Плевать за деньги и взбивать болото. Или старинные профессии, которых уже не встретить
Колотить дубиной по воде, драматично причитать, мастерски плеваться, мастерить хвосты, копаться в груде мусора с ловкостью эквилибриста. Думаете, сюрреализм или бред воспаленного мозга? Вовсе нет. Это – старинные профессии, кормившие в прошлом не одно поколение россиян. Но они неизбежно стали пережитком и забылись. Предлагаем рассмотреть каждую подробнее.
Плеватель семян
В допетровские времена, до прихода на стол картофеля, репа была популярнейшим русским продуктом. Однако сеять ее в поле – то еще занятие, трудное и для непрофессионала невыполнимое. Именно в данном контексте особой популярностью пользовались «плеватели репы».
Специально обученный человек мог совершить засев виртуозно и без потерь семенного материала. Главным условием было – «фонтанировать» в строго избранном направлении, с четко выверенной силой и на нужную дистанцию. Не увлекаться и не разговаривать. Хотя последнее вряд ли представлялось возможным – рот был полон семенами репы.
Картофель основательно занял продуктовую нишу Руси в 19 столетии. До того времени в ней царствовала репа. Ее солили и запекали, использовали как начинку и варили пюре. Неурожай корнеплода был равносилен бедствию. Именно поэтому грамотный посев был уважаемой и прибыльной работой.
Семена репы малы настолько, что в 1 килограмме их помещается 106 (миллион). Ручной сев такого мелкого материала откровенно нереален. Особенно если требуется сделать это равномерно. Вот тут-то на арену и выходили «плевальщики», уважаемая профессия, овладеть которой мог далеко не каждый. Специалисты не просто успешно реализовывали свой талант, но получали за это хорошие деньги и обучали мастерству других «способных».
Ловец пиявок
Их рабочее время проходило подле болота, где требовалось изо всей мочи колотить по стоячей жиже. Таким образом «профессионал» имитировал вход в воду стада коров или табуна лошадей. Для пиявок, живущих в болоте, этот характерный звук был подобен ударам в рельс. Они устремлялись к «столу».
В некоторых случаях производилась «ловля на живца», где приманкой служил сам местный «Дуремар». Он вступал в воду по колено, и кровососы практически мгновенно облепляли обнаженные ноги. Оставалось лишь собирать их в заранее приготовленную емкость. Однако делать это надлежало с умом. Не всякая пиявка пригодна для лечения.
Существовали и специфические запреты на промысел, своего рода «путина». Запрещалось ловить с мая по июль, когда пиявки размножались. Также из массы неаппетитных особей выбирались «годные к врачеванию». А именно – длиной в полвершка (около 4,5 см). Прочих (маленьких, коротких) надлежало немедленно выпускать обратно. Для хранения добычи применялись наполненные сырой землей емкости.
Ловля пиявок на Руси была делом довольно прибыльным. Государство даже наладило экспорт «продукции» родных болот. До Октябрьской Революции из страны ежегодно вывозилось 120 миллионов особей (не считая мелкой контрабанды). Казна исправно пополнялась на сумму, сравнимую с доходом от продажи зерна (6 миллионов рублей серебра).
Популярность гирудотерапии была огромной. Пиявок ставили при малейшем недомогании. Ими же лечили похмелье (прикрепляли за ушами). Сегодня кровососов выращивают в лабораторных условиях. Потому профессия «ловца» канула в Лету. Однако редкие «народные умельцы» в глухих деревнях сохранились, работа их пользуется неизменным спросом.
Хвостовых дел мастера
Это была уникальная профессия, сравнимая с масштабным бизнесом по производству «фальсификата». Впервые об этом стало известно из рассказа Александра Дюма в 1859 году. Автор как раз вернулся из России и был несказанно удивлен ловкостью нашего народа делать деньги «из ничего».
В тот год стояла суровая стужа. Волчьи стаи в поисках пропитания покидали чащу и выходили к жилью. Там они рвали все живое, что встречали на улице – скот и жителей. Властям пришлось пойти на крайний шаг и объявить награду за всякого убитого хищника в 5 целковых. В качестве доказательства отстрела предполагалось предъявлять хвосты уничтоженных зверей. Именно в этот момент возник удивительный народный «стартап». В результате азартные мужики привезли на поверку 100 тысяч хвостов, а казна «похудела» на полмиллиона.
Однако где-то народная смекалка дала сбой. Чиновники заподозрили неладное. Была проведена тщательная проверка. Так в Москве обнаружилась целая «хвостовая» фабрика, наладившая производство «улик» из цельных волчьих шкур.
Дюма рассказывал, что из одной шкуры по 10 франков успешно выделывали 15-20 хвостов. Конечный доход мастера составлял 3500 франков на 100 изделий. Если бы не бдительные чиновники…
Сходная история, по сообщению источников, имела место в Вологде. Правда, случилось это несколько раньше, чем в Москве. На всю Вологодскую губернию разнеслась громкая слава о судебном процессе над мастерами-кустарями.
Предыдущей зимой (1840 год) также отмечалось нашествие серых хищников. За отстрел обещалась 1 копейка медью. Народ с энтузиазмом принялся за дело, сведя на нет поголовье санитаров леса. Потом – заскучал. Но привыкнув к постоянной прибыли, нашел выход, наладив выделку хвостов из оставшихся шкур. Производство шло под патронатом губернатора. И только его отставка дала делу законный ход.
Мастера проникновенного плача, иначе – вопленицы
Мастерство профессиональных плакальщиц известно со времен Античности. Упоминания о них приходят к нам из Египта, Греции, Ближнего Востока и Рима. Причем в последнем случае существовало даже особое законодательство, регулировавшее деятельность плакальщиц. Этим людям настрого запрещалось заниматься членовредительством. Дело в том, что вошедшие в раж вопленики зачастую уродовали сами себя, расцарапывая «в отчаянии» лицо.
Профессиональные плакальщики были завсегдатаями похорон, где могли часами заунывно причитать и славить усопшего. Иногда эти мастера оригинального жанра бывали приглашенными на свадьбы. Зачем? Все очень просто. Традиции обязывали «оплакивать» уходящую из отчего дома невесту. А кто сделает этот момент максимально драматичным? Естественно, профессиональная плакальщица, а лучше – целая вопиющая компания.
Истинная вопленица была незаурядным человеком. Ей надлежало обладать как актерским, так и авторским талантом. Немногие достигали истинного совершенства. Но если все же достигали, о них слагали очерки и рассказы. Например, у М. Горького есть произведение «Вопленица», посвященное некой Орине Федосовой из Сафронова (Олонецкая губерния).
Горький писал, то плакальщице идеально удавалось своеобразное «о», которое она тянула долго и усердно. Говорил, что была женщина хромой от падения с коня в возрасте 8 лет. Вопить начала с 14-ти и так преуспела, что без нее не обходились ни одни похороны. Даже в город приглашали. Горький утверждал, что была Орина женщиной энциклопедической начитанности. Стихов с ее слов записано 30 тысяч штук. Это при том, что в гомеровской «Илиаде» их всего около 28 тысяч…
«Служба» тряпичников и крючочников
Когда сложилась эта своеобразная «профессия», никто и не предполагал, что в 21 столетии раздельная утилизация мусора станет вновь актуальной. А в 19 веке заунывное «Принимаем старьё-о-о!» разносилось по улицам и дворам повсеместно. Работники собирали у населения бумагу, банки и прочий хлам, щедро наделяя сладостями приносивших его мальчишек. Постепенно прибыльный «бизнес» приказал долго жить. Мусорная империя канула в Лету.
В профессии существовала целая иерархия, где на низшей ступени стояли крючочники. Орудием их труда была длинная палка с насаженным на нее крюком. Человек переворачивал горы мусора на свалках, извлекая из них относительно пригодные к употреблению вещи. Доход от подобной деятельности был постоянным и составлял примерно 50 копеек в день (15 рублей на месяц!). В 19 веке это были солидные деньги.
В Петербурге недалеко от Сенного рынка располагалось специфическое учреждение, названное «Тряпичным флигелем». Оно занимало целый корпус Вяземской лавры. Обнаружить его было несложно, достаточно следовать обонянию. Ведь во дворе собирали окрестных ворон целые горы из тряпья, костей, бумаг и прочего хлама. Это была настоящая помойка, но труженики тряпичного фронта (тряпичники) ничуть не смущались и получали свой стабильный заработок.
Обнаруженные в отвалах мусора «сокровища» в виде тряпья сдавались специальным людям. Их называли «маклаками», «тузами». По сути, это и были настоящие хозяева свалочных бригад, коих в Питере 1895 года насчитывалось свыше полусотни.
Маклаки же отчисляли тряпичникам деньги на скупку старья. Далее полученное «добро» отправлялось другим перекупщикам, покрупнее, или сразу на переработку вторсырья. И спрос на подобный товар, поверьте, был немалым.
Покупателями тряпичного хлама были многие питерские купцы. Например, Варгунины, владельцы Невской бумажной мануфактуры. Они тратили баснословные суммы на скупку мусора – 150 тысяч в год! Но получали многократно превышающий эти траты доход.
Коллеги Варгуниных, Крыловы из Вологды, принимали у населения старые лапти по 60 копеек за 1 пуд (16 кг). И таких скупщиков сырья в России было множество.
Сегодня старинные профессии изжили себя. На их место пришли новые. Однако история специфического российского «бизнеса» остается безмерно интересной
