http://www.alleng.ru/d_images/econ/472_small.jpgБыла у меня одна книга некоего И. В. Липсица «Удивительные приключения в стране Экономика» 1992-го года выпуска, в которой либеральный экономист объяснял детишкам, как работает экономика.

А что в этой книге, собственно, такого уникального? В 90-х были популярны книги, учащие детей барышничать, вон, даже у такого именитого советского писателя – Успенского и у того крокодил Гена с Чебурашкой взялись открывать свой бизнес.

Уникального ничего особо нет, если не брать в расчет то, что Липсиц очень основательно взялся за дело: выдумал целую сказочную страну, снабдил книгу множеством ярких, красивых иллюстраций – словом, сделал всё, чтобы как можно лучше объяснить детишкам суровые капиталистические реалии.

Впрочем, примечательно не это, а то, что он первый, кто постарался художественно описать детям зловещую и коварную Командно-Административную Систему (коротко – КАС).

Только представьте себе такую картину: огромный город с высокими домами, каждый дом – крепость (кабинет КАСовцев), обнесенная крепкой стеной, в каждой крепости – по сотне злых бюрократов, которые только и думают о том, как сделать жизнь народа тяжелее и хуже; по серым, угрюмым улицам тянутся бесконечные очереди… грузовиков, груженных доверху товарами: колбасой, сыром, молоком, одеждой, техникой, но злые бюрократы не хотят, чтобы людям достались все эти блага, поэтому они всеми силами тормозят движение этих грузовиков, чтобы были постоянные пробки, и движение текло еле-еле.

https://j.livelib.ru/auface/162780/200/1936/Igor_Lipsits.jpgПредставили? Жуть, правда? Любопытно то, что Липсиц против КАС выдвигает не «открытое общество» или абстрактную «свободу», как все прочие либералы, а хозрасчет. Это действительно неожиданный ход.

И, самое интересное, – здесь он совершенно прав! Чтобы понять существо хозрасчета, нам необходимо проникнуть в основы экономики.

Либерализм сегодня является господствующей силой в экономических науках. Давайте же рассмотрим то, как либерализм в лице Липсица трактует основы экономики, и обратим особое внимание на мысль о пользе хозрасчета.

Итак, Липсиц, разъясняя 10-тилетним детишкам, что такое экономика, начинает с того, что у каждого человека есть свои экономические интересы. Хорошо, но как же он их объясняет? А вот как:

«Их смысл очень прост: каждый человек должен всю жизнь думать о том, как заработать для себя и своей семьи на жизнь».1

Действительно очень просто! Хотя лично я с трудом представляю себе, чтобы, скажем, Ходорковский или Навальный были вынуждены постоянно думать о том «как заработать для себя и своей семьи на жизнь»!

С одних только своих банковских счетов они могут обеспечить не только себе сытую, комфортную старость, но и своим детям, внукам. Надо быть честным, господин экономист: постоянно думать о том, как заработать, вынужден не просто некий абстрактный «каждый человек», а тот человек, который не имеет счета в банке, не имеет бизнеса, который мог бы обеспечить ему этот счет и потому вынужден продавать свою рабочую силу, то есть – пролетарий.

Но разве правильно сводить экономические интересы к простому стремлению обеспечить жизнь себе и близким, причем не сытую жизнь, а просто жизнь, одним словом, к выживанию? Если речь идет о банальном выживании, зачем грузить детей такими сложными понятиями, вроде «экономический интерес»?

Это всё равно, что приемную называть ресепшен. Кроме того, как в таком случае экономические интересы людей могут быть разными, как пишет Липсиц? А дело в том, что экономические интересы – это не просто цель заработать, но это определенный способ заработка: продажа рабочей силы или получение прибыли. В этом случае всё встает на свои места.

Однако тут мы обнаруживаем, что люди обладают не просто разными экономическими интересами, а антагонистическими! Интерес пролетария: работать поменьше, а зарабатывать побольше, интерес капиталиста же обратный: эксплуатировать пролетария больше, а платить меньше.

Следовательно, интерес наемного труда и капитала – взаимоисключающий. Но это еще не всё. Покупатели стремятся купить товар покачественнее и подешевле, производители же стремятся продать товар подороже, предельно сэкономив на качестве. Список можно продолжать.

Итак, не успели мы открыть детскую книжку по экономике и сразу – остросоциальный конфликт! Автор явно зря начал свою сказку с экономических интересов: когда объясняешь сложный материал, надо начинать с легкого, а он, получается, начал сразу с очень сложного. Об эти самые интересы многие экономисты сломали копья: сколько ни повторяй мантру о том, что капитал и наемный труд делают одно дело, а, по сути, они – постоянно враждующие между собой антагонисты; сколько ни тверди, что мы одна нация, один народ, одна большая семья, а каждый (кто может) тянет одеяло на себя.

Липсиц не пытается скрыть это явное противоречие, он пространно заявляет: надо договариваться. Интересно, как уважаемый экономист предлагает договариваться людям, имеющим взаимоисключающие интересы? Между тем, мы прекрасно знаем, как капиталисты умеют «договариваться» с пролетариями: при помощи полицейских дубинок и слезоточивого газа. Или, скажем, возьмем масштабы покрупнее: государство РФ хочет, чтобы сирийскую нефть добывали ее, российские, корпорации, а США, соответственно, – американские корпорации, и как им прикажете договариваться?..

Всё наше социальное бытие пронизано противоречиями и борьбой, никто никому ничего уступать не хочет ни в быту, ни тем более в экономической жизни. Липсиц, который сам завел этот разговор, как будто и сам уже не рад этому. Пытаясь ответить на вопрос, как же распутать этот громадный пучок социальных проблем, он всячески разжевывает мысль о том, что надо уметь договариваться, при этом старательно избегая жизненных примеров, моделирования ситуации.

Но какая может быть договороспособность в обществе, где царит эгоизм, где каждый озабочен исключительно своими интересами, где человек человеку волк? Между тем, Липсиц сам признает, что:

«…К сожалению, дело обстоит именно так, и потому экономист всегда должен помнить о том, что людям часто присущ эгоизм, а потому с удовольствием они работают только для собственного блага».2

А почему же он забывает об этом, когда толкует о том, что надо договариваться? И не нужно делать вид, что эгоизм – некая присущая человеческой природе черта. Уже современные исследования показывают, что дети лет до 3-5 не имеют частнособственнических наклонностей. Следовательно, эгоизм – это приобретенное качество. Кроме того, для нормального здорового человеческого существа важно не только и ни столько собственное благо, но общественное признание его трудов.

Разве мало примеров, когда люди с радостью работали для общего блага? Скажем, такой яркий пример, как строительство БАМа? Эгоизм, то есть зацикливание на своих и только на своих интересах, безразличие к окружающим, точно так же, как алкогольная и наркотическая зависимость, – это не просто не свойственная человеческой природе черта, но и глубоко противная ей. Эгоизм же порождается отношениями частной собственности. Ведь, что такое частная собственность? Наш экономист объясняет, что частная собственность:

«это то, чем люди владеют, пользуются и распоряжаются для того, чтобы зарабатывать деньги».3

Получается, если я – дворник, значит метла, которой я владею, пользуюсь и распоряжаюсь и зарабатываю деньги, – моя частная собственность? Тут даже не уточняется, может ли эта собственность быть одушевленной или нет? Скажем, муж или жена вполне подходят под данное определение.

Что-то у Липсица слишком туманные определения получаются, хорошо, однако, что он различает частную и личную собственность: личная собственность – то, что не приносит денег. Между тем, частная собственность – это не просто владение собственностью человеком (семьёй, классом), это тогда, когда этой собственностью не могут пользоваться окружающие люди, и, конечно, это не абы какая собственность, а жизненно важная собственность: средства производства.

Иными словами, частную собственность делает то, что ею, под страхом смерти, не могут пользоваться другие люди; личную же собственность делает тот простой факт, что вещь создана (куплена) специально для конкретного человека, для личного пользования и другому человеку просто не нужно ею пользоваться из-за гигиенических или же этических соображений. Таким образом, точно так же как цветок порождает плод, отношения частной собственности порождают в обществе эгоизм.

Но, как мы знаем, кроме экономических интересов есть еще национальные интересы. Что это такое? Это такие интересы, скажут нам, которые касаются каждого члена нации. Но почему-то всегда складывается так, что все национальные интересы совпадают с интересами корпораций страны.

Вот, например, РФ ввязалась в гражданскую войну в Сирии. Эксперты тут же с умным видом нам объясняют, что там наши национальные интересы. Позвольте, там интересы российских нефтяных компаний, они хотят добывать сирийскую нефть.

Капиталисты-нефтяники набьют себе карманы, а что получат рядовые россияне? Может более дешевый бензин? Нет, он всегда продавался и будет продаваться по завышенным ценам и капиталисты найдут тысячу и одну причину, почему они не могут снизить цену на бензин; ведь это и понятно – таковы их экономические интересы, продавать как можно дороже.

Соответственно, «национальные интересы» – это интересы национальной буржуазии, кучки богачей, которые пытаются замаскировать их под общественные интересы.

Не может не вызвать улыбку то, как Липсиц пытается объяснить, что такое национальное богатство: национальное богатство (земля с ее недрами, леса, реки, заводы, фабрики, финансы) – это всё то, что принадлежит… стране. Что это за зверь такой «страна»?

Страна – это географическое, а не экономическое понятие. А, между прочим, у этого «национального богатства» есть свои, вполне конкретные собственники – капиталисты. В собственность же государства попадает то, что, либо не приносит капиталистам должной прибыли, либо необходимо для прокорма государства.

В любом случае, собственность государства – это собственность правящего класса. В самом деле, когда говорят, что, мол, страна стала богаче, национальное богатство возросло, означает ли это, что выросло благосостояние народа? Благосостояние отдельных граждан, владеющих крупными предприятиями, да, выросло, а рядовых граждан? Можешь ли ты, уважаемый читатель, представить себе такую картину, что выходит твой начальник и заявляет: уважаемые товарищи, в связи с тем, что по телевизору объявили о росте благосостояния России, я поднимаю вам зарплату!

Остается только мечтательно вздохнуть. Любой хозяин скажет, что: «благосостояние страны это хорошо, но причем тут я? У меня то-то и то-то и я бы рад поднять зарплату, да не могу!». Да и государство едва ли снизит налоги в случае роста национального благосостояния. Посему, «национальное богатство» волшебным образом превращается в богатство отдельных частных собственников, которое к нации имеет весьма опосредованное отношение.

Вообще Липсиц как-то непоследовательно излагает детишкам азы капитализма: о частной собственности и капитале (основа основ!) он вспоминает лишь в середине книги. Как он объясняет нам капитал? Капитал – это деньги, которые вкладываются в дело, чтобы получить еще больше денег. А как так получается? Наш экономист говорит, что, мол, есть себестоимость и надо продавать товар выше себестоимости и вот вам капитал. Тут, как говорится, и ребенок справится!

Однако получается, что прибыль приносит не производство, как таковое, а торговля, то есть, источник капитала – торговля. Таким образом, стоимость товара можно представить такой формулой:

Т = К + M,
где Т – стоимость товара,
К – издержки производства,
М – прибавочная стоимость, приносящая прибыль.

На самом же деле «издержки производства» дробятся на постоянный и переменный капитал. Подлинная формула стоимости такова:

Т = С + V + М,
где С – это постоянный,
V – переменный капитал.

Таинство капиталистического производства, открывает нам нетленный труд К. Маркса «Капитал. Критика политической экономии», Маркс пишет, что:

«Избыток всей стоимости продукта над суммой стоимости элементов, участвующих в его [капитала - Р. О.] образовании, есть избыток возросшего в своей стоимости капитала над первоначально авансированной капитальной стоимостью. Средства производства, с одной стороны, рабочая сила – с другой, представляют собой лишь различные формы существования, которые приняла первоначальная капитальная стоимость в результате совлечения с себя денежной формы и своего превращения в факторы процесса труда».4

Переменный капитал это:

«та часть капитала, которая превращается в средства производства, т. е. в сырой материал, вспомогательные материалы и средства труда, в процессе производства не изменяет величины своей стоимости.

Постоянная же часть капитала:

«превращена в рабочую силу, в процессе производства изменяет свою стоимость. Она воспроизводит свой собственный эквивалент и сверх того избыток, прибавочную стоимость, которая, в свою очередь, может изменяться, быть больше или меньше. Из постоянной величины эта часть капитала непрерывно превращается в переменную».

Таким образом, постоянный капитал – это часть капитала, превращаемая в процессе труда в сырье и средства труда, а переменный – та часть капитала, которая представляет собой необходимые затраты на восстановление и воспроизводство рабочей силы в виде заработной платы. Как указывает Маркс: «стоимость рабочей силы и стоимость, создаваемая в процессе ее потребления, суть две различные величины».5

Прибавочная стоимость рождается путем соединения средств производства и рабочей силы и составляет из себя разницу между стоимостью товара и стоимостью рабочей силы. Часть рабочего дня работник воспроизводит эквивалент стоимости своей рабочей силы, а остальное время производит как раз прибавочную стоимость, следовательно: источник прибавочной стоимости заключается в труде и только труде людей, стоимость же вообще – есть отношение, возникающее в обществе в связи с обменом товаров.

Липсиц использовал пример с Гансом, производящим кареты. Был ли Ганс ремесленником-одиночкой, или владельцем предприятия Липсиц не уточняет. Если он был одиночкой, то прибавочную стоимость присваивал тот, кто покупал у него товар, оплачивая лишь часть затраченного Гансом труда. Но у нас речь идет о капитале, в случае же производителя-одиночки капитала нет.

Ведь капитал – возрастающая стоимость, он должен постоянно возрастать, если же он перестает расти – он погибает. Сколько бы ремесленник ни надрывался, больше определенного числа товаров ему не произвести, поэтому возникает потребность в наемном труде.

Итак, Ганс затратил на производство кареты 180 дукатов, а продал за 200, прибыль – 20 дукатов. Эти самые 20 дукатов прибавочной стоимости хитрый Ганс попросту украл у своих рабочих, не оплатив целиком их труд. Поскольку прибавочная стоимость достается капиталисту даром, для него стоимость произведенного товара состоит лишь из затрат на оборудование, ремонт оборудования, сырье и рабочую силу (180 дукатов в нашем примере), что и составляет капиталистические издержки производства.

Таким образом, прибавочная стоимость, состоящая из неоплаченного труда рабочих, выступает внешне как порождение всего капитала и приобретает превращенную форму прибыли. Маркс пишет:

«Капитал не изобрел прибавочного труда. Всюду, где часть общества обладает монополией на средства производства, работник, свободный или несвободный, должен присоединять к рабочему времени, необходимому для содержания его самого, излишнее рабочее время, чтобы произвести жизненные средства для собственника средств производства…».6

А откуда, собственно, берется торговый капитал? Торговый капитал порождается промышленным капиталом. Точнее сказать, торговый капитал (как и ссудный, рентный) есть не самостоятельный капитал, он является формой перераспределения прибавочной стоимости, создаваемой, прежде всего, промышленными рабочими. Именно поэтому так смешны и нелепы современные вопли о «постиндустриальном обществе». Но ведь и торговые сотрудники эксплуатируются своими работодателями. Как писал Маркс:

«…Подобно тому, как неоплаченный труд рабочего непосредственно создает для производительного капитала прибавочную стоимость, неоплаченный труд торговых наемных рабочих создает для торгового капитала участие в этой прибавочной стоимости».7

То же самое со всеми прочими группами пролетариата.

Упоенно описывая то, как работает рыночная экономика, наш экономист-сказочник в шестой главе подбирается вплотную к теме плановой экономики. Однако «плановая экономика» нигде не говорится, только КАС – это пустое, не несущее никакой смысловой нагрузки слово, по сути своей ругательство, которое бросил один экономически безграмотный журналист, а остальные дружно подхватили.

Саму идею о том, чтобы организовать экономическую жизнь по единому плану, наш либеральный экономист всячески четвертует, причем с самого начала своих сказок. В начале книги главные герои, чтобы попасть в страну Экономика, встают у развилки дороги Пропорциональности: на право пойдешь – коня потеряешь… а, нет, это не отсюда.

Справа – шоссе Свободного Рынка, слева – шоссе Единого Плана, а по центру – шоссе Экономических Регуляторов. Как вы, наверное, уже догадались перед нами: рыночная экономика, плановая экономика и некий суррогат. С рыночной экономикой всё понятно: анархия производства со всеми вытекающими. А вот как нам образно рисует плановую экономику наш сказочник:

«Дело в том, что шоссе в этой части долины Пропорциональности были положены как-то странно – кусками. То мы плавно скользили по новенькому асфальту, то тряслись по щебенке, а то вообще буксовали на вдребезги разбитых проселочных дорогах, которые опять сменялись участками скоростных магистралей. В итоге же продвигались мы вперед еще медленнее, чем по шоссе Свободного Рынка».8

Одним словом, жуть, страшный сон автомобилиста! Почему с этими шоссе всё так плохо? Да потому что, как это видно из самого названия, они построены по единому плану! Мысль либерального экономиста проста, как топор: составить нормальный экономический план невозможно, поэтому всё идет через пень-колоду. Девочка Оля, главная героиня, удивляется: неужели нельзя было составить нормальный план? Что вызывает приступ хохота у главного героя: глупая маленькая девочка!

«Здешние дороги, – говорит он, – самый яркий пример того, к чему приводит желание организовать свою жизнь в стране Экономика по единому плану, составленному государственными чиновниками».

А вот обманывать нехорошо! Планы (пятилетки) составлялись не чиновниками, а особыми учеными-экономистами. До Хрущевского ревизионизма Госплан имел законодательные функции (а так же самые тесные связи с Академией наук СССР, которой и поручалась разработка двадцатипятилетнего плана научно-технического и социально-экономического прогресса СССР и его уточнение по мере выполнения ближайшего пятилетнего плана), соответственно, это плановики отдавали приказы чиновникам, а не наоборот.

Вообще Липсиц, как и многие современные левые, явно страдает фобией относительно чиновников, они видятся ему некими патологическими вредителями, которым, какое дело ни поручи – всё испортят. Советских людей в детстве пугали милиционером, но некоторых, видимо, пугали бюрократом…

Липсиц, похоже, ни разу не держал в руках ни одной книги по научному планированию, иначе у него, наверное, не хватило бы совести заявлять, что экономисты-плановики составляли свои планы от фонаря:

«вчера сделали 100 пар тапочек, а запланируем изготовить на 10 пар больше, дескать, людей-то стало больше…».9

Удобно, конечно, всё свернуть на тапочки, но вот у меня возникает вопрос: хорошо, допустим, всё так и было на самом деле, как заявляет нам на голубом глазу либерализм, но как, тогда, в СССР могло существовать наукоемкое производство, например: ракетно-космический комплекс?

Ведь, для того, чтобы запустить в космос спутник, необходимо изготовить определенное количество определенных деталей из особых сплавов, для этого нужно построить специальные заводы, а для этого нужно на других заводах произвести необходимое оборудование, потом нужно снабдить всё это определенным количество сырья, а для этого необходимо организовать его добычу – короче говоря, нужна сложнейшая экономическая цепочка, в которой задействованы миллионы людей!

Тут необходимы сложнейшие вычисления, ибо малейший недочет может, нарушить всю цепочку. И, между прочим, для обеспечения деятельности всего этого комплекса нужно построить нормальные шоссе, чтобы грузовики из пункта А могли спокойно доехать до пункта Б в нужный час! Плановая экономика успешно справилась с этими задачами, что и показали результаты космической гонки: рыночные США не смогли организовать свою программу НАСА лучше, сколько не старались.

Так значит, нормальный план для страны создать всё-таки можно? Были б компетентные кадры. Липсиц пытается нас убедить, что план ГОЭРЛО, индустриализация, БАМ, всё остальное – делались от фонаря?.. Однако, на самом деле это в рыночной экономике всё делается от фонаря, на русское «авось», и результаты не заставляют себя ждать.

В том-то и могущество плановой экономики, что она постепенно, шаг за шагом очищает жизнь общества от этого самого «авось». Было ли в СССР 30-х гг. хоть что-то подобное, что творилось в той же рыночной Америке? В Америке тысячи людей умирали от голода (при полных магазинах), была тотальная безработица, нищета, разгул мафии; в США – разрушения и смерть, а в СССР – строительство и жизнь! Так извините, на американскую землю не упал ни единый снаряд, Россию же вместе с братскими народами перепахала, сначала, первая мировая, а затем гражданская войны.

Дальше либеральный экономист, чтобы окончательно нас убедить в своей правоте, достает «козырь»: мол, для того, чтобы рассчитать план для СССР на одни год нужно 30 тысяч лет. Как мы понимаем, это уже чистой воды софистика. Но есть кое-что «поинтереснее». Дело в том, что Липсиц пытается прикрыть свою политэкономическую срамоту, словами мудрого, как он изволил выразиться, Ф. Энгельса:

«…Но какие у нас гарантии, что каждый продукт будет производиться в необходимом количестве, а не в большем, что мы не будем нуждаться в хлебе и мясе, задыхаясь под грудами свекловичного сахара и утопая в картофельной водке, или что мы не будем испытывать недостатка в брюках, чтобы прикрыть свою наготу, среди миллионов пуговиц для брюк».

Как мелкий шарлатан, он выдрал цитату из контекста, придав ей выгодный ему смысл. Энгельс критикует не плановую экономику, а утопические попытки К. Родбертуса заменить рынок государственным регулированием при сохранении товарного производства. А вот как звучит мысль Энгельса целиком:

«Только обесценение или чрезмерное вздорожание продуктов воочию показывают отдельным производителям, что и в каком количестве требуется или не требуется для общества. Между тем именно этот единственный регулятор и хочет упразднить утопия, представляемая также и Родбертусом.

Если же мы теперь спросим, какие у нас гарантии, что каждый продукт будет производиться в необходимом количестве, а не в большем… то Родбертус с торжеством укажет нам на свой знаменитый расчёт, согласно которому за каждый излишний фунт сахара, за каждую непроданную бочку водки, за каждую не пришитую к брюкам пуговицу выдана правильная расписка, расчёт, в котором всё в точности «совпадает» и по которому «все претензии будут удовлетворены, и ликвидация этих претензий совершится правильно».10

Прием – использовать обрезанные цитаты классиков марксизма против социализма – весьма распространен у антимарксистов. Но такие цитаты – это обрывок от одной или даже нескольких мыслей, и чтобы понять, что имел в виду классик на самом деле, достаточно посмотреть общий контекст. Но человек, скорее всего, поленится это сделать, на то и делает ставку Липсиц.

Любопытно, что имя Маркса ни разу не звучит у Липсица, зато он вспоминает социалистов-утопистов и подробно останавливается на Томазо Кампанелле. Он описывает, какие муки и страдания посыпались бы на головы людей, возьмись они строить общество города Солнца. Понятно к чему он подводит: коммунистическое общество – утопия. Но утопизм Кампанеллы не в том, что он описывал коммунистическое общество, а том, что он совершенно не указывал пути достижения этого общества, в отличие от марксизма. Легенькую же цель для критики избрал себе автор! А попробовал бы он поспорить с аргументами марксизма! Нет, тяжело либералу от экономики спорить с марксизмом, поэтому он о Марксе просто умалчивает, будто и нет такого выдающегося ученого-экономиста.

Итак, в стране Липсица есть свой соцблок: небольшой город, который иначе как гетто не назовешь, под любопытным названием: Хозрасчётово. Почему такое странное название? А всё потому, что наш либерал заявляет, что основой социализма является хозрасчет. На самом деле хозрасчет – это чисто технический показатель в плановой экономике, нужный для разумного использования времени. Более того – попытки выпячивать хозрасчет, делать из него ориентир являются для плановой экономики самым страшным ядом.

Кроме «Хозрасчётово» в книге есть еще два «населенных пункта»: поселок Военного Коммунизма и «Нэпманы». Военный коммунизм не представляет интереса, а вот объясняя, что такое нэп, Липсиц первый и последний раз назвал имя Ленина, при этом записав Ленину в «помощники» его идейных врагов: Бухарина и Рыкова. В общем, всё у нэпа было хорошо и замечательно, но умер Ленин и «те, кто возглавил «Хозрасчётово» (то есть Сталин), решили, что, мол, слишком нэп похож на Бизнес-Сити (слова «капитализм», «социализм» не упоминаются) и объявили «Нэпманы» закрытой зоной и покинули его.

Но не надо обманывать: на самом деле, нэп закрыли не потому, что он был слишком похож на капитализм, ибо изначально было сказано, что нэп – это государственный капитализм. Ленин объяснял, что госкапитализм это:

«система отношений между государством и частнокапиталистической собственностью, сущность которых состоит в гос. вмешательстве в экономику, осуществляющемся в интересах господствующего в данном обществе класса и определяемом конкретной история, обстановкой и спецификой социально-экономических условий в той или иной стране».11

Следовательно, нэп осуществлялся в интересах господствующего класса – пролетариата, а конкретная обстановка заключалась в том, что в послевоенной разрухе и низкой исходной образованности основной массы населения царской России, советское государство было просто не способно быстро обеспечить людей всем необходимым.

Закрытие же нэпа произошло тогда, когда советское хозяйство встало на ноги, трактора и комбайны устойчивым потоком пошли в колхозы и МТС, набирало обороты планирование, начиналась индустриализация, а рыночные механизмы, хаотичная деятельность нэпманов тормозили развитие экономики. Следует добавить, что большинство нэпманов, все эти «Сукин и сын» к тому времени разорились, не выдержав конкуренции с государством, ибо оно качественнее и дешевле удовлетворяло потребности населения.