К 100-летию завершения боевых действий
первой мировой войны ХХ века

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/1644053/1644053_300.jpg11 ноября 2018 г. — 100-летие заключения Компьенского перемирия, завершившего боевые действия первой мировой войны ХХ века, после чего начались переговоры о заключения мира.

Безусловно, та война стала величайшей трагедией, которая превзошла все трагедии войн прошлых эпох в истории нынешней глобальной цивилизации.

Та война и вызванные ею события необратимо изменили облик мира: в частности, она привела к краху многие государства и вызвала становление на их месте новых, включая СССР, явивший миру попытку построения общества без паразитизма тех или меньшинств на труде и жизни большинства.

Окончание той войны было воспринято всеми в государствах победителях с радостной самоуверенностью в своей правоте и стало поводом для торжеств, а в государствах, потерпевших поражение, завершение войны было воспринято с облегчением и с надеждой на лучшее будущее.

Все верили, что в будущем ничего подобного не повторится, и мало кто понимал, что Версальский мирный договор, подписанный 28 июня 1919 г. и юридически зафиксировавший итоги войны, программирует лет через 20 начало новой войны, как минимум европейского масштаба.

Сейчас во всех странах есть политические силы, целенаправленно работающие на ревизию предпосылок и итогов второй мировой войны ХХ века и прежде всего — Великой Отечественной войны СССР.

Поэтому целях профилактирования возникновения первой мировой войны XXI века, следует заглянуть за кулисы мировой истории, чтобы увидеть, как разожгли первую мировую войну ХХ века, и сделать правильные выводы о том, как предотвратить первую мировую войну XXI века.

ОГЛАВЛЕНИЕ

1. Прошлое¹

1.1. Бьёркский договор — фактор разрушения доверия
Берлина к Петербургу

Возможно, что решающий негативный вклад в российско-германские отношения перед первой мировой войной ХХ века внесла история подписания и молчаливой денонсации Россией Бьёркского договора, который в официозе исторической науки (особенно в России) никто не связывает с событиями непосредственно предвоенного периода, начало которому отсчитывается от убийства 28 июня 1914 г. сербским националистом Гаврилой Принципом (1894 — 23 апреля 1918)² наследника престола Австро-Венгрии эрцгерцога Франца Фердинанда (1863 — 1914).

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/1643551/1643551_800.jpg

В июле 1905 года германский кайзер Виль­гельм II на своей яхте «Гогенцоллерн» в сопровождении крейсера «Берлин» пришёл в финские шхеры, где в то время на своей яхте «Полярная звезда» отдыхал император Николай II.

Императоры пообщались друг с другом³, в результате чего они и уполномоченные ими свидетели⁴ 11 (24) июля⁵ подписали Бьёркский договор, который предусматривал взаимопомощь обеих империй друг другу в случае нападения на одну из них какой-либо третьей страны или коалиции.

Бьёркский договор в том виде, в каком его текст известен (в том числе и по публикациям в интернете⁶), не обязывал ни Россию, ни Германию оказывать военную помощь второй договаривающейся стороне в случае, если она сама начнёт войну против какой-либо третьей страны.

Однако после подписания Бьёркского договора Николай II под давлением С.Ю. Витте (в тот период — председатель кабинета министров, т.е. премьер-министр) и графа В.Н. Ламсдорфа (министр иностранных дел в 1900 — 1906 гг.) письмом от 13 (26) ноября 1905 г. уведомил Вильгельма II, что считает необходимым дополнить договор двусторонней декларацией о неприменении статьи 1-й в случае войны Германии с Францией, в отношении которой Россия будет соблюдать принятые ею обязательства впредь до образования русско-германо-французского союза.

И никаких сожалений о политике России, нечестной по отношению к Германии и кайзеру, никогда никем из российских монархистов и почитателей Николая II никогда не высказывалось.

А сам Бьёркский договор, изначально бывший секретным, был опубликован Советской властью наряду с прочими секретными договорами и стал сенсацией на некоторой время, которую однако быстро постарались предать забвению и не комментировали.

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/1643784/1643784_800.jpg
Как явствует из текста Бьёркского договора на момент его подписания обоими императорами, присоединение к нему Франции не было обязательным условием его действия, но было желательным для Германии, поскольку у Франции в тот период были болезненные воспоминания о поражении во франко-прусской войне 1870 — 1871 гг.⁷ и в ней культивировались мечты о возвращении под свою юрисдикцию Эльзаса и Лотарингии, включённых в состав Гер­мании по итогам той войны.

В исторической обстановке середины лета 1905 г. возвращение Эльзаса и Лотарингии в состав Франции подразумевало либо нападение Франции на Германию в удобных для Франции обстоятельствах и победу Франции в новой войне, либо провоцирование Германии на войну с Францией с последующим разгромом Германии.

Соответственно письмом Николая II Вильгельму II, фактически денонсировавшим подписанный Николаем II договор, Россия по умолчанию признала право Франции начать войну против Германии с целью возвращения под свою юрисдикцию Эльзаса и Лотарингии⁸: см. ст. I этого договора.

Именно так, а ни как иначе денонсацию Россией Бьёркского договора должны были интерпретировать в Берлине. Также и денонсация этого договора на основании его ст. IV по умолчанию означает, что союз России с Францией против Германии для России предпочтительнее даже при том, что Франция может быть заинтересована в войне с целью возвращения Эльзаса и Лотарингии и для этого готова вовлечь в войну Россию, не считаясь с её интересами мирного развития.

После того, как Бьёркский договор был подписан самодержцем всероссийским и им же денонсирован, спрашивается:

Почему после того, как Николай II делом показал, что он не хозяин своему слову и подписи, в период перед началом первой мировой войны кайзер Вильгельм II обязан был верить уверениям Николая II о его миролюбии и особенно — его телеграмме, в которой Николай II уверял кайзера, что объявленная Россией 31 июля 1914 г. мобилизация не означает автоматического начала по завершении мобилизации военных действий ни против Австро-Венгерской империи, ни против союзной с Австро-Венгрией Германской империи?

— И Германия объявила войну России именно в ответ на отказ России выполнить требование Берлина отменить начатую мобилизацию, в том числе и потому, что в Берлине не могли поверить, что по завершении мобилизации не последует автоматического начала войны⁹: зачем тогда проводить мобилизацию?

Второй вопрос, связанный с Бьёркским договором, по сути, вопрос о компетентности Николая II как главы государства спустя десять лет после начала царствования: на момент подписания Бьёркского договора знал ли Николай II о содержании существовавших на тот момент договоров России и Франции, которое могло сделать содержание Бьёркского договора несовместимым с ними, вследствие чего — до изменения характера своих договорных отношений с Францией — Николай II действительно не имел ни международно-юридического, ни морального права подписывать Бьёркский договор в том виде, в каком его предложил на подпись кайзер Вильгельм II?

При этом, как сообщает П.В. Мультатули¹⁰, Николай II, готовясь к встрече с кайзером в финских шхерах (т.е. встреча не была внезапной для Николая II), отказался взять с собой министра иностранных дел России графа Ламсфдорфа, сославшись на то, что рейхсканцлер Германии фон Бюлов не сопровождает Вильгельма II.

Вследствие этого в роли свидетеля подписания со стороны России вынужден был выступить её морской министр — по сути случайный для дипломатии человек.

1.2. Кто больше всех хотел войны

Ещё одно событие, датированное днём объявления Германией войны России, проливает свет на то, что происходило перед войной на глобальном — надгосударственном уровне мировой политики.

В самом начале первой мировой войны ХХ века имел место эпизод, хорошо известный старшим поколениям по курсу «История КПСС»: когда началась война, все без исключения социал-демократические партии в парламентах государств Европы проголосовали за войну, за местный «патриотизм» и выделение правительствам кредитов на ведение войны.

Исключением были только большевики в Государственной думе России, которые проголосовали против войны, после чего фракция большевиков в полном составе пошла за это на каторгу. В.И. Ленин в работах «Задачи революционной социал-демократии в европейской войне» и «Крах II интернационала» выразил порицание позиции европейской социал-демократии, охарактеризовав её как измену вождей делу социализма.

Но в книге Ю.Г. Фельштинского «Крах мировой революции — Брестский мир», есть упоминание события, обязывающего иначе оценить позиции лидеров европейской социал-демократии и В.И. Ленина.

«Когда 1 августа 1914 года канцлера Германии Т. Бетмана-Гольвега, торопящегося с объявлением войны России, спросили, зачем, собственно, ему это нужно, канцлер ответил: "Иначе я не заполучу социал-демократов". "Он думал достигнуть этого, — комментирует в своих мемуарах Бернхард фон Бюлов, — заострив войну [...] против русского царизма". (Хвостов. История дипломатии, том II, с. 796.) И германские социал-демократы проголосовали в рейхстаге за предоставление правительству военных кредитов»¹¹.

Из слов канцлера Германии открывается, что германские социал-демократы не просто проголосовали за войну, когда она началась; но они ещё задолго до начала войны истово её желали и делали это так громко, что об этом знал даже канцлер империи.

Т.е. они были едва ли не самыми заинтересованными поджигателями войны в Европе. Однако канцлер не понимал, что это не имперский, хотя и своеобразный «патриотизм» оппозиционеров — германских социал-демократов, а просто один из шагов во многоходовке закулисного руководства II интернационала, объединявшего всю социал-демократию Европы¹².

В 1912 г. В.И. Ленин, анализируя политические перспективы, писал: «Война Австрии с Россией была бы очень полезной для революции (во всей восточной Европе) штукой, но мало вероятно, чтобы Франц Иосиф и Николаша доставили нам сие удовольствие»¹³.

Но в тот период В.И. Ленин не управлял реализацией возможностей в общеевропейских масштабах. Кроме того, к большевикам после ограбления группой Камо Тифлисского отделения Госбанка Российской империи (1907 г.) европейская социал-демократия относилась как к изгоям, в силу чего руководство II интернационала не посвящало большевиков и В.И. Ленина персонально в некоторые непубличные аспекты своей политики.

Доверенными лицами руководства II интернационала в России выступали социал-демократы иных толков.

И это означает, что если европейская «белая и пушистая» социал-демократия хотела войны так громко и убедительно, что даже канцлер Германии об этом знал и пошёл им навстречу, то это могло быть только следствием того, что внешние кураторы и внутренне руководство II интернационала, анализируя прошлое (франко-прусская война 1870 — 1871 гг.

Парижская коммуна как первая попытка построения социализма), тоже пришло к выводу, аналогичному ленинскому: «война была бы очень полезна для революции в масштабах Европы — для начала мировой революции». Но в отличие от В.И.Ленина, они уже тогда могли управлять реализацией некоторых политических возможностей и готовили общеевропейскую войну как пролог к мировой марксистской псевдосоциалистической революции.

Кроме того, европейская социал-демократия была не одинока в своём желании войны: группировки капиталистов тоже желали войны для того, чтобы в очередной раз перераспределить мировые рынки, однако совершенно не предполагая завершать желанную им войну «мировой социалистической революцией» — свержением либерально-буржуазного капитализма в глобальных масштабах.

На этом фоне и родился сценарий организации мировой революции через развязывание европейской войны, и он был к началу войны известен в узких кругах внутреннего руководства социал-демократических партий Европы, в соответствии с которым они и действовали и в начале войны, и в её ходе, работая на ленинский лозунг «превратим войну империалистическую в войну гражданскую», но в отличие от большевиков, провозгласивших этот лозунг публично, европейская социал-демократия работала на его реализацию молча — вне сферы публичной политики¹⁴.

Чтобы революция гарантированно победила, она должна была начаться и победить в наиболее сильной стране из числа тех, где социал-демократия была достаточно авторитетна среди простонародья.

Такой страной была Германия. То, что социалистическая революция в 1917 г. началась в России и Советская власть победила в гражданской войн, это не было предусмотрено общеевропейским сценарием развязывания первой мировой войны с целью осуществления «мировой социалистической революции»¹⁵.

1.3. «Базар надо фильтровать», тем более, если ты —
министр иностранных дел державы, претендующей быть великой…

Начнём с утверждений, которые не все понимают (вне зависимости от своего социального и политического статуса) и потому постоянно нарушают стоящие за ними принципы в своей повседневной жизни и профессиональной деятельности:

• оглашение в обществе любой информации (как достоверной, так и заведомо вздорной либо лживой) является потенциально управленческим актом;




• трансформируется потенциальный управленческий акт в реальный управленческий акт, т.е. повлечёт за собой поток событий либо нет, обусловлено несколькими факторами: 1) какая именно информация (какой смысл) оглашается, 2) кто именно в результате оглашения получает доступ к этой информации, 3) каковы их нравственность, миропонимание и культура чувств и мышления, интересы и вожделения, 4) какими социальными связями (включая и эгрегориальные), по которым возможно дальнейшее распространение информации, они обладают.

Указав на эти обстоятельства, вернёмся к истории разжигания первой мировой войны ХХ века.

* *
*

1 июня 1914 г.¹⁶ состоялся однодневный визит Николая II в Румынию. Императорская яхта “Штандарт” пришла в Констанцу, где протекали беседы Николая II и С.Д. Сазонова с румынским руководством.

Королём Румынии в то время был родственник германского кайзера Карл I Гогенцоллерн-Зигмаринген (1839 — 1914), действительно много сделавший для становления Румынии как суверенного государства после её освобождения из-под власти Турции. Между ним и С.Д. Сазоновым состоялся обмен мнениями по вопросам общеевропейской политики. С.Д. Сазонов пишет:

«На вопрос короля о возможности европейской войны, я сказал ему, что думаю, что опасность войны наступит для Европы только в том случае, если Австро-Венгрия нападет на Сербию.

Я прибавил, что во время первой балканской войны¹⁷ я откровенно высказался в этом смысле Австро-Венгерскому послу в Петрограде, графу Турну, а вслед за тем и германскому, графу Пурталесу, прося их довести о том до сведения своих правительств. Король ничего на это не возразил и сидел задумавшись. Затем он проговорил: “Надо надеяться, что она этого не сделает.” Я искренно присоединился к этой надежде»¹⁸.

Если смотреть на оценку С.Д. Сазоновым возможностей возникновения европейской войны с точки зрения хозяев дрессированной британской “акулы” (т.е. с точки зрения транснационального масонства, закулисно управляющего библейским проектом порабощения человечества от имени Бога) — тех, кому была необходима битва германского “носорога” и русского “медведя”, — то:

• его слова по их сути — официальное заявление царского правительства о своём отказе от политического курса П.А. Столыпина — не взирая ни на что, мирное сосуществование России со всеми государствами, если нет прямого нападения на Россию; и так до завершения внутренних социально-экономических реформ;




• они, по сути — официальное заявление министра иностранных дел России о готовности принять вместе с войной и революцию.

И С.Д. Сазонов обязан был понимать именно это их значение, и потому не имел никакого права произносить их в присутствии кого бы то ни было, включая и Николая II, потому, что царю не были свойственны самообладание и самодисциплина мысли.

Король Карл, как и С.Д. Сазонов, также не хотел общеевропейской войны. Спустя несколько дней, чтобы предостеречь Вену от глупостей, король Карл, передал дословно мнение С.Д. Сазонова, принимая в Бухаресте Австро-Венгерского посланники графа Чернина, а тот немедленно известил об этом эпизоде своё правительство.

С.Д. Сазонов, не покинул Румынию 1 июня вместе с Николаем II на борту императорской яхты, а задержался в Румынии для переговоров с её премьер-министром Братьяно. Они поехали в Синаю — летнюю резиденцию румынской королевской семьи в Карпатах — неподалеку от границы с Австро-Венгрией.

В те годы часть Трансильвании, с преимущественно румынским населением, входила в состав Австро-Венгрии. О поездке в Синаю С.Д. Сазонов сообщает:

«… Братьяно, желая дать мне более точное понятие о красотах карпатского пейзажа с его великолепными лесами, довез меня до какой-то местности, название которой я забыл, лежащей на самой границе.

После минутной остановки наш автомобиль, к немому удивлению гонведной стражи, быстро переехал пограничную черту и мы углубились на несколько верст в венгерскую территорию. Когда мы ступили на почву Трансильвании, у нас обоих, вероятно, промелькнула одна и та же мысль, а именно, что мы находимся на румынской земле, ожидающей освобождения от мадьярского владычества и воссоединения с зарубежным братским народом. Но мы не обменялись этими мыслями, потому что пора откровенных бесед для нас еще не наступила.

На другой день после нашей поездки будапештские газеты поместили заметку, в которой выражали свое неудовольствие по поводу прогулки Братьяно, вместе со мной по венгерской территории. В Вене, как я узнал впоследствии, наше совместное появление в Трансильвании тоже подверглась осуждению»¹⁹.

— А какой бы реакции хотел С.Д. Сазонов? Ведь по существу эта выходка министров в заграничный лес (тогдашние границы Австро-Венгрии были общепризнанными и никем официально не оспаривались) — явная политическая провокация. И почему после неё и телеграммы графа Чернина, когда внезапно раздались сараевские выстрелы, в открытость внешней политики России, в искренность и достоверность её заявлений и в её миролюбие должны были верить в центрально-европейских державах?

Обращаться к Николаю II с официальным запросом о том, дурак у него министр иностранных дел или наивен как несведущий младенец, представляется стеснительным (неполиткорректным — в терминологии наших дней), если смотреть на события из правительственных кабинетов Вены или Берлина.

Известие об этой выходке министров в лес “погулять” на территорию потенциального противника дополнило в Вене уже известное из сообщения посла о содержании беседы румынского короля Карла I с С.Д. Сазоновым. Упомянутый уже граф Чернин в своих воспоминаниях, цитируемых С.Д. Сазоновым, сделал вывод, что к моменту беседы с румынским королем С.Д. Сазонов уже знал «о каких-то сербских замыслах против Австро-Венгрии»²⁰.

Все эти события происходили менее чем за месяц до убийства в Сараево наследника престола Австро-Венгрии эрцгерцога Франца Фердинанда и не были тайной для руководителей (масонов разных мастей и толков²¹) политически активной массовки (“общественности”) во всех странах Европы; в том числе и для тех, кто планировал общеевропейскую войну, которой не хотел С.Д. Сазонов и другие.

И из «Воспоминаний» С.Д. Сазонова можно узнать, что действительно в 1914 г. реакция Лондона на германскую активность на Балканах была отличной от той, которую выказывал тот же самый Лондон по отношению к активности Германии ранее. В 1911 г. Германия пыталась потеснить Францию в Марокко.

Эти события получили название «Агадирский эпизод» либо «Агадирский кризис» (см. «Википедию»).

О них сам же С.Д. Сазонов пишет:

«Беспристрастие заставляет меня признать, что решающим моментом в разрешении политического кризиса 1911 года было, однако твердое заявление английского правительства о своей солидарности с Францией²².

При этом я не могу не выразить убеждения, что если бы и в 1914 году сэр Эдуард Грэй²³, как я о том настойчиво просил его, сделал своевременно столь же недвусмысленное заявление в смысле солидарности с Россиею и Франциею (текст выделен нами при цитировании), он этим спас бы человечество от того ужасного катаклизма, последствия которого подвергли величайшему риску само существование европейской цивилизации»²⁴.

Возвращаясь в другом месте к событиям предвоенного периода, С.Д. Сазонов пишет:

«Воздержание английского правительства от решительного выступления в эту, полную тревоги, минуту было тем более прискорбно и непонятно, что ни в России, ни во Франции никто не мог допустить сомнения, что Англия также искренно прилагала все усилия, чтобы предупредить возникновение европейской войны. Этому служила порукой, бывшего тогда у власти либерального кабинета г‑на Есквита, следовавшего, в этом отношении, преданиям своей партии и, в не меньшей степени, — нравственные качества министра иностранных дел Сэра²⁵ Эдуарда Грэя, не без основания всю жизнь слывшего убежденным пацифистом»²⁶.

С.Д. Сазонов, заступая на пост министра иностранных дел России в 1910 г., уже тогда по долгу службы обязан был знать и понимать практическую значимость высказывания лорда Палмерстона (1784 — 1865): «Как тяжело жить, когда с Россией никто не воюет».

Военное разрешение Агадирского кризиса 1911 г. (с апреля по 21 июля, когда Британия заявила, что она не останется нейтральной в случае военного конфликта Германии и Франции) не гарантировало вовлечения в войну России, поскольку П.А. Столыпин был ещё жив (он был смертельно ранен 1 (14) сентября 1911 г.) и занимал позицию, что если прямого нападения на Россию нет, то она не участвует в разборках между собой европейских держав ни по какому поводу.

Поэтому и реакция Лондона на Агадирский кризис была решительно предостерегающей Германию от начала военных действий.

Догадаться о том, что хозяева дрессированной английской “акулы” кровно заинтересованы в военном “коротком замыкании” и самоуничтожении в нём мощи России и Германии, и потому не сделают никаких заявлений, а все подписанные Англией договоры о союзе с Россией — простые уловки для вовлечения её в планируемую британским масонством войну²⁷ — выше интеллектуальных возможностей царя и чиновников царского правительства.

Внутренний Предиктор СССР
18 октября — 14 ноября 2018 г.

________________

Скачать файл: [в формате 'pdf'] [в формате 'doc' (rar-архив)]