Закон «о насилии над семьей» юридически безграмотен

Мы уже неоднократно писали и говорили о том, что предлагаемый лоббистами ювенальных  технологий закон «о насилии над семьей» не решает задачи якобы ради которой он принимается, принесет новые огромные проблемы.

Широкое обсуждение данного законопроекта, к которому присоединяются все новые общественные силы, открывает новые «дыры» и «слабости» данного акта. Сегодня можно смело говорить не только о неприемлемости принятия этого закона, но даже о его юридически безграмотном содержании.

Такое впечатление, что его писали второпях, на коленке.

Источник: СПбГРК

---

Правовой анализ проекта закона о профилактике семейно-бытового насилия

Важно!
По вопросу об активно дискутируемом проекте Федерального закона «О профилактике семейно-бытового насилия в Российской Федерации» нашими юристами подготовлен правовой анализ данного документа.

Резюме:

29 ноября 2019 года Совет Федерации опубликовал для общественного обсуждения законопроект «О профилактике семейно-бытового насилия в Российской Федерации» (далее – «законопроект»).
Показано, что данный законопроект является категорически неприемлемым с юридической точки зрения. Не будучи направлен на профилактику реального насилия (то есть преступлений и правонарушений насильственного характера), он создает механизм, позволяющий на расплывчатых и неопределенных основаниях вмешиваться в семейную жизнь граждан, фактически поражать их в правах, создает условия для произвольного разрушения семейных связей, в том числе разлучения несовершеннолетних детей с их родителями.

Нормы законопроекта:

• грубо нарушают конституционный принцип и критерий правовой определенности, что создает «возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения и неизбежно ведет к произволу, а значит — к нарушению принципов равенства и верховенства закона» (см. Абзац первый п. 2 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от 18.01.2001 N 6-О);
• включают многочисленные юридические противоречия и не имеющие правовых оснований утверждения;
• при применении неизбежно приведут к грубому нарушению конституционных прав граждан, включая права на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну (Ст. 23 ч. 1 Конституции РФ), на защиту информации о частной жизни граждан (и семей) (Ст. 24 ч. 1 Конституции РФ), на частную собственность и свободу пользования ею (включая право не лишаться её иначе, чем по решению суда) (Ст. 35 Конституции РФ), на жилище (включая право не подвергаться произвольному лишению жилища) (Ст. 40 ч. 1 Конституции РФ), на конституционную презумпцию невиновности (Ст. 49 ч. 1 Конституции РФ), на конституционную защиту семьи, материнства и отцовства (включая конституционную презумпцию добросовестности родителей) (Ст. 38 ч. 1 и 2 Конституции РФ в ее связи со ст.ст. 2 и 17 Конституции РФ (в их обязывающем толковании Конституционным Судом РФ));
• противоречат общеизвестным правовым принципам равенства, справедливости и разумности, а также основным началам российского семейного и гражданского законодательства (нарушая признаваемый ими принцип «разрешено все, что не запрещено законом»)(Ст. 1, 2 и 4 Семейного Кодекса РФ в их нормативной взаимосвязи друг с другом и со ст. 18 Гражданского кодекса РФ);
• содержат многочисленные положения явно коррупциогенного характера (коррупциогенные факторы в смысле, определенном ст. 1 ч. 2 Федерального закона от 17.07.2009 N 172-ФЗ «Об антикоррупционной экспертизе нормативных правовых актов и проектов нормативных правовых актов»).

На практике законопроект создает систему правовых норм, параллельную действующим нормам уголовного права и законодательства об административных правонарушениях. Эта система позволит, под видом «профилактических мероприятий», произвольно применять практически к любому совершеннолетнему гражданину России меры репрессивного характера, безосновательно объявляя граждан виновными в т.н. «семейнобытовом насилии» («нарушителями») и серьезно поражая их в правах.

При этом в рамках данной параллельной системы правовых норм не будет действовать конституционная презумпция невиновности, то есть граждане будут объявляться нарушителями закона без каких-либо процессуальных гарантий и доказательств.

Применение норм закона на практике нанесет существенный ущерб семье, материнству и отцовству и создаст условия для необоснованного разрушения семей и разлучения детей с их родителями. Это противоречит конституционным ценностям семьи, материнства и отцовства, подлежащим особой государственной защите, а также обязывающим нормам международного и российского права.

Поскольку «семья, материнство и детство в их традиционном, воспринятом от предков понимании представляют собой те ценности, которые обеспечивают непрерывную смену поколений, выступают условием сохранения и развития многонационального народа Российской Федерации, а потому нуждаются в особой защите со стороны государства» (Абзац второй п. 3 мотивировочной части Определения Конституционного Суда РФ от 19.01.2010 № 151-О-О и др.), а сама семья отнесена Стратегией национальной безопасности РФ (утв. Указом Президента РФ от 31.12.2015 N 683) к числу традиционных российских духовно-нравственных ценностей (П. 78 указанной Стратегии), принятие закона будет являться серьезной угрозой для национальной безопасности России (а именно угрозой государственной и общественной безопасности (П. 48 указанной Стратегии)).

При этом предлагаемые в законопроекте меры, как следует из исследования практики их применения в зарубежных странах, не способны привести к снижению уровня реального насилия в обществе.
Таким образом, принятие законопроекта не обеспечит решения реальных проблем, создавая одновременно условия для разрушения семей и усугубления кризиса семьи, что противоречит стоящим перед Российской Федерацией задачам в области как семейной и демографической политики, так и обеспечения национальной безопасности.
В связи с этим законодателям следует признать анализируемый законопроект неприемлемым не только на уровне конкретных норм, но и на концептуальном уровне, и отказаться от дальнейшей работы над ним.

Полный текст аналитического обзора можно почитать тут

P.S. Отдельно хотелось бы показать мнение юристов о наиболее вопиющем положении Закона «о насилии над семьей»: о так называемых «психологических страданиях», при возможности причинения которых, полицейские по заявке НКО должны выписывать Защитное предписание. Что означает запрет на общение во всех формах и проживание «насильника и жертвы» в одном помещении. То есть это – выселение человека из его жилья…

Источник: СПбГРК

---

Нарушение конституционного принципа правовой определенности

Для норм законопроекта характерна крайняя неопределенность используемых понятий и положений, которая в высшей мере странна для документа, претендующего на установление «правовых основ профилактики семейно-бытового насилия» (ст. 1).

Так, определение семейно-бытового насилия («умышленное деяние, причиняющее или содержащее угрозу причинения физического и (или) психического страдания и (или) имущественного вреда, не содержащее признаки административного правонарушения или уголовного преступления»), приводимое в ст. 2 законопроекта, позволяет объявить таковым практически любое действие любого лица, не являющееся преступлением и правонарушением. Не говоря уже о необоснованном использовании в данном определении термина «деяние», присущего в российском законодательстве исключительно уголовно-правовой сфере, данное определение использует целый ряд понятий, которые лишены четкого и однозначного понимания в юридической науке и могут интерпретироваться безгранично широко.

Так, термин «угроза» не имеет однозначной правовой дефиниции. При этом, исходя из его использования в различных законодательных нормах, под «угрозой» тут может пониматься не только выражение словами или действиями (второе уже предполагает субъективизм оценки) намерения совершить некое «деяние», но и просто риск, вероятность его совершения (в этом случае субъективизм возможной оценки становится просто беспредельным).

Понятие «страдания», используемое в определении, не имеет однозначного понимания в юридической науке и правоприменительной практике. Если понятие «физического страдания» ещё является относительно определенным, будучи связано с ощущением физической боли или дискомфорта (хотя и в данном случае оценки относительно того, насколько существенными должны быть такая боль или дискомфорт, чтобы считаться «страданием», в юридической науке расходятся), то понятие «психического страдания» вообще лишено какой-либо четкости. Действующее законодательство не проводит ясной границы между «психическими» и «нравственными страданиями». В специальной литературе можно найти весьма разнообразные определения «психических страданий», к примеру: «Наиболее близким к понятию «нравственные страдания» следует считать понятие «переживание». Содержанием переживаний могут быть страх, стыд, унижение и иное неблагоприятное в психологическом смысле состояние». «Психические страдания – это негативные эмоциональные реакции»… Как видим, под «психическими страданиями» может пониматься что угодно – от просто негативных эмоциональных реакций до долговременных или тяжких реакций такого рода. В последнем случае в современном уголовном и гражданском процессе для оценки того, испытал ли человек психические страдания, привлекаются квалифицированные эксперты. При этом в соответствии с законопроектом установить «факт» физических или психических страданий должен будет прибывший по заявлению сотрудник полиции (ст. 24 ч. 1 – «должностным лицом органа внутренних дел […] незамедлительно устанавливается факт совершения семейно-бытового насилия либо его отсутствия»).

В случае юридической неопределенности термина при интерпретации правовой нормы принято, в зависимости от контекста, обращаться к терминологии специальных наук или общелексическим значениям слов. Но это отнюдь не прояснит ситуацию и не увеличит определенности в нашем случае. В учебниках психологии мы, к примеру, можем найти такое определение страдания: «Страдание — вечная неудовлетворенность воли временными и промежуточными целями на пути её бесконечного стремления». Или такое: «Страдание – душевное состояние, противоположное наслаждению. Оно вызывается многими причинами – физической болью, горем, страхом, тревогой, тоской, раскаянием».

В таких обстоятельствах в качестве «семейно-бытового насилия» может, в реальности правоприменения, квалифицироваться совершенно любое «умышленное» действие – принуждение ребенка делать уроки или убрать в комнате, выговор ребенку за плохое поведение, критика жены в адрес мужа или наоборот. Разные люди могут испытывать негативные эмоции, в том числе и сильные, то есть страдать, от самых разных действий ближних. Несмотря на то, что понятие «физическое страдание» является более определенным, это не прибавляет четкости самому использующему его определению.

Причинение «физических страданий» какого рода (и какой интенсивности) будет являться «семейно-бытовым насилием»? Будет ли таковым являться щелчок по носу ребенка-подростка от совершеннолетнего старшего брата или сестры? Боль при обучении сына отцом приемам боевых искусств или самообороны, спортивных тренировках? Воспитательный шлепок (все помнят, какое массовое возмущение у широкой общественности вызвала в 2016 году попытка введения в законодательство нормы, допускающей преследование родителей за подобное воздействие на ребенка)? Напомним, что «семейно-бытовым насилием» в определении считаются не только все эти действия (круг их бесконечен), но и «угроза», то есть, на практике, возможность или вероятность их совершения.

Как если бы этого было мало, указанное определение страдает дополнительными дефектами, указывающими на низкую правовую грамотность его авторов. Во-первых, согласно ему, «семейно-бытовым насилием» является любое из этих действий, совершенное любым лицом в отношении любого лица. Дальнейшие определения сужают лишь круг потенциальных «нарушителей» и «пострадавших», в отношении которых применимы нормы законопроекта. Но, строго по смыслу определения, к примеру, острая критика деятельности законодателя, причинившая ему серьезные психологические переживания, или хамское поведение в магазине также являются «семейно-бытовым насилием» — просто не подпадающим под иные нормы законопроекта.

Во-вторых, авторы законопроекта игнорируют или просто не знают тот факт, что причинение физических или психических страданий побоями или иными насильственными действиями уже запрещено нормой ст. 117 УК РФ. Таким образом, поскольку определение законопроекта выводит за рамки «семейно-бытового насилия» уголовные преступления, только причинение физических или психических страданий ненасильственными действиями объявляется в нем таким «насилием». Что это за «ненасильственное насилие»?

Впрочем, правовая безграмотность авторов законопроекта очевидна из текста большинства его норм. Не более определенным является в законопроекте определение «лиц, подвергшихся семейно-бытовому насилию». К таковым отнесен некий круг лиц (кстати, в него не включены любовники или сожители, не имеющие детей, в том числе однополые, если они не связаны свойством), которым вследствие «семейно-бытового насилия» (то есть вследствие «деяний, причиняющих или содержащих угрозу причинения физического и (или) психического страдания и (или) имущественного вреда») «причинены физические и (или) психические страдания и (или) имущественный вред или в отношении которых есть основания полагать, что им вследствие семейно-бытового насилия могут быть причинены физические и (или) психические страдания и (или) имущественный вред».

Оставим за скобками безграмотную рекурсивность данного определения. Обратим лишь внимание на то, что формулировка «есть основания полагать» является крайне неопределенной (характер, объем и т.п. подобных «оснований» не установлен), а формулировка «могут быть причинены … страдания» создает возможность для абсолютно произвольного применения определения, поскольку и физические, и психические страдания могут быть, разумеется, причинены кому угодно. Под указанное определение попадают потенциально вообще все люди без исключения. Под «нарушителем» законопроект понимает любое совершеннолетнее лицо, «совершившее или совершающее семейно-бытовое насилие», то есть, любое совершеннолетнее лицо, совершившее, как мы убедились выше, что угодно (в зависимости от субъективной оценки правоприменителя). Иными словами, «нарушителем» в соответствии с этими определениями может оказаться любой человек старше 18 лет. Это далеко не все примеры очевидной или скрытой правовой неопределенности норм законопроекта…