Общий анализ информационной войны, как явления

Нихао, мои драгоценные читатели!
Вряд ли можно найти в современной отечественной медиасфере человека, который бы не слышал словосочетания "информационная война". При этом, сложно найти понятие, столь же затасканное и, не побоюсь этого слова, опошленное многочисленными пересудами и многократным употреблением не к месту и откровенно не по делу.

Причины этого, как обычно и бывает в таких случаях, кроются в звучности термина, его "прогрессивности", новизне и естественным образом вытекающей из перечисленного популярности, приводящей, в свою очередь, к упрощению восприятия явления. Своя доля ответственности лежит и на многочисленных блогерах, нашедших в концепции простой и доступный способ повышения самооценки и собственной важности в глазах подписчиков. Все-таки, одно дело — быть энтузиастом-кустарем в индустрии средств массовой информации, и совсем другое — бойцом информационного ополчения (а то и младшим офицером, если число подписчиков преодолело психологически важную отметку в тысячу аккаунтов). Многие на этой ниве перестарались, став основой для формирования сатирического типажа "диванный воин". Но и те, кому не отказало чувство меры, в немалой степени поспособствовали мифологизации понятия и его отрыву от реальности.

При этом, само явление, изначально обозначенное термином "информационная война" никуда не делось. В самом деле, редкой наивностью было бы отрицать, что в мире, связанном воедино таким объемом средств коммуникации, никто не попытается манипулировать циркулирующими информационными потоками в своих целях. Более того, все мы хорошо знаем примеры таких манипуляций в коммерческой сфере, такие как маркетинг, реклама и ставший уже нарицательным PR, изначально обозначавший всего лишь обтекаемое "связи с общественностью". А если существует целая индустрия, имеющая своей целью заставить обывателя приобрести тот или иной товар, то что мешает применить опробованные в ней методы для чего-то иного?

Уж не знаю, к сожалению, или к счастью, но я не могу поделиться с моими драгоценными читателями каким-либо примечательным "инсайдом" с информационно-военной кухни или объективным теоретическим знанием того, как эта кухня устроена. Причина проста, как система климат-контроля в ВАЗ-2101: ни "инсайдами", ни систематизированной теоретической базой по информационным войнам я не владею, а вводить своих драгоценных читателей в заблуждение ради упоминавшегося выше раздувания собственной блогерской важности полагаю категорически неправильным. Таким образом, все описанное ниже есть не более (и не менее), чем стилизованная реконструкция предполагаемого положения дел, произведенная на основе имеющейся у меня неполной информации с помощью методов системного анализа. То есть, выражаясь проще, это немного более, чем просто мнение отдельно взятого меня, но и изрядно менее, чем объективно установленный факт. Соответственно, как относиться к изложенному ниже — решайте сами, основываясь на той информации по вопросу, которой владеете (что в принципе есть весьма полезная привычка).

Анализ состава и структуры
Для начала давайте дадим определение обсуждаемому понятию, чтобы оно не размывалось и не приобретало черты симулякра. Осмелюсь предложить следующую формулировку.

Информационная война — комплекс действий и мероприятий по манипуляции информацией, направленных на причинение ущерба противнику.
Достаточно просто, пожалуй, даже тривиально. Зато, вооружившись этим определением, мы можем отделить информационную войну от таких понятий, как пропаганда (которая не предполагает обязательного ущерба для целевой аудитории) и опасная глупость (ущерб от которой не был заложен на уровне намерения). Разумеется, упомянутые понятия могут запросто пересекаться — в том плане, что как приемы пропаганды, так и распространенные заблуждения вполне могут тем или иным способом использоваться в информационной войне. Но при этом важно понимать, что эти понятия не тождественны.

Другой важный вопрос — для чего ведутся информационные войны. Здесь все на первый взгляд тоже совсем несложно: целью информационной войны является геополитическое поражение противника, понимаемое в данном случае, как оставление тех или иных политических и/или экономических позиций. То есть, информационно воюют абсолютно из тех же соображений, что и в "традиционных" войнах. Что выглядит очевидным при абстрактном рассмотрении вопроса, но легко забывается при переходе к конкретике, когда информационная война прикидывается естественным столкновением идей и мировоззрений. Но она им не является. Она на нем паразитирует. Конфликт мнений по тому или иному вопросу является основным, можно сказать, стратегическим ресурсом, необходимым для достижения цели методами информационной войны. Конфликт может быть как уже существующим, так и с самого начала инициированным в рамках информационного нападения. Первый вариант проще, зато второй эффективнее в силу изначальной заточенности под конкретную цель.

Крайне важный нюанс: цель информационного нападения не имеет жесткой привязки к сущности конфликта, являющегося одним из ресурсов ее достижения. Иными словами, то, что агрессор воспользовался взаимной неприязнью фанатов "Зенита" и "Спартака", вовсе не означает, что его цели хоть каким-то образом связаны с футболом.

Еще одна банальность, на этот раз без каких-либо скрытых нюансов: для того, чтобы поставить перечень разнородных и никак не связанных ресурсов на службу достижению выбранной цели необходимо задействовать средства информационного нападения, в народе также именуемые вбросами. Состав и структура задействуемых средств информационного нападения определяется из соотношения имеющихся и необходимых ресурсов достижения выбранной цели.

Средства информационного нападения могут быть классифицированы:

1. по направлению воздействия (воздействующие на представления противника и воздействующие на представления о противнике);

2. по решаемым задачам (создающие конфликт и воздействующие на конфликт);

3. по вовлеченности инициатора (нейтральные по отношению к сторонам конфликта и опирающиеся на одну из сторон конфликта).

При желании можно ввести еще множество способов классификации по самым разным атрибутам, но, на мой субъективный взгляд, трех перечисленных вполне достаточно, чтобы составить более-менее полное мнение о том или ином вбросе (группе вбросов). Так, к примеру, тиражируемые в европейских СМИ сообщения о российских войсках на Донбассе классифицируются как средство информационного нападения, воздействующее на представления о противнике (представления о России), создающее конфликт (ЕС и России) и нейтральное по отношению к сторонам конфликта (агрессору нужна не победа одной из сторон, а сам конфликт). Подобное описание вполне позволяет задуматься о целях информационной войны в целом и о фигуре агрессора, дополнительные же параметры скорее сделают его более громоздким и сложным для восприятия, нежели внесут ясность.

Само собой, кроме нападения в информационной войне есть и оборона, но с ее описанием есть сложности. Четкая классификация средств защиты от информационного нападения затруднена из-за более сильной связи с предметом послужившего ресурсом конфликта, что придает им уникальный вид в каждом отдельном случае. В самом общем виде средства защиты от информационного нападения сводятся к маргинализации внедряемых представлений и популяризации нативных (собственных). Особняком стоит такой прием, как обнуляющая результаты нападения контратака, но отнести его к оборонительным, на мой взгляд, можно только формально.

Реконструкция динамики
Любая война, как бы она не была похожа на цепь трагических совпадений, начинается с планирования, и нет оснований полагать, что в случае с информационной войной дело обстоит иначе. Планирование же начинается с целеполагания и декомпозиции выбранной цели — выявления перечня задач, которые необходимо решить для ее достижения.

NB!: Здесь уже начинается область домыслов, поскольку подержать свечку при реальном планировании информационных баталий мне по понятным причинам не доводилось. Однако, не вижу причин полагать, что оно осуществляется по какой-то уникальной схеме, построенной на какой-то альтернативной теории принятия решений.

В рамках описанной выше модели "цель->ресурс->средство" это можно понимать, как определение того, какого класса средства будет лучше в данном случае применить. Можно ли решить вопрос, повлияв на мнение окружающих о противнике, или придется воздействовать на его собственное мировоззрение? Имеется ли в стане противника внутренний конфликт, который можно неявным образом подтянуть к обсуждаемому вопросу? Имеется ли в стане противника группа, интересы и ожидания которой можно неявно подтянуть к достижению цели? И, наконец, за сколько подобных шагов можно достичь цели, и можно ли какие-либо из них выполнять параллельно? Результатом ответов на перечисленные вопросы будет простейший предварительный алгоритм, основным критерием качества которого можно назвать количество шагов в нем. Чем меньше, тем лучше. Шагами этого алгоритма будут еще не какие-то конкретные средства, а их обобщенный образ с кратким указанием сфер, в которых их можно применить. Например, "воздействующее на представления противника, воздействующее на имеющийся конфликт, нейтральное по отношению к сторонам конфликта, национальный вопрос и религия", или "воздействующее на представления о противнике, создающее конфликт, опирающееся на одну из сторон конфликта, спорт и поп-культура" (классификация, понятное дело, может быть совсем другая).

Следующий этап планирования — поиск конкретных средств, подходящих под указанные в шагах алгоритма описания, что есть процесс трудно формализуемый, поскольку творческий. При этом, ошибочным будет представление, что на один шаг выбирается только одно средство. Во-первых, резерв. Ситуация, при которой из-за сбоя в применении одного средства буксует вся система, неприемлема, потому обязательно должен быть план "Б", план "В" и далее по алфавиту. Во-вторых, нет ни единого соображения, которое препятствовало бы одновременному применению любого количества средств на выполнении одного шага алгоритма, если это повышает КПД прохождения шага. Также, средства, рассмотренные, но не вошедшие в какой-либо план под какой-либо буквой, все равно могут быть использованы — хотя бы для того, чтобы оттянуть на них внимание противника и отвлечь внимание от направления основного удара.

Наконец, на завершающем этапе планирования средства получают реализацию в виде начального набора вбросов — коротких эмоционально насыщенных материалов, не столько оперирующих какими-либо фактами, сколько стремящихся зацепить целевую аудиторию и заставить ее сделать репост.

После чего можно начинать собственно нападение. То есть, начинать выдавать вбросы в эфир, параллельно проводя мониторинг ситуации и внося на его основе коррективы в следующие шаги. В пределах одного шага также можно выделить несколько этапов:

1. Вбросы распространяются репостами в изначальном виде.

2. Целевая аудитория самостоятельно производит контент, основанный на вбросах.

3. Заданный информационный фон оказывает запланированное влияние на явления за пределами сугубо медиасферы.

После третьего этапа шаг общего алгоритма можно считать выполненным. Но до этого доходит не сразу. Огромное количество вбросов разоблачается и нейтрализуется уже на первом этапе. Этим, предположительно, и объясняется наблюдаемый иногда вал вбросов крайне невысокого качества — на таком фоне чисто математически выше вероятность, что действительно нужный материал сможет проскочить.

Если вброс доживает до второго этапа, то можно образно сказать, что он вышел на промежуточные рубежи и смог на них закрепиться. Жизнеспособность вброса на этом этапе серьезно увеличивается, поскольку пораженная им часть целевой аудитории принимается с упорством, достойным лучшего применения, подводить под него базу. Вместе с тем, этот этап — самый длительный и самый тяжелый. Да, нейтрализовать его уже становится сложнее, но и продвигать его нелегко, поскольку на этом этапе до противника рано или поздно доходит, что вброс он "зевнул", следствием чего является достаточно бурная деятельность по противодействию его дальнейшему распространению. Потому на данном этапе становится возможным объединение нескольких вбросов в общую концепцию, что достаточно рискованно в плане сокрытия целей кампании, зато существенно повышает устойчивость вбросов.

Наступление третьего этапа означает уже серьезные проблемы для противника. Тем не менее, и на нем вброс можно нейтрализовать, но это потребует значительно больше времени, сил и, возможно, привлечения средств не только информационной природы.

К слову говоря, не лишена смысла и нейтрализация вброса после третьего этапа. Да, свою задачу он к этому моменту уже выполнил, но это не значит, что он от этого стал бесполезным для агрессора. Вбросы, способные на такое, на деревьях не растут и на земле не валяются, так что велика вероятность, что несколько позже его попытаются использовать вновь, хоть и не на главных ролях. И эту вероятность будет совсем не лишним если не обнулить, что получается далеко не всегда, то хотя бы сократить.

Выводы
Первый и, пожалуй, основной вывод касается места, занимаемого в процессах информационной войны обывателем. В свете вышесказанного, думаю, уже является очевидным, что в информационных войнах мы — не солдаты. Мы — самоорганизующийся, обладающий интеллектом и свободной волей, способный болеть за своих и пытаться им подыграть, но все-таки — ландшафт. В информационных войнах драка идет не между людьми, а между мнениями, суждениями и концепциями. Человек же солдатом информационной войны быть не может. Максимум, если занялся вопросом профессионально — винтиком на оборонном заводе, поставляющем боеприпасы для фронта. Есть, конечно, еще высший командный состав, но эти — отдельная категория.

Это не значит, что нельзя иронично называть себя информационным ополченцем. Метафоры и условности полезны в том плане, что они облегчают понимание вопроса. Надо только помнить, что это — метафоры и условности. В противном случае, если человек начинает действительно "воевать" в меру своего понимания, возникает многовато, выражаясь терминами вышеописанной модели, ресурсов для производства средств информационного нападения.

Второй вывод, в общем-то, уже озвученный выше: вброс может иметь цели не из предметной области того конфликта, на котором основан. Даже более того, скорее всего его цели с конфликтом, на котором он базируется, связаны только косвенно. Дело в том, что латентных добровольных коллаборационистов в любом обществе очень мало, и открыто ратовать за вопрос, из которого слишком уж явно торчат уши противника, почти никто не будет. Потому, если имеются подозрения, что перед Вами вброс, попробуйте проследить его взаимосвязи с какими-либо злободневными реалиями. Если их нет, либо есть, но достаточно безобидные, то скорее всего это не вброс, а добросовестное заблуждение. Есть, конечно, еще вероятность, что Вы что-то упустили, но в этом случае лучше трактовать сомнения в пользу обвиняемого. А то так и паранойю можно заработать, что не будет полезно ни Вам, ни "информационной обороне".

Вообще, если уж речь зашла о критериях определения уже укоренившихся вбросов, то самый простой из них — сбор принципиально разнородных и местами даже противоречащих друг другу материалов в единый фронт, в котором как-то даже не сразу и понятно, что их связывает. Это не означает автоматического отнесения материалов к вбросам, но поводом поискать всзаимосвязь между ними вполне является. Как правило, некоторое общее место все-таки всплывает, и именно его можно отнести к целям всей группы. Но если взаимосвязи действительно нет, то сомнения вновь трактуются в пользу обвиняемого.

И, наконец, третий вывод. С высокой долей вероятности человек, озвучивающий вброс в вашем присутствии, не является никаким "вражьим агентом" (клинические случаи, когда персонаж открыто бегает за инструкциями в посольство, не рассматриваем). Если речь о первом этапе инвазии вброса, то он, чисто по теории вероятности, скорее всего далеко не первый в последовательности репостов. Если речь о втором этапе, когда человек начинает развивать и распространять идеи вброса уже своими словами, то там в принципе вероятность наткнуться на персонажа "при исполнении" крайне невысока из-за сущности самого этапа. А даже если и наткнетесь, то что он, в ответ на Ваше обвинение сразу во всем признается? Да никогда! И убедить в этом тех из сторонних наблюдателей, кто не пришел к схожим выводам самостоятельно, вряд ли получится, поскольку подобные обвинения настолько истерлись от употребления не по делу, что воспринимаются уже просто как ругательства, в отрыве от основного смысла. Таким образом, "ловлей шпионов" и вообще концентрацией на личности переносчика вброса заниматься не слишком перспективно. Тем более, что, как было уже сказано выше, на этом фронте воюют не люди, а мнения, суждения и убеждения. На них и следует концентрироваться.

Ди Женьцзе