Культ Золотого тельца и Россия

Авторский доклад Сергея Глазьева Изборскому клубу.

Приверженность правительства и Банка России либерал-монетаристскому, а в нынешней ситуации — даже либертарианскому курсу определяется не установленным Конституцией страны понятием социального государства и не целями повышения общественного благосостояния, которым такое государство должно следовать.

И даже не целями роста экономики или повышения её эффективности, хотя сторонники данного идеологического выбора постоянно этим оправдываются.

Как показано результатами многочисленных исследований, выбор этого курса, принятого разными странами ради получения кредитов и кредитных рейтингов, как правило, приводит к снижению темпов экономического роста, росту социального неравенства, деградации общего потенциала страны.

Темпы экономического развития стран, следующих рекомендациям МВФ, в среднем вдвое хуже государств, которые проводили свою собственную суверенную политику вопреки этим рекомендациям (рис. 1)[1].

https://izborsk-club.ru/wp-content/uploads/2019/12/1-1.png

Рис. 1. ВВП стран, (не) прибегавших к заимствованиям у МВФ

В России следование этим курсом обернулось социально-экономической катастрофой в начале 90-х годов, банкротством государства в 1998 году, глубоким кризисом экономики в 2008 году, а также продолжающейся до сих пор стагнацией.

При этом объективных причин для столь плачевной деградации экономики не было и нет — имеющиеся производственные, интеллектуальные, трудовые, научно-технические ресурсы позволяли производить продукцию и обеспечивать доходы населения на уровне вдвое выше фактического.

Либертарианская доктрина

Результаты принятого либертарианского курса для экономики нашей страны и для российского общества в целом можно назвать катастрофическими. Согласно данным того же МВФ, за период 1990-2018 гг. внутренний валовой продукт России по паритету покупательной способности вырос всего в 2,36 раза, в то время как среднемировой показатель составил 3,7 раза.

При этом реальный сектор экономики вот уже 30 лет топчется на месте (рис.2), а инвестиционная активность сегодня вдвое ниже, чем была в РСФСР.

https://izborsk-club.ru/wp-content/uploads/2019/12/2-1.png

Рис. 2 Объём производства промышленной продукции в РСФСР и РФ (в сопоставимых ценах, 1980 г.=100)

(Источник рис. 11.4-11.6: Гражданкин А., Кара-Мурза С. Белая книга России. Строительство, перестройка и реформы: 1950-2013 гг.)

Тем не менее финансово-экономический блок российской «властной вертикали» этот факт ничуть не смущает, а отсутствие позитивного практического эффекта прикрывается ссылками на авторитет мировой экономической мысли: мол, всё делается «по науке», но «материал» (народ, общество, государство и т.д.) некондиционный, поэтому имеем то, что имеем.

В результате возникает ситуация, описанная ещё И. Ильфом и Е. Петровым в романе «Золотой телёнок», где Шура Балаганов пилит украденные у Корейко гири под возгласы Паниковского: «Пилите, Шура, пилите — они золотые!» Конечно, рано или поздно выяснится, что гири — простые, чугунные, но затраченных на выяснение этого обстоятельства времени и сил будет уже не вернуть.

Конечно, эта аналогия, как и все аналогии, сильно хромает: ведь Паниковский искренне верил в реальность своих фантазий, чего про лидеров финансово-экономического блока России не скажешь: они-то прекрасно знают, что и с какими целями делают.

Экономическая теория, будучи очень важной составляющей общественного сознания, несёт в себе функции не только гносеологические, познавательные, но и политические, которые определяются интересами властвующей элиты, далеко не всегда идентичными с общенациональными социально-экономическими интересами и целями развития страны.

При этом для достижения и сохранения политической стабильности она должна позитивно восприниматься обществом. В современном обществе знаний для этого требуется наукообразное объяснение того, что, говоря словами Гегеля, «всё действительное разумно, все разумное действительно».

Или, как иронически перефразировал Вольтер «монадологию» Лейбница, «мы живём в самом лучшем из возможных миров». Поэтому «мейнстрим» экономической науки призван обосновывать правильность и безошибочность проводимой государством политики — вне зависимости от практических результатов. Точно так же СССР 1970–1980-х годов в теории строил коммунизм, а на практике — жил в условиях тотального «дефицита» и готовился к «рыночным реформам».

Либертарианский «мейнстрим» (англ. mainstream — основное течение) экономической науки основывается на классических постулатах о рациональности и оптимальном поведении хозяйствующих субъектов, а потому именует себя «неоклассическим». Несмотря на явное несоответствие реальным экономическим процессам, эта неоклассическая парадигма лидирует как по числу публикаций, так и — особенно! — по весу в структуре преподавания экономических дисциплин, объёму финансирования (грантам) и престижным премиям всех уровней вплоть до нобелевской.

Как итог именно она формирует соответствующий образ мыслей в головах подавляющего большинства современных лидеров, задавая экономический и политический курс зависимых от международного капитала национальных элит, включая российскую.

Поэтому необходимо отдельно остановиться на анализе сущности этой весьма популярной и влиятельной концепции, получившей статус едва ли не «священной коровы» современной экономики.

Чтобы понять суть той или иной теории, следует разобраться в содержании составляющих её фундамент аксиом. В «неоклассической» либератарианской парадигме к таковым относятся:

— представление всего разнообразия хозяйствующих субъектов в качестве экономических агентов, мотивация которых сводится к максимизации текущей прибыли;

— предположение, что эти экономические агенты действуют абсолютно рационально и способны учитывать все имеющиеся технологические возможности, свободно конкурируя друг с другом в институциональном вакууме.

Неизменной целью любых «неоклассических» интерпретаций экономического поведения хозяйствующих субъектов является установление ситуации рыночного равновесия, которое характеризуется наиболее эффективным использованием ресурсов с полным балансом спроса и предложения, — ситуации, которая никогда не наблюдается на практике. Хотя в современных интерпретациях неоклассической теории её аксиомы усложняются включением разнообразных оговорок и уточнений, в основе они остаются неизменными, порождая соответствующие искажения в представлениях об экономических процессах.

Последние полвека основополагающие классические постулаты экономической теории являются предметом острой научной критики. Эмпирические исследования поведения фирм на реальных рынках позволили установить, что мотивация хозяйствующих субъектов отнюдь не ограничивается стремлением к максимизации прибыли или какого-либо другого показателя экономической результативности.

Был доказан факт неполной информации о рыночной конъюнктуре и технологических возможностях, доступной реальному хозяйствующему субъекту, а также раскрыто значение трансакционных издержек и других затрат, связанных с получением прибыли. Сомнению была подвергнута также сама возможность достижения экономического равновесия в результате решений, принимаемых реальными хозяйствующими субъектами.

Но, пожалуй, главный удар пришёлся на постулат о рациональности поведения хозяйствующего субъекта на рынке. В многочисленных исследованиях была установлена ограниченная способность хозяйствующих субъектов к проведению расчётов, необходимых для оптимального выбора. В разработанной более 70 лет назад концепции ограниченной рациональности Герберта Саймона фирмы ориентируются не на оптимальный, а на приемлемый выбор варианта своего поведения[2].

Сегодня на адекватности неоклассической теории могут настаивать только самые зашоренные апологеты рыночного фундаментализма, к числу которых, увы, относится большинство лиц, определяющих экономическую политику во многих странах мира, включая Россию.

Принципиальная неопределённость множества производственных возможностей, экономической эффективности новых технологий, различия в способностях хозяйствующих субъектов к усвоению нововведений, получению и обработке рыночной информации — вот далеко не полный перечень свойств экономической реальности, не нашедших адекватного отражения в неоклассической экономической теории.

В концепции экономического равновесия существенно упрощается содержание экономических процессов, игнорируется ряд важных свойств реальной конкурентной борьбы разнообразных фирм в условиях неопределённой рыночной конъюнктуры.

Несоответствие теории рыночного равновесия реальному поведению хозяйствующих субъектов не позволяет рассматривать её как адекватную теоретическую основу ни для исследования процессов экономического развития, ни — тем более! — для формирования экономической политики.

Характерная для «неоклассического» подхода интерпретация экономического роста как изменения равновесного состояния экономики во времени под влиянием реакции фирм на увеличение предложения производственных ресурсов в рамках заданного множества технологических возможностей неадекватно описывает механизмы современного экономического роста, в основе которого лежит научно-технический прогресс, имеющий прямо противоположные свойства: прежде всего, неравновесность и неопределённость, — и для оценки их эффективности в практике хозяйственного управления нельзя применять критерий максимизации прибыли.

В сущности, «неоклассическая» парадигма экономической мысли имеет квазирелигиозную функцию, убеждая в непогрешимости «свободного рынка» с культом Золотого тельца, определяющего экономическое поведение и оправдывающего сложившуюся в западных странах систему распределения национального богатства и дохода.

В этой наукообразной квазирелигии есть свои догмы, облечённые в математически строгие теоремы свойств рыночного равновесия, задающие соответствующие табу и принципы принятия решений в экономической политике. В качестве «Символа веры» этой религии выступает догма о невмешательстве государства в «рыночную стихию», а также примат права частной собственности, которое именуется не иначе как «священным».

Адепты этой квазирелигии в России ориентируются на своих «пророков» из США, где хорошо налажена подготовка неофитов из периферийных стран. Эта подготовка ведётся на основе схоластических исследований несуществующих в реальности абстрактных моделей рыночного равновесия.

Смысл этих изысканий носит чисто идеологический характер обожествления «невидимой руки рынка» и не имеет отношения к реальной хозяйственной практике.

Кому выгодно?

Уже один этот факт даёт подсказку для ответа на ключевой вопрос: «Кому выгодно?» Удивительная живучесть «неоклассической» парадигмы и её популярность в кругах крупного наднационального капитала объясняется соответствующими экономическими и политическими интересами.

Либертарианская «неоклассика» играет роль теоретического обоснования идеологии рыночного фундаментализма и либеральной экономической политики, в проведении которой заинтересованы как ТНК, стремящиеся минимизировать государственное регулирование своей деятельности, так и ряд государств, получающих от этих ТНК своё «роялти»: США, Великобритания, Швейцария и другие.

Эта концепция обосновывает претензии крупного капитала на господство в национальных обществах и во всём мире, так как сводит все социальные отношения в конечном счёте к власти денег. Она оправдывает и современные формы неоколониализма, позволяющие эмитентам мировых валют (прежде всего, американского доллара) эксплуатировать человечество путём неэквивалентного обмена необеспеченных денежных знаков на реальные богатства.

Поэтому она энергично навязывается Вашингтоном посредством как прямого политического давления, так и косвенно: через международные институты (МВФ, Всемирный банк, ВТО и т.д.) и через финансирование экспертного сообщества национальных властвующих элит в целях эксплуатации управляемых ими стран.

Так, проводимая в России системная политика погружения экономики в «стихию свободного рынка» регулярно встречает самые положительные отклики со стороны МВФ, рейтинговых агентств, крупнейших аналитических структур. В действительности либеральная идеология является ширмой, за которой все эти годы скрывается присвоение государственного имущества и национального богатства страны правящей олигархией и крупным мировым капиталом.

Если бы это было не так, либертарианская «неоклассическая» догматика давно бы стала достоянием истории науки — таким же, как астрономическая система Птолемея или теория «теплорода» в физике, нигде и никогда не применяясь на практике государственного управления.

Но это так — и поэтому она положена в основу политики того же МВФ по отношению к странам третьего мира с целью лишения их возможностей самостоятельного экономического развития. Навязывая своим «клиентам» жёсткую денежную политику, МВФ лишает их возможности расширения внутреннего кредита и делает зависимыми от внешних источников финансирования, подчиняя тем самым интересам иностранного капитала.

Конечным результатом проводящегося в России по рекомендациям МВФ уже более четверти века финансово-экономического курса стал вывоз из страны более триллиона долларов, перевод в иностранную юрисдикцию контроля над прибыльными предприятиями, подчинение финансового рынка интересам иностранных спекулянтов.

В отсутствие внутренних источников кредита развивались только те отрасли и виды деятельности, которые представляли интерес для иностранного капитала: экспортно-ориентированные производства сырья и торговля импортными товарами. Ориентированные на внутренний рынок производители инвестиционного оборудования и высокотехнологических товаров конечного потребления в отсутствие кредита вынуждены были уступить рынок иностранным конкурентам и свернуть производство.

По сути, реализуемая МВФ либертарианская доктрина «вашингтонского консенсуса» (предписывающая либерализацию внешней торговли и валютного регулирования, ограничительную денежную политику и отказ государства от ответственности за развитие экономики) является когнитивным оружием, парализующим способность России к проведению самостоятельной денежной политики.

Под предлогом независимости Центробанка от правительства эта политика искусственно отделяется от целей развития национальной экономики и подчиняется задачам обеспечения свободного движения международного капитала.

Вводимые одновременно ограничения на расширение внутреннего кредита ставят экономику в крайне зависимое положение от внешней конъюнктуры и делают её уязвимой от спекулятивных атак. Из-за этой зависимости в кризис 2008-2009 гг., как и в 2014-м, российская экономика пострадала больше других стран «Группы Двадцати».

Результатом навязанной финансовыми институтами «вашингтонского консенсуса» политики закономерно стала деградация и дезинтеграция отечественной экономики, её офшоризация и втягивание в неэквивалентный внешнеэкономический обмен, разрушение научно-технического потенциала. Ущерб от этой политики намного превышает экономический ущерб СССР от фашистской агрессии и продолжает увеличиваться на 100-150 млрд долл. в год.

Эта политика продолжается вопреки интересам отечественных товаропроизводителей и позиции научного сообщества. Несмотря на постоянную критику со стороны учёных, протесты предпринимателей и профсоюзов, растущее возмущение широких слоёв населения, власти продолжают следовать рекомендациям своих западных «партнёров» и кураторов, уклоняясь от публичного обсуждения принимаемых ими решений.

Поскольку на мировом финансовом рынке доминируют эмитенты мировых валют, США и ЕС, благодаря следованию Банка России и правительства РФ либертарианской доктрине, получают возможность определять состояние российской экономики и манипулировать проводимой макроэкономической политикой.

Так, нанесённый России ущерб от введённых США в 2014 году экономических санкций был многократно усилен действиями ЦБ, выполнявшего рекомендации МВФ по повышению ставки процента и отпусканию рубля в «свободное плавание» при отсутствии ограничений транзакционных валютных операций, что привело к двукратной девальвации обменного курса рубля к доллару.

Произошедшее в результате этих действий втягивание нашей экономики в стагфляционную «ловушку» состоялось на фоне начавшегося в большинстве стран мира экономического подъёма. Потери российской экономики от этой политики ЦБ оцениваются в 25 трлн рублей непроизведённой продукции и свыше 10 трлн рублей несделанных инвестиций. Её продолжение ведёт к нарастающему отставанию российской экономики от передовых стран современного мира, выходящих на «длинную волну» роста нового глобального технологического уклада.

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/2193189/2193189_900.jpgНикуда не делась и их инвестиционная составляющая, которую реформаторы обещали упразднить: своеобразный налог на потребителей электроэнергии, используемый для финансирования инвестиций в эту отрасль, теперь уже — в частных интересах.

Вместо рачительных хозяев, денно и нощно работающих над повышением эффективности принадлежащих им предприятий, бесплатная приватизация государственной собственности породила криминально-хищнический тип «рейдерского» псевдопредпринимательства, ориентированный на «сбыт краденого». Разграбление многих эффективно работавших и хорошо оснащённых предприятий, передача значительного числа стратегически важных научно-производственных структур под контроль иностранных конкурентов — всё это стало нормой для «новой российской экономики».

В результате эффективность промышленного производства, измеряемая показателями производительности труда, энергоёмкости и другими общепринятыми параметрами, снизилась более чем на треть, вдвое сократился общий объём производства[3].

Приватизация 90-х, названная в народе «прихватизацией», во многом сформировала стереотипы российской бизнес-этики на годы и даже десятилетия вперёд. Создав возможности для лёгкого обогащения путём присвоения государственного имущества и последующих спекуляций с акциями приватизированных предприятий, реализованная правительством технология массовой приватизации сориентировала наиболее активных и энергичных предпринимателей не на создание новых благ и удовлетворение общественных потребностей, а на раздел незаработанного богатства и присвоение ранее созданных обществом источников дохода.

Соответственно, вместо экономического роста за счёт активизации созидательной предпринимательской энергии в результате приватизации государственных предприятий был получен колоссальный спад и взрыв криминальной активности, спровоцированный легализацией разграбления государственной собственности.

Точно так же и другие структурные «реформы», предусмотренные либертарианским «мейнстримом», обернулись для общества гигантским ущербом. Передача лесов в частную эксплуатацию Лесным кодексом — массовыми пожарами вследствие нарушения арендаторами норм лесопользования. Приватизация сельскохозяйственных земель Земельным кодексом — обезземеливанием крестьян, запустением земель и реинкарнацией латифундистов.

Реформа технического регулирования путём приватизации функций сертификации продукции — резким падением качества товаров и ростом контрафакта. Монетизация социальных льгот повлекла не сокращение, а рост расходов госбюджета и массовое недовольство широких слоёв населения. Либерализация валютного регулирования вместо притока прямых иностранных инвестиций привела к уже отмеченным выше колоссальному вывозу капитала, офшоризации экономики и манипулированию финансовым рынком иностранными спекулянтами.

Перечень неудачных по отношению к заявлявшимся целям реформ под флагом «свободы рынка» можно продолжать почти до бесконечности. Но и в странах с развитой рыночной экономикой налицо множество примеров катастрофических действий в том же духе. Так, проведённая по инициативе известных американских учёных-экономистов либерализация банковского регулирования стала одной из причин глобального финансового кризиса 2008-2009 гг.

Важным действующим фактором последнего стало «схлопывание» финансовых «пузырей» деривативов, случившееся вопреки предсказаниям либеральных учёных, незадолго до того получивших Нобелевскую премию за «доказательство» меньшей рискованности производных финансовых инструментов. А миллионы рядовых американцев потеряли свои пенсионные накопления и взятые в ипотеку дома.

Экономическая политика – это всегда результирующая суммы интересов. В отличие от абстрактных моделей рыночной конкуренции экономикой управляют реальные люди, имеющие свои материальные интересы. Чьи интересы сегодня обслуживает либертарианская доктрина и «мейнстрим» экономической науки, навязываемый общественному сознанию в системе экономического образования?

В «неоклассическом мейнстриме» экономической мысли, самым известным воплощением которого является доктрина рыночного фундаментализма, утверждается, что государство не должно являться активным участником экономической деятельности и вредно любое вмешательство государства в экономику — за исключением тех видов госрегулирования, которые необходимы для существования рыночной конкуренции и свободного предпринимательства: защита частной собственности, антимонопольная политика, субсидирование расходов на науку, образование населения.

Тем самым доктрина рыночного фундаментализма защищает капиталистов от вмешательства государства в управление экономикой и распределение общественного продукта. Фактически она обслуживает интересы крупного частного монополистического капитала, не нуждающегося в государственном регулировании и поддержке.

А монетаризм, обожествляющий деньги, обслуживает интересы финансовой олигархии. Он сводит государственное регулирование экономики к обеспечению свободы движения денег и максимально благоприятных условий для эксплуатации национальных ресурсов собственниками денег.

Либертарианство применительно к России

Попробуем подсчитать эффект проводимой Банком России либертарианской макроэкономической политики. В нулевые годы правительство РФ ссужало деньги российских налогоплательщиков иностранным заёмщикам под 4-5%, а российские заёмщики вынуждены были занимать за рубежом фактически изъятые у них денежные ресурсы под 8-15% годовых.

После глобального финансового кризиса ставки уменьшились до 1-2% и 6-9% соответственно, но разница осталась той же. Ущерб от такого нелепого финансового обмена оценивается в десятки миллиардов долларов ежегодно. Российская экономика кредитовала американскую и европейскую под низкие процентные ставки, а занимала под высокие.

При этом чем больше был приток иностранной валюты в страну, тем меньше становился спрос на кредиты национальной банковской системы и тем активнее российские предприятия занимали за рубежом.

Неэквивалентный внешнеэкономический обмен между Россией и мировой финансовой системой по каналу текущих доходов от инвестиций составляет в среднем около 50 млрд долл. ежегодно начиная с повышения нефтяных цен с 2000 года. В целом финансовый трансфер из российской экономики в мировую в рамках проводимой эти годы денежными властями монетаристской политики достигал 90-110 млрд долл. ежегодно.

На рис. 3 представлены основные потоки неэквивалентного обмена российской финансовой системы с внешним миром.

https://izborsk-club.ru/wp-content/uploads/2019/12/3-1.png

Рис. 3. Оценка трансферта России в пользу мировой финансовой системы

Этот неэквивалентный обмен предопределяется офшоризацией российской экономики, ставшей следствием переключения спроса на кредиты на зарубежные источники, что потребовало перемещения туда же залоговой и расчётной баз. Денежные власти не препятствовали данному процессу, оправдывая его ещё одной либертарианской догмой: о либерализации внешнеэкономической деятельности, включая отмену валютного контроля.

Следование этой догме обошлось вывозом капитала в объёме свыше триллиона долларов, из которых половина осела в офшорах, ставших важным элементом воспроизводства российской экономики (см. рис. 4). Большая часть инвестиций её частного сектора проходит через офшоры.

При этом половина вывозимых в них денег безвозвратно теряется для российской экономики, растворяясь в иностранных юрисдикциях. Другая половина возвращается в Россию под видом иностранных инвестиций, пользуясь льготным налогово-правовым режимом и правом на репатриацию получаемой прибыли за рубеж.

https://izborsk-club.ru/wp-content/uploads/2019/12/4.png

Рис. 4. Офшоризация российской экономики. Потоки** инвестиций в Россию (+) и за границу (-) по странам и типам юрисдикций (офшорам и оншорам), млрд долл. (Источник: Петров Ю. К формированию новой экономической модели: рестрикция бюджетных расходов или повышение собираемости налогов? // Российский экономический журнал. 2013. № 4).

Отсутствие валютного контроля в условиях кризисного «сжатия» общей балансовой стоимости российского фондового рынка ведёт к угрозе перехода заложенных активов российских компаний в собственность их иностранных кредиторов.

Она уже реализовалась по отношению к половине российской промышленности, многие отрасли которой перешли под контроль нерезидентов (рис. 5).

https://izborsk-club.ru/wp-content/uploads/2019/12/5.png

Рис. 5 Доля иностранного капитала в отраслях промышленности России за 2010–2014 гг. (Источник: Цыпин А.П., Овсянников В.А. Оценка доли иностранного капитала в промышленности России // Молодой учёный. 2014. № 12. С. 195-198. URL https://moluch.ru/archive/71/12215/ (дата обращения: 05.04.2018).

Эта угроза усиливается по отношению ко всей отечественной экономике вследствие нарастающей монетизации финансовой пирамиды американских долговых обязательств, сопровождающейся одновременно резким ростом эмиссии и вывозом долларов за пределы США для приобретения реальных активов.

В отсутствие мер по защите собственной финансовой системы российская экономика поглощается иностранным капиталом и лишается способности к самостоятельному развитию, что обрекает её на ухудшение позиции при любом из сценариев дальнейшего развёртывания глобального кризиса.

Именно к таким результатам приводило следование подобной политике, насаждаемой МВФ, в ходе предыдущих финансовых кризисов. В условиях привязки денежной эмиссии к приобретению иностранной валюты приток спекулятивного капитала сначала влечёт вздутие капитализации финансового рынка, а затем отток иностранного капитала вызывает схлопывание финансовых пузырей и неконтролируемую девальвацию национальной валюты, утрату значительной части валютных резервов, спад производства и галопирующую инфляцию.

Многократно подешевевшие активы затем вновь скупаются иностранным капиталом, национальная экономика теряет самостоятельность и колонизируется связанными с зарубежными эмиссионными центрами транснациональными корпорациями.

Так, на кругообороте искусственного «вздутия» и прокалывания «пузыря» на финансовом рынке в 90-е гг. иностранные спекулянты, поучаствовав в «раскрутке» финансовых пирамид, на каждый вложенный в приобретение приватизационных ваучеров доллар получили активы стоимостью в сотни долларов, скупленные после дефолта 1998 г.[4].

Проводимая в России либертарианская денежно-кредитная политика объективно влечёт за собой колонизацию российской экономики иностранным капиталом, лишая её возможностей самостоятельного развития. Как обосновывается в аналитическом докладе А. Отырбы и А. Кобякова «Политика, проводимая уже четверть века Банком России и правительством, заключается в создании благоприятных для иностранного капитала условий освоения российской экономики и национальных богатств России»[5].

В рамках проводимой ЦБ РФ политики «валютного правления» преимущество получает иностранный капитал, связанный с эмиссионными центрами мировых фиатных валют.

Следует заметить, что апологетическая функция «неоклассического мейнстрима» несовместима с такими принципами научных исследований, как стремление к объективности, истинности, практичности. Подчинение экономической мысли интересам властвующей элиты обрекает её на наукообразную мифологичность.

Выполняя социальный заказ, популярные экономические доктрины не требуют доказательства своей истинности. Достаточно поддержки со стороны государственной власти и властвующей элиты.

А то, что практическое применение вытекающих из экономической теории знаний не даёт нужных результатов, не беспокоит ни псевдоучёных, ни заказчиков многочисленных официальных форумов, призванных доказать правильность проводимой государством политики. Результаты провальных с точки зрения социально-экономического развития страны реформ могут вполне удовлетворять интересы властвующей элиты.

Как уже указывалось, продвинутые российскими либералами реформы лесного, земельного, социального законодательства, технического регулирования и электроэнергетики существенно расширили и укрепили образованную в ходе тотальной приватизации государственных предприятий современную российскую «элиту».

Хотя повлекли за собой соответственно: массовые пожары лесов, обезземеливание крестьян, ликвидацию заслуженных миллионами людей социальных льгот, обилие контрафактной продукции, резкое повышение цен и тарифов. Надо, впрочем, признать, что и постигший банковско-финансовую систему США кризис, унесший сбережения и дома миллионов граждан, сопровождался концентрацией капитала в руках финансовой олигархии, функционеры которой благополучно покинули рухнувшие банки Уолл-стрита на «золотых парашютах»[6].

Заметим также, что учинённый под либертарианскими лозунгами погром российской экономики объясняется не только и не столько теоретическими заблуждениями, но, прежде всего, — вполне материальными интересами самих «реформаторов».

В экспертном заключении Счётной палаты РФ указывалось: «Приватизация государственной собственности сопровождалась многочисленными нарушениями как со стороны федеральных органов государственной власти, их уполномоченных представителей, так и руководителей приватизируемых предприятий, что приводило, в частности, к незаконному отчуждению объектов государственной собственности, в том числе имеющих стратегическое значение, в пользу российских и иностранных лиц по заниженным ценам…»[7].

Формальное разгосударствление и передача контроля над собственностью в частные руки не привели к достижению целей, которые были определены в государственной программе приватизации: формированию института «эффективных собственников» и созданию социально ориентированной рыночной экономики.

Наоборот, способ проведения приватизации создал благоприятные возможности для коррупции и рентоориентированного поведения, заблокировав формирование нормальных для рыночной экономики производственных отношений. В общественном сознании приватизация чётко получила эпитет «криминальная». Это повлекло долгосрочные негативные последствия в стереотипах предпринимательского поведения.

Вопреки ожиданиям «реформаторов», убеждавших в превосходстве частной собственности над государственной, массовая приватизация предприятий сопровождалась резким падением объёма производства промышленной продукции и ростом доли убыточных предприятий. Спустя несколько лет после начала приватизационной кампании можно было констатировать разорение подавляющего большинства (87%) приватизированных предприятий.

Зато организаторы приватизации весьма преуспели, став весьма богатыми собственниками бывшего общенародного имущества — так же, как их иностранные «консультанты». Любопытно отметить, что стремление нажиться на государственной собственности, по-видимому, является «родовой чертой» российских либералов.

Почему-то наиболее ярые из них маниакально любят рулить государственными активами: корпорациями, банками, институтами развития и образования. И практически нет ни единого примера, чтобы какой-то выдающийся глашатай либеральной идеологии организовал свой успешный частный бизнес.

Связано это с тем, что либеральная идеология мало вдохновляет настоящих частных предпринимателей, которые понимают значение государственной поддержки бизнеса, особенно — инновационного.

А захватившие руководство госкомпаниями и госбанками либералы очень любят порассуждать о невмешательстве государства, поскольку оно даёт им возможность распоряжаться государственными деньгами и активами как своими собственными. В их устах либеральная идеология служит оправданием банального хищения государственной собственности.

[1] Политическое измерение мировых финансовых кризисов / Под ред. В. Якунина, С. Сулакшина, И. Орлова. Центр проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования. Век глобализации. 2013. Выпуск № 2(12).

[2] Simon H.A. Administrative Behavior. — NY: Macmillan Co, 1947.

[3] Глазьев С. Уроки очередной российской революции: крах либеральной утопии и шанс на экономическое чудо. М.: Экономическая газета, 2011.

[4] Глазьев С. Уроки очередной российской революции: крах либеральной утопии и шанс на экономическое чудо. М.: Экономическая газета, 2011.

[5] Отырба А., Кобяков А. Как побеждать в финансовых войнах. Альманах «Однако». Июнь-июль 2014 г. № 174.

[6] См.: Стариков Н. Кризис: как это делается. СПб: Питер, 2010; фильм-расследование «Инсайдеры» («Inside job», 2010 г.).

[7] Анализ процессов приватизации государственной собственности в Российской Федерации за период 1993-2003 годы / Доклад Счётной палаты. М., 2004.