Еще раз о 1920 годах.

В прошлой заметке, посвященной идее товарища Долоева вернуть нам «эстетику 1920 годов», я упомянул о том, что тема является гораздо более фундаментальной, нежели кажется на первый взгляд. Речь идет вот о чем: в свое время большевики получили страну не просто в кризисе, а в Суперкризисе – т.е., в ситуации, когда выйти из создавшегося положения невозможно иначе, как через разрушение системы и «откат» ее на более «низкий уровень». (Применительно к России – через развал, и, скорее всего, через полную утрату независимости.) Однако в итоге произошло все совершенно иначе – страна не только сохранила свою целостность и суверенитет, но и сумела стать мировой сверхдержавой. Собственно, само по себе разрешение подобной неразрешимой задачи является достаточноым для того, чтобы обратить на нее внимание. А с учетом того, что в настоящее время мы, похоже, переживаем похожий Суперкризис, данный опыт становится поистине бесценным.

Поэтому попытка обрести свой идеал именно в 1920 годах выглядит абсолютно логичной. Поскольку, ИМХО, брать более позднее время – те же 1930, не говоря уж о «Золотом веке» человечества (1950-1970 годах) – сейчас нет смысла. И не потому, что «Сталина у нас нет», а потому, что весь последующий взлет СССР (и всего человечества) основывался именно на том выборе пути, что был сделан в 1920 годы.

И не только в политическом плане – достаточно вспомнить «Общество изучения межпланетных сообщений», основанное в 1924 году. Собственно, я уже несколько раз приводил этот факт, как, наверное, самый яркий символ эпохи: в голодной и холодной Москве 1924 года собираются люди, которые хотят… лететь на другие планеты. И, что самое главное – им это удается. Нет, не сразу, конечно, и не «первым составом» — но именно ученик Цандера (основателя «Общества»), и поклонник Циолковского (другой основатель «Общества»), Сергей Павлович Королев оказался первым в истории, кто смог построить аппарат, покинувший Землю.

То есть, можно сказать, что в данный период закладывались проекты, принесшие свои плоды спустя десятилетия! Впрочем, можно вспомнить о еще более глобальных задумках, через два-три десятка лет претворившихся в силы мирового значения. К примеру, проект электрификации страна – ГОЭЛРО — был представлен Лениным в 1920 году на VIII Всероссийском Съезде Советов. Страна лежала в руинах, электричества не было даже в крупных городах. (Да что электричество, банально есть было нечего.) А председатель Совнаркома давал задание на разработку проекта обеспечения самым передовым видом энергии самых отдаленных городов и поселков. Эта мысль казалась настолько странной, что даже Герберт Уэллс, симпатизирующий Советской России, посчитал ее бессмысленной. Уэллс назвал Владимира Ильича «Кремлевским мечтателем» — в хорошем смысле слова – но при он этом даже не мог допустить, что все задуманное будет выполнено. Электрифицировать Россию тогда, когда электричества нет у многих жителей развитых стран – что может быть абсурднее? Тем не менее, данный проект оказался не просто выполнен – но перевыполнен: уже к концу 1930 годов мест, где бы не светила «лампочка Ильича», почти не осталось.

Или, к примеру, в это же самое время был заложен «хребет» советского авиастроения. Еще в 1918 году по распоряжению Ленина был создан Центральный аэрогидродинамический институт (ЦАГИ), ставший базой для указанной отрасли. И остающийся ей до сих пор! А уже в 1923 году работник данного института, Андрей Николаевич Туполев, строит первый в стране цельнометаллический самолет АНТ-1. Еще раз напомню – Гражданская война только закончилась, большая часть заводов стоит а большая часть городского населения живет своими огородами или перепродажей того, что еще осталось. И в этих условиях строят передовой — даже по мировым стандартам — самолет. Причем, что еще интереснее – из отечественного материала «кольчугалюминий» (по названию поселка Кольчугино, где его производили). Последний являлся аналогом знаменитого «дюраля», сплава из немецкого города Дюрен, полученного в 1917 году. «Дюраль», как известно, открыл дорогу практического использования алюминия в авиации – да и вообще, дорогу к самолетам в современном смысле слова. А сплав из Кольчугино сделал то же самое для Страны Советов. И выплавлен данный "кольчугалюминий" был в том же 1922 году.
* * *

И таких примеров – масса. Удивительным образом, разоренная и «расколотая» — по мнению наших современников — страна занималась такими делами, которые еще недавно нельзя было представить. Это, удивительным образом, позволяет пересмотреть саму идею «расколотой нации», и однозначно негативное восприятие подобного состояния, являющееся в настоящее время непререкаемой истиной. Еще больше «масла в огонь» может подлить та широко известная информация, что огромное количество раннесоветских достижений, на самом деле, имеют более давнюю историю. К примеру, упомянутый выше план ГОЭЛРО начал разрабатываться еще в рамках знаменитой «Комиссии по изучению естественных производительных сил», созданной в 1915 году. А по факту работать над идеей электрификации страны начали еще раньше. Так же, например, еще до революции российскими учеными была поставлена задача изучения радия – перспективного элемента, открытого в 1898 году супругами Кюри. Однако Радиевый Институт – главный научный центр изучения радиоактивных веществ – был создан только в 1922 году.

Самое интересное тут то, что у руля созданного учреждения встал Владимир Иванович Вернадский – человек, отношения которого с Советской Властью были, мягко сказать, не блестящими. Кадет, профессор и приват-доцент – в общем, человек весьма успешный в «прошлой жизни». Жил в прекрасной квартире с необходимым числом комнат (привет Булгакову!), преподавал в университете, мог спокойно выезжать в Париж или Вену. Правда, при этом любое начинание Вернадскому приходилось буквально «выдирать» у царского правительства. Сколько сил было положено им и другими русскими учеными, к примеру, на организацию той же КЕПС. А ведь о том, что Россию надо изучать, более того, что Россию надо преобразовывать, большинству образованных людей было ясно еще с середины XIX века! (А Михаил Васильевич Ломоносов говорил об этом еще раньше.) Но – глухо!

Удивительно, но "царский режим" (несмотря на постоянную смену монархов), относился к любым инициативам интеллигенции одинаково: самих интеллигентов кормил и лелеял — даже при учете их вечного либерализма (если они, конечно, не заходили слишком далеко). (Что поделаешь – профессоров мало, поэтому особой возможности гнобить их не было.) Но вот любая инициатива, выходящая за пределы штатных затрат, воспринималась в штыки. Причем, что самое удивительное, не только финансовыми органами.

На самом деле, российское общество периода «Заката Империи» оказывалось в этом плане довольно неоднородно. Точнее, оно буквально раскалывалось на два «лагеря». (Вот он, упомянутый выше «раскол».) Одна его часть желала преображения страны. Причем очень часто желало активно. Эти люди готовы были срываться с мест, как упомянутый выше Вернадский. Из теплых «приват-доцентьих» квартир они по доброй воле пересаживались на телеги, ночевали в избах, а то – и под открытым небом. И все это ради того, чтобы дать России возможность использовать свои богатства. Они готовы были годами ходить по кабинетам, просить, упрашивать, стиснув зубы от омерзения, объяснять бюрократам и чинушам, в чем суть предлагаемых проектов. Они ехали в глубины страны, чтобы лечить детей — и через трубочку ртом отсасывали дифтерийные пленки, ежесекундно рискую самим заболеть и умереть. (И умирали.) Они шли в Сибирь, на поиски месторождений природных ископаемых – вместо того, чтобы честно и добросовестно прожить свою жизнь в теплых кабинетах. Они на свои деньги строили разнообразные машины, довольствуясь при это самым простым бытом – в то время, когда их образование и ум могли позволить прожить если не в роскоши, то в высоком достатке.

Наконец, многие из людей «этой стороны» шли по самому рискованному пути – по пути борьбы с режимом. При этом следует понимать, что "путь революционера" состоят даже не столько в выборе постоянной опасности с риском потери жизни. Но в выборе непрерывной, тяжелой работы, выборе потери постоянного места в жизни, что реально как бы не более тяжелым, нежели указанный выше риск. И, что самое главное, это был выбор практически без надежды увидеть плоды рук своих – поскольку уже после неудач народовольцев стало понятно, что скорой революции в России не ожидается. (Да, в реальности это представление оказывалось неверным – но послезнания у русских революционеров не было.) Впрочем, я бы не выделял особо эту разновидность «служения народу» — поскольку, как сказано выше, положение революционеров не особенно разнилось по сравнению с положением основной части «новаторов». (Скорее можно сказать, что психологически им было легче, нежели остальным – поскольку они уж точно знали, как к ним будет относится и государство, и обыватель.) Для тех же, кто делал своей целью преображение страны в научной, медицинской, технической или, к примеру, педагогической сфере, очень часто было непонятно то отношение, которое заявляла к ним «вторая часть» общества.
* * *

В смысле, тот самый «второй лагерь» указанного раскола, который считал своим долгом не просто не интересоваться проектами «первых», но и всячески им препятствовать. И тут стоит сказать две важных вещи. Во-первых, как уже говорилось, к этому «лагерю» относились не только люди, непосредственно имевшие отношение к выделению средств. Если бы речь шла только об этом, то вряд ли можно было говорить о расколе общества – деньги на новые проекты практически всегда и везде дают очень неохотно. (Правда, есть исключения, но о них надо говорить отдельно.) А, во-вторых, стоит понять, что подобное деление вовсе не являлось полным аналогом довольно универсальной дихотомии: «новаторы-консерваторы». Т.е., противниками указанной выше категории людей зачастую оказывались граждане, достаточно прогрессивно настроенные – бизнесмены (купцы), государственные служащие, люди искусства. Более того, часто это были люди, реально любящие свою Родину и заботящиеся о ее процветании.

И поэтому –не желавшие ей перемен. Причем, не только политических – что было бы понятным. Однако «консерватизм» охватывал и иные области – к примеру, группе педагогов, желающих установить в стране всеобщую систему образования (то, что впоследствии сделали большевики) противостояло множество людей, уверенных, что для мужика знание будет не просто лишним – но вредным, ухудшающим качество его жизни. И что гораздо лучше – и для мужика, и для государства – было бы развитие православия, дающего необходимые нравственные скрепы. Еще раз – так думали не только замшелые консерваторы, так считали многие популярные мыслители. Сам расцвет «русской религиозной мысли», случившийся в начале XX века, был, во многом, и построен на указанной максиме: на том, что «плоды Просвещения» оказались не столь уж сладкими, как могло показать ранее. Все эти Флоренские, Бердяевы, Булгаковы или Соловьевы не были какими-то средневековыми фанатиками – напротив, эти люди имели прекрасное образование европейского уровня, обладали знанием о передовых достижениях науки. И – вели речь, к примеру, о «Софии – премудрости Божьей». Или – о Катехоне, и о России в данном качестве.

Еще раз – большинство людей, противившихся развертыванию инноваций в стране, знали про атомарную теорию и про открытия Пастера. Они изучали в гимназиях астрономию. Вполне возможно, что они могли читать о моделях атома Резерфорда и об открытиях Кюри. Они пользовались трамваем и телеграфом, знали об изобретении Попова, и в случае болезни вызывали к себе врача, а не священника. И, тем не менее, они желали остановить распространение просвещения в стране. Причина была проста – они так же знали (быть может не явно) о том, на чем же основывается их довольно приемлемое положение. А основывалось оно исключительно на нищете и бесправии основной массы населения. На разделении «мужики-баре». Поскольку Российская Империя, при всем своем внешнем богатстве, была страной бедной – с низким уровнем прибавочного продукта на одного человека. И обеспечить всех хоть каким-то подобием европейского уровня жизни она не могла.

А значит – единственный шанс «русским европейцам» выжить состоял в том, что делать это он должен был за счет нищеты всех остальных. Разумеется, признаться в этом был тяжело – но неявно подобное представление прекрасно чувствовалось. Например, это проявлялось в убежденности о «душевности» и «духовности» русского общества – раз там существует почтительное отношение к «старшим», т.е., к господам, то значит, оно лучше «бездуховного Запада». Ну, а «нигилисты» — т.е., все противники подобного почтения, разумеется, воспринимались, как посягатели на эту нравственность. Впрочем, указанная бедность и возможность поддержания сколь либо приличного уровня развития лишь за счет запредельного неравенства проявлялась и в иных формах. К примеру, если брать ту же электрификацию, то до Революции значительной проблемой для нее выступала частная собственность. А точнее – дороговизна отчуждения земель для тех же электрических линий: дело в том, что большинству землевладельцев электричество было банально не нужно. Ни помещики, ни кулаки просто не имели достаточно средств для того, чтобы преобразовать свое хозяйство под новые технологии. А значит, к электричеству они относились, как к чисто «внешнему фактору», не «срубить бабла» под которое было бы грехом.

Примерно то же самое можно сказать про любые иные инновации. Слишком велика была бедность России для того, чтобы развертывать в ней систему современной агрономии, строить элеваторы, развивать землеустроительство, и заниматься прочими подобными вещами. Слишком мал был бы доход от подобных титанических затрат. Поэтому большинство жителей Империи – от местных «купчин» до высших чиновников, считало своим долгом блокировать все проекты изменения жизни. (При этом, к примеру, «на искусство», «на роскошь» или «на религию» денег не считали – поскольку от этого всего можно было получить практически немедленную отдачу. Хотя бы и в символическом плане – как в случае с Церковью.)
* * *
В общем, можно сказать, что основной водораздел в стране пролегал между теми, кто желал бы развертывания изменений, которые, в будущем, могли бы решить большинство проблем. И теми, кто не желал терять существующее положение, кто желал бы сохранить текущее положение – как основу для существования. Причем, еще раз отмечу, в последнюю категорию попадали не только махровые консерваторы – но и многие «передовые люди»: поэты, писатели, художники, мыслители и т.д., чья деятельность была возможна только благодаря указанному выше «обдиранию мужика». И, если честно, странно было бы от них чего-то иного – если ты не мужик, конечно. Проблема была только в том, что в условиях Суперкризиса сохранение подобного положения было невозможным. Поэтому указанный скрытый «раскол», рано или поздно, но должен был перейти в открытый. Что и случилось. Но об этом будет сказано несколько позднее…
http://anlazz.livejournal.com/162039.html

Итак – раскол России произошел отнюдь не во время Гражданской войны. И даже не во время Революции 1917 года – в это время он лишь оформился окончательно. А вызревать он начал гораздо раньше – еще с момента Первой Русской Революции, когда русская интеллигенция оказалась перед выбором: или продолжать поддерживать борьбу за улучшение жизни народа, при этом опасаясь потерять свое преимущественное положение. Или поддержать правительство – как «единственного европейца», и позволить существующему режиму продержаться как можно дальше. Выбравшая последний путь часть «мыслящего слоя» общества выразила свою позицию в известном сборнике «Вехи». Именно там было положено начало новому направлению в жизни общества – «антинародному», если так можно выразиться, либерализму. Не консерватизму в привычном, «черносотенном» представлении, но признания того, что лучше государственный деспотизм, нежели обретение массами своих прав. Разумеется, указанная «демофобия» до определенного времени открыто не декларировалась: российский либерализм –по историческим причинам – был либерализмом демократическим. Однако стоило стране вступить на путь Суперкризиса, как то, что до этого скрывалось под «туманом обыденности», неожиданно стало явным.

Именно в указанном расколе общества – причем, расколе сформировавшемся – и лежит основная причина трагедии того исторического события, которое принято именовать Гражданской войной. Именно раскол российского «образованного класса» стал главным источником жестокостей, порой доходящих до абсурда – при том, что основная масса населения являлась довольно однородной. (Крестьяне составляли 86% населения страны, к ним можно прибавить 10% мещан, являющихся такими же мелкими хозяевами.) Поэтому неудивительно, что первоначальное установление Советской Власти было воспринято довольно благосклонно – недаром подобный процесс впоследствии называли «Триумфальным шествием». Например, в период первой же недели после событий 25 октября, Советская Власть была установлена в 28 крупнейших городах страны. Причем бои местного значения были лишь в Москве, на большей же части России власть перешла в руки Советов практически бескровно. Несколько сложнее была ситуация на Юге, где в связи с особенностями местного устройства поддержка большевиков была минимальной. Но и тут Советы оказались победителями где-то к январю 1918 года, так же без большого кровопролития.

Более того, «Красные» сумели получить поддержку и на «национальных окраинах». 12 декабря Всеукраинский Съезд Советов объявил Киевскую Раду вне закона, а уже к январю Украина полностью стала советской. Основная масса ее жителей – селян и мещан, не говоря уж о рабочих – охотно предпочла «Советы» местным националистам. Примерно то же самое можно сказать и о белорусах. Единственная территория, где националистические силы оказались сильнее – это Закавказье, что так же связано с местными особенностями. (Тут Советская Власть была установлена лишь в 1920-1921 годах) А так даже Средняя Азия, в целом, признала произошедшую революцию. Да что Средняя Азия – та же Латвия в 1918 году объявила себя Латвийской Советской Республикой. И лишь в 1920 году, при поддержке Германии и Польши, буржуазным силам тут удалось взять верх.
* * *

Впрочем, подробно расписывать процесс признания Советской Власти в данной теме нет смысла. Достаточно указать лишь на то, что по сравнению с последующими событиями, он происходил поразительно легко – что могло значить только одно. То, что «большевистская диктатура» действительно соответствует народным нуждам. Данный момент обыкновенно упускается нашими современникам, сводящими весь процесс установления Советской Власти исключительно с последующей Гражданской войной, и тем самым, предписывая большевикам ее начало. В то время, как в реальности все происходило ровным образом наоборот. Сейчас это странно звучит – но в том же 1918 году Советская власть занимается… открытием научных институтов, включая уже упомянутый ЦАГИ, Государственный оптический институт (известный нам по пасте ГОИ), Институт изучения мозга и т.д. В общей сложности было создано 33 крупных научных центра. Или проводит реформу системы образования, делая то, о чем российские педагоги (и не педагоги) буквально молили прежнее правительство последние два десятилетия – а именно, вводит обязательное начальное образование для всех детей. Или занимается развертыванием массового здравоохранения, создав для этого особый Народный Комиссариат. Или решает «жилищный вопрос» (реальный, а не мифический, о котором писал Булгаков) — переселяет рабочих из подвалов, чердаков и землянок в «буржуйские квартиры», зачастую простаивающие. Сейчас это кажется жестоким по отношению к прежним хозяевам – но разве не жестоким было проживание людей в условиях, не соответствующих элементарным нормам?

Или решает проблему обеспечения едой голодающих городов – пускай по карточкам, но дает рабочим минимальный паек, не позволяющий умереть с голоду.Вводит самое современное в мире трудовое законодательство с 8 часовым рабочим днем, борется за равноправие женщин, рассматривает идею всеобщей электрификации, впоследствии выразившуюся в плане ГОЭЛРО и т.д. и т.п. Наконец, пытается выбраться из ведущейся кровопролитной бойни путем заключения мира. Да, мира сепаратного, «похабного» — но не надо забывать, что это происходит в условиях фактического развала прежней армии. Да, кстати, и новую, Красную армию Советская Власть так же начинает отстраивать – и как бы не оценивать ее силу, нельзя не сказать, что по сравнению с тем, что было «до» (а была неорганизованная толпа людей, желающих любыми силами свалить с фронта – в лучшем случае) – само ее появление выглядит успехом.

В общем, можно сказать, что с самого начала своей деятельности большевики приступили к усмирению Хаоса, к структурированию распадающейся русской реальности. И большинством населения были восприняты именно так. Большевики дали землю и мир, хлеб и защиту – пускай и небезпроблемно, пускай с огромными перекосами – а это было именно то, чего ждал русский (и нерусский) народ. Поэтому можно было бы надеяться, что особой крови Русская Революция не принесет – как не принесла, к примеру, Кубинская Революция. Но в реальности получилось иначе. Нет, конечно, можно «свалить все» исключительно на неблагоприятные «внешние факторы» — на иностранную агрессию, к примеру, со стороны Германии. Которая не удовлетворилась заключенным миром и оккупировала Украину с Прибалтикой, вызвав опаснейший кризис в стране. (Достаточно сказать, что были утеряны наиболее плодородные земли, дававшие наибольшее число хлеба – что привело к ужесточению продовольственной политики.)

Или со стороны Антанты – недаром, пресловутое «Сердечное согласие» на долгие годы стало для нашей страны обозначением агрессора. К примеру, одним из ключевых моментов в запуске полноценной Гражданской войны стал мятеж Чехословацкого корпуса, поднятый по приказу Союзного командования. (Интересно, что сами чехи, в общем-то, были настроены довольно лояльно к Советской власти, поэтому попытки доказать, что их мятеж был вызван исключительно «внутренними» причинами, выглядят довольно странно.) Именно этот мятеж, по сути, и привел в движение механизм новой хаотизации России на большей части ее территории. Начавшееся движение к упорядочиванию было сломано – и потребовалось еще два года и усиление на порядки уровня эскалации, прежде чем народ и Советская власть сумели снова выйти на уровень 1918 года. Впрочем, только чехословацким мятежом действия Антанты не ограничились – ее интервенции подверглись ключевые порты и территории страны. Что так же не способствовало ее развитию.
* * *

Однако, говоря о внешнем воздействии, не стоит забывать о главном факторе, приведшем к эскалации конфликта – а именно, об упомянутом расколе. Катализатором к нему выступило – как это не странно – уже указанное выше начало позитивных изменений в обществе, начало отстраивания новой, низкоэнтропийной социосистемы. Собственно, указанную особенность следует рассматривать отдельно и очень подробно – поскольку речь идет о важном законе социодинамики – но мы тут это делать не будем. Просто отметим, что как только стало ясно, что большевики реально собрались вытаскивать страну из кризиса — вместо того, чтобы как все прошлые силы, заниматься «дележом портфелей» — то сразу же стал вопрос: за счет чего это будет делаться. Ответ был единственно возможным и неоспоримым: за счет тех, чей уровень жизни многократно превышал общенациональный. Собственно, иного пути быть не могло – поскольку хаотизация в 1917 году вышла на такие значения, что получить «энергию» для отстройки новой социосистемы с простого народа было невозможно. Просто потому, что пошло уже разрушение глубинных структур общества – и единственный шанс оставался лишь в том, чтобы позволить новому локусу развернуться в общество ранее, нежели все окончательно рухнет

И нужно было или принять предложенный выход, понимая, что это единственный путь сохранить страну. И что единственный вариант выживания личного и государственного – это работа с полной отдачей без ожидания какого либо вознаграждения. Поскольку вознаграждением будет само существование России. Или же принять за норму возможность уничтожения последней, ликвидацию социосистемы и «пожирание» ее кусков соседями – с попыткой удержания своего привилегированного положения. И вот тут указанное разделение «образованных сословий» и сыграло роковую роль. Это очень хорошо видно, например, при разборе воспоминаний людей, прошедших через указанные события. Одни однозначно выбирали Россию – в смысле, готовы были идти на любые лишения, лишь бы позволить стране выйти из кризиса.

Другие же… Ну, другие восприняли случившееся несколько по иному. К примеру, так, как почти «эталонный» белогвардеец Турбин из булгаковской «Белой гвардии»:

«…Вот что нужно было сказать немцам: вам нужен сахар, хлеб?

- Берите, лопайте, кормите солдат. Подавитесь, но только помогите. Дайте
формироваться, ведь это вам же лучше, мы вам поможем удержать порядок на
Украине, чтобы наши богоносцы не заболели московской болезнью. И будь
сейчас русская армия в Городе, мы бы железной стеной были отгорожены от
Москвы…»
Тут самое интересное даже не то, что Турбин (а по сути, он излагает мысли самого Булгакова времен Гражданской войны) предлагает союз с иностранными захватчиками, с которыми еще недавно сам воевал. А то, что указанные ценности, которыми Турбин собирается расплачиваться с немцами за поддержку, в реальности ему не принадлежат. Т.е., пусть немцы отбирают хлеб у крестьян – но только помогут в войне с большевиками. А ведь речь идет даже не об оккупации – а об откровенном отделении Украины и превращении ее в германскую колонию, причем на откровенно антирусской основе – вот чем была Украина «геттьманская». Казалось бы – для русского патриота это самое худшее, что может произойти – какими бы извергами не были большевики, они все равно «свои», русские. Именно поэтому они откровенно поддерживались большинством населения Украины – которое еще не забыло свои исторические корни. А вот для многих представителей «образованных сословий» дело обстояло наоборот: они были готовы пожертвовать страной, лишь бы их спасли от «грядущего хама».
* * *

Постоянно ссылаясь на «похабный» Брестский мир, противники большевиков, тем не менее, постоянно старались заручится поддержкой любых националистических или оккупационных сил. Сам успех Белого Движения, по сути, был связан исключительно с поддержкой «союзников». Достаточно вспомнить катастрофический «Ледяной поход» 1918 года, когда Белые пытались вести борьбу, опираясь на свои собственные силы. И совершенно иные результаты после начала интервенции, когда «борцы с большевиками», получив иностранное снабжение, сумели дойти чуть ли не до самой Москвы. (Правда, до самого конца костеря союзников за то, что последние не оказывали прямую военную поддержку.) Ну, или взять известный «фейл» Колчака, произошедший с ним после завершения чехословацкого мятежа – включая позорную выдачу последнего большевикам чехами. А ведь казалось, что вот-вот, и Колчак размажет «большевистскую сволочь» по стенке. Впрочем, и сам «Адмиралъ» — английский офицер, ставший главой «русского правительства» — так же прекрасно символизирует парадоксальность Белого Движения. Как говориться, мундир английский, табак японский…

Но даже обращение к иностранным державам за «помощью», причем, разумеется, на условиях этих самых иностранных держав (а как еще могло быть в подобной ситуации?) – это еще не все. Не менее интересна та политика, которую вели Белые в то время, когда им удавалось получить контроль над той или иной территорией. Выше уже сказано, что большевики, получив власть, начали организовывать научные центры, вводить всеобщее образование и обеспечивать население гарантированными пайками. Их противники же, в первую очередь, приступали к расправе над лицами, замешанными в связях с «красными». А затем – к установлению жесткого «полицейского режима», как главной опоры своей власти. Впрочем, самое удивительное тут то, что ведя достаточно жестокую борьбу с инакомыслием и расстреливая даже в случае малейшего подозрения в «большевизме», они умудрялись при этом полностью «прошляпить» экономику, отдавая ее на откуп всевозможным спекулянтам и жуликам. Об этой особенности «мучеников за Россию» постоянно писали сами же белогвардейцы и лица, им сочувствующие – справедливо видя в этом одну из причин своего поражения. Но безрезультатно – белая контрразведка оказывалась поразительно беспомощной при малейшем столкновении со случаями коррупции. (Причина, думается, очевидна. Впрочем, разве не так же было в период «гибели Империи» — когда вся полицейская машина была занята борьбой с революционерами – а воровство в высших кругах при этом цвело ярким цветом.)

Итог всего этого был один – однозначное и неизбежное банкротство «Белой идеи», от чего не спасло ни иностранная поддержка, ни ошибки самих большевиков. Собственно, и прекращение интервенции (т.е. открытого вмешательства иностранных держав в дела России), как таковой, было, во многом связано, как раз с появлением понимания бесперспективности Белых. Постоянные «фейлы» «спасителей России», основанные на потрясающей неспособности их к борьбе с Хаосом (а точнее – наоборот) – к 1920 году очевидным далеко практически всем. На этом фоне никакие военные успехи, боевая выучка и реальная страсть к борьбе уже не могла помочь – победа Красных оказалась предопределена. А Белым оставалось лишь жалкое существование изгнанников со своей земли – как закономерный итог неверного выбора. С этой точки зрения судьба белогвардейцев действительно является трагедией – трагедией в классическом смысле, как невозможности покорить Судьбу при изначально неверном понимании реальности.
* * *

Впрочем, не нам писать о трагедии непонимания реальности. Единственное, что стоит отметить тут – так это то, что в итоге Хаос все равно проиграл. Страна все равно встала на тот самый путь, который был выбран в 1917-1918 годах — на путь построения нового социума. Однако за указанный «зигзаг истории» пришлось заплатить миллионами жизней и колоссальным разрушением страны. Но одновременно это же принесло и определенное понимание – понимание того, насколько важно стремление к развитию, и насколько ценно умение совместной работы. Не взирая на сословную принадлежность. Гражданская война оказалась катализатором не только раскола общества, но и консолидации его «созидающей части». На какое-то время «пелена» обыденности была буквально сброшена, и внутренние, фундаментальные механизмы общественного развития обнажились в своей пугающей ясности. Разумеется, это был всего лишь миг – и чем дальше уходило строительство «новой жизни», тем сильнее сгущался новый «туман». Однако кто мог – тот понял. Собственно, это и есть главный исторический итог указанных событий – Революция показала, каким образом «правильный», т.е., совпадающее с направлением «исторического потока», выбор стратегии поведения может помочь выбраться из самых катастрофических положений. Русский Суперкризис – а по сути, Суперкризис мировой – был разрешен, несмотря на полную невозможность подобного разрешения. И хотя последующую историю трудно назвать «спокойной», она, тем не менее, является однозначно восходящей – с чем и можно поздравить человечество.

Впрочем, важнее поздравлений для нас является «возращение понимания» указанного явления, введением в оборот найденных тогда механизмов социодинамики. С учетом текущего положения вещей – данное действие есть жизненная необходимость…
http://anlazz.livejournal.com/162104.html

Источник: nnm.me