Понятийный язык и либеральные кривляния

Трансформация слов в языке порой очень символична. Например, слово «комфорт» в английском языке вначале означало молитвенный экстаз, чувство единения с Богом в процессе богослужения. Потом оно стало обозначать (и весьма прочно) самые заурядные бытовые удобства. Было «комфортом» то, а стало это.

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/2457961/2457961_300.jpgСлово «хохма» в еврейском языке означало «мудрость», так называли притчи наиболее почитаемых раввинов. В современном языке слово «хохма» прочно и не случайно закрепилось за шуткой, забавным вздором.

Слово «анекдот» изначально означало поучительную историю из жизни исторических личностей, то есть тоже притчу, умеющую учить людей на примерах из прошлого.

Затем «анекдотом» стали называть короткую шутливую историю. Случайна ли такая трансформация на глазах дуреющего человечества? Думаю, нет.

Говорить на языке хохмы-мудрости – одно. Говорить на языке хохмы-прикола – совсем другое. Это вообще разные понятийные языки.

Сделанное со смыслом – сделано в расчёте на развивающееся продолжение. Самый простой пример смысла действий:

- Зерно, посеянное в землю – одно.

- Согласно расчёту, оно должно дать колос, в котором много зёрен.

Если такой расчёт есть, то перед нами:

Человек, действующий со смыслом.

Если такого расчёта нет, то перед нами бессмысленное действие. Смешно ли оно или не смешно, забавно или не забавно, хулиганское или не хулиганское – другой вопрос.

Но даже самую тонкую шутку с самым густым маразмом роднит отсутствие продолжения.

Потому что развлечение существует само в себе и само для себя.

Труд (осмысленное действие) – существует не в себе, не для себя, а с далеко идущими, внешними смыслами.

Хирург режет человека, имея ведь целью не порезать его, а излечить (в итоге).

А у маньяка нет иной цели, кроме как наслаждаться резанием.

А так-то в действиях хирурга и убийцы можно, покопавшись, отыскать сходные по виду действия.

+++

По сути, между языком дела и языком забавы лежит разница между связным мышлением и мышлением бессвязным. Человек отражает предмет в уме для какой-то цели (почему многое и отсеивается при восприятии), а зеркало отражает всё, что ему показывают. Оно – в прямом смысле слова – безмозглое, зеркало-то. Ему чего не покажи – оно всё отразит. А чего не показываешь – оно не отражает.

Отражательные способности разума – с одной стороны, фундаментальные, основополагающие, изначальные. С другой стороны – наиболее примитивные из оперативного набора разума.

Машина, конечно, вначале «рычит», а потом едет; но какой смысл в машине, которая только «рычит»? А ездить не умеет?

+++

Фундаментальный переход от жизни-созидания к жизни-развлечению – это и явная примета наших дней, и огромная угроза для человеческой цивилизации.

Философская природа развлечения – бесконфликтность. В созидании присутствует естественная и необходимая принудительность, вытекающая из самой системности созидания. Свобода воли в том, строить мост или не строить. Но если решили строить мост – то строить его как угодно не получится. Дело содержит в себе технологию и технику безопасности, которые, в ряде случаев, просто нельзя обойти.

Поэтому созидание, при всей его пользе – рождает конфликт человеческих целей с человеческими желаниями. Цель одна (получить образование), желание другое (не учится). Совмещая их, получаем покупку диплома. А если дипломов не продают, то получается конфликт человека с самим собой.

Цель ты, может быть, выбираешь добровольно. Но только конечную – а дистанции пути туда оказываются жёстко расписаны в «инструкции по эксплуатации». Есть неприятные и нежелательные этапы дела, перескочить через которые пока невозможно. А есть и такие – через которые никогда не получится перескочить.

Отсюда приоритет «надо», «нужды» над «хочется» и «приятно» в деловом понятийном языке любого из народов. Языки разные, но разговор со смыслом во всех строится на одинаковых принципах: приоритета высшей цели над текущими издержками.

Это придаёт понятийному языку системность, связность, причинно-следственную неразрывность. Лекция по хлебопечению, может быть, и скучна, но если мы хотим выпекать хлеб, то должны отнестись к ней внимательно. И выслушать, и осмыслить – а не отмахнуться, и не пропустить мимо ушей.

Если ты пекарь, то тема хлебопечения, словно пароль, включает твоё внимание и участие. Так, собственно, и родилась наука у человечества: скуки в ней хватает, но пользы ещё больше.

Понятийный язык развлечения – совсем иной. Если созидание предполагает много обязательного, то развлечение, по природе своей, необязательно. Пекарь
каждый день печёт хлеб, и если не станет этого делать – то останется без средств к существованию.

А вот играть в лапту или не играть – его дело. Может играть каждый день, может изредка, а может и вовсе не играть.

В ЦОЖ[1] у человека есть господин и слуга.

Господин человека – Созидание.

Слуга человека – Развлечение.

Господин командует, а Слуга – пытается угодить, угадать настроение хозяина.

Поэтому язык Созидания очень плохо монтируется с фундаментальной философией Свободы. Даже высших форм Свободы, не говоря уже о вырожденных её, либеральных формах. Даже наивысшая Свобода предпочтёт молитву и размышление – пахоте и механическому труду. Но Созидание не даёт их обойти по своей принудительной, обязательной природе.

Конфликт же вырожденных, либеральных форм «свободы личности» с Созиданием становится всесторонним и очень острым.

Зато понятийный язык развлечения очень легко монтируется с философией Свободы.

Ведь подлинная свобода личности – это результат, конечный пункт Созидания. И она же – начальный старт, источник развлечения!

В рамках Созидания к свободе идти очень долго и тяжело. В рамках же развлечения свобода предполагается изначально!

+++

Трансформация знаковых слов, таких, как «хохма» или «комфорт»[2] отражает трансформацию созидательного общества в общество-паразит. Понятийный язык, утрачивая свою строгость, расплывается в безбрежных свободах отправления низших инстинктов. Смех – защитная реакция человека на ситуацию, которая формально-верна, но по сути абсурдна, вырождается в СМЕХОГОЛИЗМ. То есть болезненную страсть снова и снова создавать абсурдные, парадоксально-нелепые ситуации, чтобы снова и снова извлекать из себя смех.

Одно дело – если жизнь натолкнула на естественно-образовавшийся абсурд. Над таким посмеяться полезно, для того в природе и существует смеховая реакция. Но совсем другое дело, когда абсурдные ситуации и положения начинают искусственно фабриковаться, подменяя собой всю жизнь. Защитная реакция мозга на абсурд – превращается в убийцу мозга. Ведь, как говорили ещё в древности – «всё яд, и всё лекарство, вопрос лишь в дозе». Лошадиные дозы смеха разрушают мышление, а смехоголизм толкает смехоголиков превращать всю жизнь в клоунаду и абсурд.

Что придаёт юмору тонкость? Безупречная логическая структура, ложно присутствующая в абсурде. Нелепость ситуации очевидна, но формальное её выражение безупречно. Так рождается тонкая шутка. Причина её тонкости – в том, что человек не утратил связного, логичного мышления, а конфликт абсурда с формальной верностью разрешает смехом.

Смехоголики убивают в юморе его тонкость. Как мы видим каждый день – юмор и маразм всё больше и больше сливаются, и в конечном пункте распада самый заурядным маразм претендует казаться смешным. Если тонкий юмор имел природу софизма[3], тренировал разум на понимание тонкостей языка, мировосприятия, то современный псевдоюмор – маразм, и больше ничего.

Дело в том, что смехоголизм, сродни алкголизму, заставляет человека грубеть и опускаться, становиться всё более и более нетребовательным к тому, что содержит спирт или абсурд. Законченный смехоголик смеётся любому маразму и постоянно создаёт вокруг себя маразматическую обстановку: он её и фабрикует, и подманивает.

+++

Итог нам виден по современному либеральному западничеству: полная утрата понятийного языка Созидания. Понятийный язык Развлечения остаётся единственным, понятным человеку.

Мы не можем навязать нашим оппонентам разговор по существу и со смыслом. Мы не можем от них добиться смысла любого из понятий – будь то разговор о демократии или территориальной целостности, о праве наций на самоопределение или законность, власть или экономика, справедливость или права человека, и т.п.

Как происходит ОБЕССМЫСЛИВАНИЕ языка?

Значение слов не фиксируется. Оно плавающее и эмоционально-переходящее. Приведу яркий пример.

Отделение территории незаконно.

Отделение территории законно.

Это две разных фиксации смысла слов, но всё же фиксации, придающей понятиям устойчивость, определённость.

А если считать, что отделение Косово законно, отделение Крыма незаконно – то слово «законность» теряет смысл. Мы видим, что оно может применяться к любому случаю. В какой же разряд оно тогда переходит? В разряд междометий!

Ох = «законность». Ах = «законность». О-ля-ля = «законность».

У междометий есть эмоциональная окраска, есть интонационная привязка, но нет смыслового содержания. Они могут обозначать и восторг и негодование. Точно так же как слово «законно» у западников обозначает диаметрально-разные состояния. Это не более, чем «о-го-го!» в их речи.

Это и производит обессмысливание понятийного языка.

Конечно, в состоянии маразма вечно развлекающихся, вечно хихикающих и одержимых поиском забав это незаметно.

Но для людей со связным мышлением это более чем заметно.

Язык сам по себе есть коллективный договор: обозначать единым знаком один и тот же предмет. А если знак постоянно меняет свои предметы, то зачем он нужен?

И какой договор – коммерческий или международный – можно составить из бессмысленных слов? О чём он будет?

+++

Яркий пример – договор о нерушимости послевоенных границ в Европе, подписанный в Хельсинки, в 1975 году. Очень хороший договор, на мой взгляд. Единственная альтернатива бесконечности войн и насилия.

Но рациональный человек под «нерушимостью границ» понимает нерушимость границ! Именно её и ничего больше.

А наши западные «партнёры» этими двумя словами («нерушимость границ») обозначают, чего хотят, и что угодно! Но в таком случае договор действительно бессмысленный, как бессмысленным был бы слепой набор случайных букв на бумаге.

Оказывается, в их «толковании» нерушимы границы только между союзными республиками СССР! А почему не между областями? Завтра, уверен, они так и скажут – мол, имелись в виду административные границы областей или районов… Если вместо государственных границ понимать любые линии, нанесённые на карту – тогда какой смысл в договоре о нерушимости границ?

Итог: используемые западниками понятия всякий раз нарочито-бессмысленны. У них нет ничего, кроме эмоциональной окраски и выраженной субъективной симпатии/антипатии.

Такую ситуацию можно обыграть более остроумно или менее остроумно, с точки зрения анекдота, но её нельзя принять, как осмысленную, содержащую смысл.

+++

Дело не в том, что советские люди, или американские, или европейские – какие-то ценности приняли или отвергли. Дело хуже: они ничего не могут осмысленно принять или отвергнуть, потому что пропал сам понятийный язык, в котором ценности возникли и обсуждались!

В смеховой культуре отрицание не означает отвержения, а принятие – согласия, потому что в смеховой (анти)культуре всё «понарошку». Здесь человек все вопросы решает совсем не так, как решал бы их в состоянии серьёзного и ответственного выбора. Потому что «понарошку», «для прикола» – можно что угодно принять или отвергнуть, это же игра, забава, притворство!

Одно дело – сознательное и осмысленное решение стать пиратом, развалить собственную страну, вернуть капитализм. И совсем другое – поиграть в пирата (этим и дети невинно занимаются!), поприкалываться с разными «суверенитетами» и общественными укладами!

Известный в трагикомедии штамп – человек, который не понимает, что события вокруг – серьёзные и настоящие. Человек думает, что это розыгрыш, участвует в игре, и в итоге… Ну, вы знаете, что обычно в итоге бывает с таким человеком, который думал, что пистолеты и пушки – муляжи и бутафория.