Наследие Октября: работа над ошибками

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/1146322/1146322_300.jpgБезусловный общий лейтмотив всех, скорбящих по поводу Октябрьской революции 1917 года, от архаичных мумий монархистов до газообразных живчиков рыночного аферизма – это мотив БЕДЫ.

Случилась беда, понимаете? Не шанс для человечества, не прорыв в новый мир, не рождение в кровавых муках нового мира – а просто катастрофа. Грубо говоря, «мы чай на веранде пили, а потолок упал».

Дальше начинаются изыскательские работы клиострадальцев[1]– почему упал потолок на наше чаепитие? Конструкция ли неверна была или гниль подточила балки? Много ли было свободы, или наоборот – мало? В

о всех дискуссиях общее одно: «как жаль, что крыша обвалилась!» Вот если бы там подпорочку подставили вовремя, или вот здесь бы гвоздик забили – тогда бы… А так вот, пожалуйста, «проиграли ХХ век»…

Обычные стоны клиострадальцев вам знакомы не хуже меня. Их можно разделить на основные группы:

- Не было жестокости – пришла жестокость
- Была свобода – не стало свободы
- Было богатство – стала нищета

Это основные блоки, там много подразделов: страдания по утраченному парламентаризму, по волшебной припарке многопартийности, по идеологизации культуры и науки, по поводу «формализма выборов», утраченных возможностей, упущенных шансов и т.п.

Всё это, строго сводя, укладывается в два слова: «ГОРЕЧЬ УТРАТ». Всё было хорошо, была нормальная жизнь, её бы чуть подправить – а тут такие «великие потрясения» взамен «великой России»…

Те, кто видят в 1917 году «великие потрясения» – не хотят в упор видеть ни великих сдвигов, ни великих свершений, ни великих (всемирно-исторических) достижений подлинного авангарда человечества, которым стал СССР в ХХ веке, «русском веке» – потому что именно русские в ХХ веке определили всё, создали его лицо и его достижения.

+++

Есть одна особенность у истории, которую нужно подчеркнуть: поистине-великие свершения и переходы на новый уровень в ней чаще всего свершаются в сектантской оболочке, о чём, кстати, писал и К.Маркс.

Он достаточно проницательно отделял в английской, например, революции её социально-историческое ядро преобразований, от той формы, в которой они проходили, от радикального религиозного пуританизма. Оглядываясь на 100 лет назад, мы имеем право так же рассматривать и великую русскую революцию.

В ней есть всемирно-историческое ядро объективно-необходимых преобразований. И неизбежно – имеется сектантская оболочка этого ядра, пласт верований людей конца XIX века, облекших цивилизационный подъём на новую ступень человеческих отношений в посильные человеку той эпохи образы, по сути, сектантских взглядов.

Точно так же, как пуритане видели в своей буржуазной революции не буржуазную революцию, а торжество пуританской секты, большевики видели в своей цивилизаторской прогрессии не общую логику раскрытия двух тысячелетий христианской цивилизации, а торжество естественнонаучной секты.

Но примитивные естественнонаучные взгляды XIX века давно похоронены новыми достижениями человеческого познания, во многом связанными с великим цивилизационным подъёмом социалистической формы хозяйствования (в которой разум планирования покоряет безмозглую и непредсказуемую стихию случайных взаимоотношений).

Во многом несоответствие содержания процесса той форме, в которую её облекли сектанты в самом начале – и вызвало кризис социализма конца ХХ века. Но это другой разговор.

Наш разговор – о достижениях, которых плоские умы не хотят видеть за потрясениями.

+++

Дореволюционная культура Европы и России складывалась так однобоко, что из неё мы, в основном, знаем лишь о жизни 3-5% населения Земли.

Лишь изредка, да и то в трудах мрачных писателей-реалистов, проглядывает жизнь 97% людей, обречённых на кромешный ад от рождения до гроба.

И вся «горечь утрат» с их парламентаризмом, многопартийностью, энциклопедичностью, знание по 6-7 иностранных языков – была утратой только для 1-2, много 3% населения.

Под этой тонкой социальной плёнкой тысячелетиями находились гигантские массы «двуногого скота» и «говорящих орудий».

Ни парламентаризм, ни многопартийность, ни думские страсти, ни газетные перезвоны, ни культурное наследие человечества, ни прочие ресторации-ассигнации этих масс никак не касались и ничего для них не значили.

И жизнь и политика тысячелетиями существовали лишь для узкой верхушки, а потому и "потерять старую жизнь" могла только эта узкая верхушка.

У масс в России или Европы не было ни человеческой жизни, ни какой-либо иной политики, кроме повседневного выживания.

У социально-экономической машины XIX века был чудовищно низкий КПД: чтобы обеспечить сносную жизнь 5% жителей Земли, она сжигала в топке, в адских муках 95% остальных. И так – из поколения в поколение.

+++

Вера в Бога вообще, и христианство в частности – полагали такое положение нетерпимым и невыносимым. Человек, как топливо и навоз, противоречил образу человека, созданного по образу и подобию Божию.

Проблема социальной справедливости была поставлена христианством и религией (а, скажем, перед дарвинистами она никогда не стояла, да и сегодня не стоит. Выживание 3% самых ловких и приспособленных – это и есть естественный отбор, скажет вам социал-дарвинист)…

Но ведь Европа и Россия – многие столетия представляли христианскую цивилизацию. В ней жило, болело и нарывало громадное противоречие между теорией (человек по образу и подобию Бога) и практикой (человек как мусор и расходный материал).

Это противоречие и породило прогресс, заставляя искать выход из своего капкана! Теоретически все мы братья – думал человек, выходя с богослужения – а практически волки…

И тогда человек создал науку и технику. Нигде за пределами христианской цивилизации мы не встречаем таких науки и техники, и по очень простой причине: они там были не востребованы. У инков или корейцев, арабов или банту не было этого мучительного противоречия между теорией и практикой.

Наука и техника порождены заботой о бедных. Богатым они не нужны, и даже опасны: авторитет подрывают. У богатых и без техники всё есть, и наука кажется им вздорной блажью. К тому же авторитет учёности может подменить авторитет наследника богатств, а для богатых такой перехват – отнюдь не в радость!

Наука и техника нужны тем, кто бедствует. Кто не бедствует, кто блаженствует – тот не нуждается в переменах и даже боится их. А вот тем, кто в беде – нужно средство вырваться.

И вот люди, полные христианского милосердия, задумались:

- как сделать жатки, молотилки, веялки, трактора – чтобы облегчить простым людям невыносимый чёрный труд? Великий Кулибин прямо указывал, что создал свою "самоходную баржу", наблюдая невыносимые страдания волжских бурлаков…

Другая сторона вопроса:

- как сделать оружие, которое защитило бы слабого от сильного? Например, русские без пушек покорились монголам, а с появлением пушек – отбились от них!

Давид нуждается в праще против Голиафа, а раб нуждается в роботе, чтобы робот делал за него неприятный, тяжёлый, грязный и монотонный труд…

Наука и техника сделали у нас (в России и в Европе, Америке) огромные и беспрецедентные шаги. Они подняли нашу, белую, расу на недосягаемую высоту прогресса. Но если добрых людей наука и техника усиливают, то точно так же они усиливают и злых людей. Ножу безразлично – резать ли каравай или человека…

Возник ещё один фундаментальный конфликт: между разумом, господствующим в лаборатории учёного, Духом, "господином монастырским" и зоологическим, звериным доминированием, господствующим в обыденной жизни.

Европейский разум прятался за стенами университетов, как первые коммунисты-монахи прятались от феодальных свинцовых мерзостей за стенами монастырей-крепостей…

К ХХ веку наука и техника накопили огромный, величественный багаж знаний и возможностей. Но конфликта между разумом и зверем не сняли: с умной техникой можно было бы, кажется, выстроить и всю жизнь по уму (ведь для этого и создавалась великими подвижниками умная техника!) – но разума мало. Нужна воля. Политическая воля.

Плоды просвещения веками доставались, в самом лучшем случае, лишь тем же 3% населения Земли. Основная же масса была лишена и доступа к ним и всех сулимых ими благ.

Машины, созданные для улучшения жизни – калечили и убивали, отсюда и трагедия ручных ткачей, и движение луддитов, и многое другое.

Даже если удавалось вписать умную машину в звериное устройство дореволюционной жизни – она там усиливала не добро, а зло, и не сокращала, а умножала страдания низов.

Например, ткацкая машина, создававшаяся для облегчения труда ткачей – облегчила жизнь не им, а только их хозяевам! Если ты владелец или совладелец производства – тогда его технический прогресс тебе во благо, ты больше и быстрее получаешь благ.

Но если ты наёмный рабочий – то технический прогресс выбрасывает тебя даже из той жалкой жизни, которая у тебя была при низком развитии технологий!

И всем передовым людям становилось ясно: умная техника несовместима с безумной жизнью, подчиняющейся «законам джунглей», полной безмозглых стихий и животных мотиваций!

Если в самой организации жизни, её строе и укладе, нет ума – то умная машина только усиливает изначальное безумие, умножает и без того чрезвычайные страдания большинства.

Пределом этого «умножения безумия» техникой стала Первая мировая война. Лишённая идеологической подкладки Второй мировой, ведшаяся странами с одинаковым общественным строем – величайшая бойня, снабжённая пулемётами и удушливыми газами (вот они, плоды просвещения!) не имела ни внятных причин, ни смысла, ни рационального объяснения. Миллионы жертв, поля, устланные костями призывников всех наций – ради чего?!

Я объясню. Это – зоологическое.

Если в саванне встречаются два льва – они дерутся, выясняя, кто круче. Лев, имеющий клыки – пускает в дело клыки. Лев, имеющий когти, пускает в дело когти. Слоны добавят бивни, а носорог – рог, и т.п. Если у хищника есть пулемёты, то он пустит в дело пулемёты.

Если у него есть отравляющие газы – он выпустит отравляющие газы. Если у него появится атомная бомба, он…

Первая мировая – это выяснение «кто круче» у геополитических хищников. С одной стороны – они были вооружены немыслимой для дикарей техникой.

С другой – были по натуре животными, управлялись зоологическими мотивами, следовали «естеству джунглей».

Логично, что запредельный и запредельно бессмысленный кошмар «империалистической войны» завершается Октябрьской, и, в определённом смысле, мировой революцией.

Слишком очевидным для слишком многих стало, что развивать дальше технику, не развивая общественного устройства, невозможно. Нельзя и дальше давать в руки диких зверей умные машины…

+++

Наша цивилизация две тысячи лет вырабатывала образ и проект «нормальной человеческой жизни». Он возник как вероисповедный идеал, а затем стал дополнятся необходимыми техническими устройствами (которые без идеала просто не появились бы – как не появились они в Папуа-Новой Гвинее).

Образ-то нормальной человеческой жизни был, а самой нормальной человеческой жизни не было! Были лишь кое-где в монастырях (далеко не во всех) её маленькие оазисы, экспериментальные крупицы.

Сама же жизнь текла описанным М.Горьким потоком, в котором ненавистью вытеснялась любовь, хищничеством – забота и сострадание, родительские чувства, так ярко описанные Христом (отец и сын – одно!) подменялись истязанием сынов отцами, дочерей – матерями…

Христос велел делиться – а люди вместо этого окосели от жадности. Апостолы Христа не имели личного имущества – а их как-бы последователи всех замордовали своим собственничеством, своим занудным, звериным «моё, моё»…

2 тысячи лет назад Евангелие сказало, что «мир во зле лежит», мир во власти сатаны, и предостерегло верующих – что будут они «не от мира сего».

Это – первичная энергия пафоса цивилизации, которая двигала большевиками, и которую сами большевики не совсем понимали.

Вытащить мир из вековечной обыденности зла, из тысячелетий паскудного скотства и безбожной несправедливости, глумящейся над христианским обликом человеческим…

Эту задачу надо было решить, и нужна была сила, которая возьмётся её решать.

+++

Достаточно полистать любого из наших – или зарубежных классиков, Достоевского или Лескова, Диккенса или Гюго, чтобы понять один простой факт: до революции 1917 года не было отдельного ГУЛАГа, потому что просто вся жизнь сама по себе была ГУЛАГом в солженицыновской треш-версии.

То, что бородатый лжец приписывал лагерным баракам – было присуще любой курной избе малоземельного крестьянина, любому фабрично-заводскому бараку, любой ремесленной лавке или мелочной торговле…

Человека не нужно было отдельным приговором сажать в "ГУЛАГ по версии Солженицына", потому что 95% населения рождались в таком ГУЛАГе, жили там, и умирали тоже там.

О том, что может быть какая-то другая жизнь, такой забитый человек узнавал только из церковных «сказок», рисовавших образ рая, подозрительно схожий с брежневским СССР[2]…

Никакие многопартийные парламентаризмы, игрушки буржуазного лживого кастового общества[3] – никак не влияли на этот «врождённый ГУЛАГ». Никак не облагораживали его, с его запредельными холодом, голодом, теснотой, вшивотой, темнотой, нищетой, истязаниями и бесправием.

Многопартийности и парламентаризма и прочего псевдо-правового тряхому*ия полно и сегодня, в нашей уродливой, ненормальной пост-советской жизни, но «счастье», как сами видите – вовсе не в них.

+++

Великими усилиями глубокоуважаемого С.Е.Кургиняна в массовое сознание вошли РЕАЛЬНЫЕ цифры жертв политических репрессий.

Они стали для спорщиков консенсусом: уже и «сталиноедка» К.Собчак[4], и ультра-американствующий русофоб А. Илларионов фиксируют число жертв в районе 2 млн чел. Пропали солженицыновские мифические 100, 60, 30 и прочие миллионы.

А вот тут кончается и «скромное обаяние антисоветизма»: извините, но в американских тюрьмах сегодня, в 2017 году сидит свыше 2,2 млн. чел. В тюрьмах РФ – около 700 тыс. чел. И когда Илларионов пишет с гневом и яростью – «Жертвы террора, 1921-53 гг., всего казнённых, убитых, умерших – 2,5 млн чел»[5] – это уже не шок и не сенсация.

Ведь итог подбит за 32 года, включавших в себя ожесточённейшую гражданскую войну, великие хозяйственные и социальные переломы, Великую Отечественную войну, такие немыслимые и грандиозные испытания от внешних (никак не связанных с И.Сталиным) причин. Давайте ещё раз посмотрим на цифры:

Всех заключённых в ГУЛАГе в 1937 году: 1 млн 196 тыс. чел. Это на пике т.н. «большого террора»[6]! У режима Обамы население тюрем превысило 2 млн. чел.

При этом условия абсолютно несопоставимы: Сталин осуществляет руководство страной между двумя мировыми войнами, с грандиозными преобразованиями, ломающими весь старые быт. А режим Обамы осуществляет всего лишь текущее управление давно сложившимся американским укладом. И у Обамы сидит в тюрьмах больше, чем у Сталина!

И возникает вопрос: а раз так, то о чём вообще разговор?!

Существует определённая социальная норма – количество заключённых (и казнённых) на 100 тыс. населения. Штука-то в том, что сталинизм не выходит за эту норму, действовавшую и действующую сегодня в США, РФ, во Франции и других аналогах!

Мы бы конечно, с пониманием отнеслись, если бы он вышел: особые условия, особое время, особые вызовы! Но поразительным образом сталинизм не выходит за социальную норму заключённых в обыденное мирное время – хотя он не был, ясен перец, ни обыденным, ни мирным временем…

Нелепо довешивать к «жертвам Сталина» (кстати, почему они у либералов всегда и все «невинные»?!) умерших от голода. В США в 1930-33 годах от физического истощения умерло более 7 млн голодавших[7], однако я ни разу не встречал гневные статьи о «кровавом президенте Гувере» или ещё каком-нибудь кровавом президенте.

Стивен Кинг об американском голодоморе: «…однажды они пошли в суд, поглядеть на страшную машину, которую шеф Бортон нашел на чердаке. Эта штука называлась стулом для бродяг. Он был чугунный и в ручки и в ножки были вделаны оковы. Закругленные набалдашники торчали из спинки и из сиденья…

– Ну ты просто ребенок, – сказал шеф Бортон, смеясь. Сколько ты весишь? Семьдесят, восемьдесят фунтов? Большинство бродяг, которых шериф Салли усаживал на этот стул в былые дни, весили в два раза больше.

Где-то через час они чувствовали себя немного неуютно, по-настоящему неуютно через два-три и совсем плохо через четыре-пять часов. Через семь-восемь часов они начинали кряхтеть, а после шестнадцати-семнадцати обычно начинали плакать.

И к тому моменту, когда двадцатичетырехчасовой тур кончался, они готовы были клясться перед Богом и человеком, что в следующий раз они будут обходить Дерри на кривой кобыле.

Двадцать четыре часа в кресле для бродяг были чертовски убедительным средством.

Внезапно показалось, что в кресле больше набалдашников, вонзающихся в ягодицы, позвоночник, поясницу, даже затылок.
– Можно мне отсюда вылезти? – спросил он вежливо, и шеф Бортон засмеялся. В одно мгновение, в какую-то долю мгновения, Майк подумал, что шеф закроет сейчас на ключ наручники и скажет: «Конечно, я выпущу тебя.., через двадцать четыре часа»[8]…

Либерал Липсиц И.В[9]., автор учебника «Экономика 10-11 классы», изданном в 90-е годы:

«…Над страной [CША – ЭиМ] опустился мрак безысходности, и голодная смерть стала реальностью: только за один 1931 год и только в Нью-Йорке от голода умерли 2 тыс. человек».

+++

И немудрено: голод – вечный спутник рыночной экономики. При ней всегда кто-нибудь голодает. В обычное время голодающих не так много, а в кризис их количество резко растёт. В царской России с приходом капитализма и рынка массовые голодоморы случались не реже, чем раз в 10 лет (а то и в пять)[10].

Для того, чтобы голод кончился раз и навсегда – нужно, чтобы кончился свободный рынок. Это и сделали в СССР, после чего, собственно, родился я – здоровенький, пухленький, розовенький…

И тупой как пробка – раз мне в школе лапшу на уши навешали про «страшного Сталина»… Моё поколение, по меткому слову Р. Шарипова, «Бога забыло, хлебом кидалось» – и вот результат…

+++

В становлении нового мира, вытекающего из всей логики человеческой цивилизации (суть которой – наращивание возможностей, точности и упорядоченности параллельно наращиванию человечности) – было допущено огромное множество тактических ошибок. Конечно же, большевики «дров наломали» и «маху дали» далеко не один раз, иначе не был бы столь жалким финал великого советского пути в 1991 году…

Необходимо не просто возвращение к истокам, но и РАБОТА НАД ОШИБКАМИ, как в школе, когда тебе вернули диктант, написанный на «двойку».

Если ты получил «двойку» за диктант – это не значит, что не нужно писать диктантов. Это значит, что нужно лучше готовиться к диктантам…

Точно так же в столетие Октября-1917 нельзя смешивать работу над ошибками – и отрицание самой необходимости революции. Нелепо отрицать и необходимость насилия, давление, «ломания об колено» старого мира. Может быть, где-то оно применялось не так, как нужно, и не к тем, кому нужно – эти случаи мы должны разобрать и осмыслить.

Но в общем и целом не нужно думать, что вы войдёте в светлое будущее без подавления сопротивления врага и без карательного аппарата. Это наивно. Жизнь сто раз доказывает только одно: если ты не уничтожишь врага, то он уничтожит тебя. Это единственное, чего можно добиться ненасилием и толстовством.

Из самой природы термина «Зверь» вытекает невосприимчивость его носителя к ненасильственным увещеваниям. Если вы пошли охотится на крупного зверя – то обязаны быть и сильнее его, и вооружены, и готовы применить оружие. Иначе ваша охота на зверя закончится тем, что зверь вас сожрёт (что и случилось с одрябшим, уверовавшим в ненасилие СССР).

Наврал, и грубо наврал А. Твардовский, когда в 60-х проорал "По праву памяти":

Смотри, какой ты сердобольный, –
Я слышу вдруг издалека, –
Опять с кулацкой колокольни,
Опять на мельницу врага. –
Доколе, господи, доколе
Мне слышать эхо древних лет:
Ни мельниц тех, ни колоколен
Давным-давно на свете нет.

Ты, Саша Твардовский, иди марксистов обманывай, а современного человека не проведёшь. Это у марксистов(наивных) для зверства человеческого «социальные условия и производственные отношения» нужны. А кто Святых Отцов читал – знает, что зверь в человеке сидит без всяких производственных отношений.

В 1991 году всё вдруг всплыло – «и мельницы, и колокольни», и те сынки, которые «за отца не отвечали»… Вон сынка Шухевича пожалели, думали – сын за отца не в ответе, а он новых трупов, гадина склизкая, навалил, тёмного часа дождавшись…

Зверь есть зверь. Надеяться на то, что он, со всеми его инстинктами, услышит лекции по цивилизации и променяет жажду кровавого доминирования на электричество и тёплый сортир – будете до морковкина заговения.

Вы кого хотите убедить в необходимости торжества разума и добра, бандеровское отребье?! А вы не думали, что хищник сожрёт вас быстрее, чем вы закончите читать свою проповедь?

К тому же и непонятную хищнику, ибо нет у него АППАРАТА ВОСПРИЯТИЯ. Чтобы воспринять умные мысли – нужно иметь собственно ум. Ведь для радиосигнала мало радиостанции, нужен ещё и работающий радиоприёмник! Умные мысли мало оглашать – нужно же, чтобы слушатели были способны их воспринимать не просто как шум и колебания воздуха…