Мечта Николая II — незамерзающий порт в океане,Ошибка ценой в будущую катастрофу.

После захвата Вильгельмом II китайского порта его примеру последовал его кузен из Петербурга. Николай II наконец-то получил возможность реализовать свои представления о большой стратегии в Мировом океане.

15(27) марта 1898 г., через три недели после заключения германо-китайского договора о Циндао, была подписана конвенция об аренде Россией Порт-Артура и Квантунской области сроком на 25 лет с правом ее продления (ст. 3). Порт-Артур получал статус военного порта, открытого только для русских и китайских военных судов, для военных и коммерческих судов других стран он объявлялся закрытым. Одна из бухт Талиенвана получала такой же статус, остальная часть порта открывалась для коммерческого судоходства всех стран (ст. 6). Кроме того, Россия получала право на строительство Южно-Маньчжурской железной дороги (ЮМЖД), которая должна была соединить военную базу Порт-Артур и торговый порт Дальний (Далянь) с КВЖД и Транссибом (ст. 7). Протяженность русских железных дорог в Китае должна была увеличиться с 1421 (КВЖД) на 992 (ЮМЖД) версты, и составить 2 413 верст.

На следующий день после подписания этого договора эскадра под командованием контр-адмирала Ф.В. Дубасова высадила десанты в Порт-Артуре и Талиенване. Китайские войска без боя отошли за границы выделенной России территории.

«Соглашение это, — гласило русское Правительственное сообщение от 17(29) марта 1898 г., — является прямым и естественным последствием установившихся дружественных отношений между обширными соседними империями, все усилия коих должны быть направлены к охранению спокойствия на всем огромном пространстве пограничных владений на обоюдную пользу подвластных им народов. Обусловленное дипломатическим актом 15 марта мирное занятие русскою военно-морскою силою портов и территорий дружественного Государства, как нельзя лучше свидетельствует, что Правительство Богдыхана вполне верно оценило значение состоявшегося между нами соглашения».

В сообщении подчеркивалось, что соглашение не нацелено против какой-либо страны,

«…напротив, оно дает всем нациям мира возможность в недалеком будущем войти в общение с этим замкнутым доселе краем на побережье Желтого моря; открытие же коммерческим флотам всех иностранных держав порта Талянваня создает в Тихом океане новый обширный центр для торговых и промышленных предприятий этих держав, при посредстве великого сибирского сооружения, призванного отныне, благодаря дружескому уговору между Россией и Китаем, соединить крайние пределы двух материков Старого Света».

Дальний был реализацией мечтаний министра финансов, который давно уже приглядывался к Китаю. В обзоре китайских портов, проведенном Министерством финансов еще до соглашения о КВЖД и ЮМЖД, говорилось:

«Быстро продвигающееся вперед сооружение Великой Сибирской железной дороги, имеющей установить непосредственные отношения России с Дальним Востоком, делает для русской торговли все более и более близкими вопросы, касающиеся восточной Азии, и может служить залогом скорого и широкого распространения русских коммерческих интересов в районе Тихого океана вообще и на территории собственного Китая и Маньчжурии в частности. Россия занимает уже известное положение на рынках восточного Китая, но положение это далеко не соответствует ни производительности, ни потребительным способностям нашего отечества».

Вся русская колония в торговых портах Поднебесной, включая женщин и детей, с 1882 по 1894 годы выросла с 75 до 150 человек. Обзор китайских портов и торговли, сделанный по заказу Министерства финансов в 1894—1895 годах, призывал не обращать внимания на такие «мелочи», утверждая, что строительство Транссиба скоро изменит все. Что до императора, то Николай II оценил соглашение с Пекином по Квантуну и ЮМЖД как «бескровную победу». Так, или примерно так, естественно, с точки зрения Германии, оценивал случившееся и Вильгельм II. Ранним утром 16(28) марта он явился в русское посольство в Берлине. Граф Остен-Сакен докладывал: «он хотел лично поручить мне передать нашему Августейшему монарху свои поздравления по поводу окончательного вступления во владение портами Артуром и Талянванем. «Вы знаете, — сказал Его Величество, — что я принимаю близко к сердцу всякий политический успех императора Николая. Вот мы оба прочно утвердились на Дальнем Востоке, — пусть это не нравится Англии! Настало время, чтобы она поняла всю тщетность ее претензий на первостепенное и исключительное право на всех пунктах земного шара, на которые притязают ее торговые аппетиты, и чтобы она перестала кричать о предательстве, когда другие державы преследуют свои интересы в тех же областях без ее согласия».

Англофобские тирады германского монарха были столь длинными и воинственными, что русский дипломат, докладывая о встрече в Петербург, не удержался от замечания: «Я снова был поражен, сколько злобы накопилось у императора против Англии, несмотря на англо-саксонскую кровь, которая течет в его жилах. Послушать его, так можно сказать, что он только ищет благоприятного случая, чтоб перейти от слов к делу». Очевидно, кайзеру показалось мало беседы в посольстве, и он решил в тот же день обратиться к Николаю II и с личным письмом:

«Я от всей души поздравляю тебя с достигнутым тобой у Порт-Артура успехом; мы вдвоем будем хорошими стражами при входе в Печилийский залив и внушим к себе достодолжное уважение, особенно желтым. Мастерское соглашение в Корее, которым тебе удалось успокоить чувства сердитых японцев, я считаю замечательным образцом дипломатии и предусмотрительности; какое это было счастье, что благодаря своему великому путешествию ты на месте смог изучить вопрос Дальнего Востока; теперь, собственно говоря, ты хозяин Пекина».

На самом деле первые русские солдаты сошли на берег Порт-Артура на день раньше подписания договора с китайцами. Их перевез сюда из Владивостока транспорт «Саратов». В десантный отряд был выделен двухбатальонный стрелковый полк, 8-орудийная батарея, сотня казаков, полурота саперов и отделение полевого госпиталя на 50 мест. В гарнизоне этого города ничего не знали о том, что происходило в Китае, и перевозка оказалась абсолютно неожиданной, никто не имел понятия, куда и зачем отправляется небольшой сводный отряд, пока не показались берега Квантуна. Прибыв на рейд 5(17) марта 1898 г., стрелки вынуждены были прождать на транспорте несколько дней, так как китайцы медлили с подписанием договора и в случае отказа предусматривалась возможность занятия территории силой. Первый эшелон десанта отправился на берег сразу же после того, как из города вышли стоявшие там 2000 китайских солдат. Местные жители немедленно начали растаскивать оставленное имущество. «По необходимости, — писал участник этой высадки, — пришлось успокоить их и защитить помещения от полного грабежа и разорения, следовательно, ввести наши войска и тем положить конец и хищениям, и волнениям.» Волнений было немало. Часть китайцев, опасаясь, что русские, как и японцы в ноябре 1894 года, будут вырезать население, побежала из города.

Несмотря на срыв графика, все тем не менее закончилось без особых осложнений. 16(28) марта Великий Князь Кирилл Владимирович поднял на флагштоке на вершине Золотой горы у входа в бухту города русский флаг. Несколько дней рядом с ним еще находился и китайский, но потом его спустили. Через 9 дней русский десант был высажен в Талиенване. Уходившие китайские войска и местное население сопротивления не оказывали. Только на подступах к Цзинь-Чжоу один из русских разъездов был обстрелян солдатами местного гарнизона. Правда, на этот раз обошлось без жертв и экзекуций. В целом к занятию полуострова русскими войсками китайцы отнеслись поначалу безразлично. Затем это отношение сменилось на положительное — спрос на рабочие руки и мягкий в сравнении с собственными властями режим управления в немалой степени способствовали этой перемене.

Для многих русских дипломатов это приобретение было настолько неожиданным, что некоторое время в ходу была шутка, что Порт-Артур был назван в честь русского посланника в Пекине А.П. Кассини. На самом деле это название гавань получила от английских моряков, которые посещали ее в конце 50-х гг. XIX века, во время т. н. «опиумных» войн с Китаем, когда вместо города на ее берегах стояло несколько десятков фанз. Как и предсказывал Вильгельм II, Англии не понравилось случившееся. Международных осложнений избежать не удалось. После договора об аренде Порт-Артура последовала исключительно резкая реакция правительства Солсбери, а 14 мая 1898 г. в парламенте прозвучала исключительно резкая речь Дж. Чемберлена.

Гнев Альбиона был обращен исключительно в сторону России. Чемберлен заявил: «Если садишься обедать с чертом, ты должен взять с собой очень длинную ложку». Под нечистой силой подразумевалась Россия, а если иметь в виду, что выражение «длинная ложка» имела в английском языке еще одно значение — «штык» — то понятнее становится и остальная часть речи:

«В будущем нам придется посчитаться с Россией в Китае так же, как и в Афганистане. Великобритания должна была бы объявить России войну, однако мы не можем, не имея союзника, нанести России серьезного ущерба… Если и в будущем собираются следовать политике изоляции, которая до сих пор была политикой этой страны, то в этом случае судьба Китайской империи может быть и, по всей вероятности, будет решена вопреки нашим желаниям и интересам. И если, с другой стороны, мы решили осуществлять политику открытых дверей, обеспечивать себе равные условия торговли со всеми нашими соперниками, тогда мы не должны допускать, чтобы нашим джингоисты вовлекали нас в ссору со всем миром в одно и то же время, и мы не должны отвергать идеи союза с теми державами, интересы которых больше всего приближаются к нашим собственным интересам».

Центр внимания русской политики переходил в Азию, что не решало ни одной из старых проблем России в Европе, но добавляло к ним новые. В Петербурге не поняли это сразу и предпочитали наращивать усилия по освоению новых территорий и созданию нового флота.