поставлен так: Вы (вот лично Вы, читатель) – хотите, чтобы осталось человечество? С его преемственностью, культурой, знаниями, переходящей эстафетой цивилизации?

Или же вы хотите личной, шкурной, неприкрыто-эгоистичной, воровской наживы – после которой не останется вообще ничего (после нас – хоть потоп)?

Судьбы мира попали в руки тэтчер[6] и рейганов[7], ельциных и порошенок – то есть людей, для которых вообще нет ничего святого. Они живут для себя и дальше своей биологической кончины не заглядывают (что и объясняет всё чудовищное, много лет творящееся вокруг нас: циники, не считаясь с социальной ценой, выдавливают личную прибыль из распада цивилизации, как масло из подсолнечника).

Нам не о чем говорить – если вы (как Ельцин, Веллингтон и Фукуяма) не хотите продолжения человеческой истории. В таком случае Вы (читатель) дожмёте всё, что можно дожать, видя в планете и человечестве лишь расходный материал, к тому же скоропортящийся (жизнь коротка, нужно успеть до смерти ограбить и обмануть всех).

Если же вы видите какое-то будущее для человечества в целом (а не только на краткую перспективу для себя, любимого) – тогда вам придётся признать, что кровавую клоунаду рыночного либерализма пора сворачивать. Иначе мы оставим потомкам мёртвую отравленную пустыню; впрочем, у западных «чайлдфри»[8] и потомков-то никаких не предусмотрено…

+++

В XXI веке логомахия закончена: предельный (и запредельный) потреблядский эгоизм скинул все маски и предстал в своём зверином обличье, отрицая как аграрный, так и индустриальный языки цивилизации (соотвественно – религию и социализм).

Смысл либерального глобализма прост и трогателен в своей откровенности: дожрать планету, дожевать историю и сгинуть вместе со всем человеческим в никуда навсегда. Этой позиции конченной либеральной потребляди чужды как религиозные табу, так и пафос социалистических учений.

Наше будущее (как человечества) напрямую зависит от нашей способности сопротивляться натиску рыночного либерализма. Не проявим такой способности – нет у нас и никакого будущего.

Либерализм, как и всякая иная форма зла, побеждая – пожирает самоё себя.