Всякая экономика растлевает человека, а рыночная экономика растлевает его абсолютно

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/1923492/1923492_300.jpgПредположим гипотетическую ситуацию: живём мы на острове без связей с внешним миром, и выращиваем кукурузу, коей и питаемся. И выращиваем мы её плохо – оттого питаемся плохо.

А если бы мы научились каким-то образом выращивать её лучше – то у нас было бы её больше. И мы все резервы – трудовые, умственные – бросаем на то, чтобы научиться выращивать кукурузу. На этом пути мы сами себя награждаем и сами себя наказываем. Цель ясна: больше кукурузы. И только от нас зависит, как быстро мы этой цели достигнем.

В данной ситуации, даже с учётом того, что кукурузы пока маловато, и всё, скажем так, не очень хорошо в текущей реальности – нет мрачности тупика. В этой ситуации есть и путь и критерии оценки, и перспектива для общества. Было мало – станет много!

Переход (скачок, падение) социопсихики от реалистического мышления к рыночному означал с первых же дней величайшее потрясение для всякой линейной перспективы. И не только в жизни, но и в голове, в настроениях. Мы не только потеряли путь, но и потеряли путевое мышление, исчезли все эти «точки А» и «точки Б» из сталинских задачников.

Прежде всего: «кукурузное» общество, выдуманное нами для моделирования ситуации, не имеет цели наращивать объемы выращивания кукурузы. Прибыль определяется не в тоннах и не в килограммах, а в денежных знаках, имеющих очевидно-условный, привязанный к власти и доминированию характер. Если вы собственник многих тонн кукурузы, и она у вас сгнила – то у вас не миллионы прибыли, а миллионные убытки.

Большой урожай вовсе не означает большой прибыли: чаще всего богатыми фермеров делает именно неурожай, когда цены взлетают в связи с нехваткой кукурузы. А «дар божий», высокий урожай – в условиях рынка скорее разорит, чем обогатит.

Уровень жизни человека в таком обществе совершенно не связан с тем, как он работает, какую пользу обществу приносит. Более всего уровень жизни связан с возможностью и желанием терроризировать и шантажировать других людей, выколачивать из отношений выгодную для себя (и, следовательно, невыгодную для контрагента) конфигурацию.

+++

Любимец пасторальных картин всех великих писателей, от Гомера до Стивена Кинга – фермер. Когда они хотят изобразить благость, то прибегают к образу Аркадии, к человеку, который работает на земле. И это благодарная для художника среда.

Вот благость – как человек работает на ниве. Вот благость – как он собрал свою кукурузу и на рынок повёз, и ему улыбаются благодарные покупатели, для которых он – кормилец. Вот благость, как, продав свой честный, в поле лица выращенный урожай, осчастливив горожан мамалыгой и поп-корном, этот «сеятель и хранитель», мужичок-богоносец, балует свою семью: покупает что-то жене, что-то детям. Опять благость! От сева до жатвы и праздника урожая – одна сплошная благость!

А теперь давайте скажем два страшных слова, которые сожгут Аркадию, как Содом и Гоморру, до стеклянного обжига: конъюнктура и свободные цены!

Наш богоносец может сколько угодно улыбаться Солнцу и многочисленным детишкам, пока пашет в поте лица. Но как только он сунется на рынок поменяться – обнаружится, что улыбаться совсем нечему. Он же не госкомиссии по заранее известной цене продаёт заранее запланированный объём своей кукурузы! Он продаст его кому-то, неизвестно кому, за сколько-то, неизвестно сколько.

Тут трагедии начинаются. Растил он свою кукурузу целый год – а вдруг её завались, и она просто никому не нужна? А ему никто не сказал – Госплана же нет! Он, как дурак, ишачил целый год, тратился на семена, технику, удобрения и т.п. – а в итоге привёз гору снега на Северный полюс! Ложись помирай…

А может и наоборот, и не менее страшно: привёз он телегу своей кукурузы – а её днём с огнём ищут, мало, жуткая нехватка! Предлагают двойную, тройную цену… А тут подходит нищая вдова, которая просит продать ей по старой, низкой цене, ибо голодает… А наш фермер ведь себе не враг, у него же с руками рвут но новым ценам! Что он, должен своих детей обделять ради детишек этой вдовы?

-Пошла вон со своими медяками! – говорит наш фермер, и совсем уже не выглядит благостным богоносцем, каким нарисовал его гений Стивена Кинга.

И ведь осуждать его трудно: во второй ситуации (когда товар с руками рвут) никто не отменял первой (когда товар даром не нужен). Фермер должен сейчас деньгами запастись на чёрный день – чтобы не помереть, когда рыночная конъюнктура изменится…

Но чреватая трагедиями ненужности или мироедства ситуация неопределённости в рынке – не самое страшное (хоть и она страшна: делаешь и не знаешь: то ли делом занят, то ли воду в ступе толчёшь).

Самое страшное, что Некто, закупающий кукурузу, вовсе не заинтересован покупать её дорого. Причём в самом прямом и грубом смысле, без аллегорий и кавычек. Чем дешевле вынужден будет фермер продать свою кукурузу, тем выгоднее тому, кто её покупает. Каждая денежка, попавшая в кошелёк к фермеру – перешла туда из кошелька покупателя.

Так возникает ситуация, при которой люди взаимно заинтересованы в несчастья друг у друга. В каких-то бедствиях, подламывающих контрагента, делающих его слабым – и потому покладистым. До какой степени может дойти эта заинтересованность в чужой беде в условиях рыночной экономики – скажу словами классика, ненавидевшего социализм и коммунистов, И.А. Бунина:

Русский крестьянин, попав в ситуацию рыночной торговли своим основным товаром, хлебом – в считанные годы стал «диким», «шалым», обучившись страшной жестокости друг к другу, ко всему живому:

«Нищих травят собаками!», «Лют! Зато и хозяин!», «Жгут там помещиков? И чудесно!», «Для забавы голубей сшибают с крыш камнями!», «Бывало, в голодный год, выйдем мы, подмастерья, на Черную Слободу, а там этих приституток — видимо-невидимо. И голодные, шкуры, преголодные! Дашь ей полхунта хлеба за всю работу, а она и сожрет его весь под тобой… То-то смеху было!» (выделено Буниным – прим ЭиМ).

Бунин отражает вовсе не пустой садизм без смысла, а именно выгоду, совершенно очевидную, в том числе и из его историй о жизни – которую приносит рыночному человеку чужая беда. Лютость помогает хозяину вышибать деньгу из батраков – а иначе был бы без деньги. Голодная проститутка продаётся дешевле и охотнее сытой, и т.п.

Жестокость касается не только верхов, как думали марксисты, обелявшие народ, уравнивавшие нищету с праведностью. Жестокость рынка – это игра, в которой всегда один человек – охотник, а другой добыча. Обобранный хозяином батрак находит себе дешёвую проститутку, и вышибает своё, вгоняя её в гроб. Да и та, оброни он кошелёк – не окликнет, и её нетрудно понять, даже одобрить в этом: бери, девочка, у пряной мрази, пока не опомнился, другого шанса в жизни может и не быть!

В рынке нет места пасторальным отношениям – сколько бы не искали их наши Бунины и их Кинги. Фермер, лично копошащийся в кукурузе такой же бешеный хищный зверь, как и фабрикант-миллиардер, только размером помельче. Кошка не добрее тигра, хотя, конечно, слабее тигра. Никакая форма труда при рынке не делает человека добрее, всякая учит радоваться чужой беде. Даже проповедники, несущие слово Божие – и те рыночные игроки! А куда им деваться?! И им приходится вышибать деньги из чужой беды, чужого страха, чужой глупости…

+++

Перефразируя известный афоризм, скажу: всякая экономика растлевает человека[1], рыночная экономика растлевает его абсолютно. Дело, превращаемое в товар, омертвляется, теряет священные черты Дела, теряет собственный внутренний смысл. Единственный его смысл – оплата. Упаковка с хлебом и упаковка с ядом, если они по одной цене – для рынка идентичны. Книга и бутылка водки – в бухгалтерском отчёте неразличимы, потому что там только их цена, и никаких иных свойств.

СССР пытался найти выход из этой ситуации, не нашёл, развалился, плакать бы всем горько на таком «обломе» лучших чаяний человечества… Но победители стали ржать и плясать на костях. Мрачный тупик безысходности, в котором нет у общества ни пути, ни цели, ни даже самого общества, как чего-то единого – они объявили нормой жизни. В самом деле, если можно стать богатым за счёт другого – то зачем обогащаться вместе с ним? Объясните львам и гиенам – куда и как им ходить с антилопами одной дорогой!

Если говорить двумя словами, то постсоветское общество – тупик злорадства. Это взаимное истерическое злорадство, исторгающее гейзеры злословия. Если у соседа плохи дела – то нам хорошо до поросячьего визга! Когда у американцев за неделю (при Обаме) упали и разбились сразу пять изношенных военных самолётов – я писал об этом так, что чуть рот в улыбке не порвал! Вот он, наш шанс: разворовали американскую армию, хреново обслуживают самолёты, скоро, глядишь и вовсе разваляться!

Следовательно, добить нас не смогут! Я поневоле ликую, когда что-то плохо на Украине, и мой коллега с Украины точно так же ловит каждый негатив в РФ. Мы совершенно разучились радоваться успехам друг друга, и понятно почему: каждый их успех – это гвоздь в крышку нашего гроба, и наоборот. А жить-то всем хочется…

И мы – растлеваемые рыночным культом успеха за счёт других – поневоле втягиваемся в это глобальное злорадство и злословие, сладострастно высчитываем, когда развалится тот или иной сосед, и знаем точно, что он точно так же сладострастно считает наши дни. В такой обстановке говорит о каком-то глобальном сотрудничестве, о совместном решении наболевших общих для всей планеты проблем – смешно и глупо.

Мы надеемся, что у них Гольфстрим остановится, и они, замерзая, купят больше нашего газа; они, наоборот, надеются на возобновляемые источники энергии и сланцевое топливо – чтобы нам ничего за газ не платить! Мы, как два убийцы с ножами, кружим друг перед другом, ищем, куда воткнуть лезвие…

Они мечтают о хаосе у нас, о мёртвых и замерзающих пространствах, терзаемых, как в Ираке и Ливии, гражданскими войнами. Они бросают на это огромные силы и деньги – не на то, чтобы нам помочь в наших проблемах, а на то, чтобы столкнуть нас в украинский скотомогильник. Мы, конечно, платим той же монетой – да иначе и нельзя.

Ведь сама суть рыночного растления человека и нации – в маниакальной жажде продать дешёвое как можно дороже и купить дорогое как можно дешевле. Рыночный человек жаждет новой блокады Ленинграда: ведь там он сможет за кусочек чёрного хлеба, за сухарик – выменять бриллианты и яйца Фаберже.

А от жажды – до прямого содействия в организации блокады – один шаг. Все эти югославские, иракские, ливийские, сирийские, кавказские и прочие войны – нужны, чтобы выменивать сухарик на бриллиант. Происходит черномагическое выравнивание большой крови и больших денег на космических весах. Миллиарды в руках банкиров имеют не только денежный номинал, но и номинал в черепах, человеческих жизнях. Каждый из них содержит за собой какое-то количество чудовищных злодеяний, без которых просто не смог бы оформиться.

+++

Победители, растоптавшие СССР, навязали человечеству этот зловещий тупик, в котором борьбу с нехваткой кукурузы заменили борьбой с «лишними ртами». Не в том смысл, чтобы продукта сделать больше, а в том, чтобы продать его дороже, сузить круг его получателей, «отсечь дверью» всех т.н. «лузеров». И каждый старается под страхом самому попасть в отсечённые дверью лузеры.

+++

Общество, в котором становление человека происходит в бешеной борьбе с другими людьми, а становление нации – в бешеной борьбе с другими нациями – это, конечно же, тупик. В нём нельзя сформулировать восхождение, критериев общего успеха. Успех одного – несчастье для другого, большой дом одной семьи – бездомность другой и т.п.

Но может ли этот тупик пост-советизма существовать стабильно? Очевидно, что нет, очевидно, что у него неумолимо проваливается пол, пробиваемо дно.

Остервенелая борьбы людей с людьми, наций с нациями, мужчины с женщиной, детей с родителями – неумолимо расшатывает и разрушает всё то, что служило связующим материалом, и называлось «цивилизацией». Её инерция довольно сильна, ещё и сегодня мы пользуемся достижениями ума и труда давно умерших людей, передавших нам лучший мир, в сравнении с их собственным.

Но никакая инерция не бесконечна. Если вы думаете, что циники, настроенные только брать от жизни, ничего не отдавая, да побольше, смогут вечно сидеть на шее благородных мертвецов – то вы наивный человек.

Никакое достижение цивилизации не существует в погребённом, невостребованном современниками, не-актуализированном виде. Огонь, который не поддерживают, гаснет. Достижения актуальной цивилизации превращаются в артефакты мёртвых цивилизаций, если их не изучают, не впитывают, не живут ими.

Именно наиболее общее достояние человеческой цивилизации (и оттого наиболее ценное в ней) – наименее интересно локальным эгоистам потребительского мирка. В нём то, что служит всем вместе – неинтересно никому в отдельности. Заботу о нём пытаются переложить на других, и мысленно перекладывают, выдумывая «запасное человечество» вместо себя. Мы, мол, будем только развлекаться и наслаждаться, а гранит познания пусть грызут другие, «рыжие»…

+++

Такой подход надломил самые ключевые и фундаментальные понятия культуры. Произошла подмена понятий, когда вместо одного подсовывается другое, зачастую противоположное исходному смыслу термина. Например, современные западники и либералы воспринимают «модернизацию» понимают как скорость и масштабность перемен, а вовсе не как качество перемен.

В исходном варианте смысл модернизации был вовсе не в том, чтобы что-то изменить и заменить. Изменения сами по себе не могут быть самоцелью, это же психическое расстройство – всё время что-то менять без смысла и эффекта!

Смысл-то был в том, чтобы в результате перемен – сделать лучше. А не просто что-нибудь, сам не знаю, что, но не похожее на предыдущее. Современные же западники видят в однополых браках вполне достойную замену автоматизации и механизации производства! Какой смысл в такой подмене улучшений шокирующими мутациями – не знает никто, включая и их самих.

Но они действительно пытаются измерять модернизацию положением сексуальных меньшинств и эмансипацией психопатов в обыденную жизнь.

Тупик обернётся и уже оборачивается масштабной катастрофой – в рамках которой топтание на месте (тесно связанное с конкурентным взаимоистреблением в этой толчее) превратится в «свободное падение» на острые камни первобытности.

И мне жаль тех, кто, своеобразно понимая «модернизацию», не видит этой динамики перехода тупика в катастрофу – тогда как вся реальность буквально вопиёт о ней!