РАСПАД ЧЕЛОВЕКА
Сегодня наш социальный ландшафт напоминает делянку, заросшую бурьяном и мелколесьем после того, как погибла или вырублена более ценная растительность.
Зверолюди
Владимир Тучков на сайте «Свободная пресса» пишет: «Реальные «маугли», возвращенные в человеческую среду, становятся несчастными существами, не способными адаптироваться к чуждому им миру людей.
В документе датированом 1344 годом говорится о поимке мальчика выкормленного волками, названного Гессе. Гессе был наг, грязен, сидел на четвереньках и рычал, скалив острейшие зубы. Его поместили в приют при церкви, где безрезультатно пытались научить хотя бы чему-нибудь человеческому. Но ходить он не научился, ни единого человеческого слога не произнес, ел только сырое мясо. И постоянно стремился убежать от людей на волю. В неволе он прожил менее трех лет.
Такого рода истории происходили в Европе до середины XIX века. У них есть два общих момента.
http://nashaplaneta.su/_bl/799/11087040.jpg
Во-первых, вскармливали и воспитывали волки потерявшихся, а то и просто брошенных в лесу детей. Известны лишь три случая, когда «опекунами» становились медведи. Во-вторых, никого из найденышей не удалось научить говорить и они не способны были понять ни единого слова. И дело тут в ответственных за сигнальную коммуникацию участков мозга, формирование которых происходит в очень раннем возрасте.
В 1799 году во Франции в окрестностях деревушки обнаружили дикого мальчика лет четырех, которого назвали Виктором. Его взяла на воспитание крестьянская семья. Дожил он до тридцати лет. Воспитателям удалось самое главное — Виктор перестал панически бояться людей. Объяснялись с Виктором исключительно при помощи жестов. Понимать слова он был неспособен.
В 1920 году в Индии в волчьем логове нашли девочку, названную Камалой. Она по слогам научилась произносить несколько слов. Но их смысла не понимала. И физиология Камалы, и мускулатура, и строение органов изменились по сравнению с человеческими. Она была нечувствительна к жаре и холоду. Могла есть только сырое мясо. У нее была гипертрофированная нижняя челюсть и очень острые зубы. Обоняние — одно из главных чувств зверей — было развито феноменально. Когда Камала принюхивалась, то ее ноздри раздувались и опадали как кузнечные меха.
Количество случаев обнаружения воспитанных в звериных стаях детей приближается к трем сотням. Один из последних случаев произошел в Сьерра-Леоне в конце 70-х годов. Крестьяне, расчищавшие в джунглях заросли под посевные поля, обнаружили среди стаи обезьян странное существо. То была девочка пяти примерно лет. Она была абсолютно дикой — царапалась и кусалась. Человеческой речи не понимала. И все повадки у нее были обезьяньи. Когда в отдаленное селение с инспекцией прибыл врач, то он увез ее в окружную больницу. Врач, будучи человеком думающим, следившим за последними достижениями медицины, связался с доктором психологии Анной Лудовико, которая в Риме занималась исследованием такого рода феноменов. К тому моменту у нее на счету были уже более сорока обследованных «зверолюдей».
Суть исследований, которыми занимается Анна Лудовико, состоит в попытке ответить на вопрос: сколько в момент рождения в человеке содержится «человеческого». То есть, что человек получает от природы, а что дает ему окружающая среда — родители, сверстники, люди, с которыми он постоянно сталкивается. И насколько восполним для человека перерыв в общении с себе подобными в первые годы жизни».
Человеческая среда
Вы когда-нибудь задавались вопросом: а что собственно делает человека человеком? Его физическое устройство? Его наследственность?
Но человеческие дети, воспитанные животными, не стали людьми не смотря на свою физиологию и наследственность. Под действием животной среды нечеловеческими стал не только тип поведения, но и сама физиология видоизменилась. Это о чем говорит? Человек, как явление, не есть природная данность, а порождение определенной культурной среды. Человеком не рождаются, человеком становятся в результате кропотливой культурной работы. Эту мысль надо осознать, глубоко понять.
А культура – явление коллективное, социальное. Таким образом, человека порождает и воспроизводит социум. Еще раз повторю важную мысль: человек явление социальное. Если человек на стадии формирования выпадет из социума – он не станет человеком. И никакая генетика, никакая наследственность не поможет, человеческое сознание само собой в силу каких-то естественных, природных механизмов не воспроизведется. Понимаете?
И такое явление, например, как национальный тип – есть порождение определенной культурной среды. Если ребенок стопроцентных русских родителей будет воспитан в нерусской культурной среде, то он и будет ею сформирован, и наследственность, русская кровь ничем не помогут. Чтобы стать русским необходима определенная культурная работа – начиная с пеленок, начиная с общения с родителями. Это формирование сознания, поведения потом продолжается в детском саду, в школе, в армии, на рабочем месте. Человек формируется в течении десятилетий взаимодействия с себе подобными! Его создают десятки, сотни связей. И нельзя сказать, что эта работа бывает законченной, исчерпывающей. Человек, который никогда не открывал книжек Чехова, который о Льве Толстом знает лишь то, что он носил большую бороду, а когда называют фамилию Соловьев, то вспоминает лишь о телеведущем – не является вполне русским. Он не усвоил определенный культурный пласт, который и создал такое явление, как русское самосознание. Культурный тип есть результат усилий, работы над собой. Если ее не совершать, то ничего само собой не вырастет, и субъект окажется вне культурного контекста, в состоянии некоего даже не дикарства, а бесформенности.
Производство человека
Формирование определенного культурного типа происходит внутри соответствующих социальных групп. Устойчивую социальную группу создают не только общие интересы, но и объединяющий большой смысл. Этот смысл должен превосходить чисто практические цели, иначе он ничего связать на долгое время не сможет. Например, в Средние века, социальной группой формировавшей определенный культурный тип человека, была сельская община. У аристократии были свои дворянские собрания, вырабатывавшие определенный кодекс поведения. И был такой мощнейший институт, как Церковь, чье влияние проникало через все слои общества. Существовали и профессиональные объединения – цеха, которые не только защищали свои интересы, передавали секреты мастерства, но и окружали свое ремесло определенной метафизической аурой. Одним словом, существовали общественные институты, которые воспроизводили человека, как некое культурное явление. О характере, о качестве этого «продукта» можно много спорить, но дело не в этом. Необходимо понимать одну очень важную штуку: чтобы человек окончательно оформился как явление требовалось, чтобы наряду с различными видами производства (производства продуктов питания, средств производства) существовала и система производства самого человека. Еще раз повторю: человек не формируется сам по себе, он – итог определенной социальной, культурной работы! И если это производство человека нарушается, то все летит к чертовой бабушке: исчезает общество, культура, сам человек… Все рушится, распадается.
Если мы посмотрим на советское общество, то мы так же увидим целую систему коллективов, которая воспроизводила культурный тип советского человека. Но с началом реформ ее взорвали. Более того, были запущены страшные механизмы десоциализации.
Социоцид
Вера Сорокина пишет в газете «Суть времени»: «Исследования показывают, что превратить ничем не связанных людей в общественную группу очень трудно. И что обратная задача – превращение общественной группы в социальную слизь – может быть решена, если враг начинает наносить удары по той системе норм, связей, регулятивных механизмов, которая обеспечивает социальную жизнь. Совокупность этих ударов и называется социальной войной. Эта война ведется по четырем направлениям.
Первое – десоциализация массового человека, его превращение в отдельную монаду, не связанную с другими людьми никакими отношениями, с упрощенной и суженной сферой интересов – до минимальных бытовых. Наилучший способ достижения этого – погрузить человека в безысходную борьбу за выживание (прокормить себя и семью, вырастить детей), причем, в борьбу без помощи государства и общества. Вся государственная политика заработных плат, пенсий, стипендий и социальных пособий, а также коммунальных и транспортных тарифов устроена таким образом, что она обрушивает подавляющее большинство населения в нищету. Согласно исследованиям Института социологии РАН, бедняки в России составляют 59%. В социальных группах, находящихся в состоянии застойной бедности, развивается системная фрустрация: апатия, подавленность, неверие в свои силы, отказ от надежды на лучшее будущее, нежелание предпринимать практические действия для улучшения ситуации.
Если первое направление социальной войны – десоциализация и погружение в нерешаемые жизненные проблемы, то второе – десоциализация через эскалацию наркотизации, алкоголизма, токсикомании, проституции. В полную силу днем и ночью работает машина пропаганды растления людей, главным мотором которой являются телевидение и СМИ. Именно они предъявляют нищему населению в качестве «позитива и образцов успеха» вопиющие примеры неограниченного потребления богатых, а также их криминального поведения и пренебрежения нормами нравственности и законодательства.
Третьим направлением той социальной войны, в ходе которой разрушаются все скрепы, формирующие нормальное общество, является подрыв всех форм социальной интегрированности – и гражданственности, интегрирующей индивидуума в большой социальный мир, и семейности, интегрирующей его же в малый социальный мир, и трудовой коллективной солидарности, с помощью которой индивида можно интегрировать в среднегабаритный, промежуточный социальный мир.
Семья – последний оплот нравственности. Через семью передаются из поколения в поколение духовные приоритеты и ценности жизни. И именно поэтому на разрушение института семьи сейчас работают практически все СМИ, активные лобби в Госдуме, Совете Федерации, правительстве. В России наряду с сокращением заключения браков стремительно растет число разводов. Согласно данным ООН, Россия сегодня на первом месте в списке стран с самым высоким числом разводов. Согласно статистике, в 2010 г. в России на 185969 браков пришлось 153406 разводов. То есть 80% (!). По мнению социологов, дело идет к глобальному кризису института семьи. Рост индивидуализма в обществе, смена ценностных ориентиров (вместо семьи – «свобода», вместо детей – «жизнь для себя», «зачем плодить нищету» и т.п.), ослабление морально-нравственных сдерживающих факторов, которые раньше держали семью – вот истинная причина разводов. Люди разучились жить вместе.
Четвертое направление социальной войны связано с наращиванием дистанций между верхними и нижними стратами, с расколом в обществе, с провоцированием и поощрением разнообразных форм агрессивности, приводящих к фактическому распаду и мутации социальной ткани».
Люмпенизация
Сайт «Точка.Ру» опубликовал очень интересную статью Татьяны Воеводиной, которая пытается разобраться в процессах, охвативших российское общество:
«Под неумолчный гул болтовни о «человеческом капитале», о креативности, об успешной личности с достигательной мотивацией, о творческом и личностном росте, о неограниченных возможностях, открывающихся перед изумленным обывателем после введения измордованных тоталитаризмом совков под светлые своды храма цивилизации и прогресса – так вот под аккомпанемент этих разговоров, что льются нам в уши уж четверть века, произошла… кадровая деградация? Нет, кадровая деградация была лет десять назад. А на сегодняшний день наблюдается зримая люмпенизация населения.
Современные люмпен-пролетарии – это не обязательно живописные горьковские босяки. Иногда нынешние люмпены выглядят вполне прилично.
Главный признак люмпен-пролетария – отсутствие социальной, профессиональной, да и часто физической привязки к какому-то «месту» – месту в жизни, месту географическому, месту в социальной иерархии. Они никто, они нигде, они всегда готовы. На что готовы? Да на все. У них нет профессии, нет никакого устойчивого занятия и места работы.
Сначала о люмпенах самых простых. После победы демократии в 91-м году покатилось, нарастая, разрушение промышленности. Предприятия закрывались одно за другим – тем же темпом, как когда-то вводились в строй. Люди лишались работы. Тысячами лишались. При этом теряли они не только работу – они лишались всего строя жизни. Жизнь в Советском Союзе была организована не столько по территориальному, сколько по производственному принципу – вокруг предприятия, места работы. На предприятии получали не только зарплату, а и все жизненные блага: квартиру, дачный участок, путевки на отдых для взрослых и детей, часто были так называемые медсанчасти предприятий – больницы с поликлиниками. Были учебные заведения при больших предприятиях, где можно было выучиться без отрыва от производства… Были дома культуры, где крутили кино и устраивали танцы и всякую самодеятельность. Причем подобный подход был не только на заводах и фабриках – даже в МИДе это было: по воскресеньям в клубе показывали мультики для детей сотрудников, а в боковушке смоленской высотки была поликлиника для трудящихся МИДА и Внешторга. По осени от месткома «выделяли» (советское словцо) автобус для поездки трудящихся по грибы. В Белоруссии, рассказывали, таким же порядком ездили собирать клюкву.
Человек был помещен в плотную социальную ткань, она его и опутывала, лишала каких-то потенциальных степеней свободы, но она же – поддерживала. Ткань эта обобщенно именовалась «трудовым коллективом». Советский трудящийся получал оттуда не только бренные блага вроде, например, мяса из заводского подсобного хозяйства или места в детском саду. Он получал оттуда же мысли, понятия, взгляд на мир. Проводились политинформации, собрания, где разъяснялось международное положение, политика партии по тем или иным вопросам, рисовались перспективы развития. То есть простой трудящийся получал от своего места работы практически все – и духовное окормление, и материальные блага. Он прочно стоял на рельсах и ехал в должном направлении. И что интересно, подавляющее большинство не ощущало такое положение стеснительным. Люди «росли на работе» – тоже советское выражение.
Отдельная песня была – профилактика неправильного поведения, главным образом, пьянства. То есть о человеке заботились, его как-то поддерживали, вели по жизни.
И вот эти люди, привыкшие ехать по предначертанным рельсам, вдруг оказались выброшенными «посреди степей», бреди куда сам знаешь. И они побрели. Мы были народом инженеров, ученых, квалифицированных рабочих, а стали народом мелких торговцев, офисных клерков, невнятных искателей какого-никакого заработка.
В этом – в отсутствии привязки, профессиональной, в первую очередь, – устойчивый признак люмпена. Кто он? Да никто. Социальная пыль, гонимая ветром. Деиндустриализация страны – вот главная причина люмпенизации населения. При этом люмпенизируются все – и высшие, и низшие – вообще все, включая тех, кто непосредственно в промышленности не работал. Потому что индустрия – это не просто фабрики и заводы, это уровень умелости, смышлености, подготовленности народа. Индустриальный народ – это народ-профессионал. Народ неиндустриальный – это темный бедняк: «могу копать – могу не копать». Индустрия ставит задачи и перед образованием. Нет ничего удивительного в деградации нашего образования на всех уровнях: наше нынешнее образование – это образование деиндустриализации.
Сегодня наш социальный ландшафт напоминает делянку, заросшую бурьяном и мелколесьем после того, как погибла или вырублена более ценная растительность.
Бурьян воспроизводится системой образования. Сегодня процентов семьдесят студентов обучаются по гуманитарным специальностям: юристы-экономисты, филологи-культурологи. По существу дела, это люди без профессии и без какой бы то ни было социальной и профессиональной привязки. Они – никто. То есть люмпены. Сегодня абитуриенты прямо так и говорят: я-де хочу получить гуманитарное образование, а там видно будет.
Имя им – легион. Они болтаются по жизни, вернее, по офисам. Если нет работы в офисах – приходится браться за что попало: шоферить, что-то ремонтировать, строить, чем-то торговать, в чем-то посредничать, жулить по мелочам… Работают они плохо, неумело, косоруко, что понятно: не учились же этому делу, да и не связывают себя с ним…
Эта публика – изделия всякого рода эколого-культурологических университетов – при всем внешнем несходстве с классическим босяком – вполне люмпенизированный слой. Они – ничто. Культурные босяки. Они ни к чему не привязаны, не имеют профессии, а отсюда – не имеют и внятных взглядов на мир и на себя».
http://nashaplaneta.su/_bl/799/23156267.jpg
Распад человека
Общество происходит от слова «общий». Это общее в России уничтожено, общество распалось на обособленных и бесформенных индивидуумов. Мы вогнаны в катастрофическое состояние десоциализации, мы оказались выброшены из социума, люмпенизированы. Коллектив создает общая идея, общая страсть, общая высокая цель. Человек формируется, растет только внутри социума, человек – существо общественное. Культура – явление социальное. Если общество разрушено, то человек начинает угасать, деградировать и это всеобъемлющий процесс. Распадается не просто национальная культура, традиция, мораль, – стирается сам лик человеческий, и в итоге появляется даже не Маугли, не зверочеловек (ему известна какая-то степень связи хотя бы со звериной стаей, у него есть сопричастность чему-то), а недочеловек, как бы страшно это не звучало.
Это не то, о чем говорили нацисты, а именно результат распада социума, когда культурный облик человека начинает разрушаться: появляется жалкое существо, которое не является в полной мере человеком. Это просто организм, движимый случайностью, различными импульсами. Это уже не человек, а руины человека. В России проживают миллионы людей, которые уже не составляют общества, а превращены в человеческую пыль, несомую ветром.
Это люди для которых труд потерял возывышенный смысл и стал лишь постылым средством выживания, которые утрачивают связь с землей, друг с другом, не чувствуют Родину. Наша страна превратилась в чужбину, в которой уже нет радости творчества, ощущения братства, солидарности, а есть постылое выживание…
И есть одно спасение – мы должны сами создавать социальные группы, наводить мосты друг с другом. Общество должно быть выстроено нашими усилиями – снизу, не ожидая когда этим займется власть. Если мы не восстановим свое общество – погибель неизбежна…
Зверолюди
Владимир Тучков на сайте «Свободная пресса» пишет: «Реальные «маугли», возвращенные в человеческую среду, становятся несчастными существами, не способными адаптироваться к чуждому им миру людей.
В документе датированом 1344 годом говорится о поимке мальчика выкормленного волками, названного Гессе. Гессе был наг, грязен, сидел на четвереньках и рычал, скалив острейшие зубы. Его поместили в приют при церкви, где безрезультатно пытались научить хотя бы чему-нибудь человеческому. Но ходить он не научился, ни единого человеческого слога не произнес, ел только сырое мясо. И постоянно стремился убежать от людей на волю. В неволе он прожил менее трех лет.
Такого рода истории происходили в Европе до середины XIX века. У них есть два общих момента.
http://nashaplaneta.su/_bl/799/11087040.jpg
Во-первых, вскармливали и воспитывали волки потерявшихся, а то и просто брошенных в лесу детей. Известны лишь три случая, когда «опекунами» становились медведи. Во-вторых, никого из найденышей не удалось научить говорить и они не способны были понять ни единого слова. И дело тут в ответственных за сигнальную коммуникацию участков мозга, формирование которых происходит в очень раннем возрасте.
В 1799 году во Франции в окрестностях деревушки обнаружили дикого мальчика лет четырех, которого назвали Виктором. Его взяла на воспитание крестьянская семья. Дожил он до тридцати лет. Воспитателям удалось самое главное — Виктор перестал панически бояться людей. Объяснялись с Виктором исключительно при помощи жестов. Понимать слова он был неспособен.
В 1920 году в Индии в волчьем логове нашли девочку, названную Камалой. Она по слогам научилась произносить несколько слов. Но их смысла не понимала. И физиология Камалы, и мускулатура, и строение органов изменились по сравнению с человеческими. Она была нечувствительна к жаре и холоду. Могла есть только сырое мясо. У нее была гипертрофированная нижняя челюсть и очень острые зубы. Обоняние — одно из главных чувств зверей — было развито феноменально. Когда Камала принюхивалась, то ее ноздри раздувались и опадали как кузнечные меха.
Количество случаев обнаружения воспитанных в звериных стаях детей приближается к трем сотням. Один из последних случаев произошел в Сьерра-Леоне в конце 70-х годов. Крестьяне, расчищавшие в джунглях заросли под посевные поля, обнаружили среди стаи обезьян странное существо. То была девочка пяти примерно лет. Она была абсолютно дикой — царапалась и кусалась. Человеческой речи не понимала. И все повадки у нее были обезьяньи. Когда в отдаленное селение с инспекцией прибыл врач, то он увез ее в окружную больницу. Врач, будучи человеком думающим, следившим за последними достижениями медицины, связался с доктором психологии Анной Лудовико, которая в Риме занималась исследованием такого рода феноменов. К тому моменту у нее на счету были уже более сорока обследованных «зверолюдей».
Суть исследований, которыми занимается Анна Лудовико, состоит в попытке ответить на вопрос: сколько в момент рождения в человеке содержится «человеческого». То есть, что человек получает от природы, а что дает ему окружающая среда — родители, сверстники, люди, с которыми он постоянно сталкивается. И насколько восполним для человека перерыв в общении с себе подобными в первые годы жизни».
Человеческая среда
Вы когда-нибудь задавались вопросом: а что собственно делает человека человеком? Его физическое устройство? Его наследственность?
Но человеческие дети, воспитанные животными, не стали людьми не смотря на свою физиологию и наследственность. Под действием животной среды нечеловеческими стал не только тип поведения, но и сама физиология видоизменилась. Это о чем говорит? Человек, как явление, не есть природная данность, а порождение определенной культурной среды. Человеком не рождаются, человеком становятся в результате кропотливой культурной работы. Эту мысль надо осознать, глубоко понять.
А культура – явление коллективное, социальное. Таким образом, человека порождает и воспроизводит социум. Еще раз повторю важную мысль: человек явление социальное. Если человек на стадии формирования выпадет из социума – он не станет человеком. И никакая генетика, никакая наследственность не поможет, человеческое сознание само собой в силу каких-то естественных, природных механизмов не воспроизведется. Понимаете?
И такое явление, например, как национальный тип – есть порождение определенной культурной среды. Если ребенок стопроцентных русских родителей будет воспитан в нерусской культурной среде, то он и будет ею сформирован, и наследственность, русская кровь ничем не помогут. Чтобы стать русским необходима определенная культурная работа – начиная с пеленок, начиная с общения с родителями. Это формирование сознания, поведения потом продолжается в детском саду, в школе, в армии, на рабочем месте. Человек формируется в течении десятилетий взаимодействия с себе подобными! Его создают десятки, сотни связей. И нельзя сказать, что эта работа бывает законченной, исчерпывающей. Человек, который никогда не открывал книжек Чехова, который о Льве Толстом знает лишь то, что он носил большую бороду, а когда называют фамилию Соловьев, то вспоминает лишь о телеведущем – не является вполне русским. Он не усвоил определенный культурный пласт, который и создал такое явление, как русское самосознание. Культурный тип есть результат усилий, работы над собой. Если ее не совершать, то ничего само собой не вырастет, и субъект окажется вне культурного контекста, в состоянии некоего даже не дикарства, а бесформенности.
Производство человека
Формирование определенного культурного типа происходит внутри соответствующих социальных групп. Устойчивую социальную группу создают не только общие интересы, но и объединяющий большой смысл. Этот смысл должен превосходить чисто практические цели, иначе он ничего связать на долгое время не сможет. Например, в Средние века, социальной группой формировавшей определенный культурный тип человека, была сельская община. У аристократии были свои дворянские собрания, вырабатывавшие определенный кодекс поведения. И был такой мощнейший институт, как Церковь, чье влияние проникало через все слои общества. Существовали и профессиональные объединения – цеха, которые не только защищали свои интересы, передавали секреты мастерства, но и окружали свое ремесло определенной метафизической аурой. Одним словом, существовали общественные институты, которые воспроизводили человека, как некое культурное явление. О характере, о качестве этого «продукта» можно много спорить, но дело не в этом. Необходимо понимать одну очень важную штуку: чтобы человек окончательно оформился как явление требовалось, чтобы наряду с различными видами производства (производства продуктов питания, средств производства) существовала и система производства самого человека. Еще раз повторю: человек не формируется сам по себе, он – итог определенной социальной, культурной работы! И если это производство человека нарушается, то все летит к чертовой бабушке: исчезает общество, культура, сам человек… Все рушится, распадается.
Если мы посмотрим на советское общество, то мы так же увидим целую систему коллективов, которая воспроизводила культурный тип советского человека. Но с началом реформ ее взорвали. Более того, были запущены страшные механизмы десоциализации.
Социоцид
Вера Сорокина пишет в газете «Суть времени»: «Исследования показывают, что превратить ничем не связанных людей в общественную группу очень трудно. И что обратная задача – превращение общественной группы в социальную слизь – может быть решена, если враг начинает наносить удары по той системе норм, связей, регулятивных механизмов, которая обеспечивает социальную жизнь. Совокупность этих ударов и называется социальной войной. Эта война ведется по четырем направлениям.
Первое – десоциализация массового человека, его превращение в отдельную монаду, не связанную с другими людьми никакими отношениями, с упрощенной и суженной сферой интересов – до минимальных бытовых. Наилучший способ достижения этого – погрузить человека в безысходную борьбу за выживание (прокормить себя и семью, вырастить детей), причем, в борьбу без помощи государства и общества. Вся государственная политика заработных плат, пенсий, стипендий и социальных пособий, а также коммунальных и транспортных тарифов устроена таким образом, что она обрушивает подавляющее большинство населения в нищету. Согласно исследованиям Института социологии РАН, бедняки в России составляют 59%. В социальных группах, находящихся в состоянии застойной бедности, развивается системная фрустрация: апатия, подавленность, неверие в свои силы, отказ от надежды на лучшее будущее, нежелание предпринимать практические действия для улучшения ситуации.
Если первое направление социальной войны – десоциализация и погружение в нерешаемые жизненные проблемы, то второе – десоциализация через эскалацию наркотизации, алкоголизма, токсикомании, проституции. В полную силу днем и ночью работает машина пропаганды растления людей, главным мотором которой являются телевидение и СМИ. Именно они предъявляют нищему населению в качестве «позитива и образцов успеха» вопиющие примеры неограниченного потребления богатых, а также их криминального поведения и пренебрежения нормами нравственности и законодательства.
Третьим направлением той социальной войны, в ходе которой разрушаются все скрепы, формирующие нормальное общество, является подрыв всех форм социальной интегрированности – и гражданственности, интегрирующей индивидуума в большой социальный мир, и семейности, интегрирующей его же в малый социальный мир, и трудовой коллективной солидарности, с помощью которой индивида можно интегрировать в среднегабаритный, промежуточный социальный мир.
Семья – последний оплот нравственности. Через семью передаются из поколения в поколение духовные приоритеты и ценности жизни. И именно поэтому на разрушение института семьи сейчас работают практически все СМИ, активные лобби в Госдуме, Совете Федерации, правительстве. В России наряду с сокращением заключения браков стремительно растет число разводов. Согласно данным ООН, Россия сегодня на первом месте в списке стран с самым высоким числом разводов. Согласно статистике, в 2010 г. в России на 185969 браков пришлось 153406 разводов. То есть 80% (!). По мнению социологов, дело идет к глобальному кризису института семьи. Рост индивидуализма в обществе, смена ценностных ориентиров (вместо семьи – «свобода», вместо детей – «жизнь для себя», «зачем плодить нищету» и т.п.), ослабление морально-нравственных сдерживающих факторов, которые раньше держали семью – вот истинная причина разводов. Люди разучились жить вместе.
Четвертое направление социальной войны связано с наращиванием дистанций между верхними и нижними стратами, с расколом в обществе, с провоцированием и поощрением разнообразных форм агрессивности, приводящих к фактическому распаду и мутации социальной ткани».
Люмпенизация
Сайт «Точка.Ру» опубликовал очень интересную статью Татьяны Воеводиной, которая пытается разобраться в процессах, охвативших российское общество:
«Под неумолчный гул болтовни о «человеческом капитале», о креативности, об успешной личности с достигательной мотивацией, о творческом и личностном росте, о неограниченных возможностях, открывающихся перед изумленным обывателем после введения измордованных тоталитаризмом совков под светлые своды храма цивилизации и прогресса – так вот под аккомпанемент этих разговоров, что льются нам в уши уж четверть века, произошла… кадровая деградация? Нет, кадровая деградация была лет десять назад. А на сегодняшний день наблюдается зримая люмпенизация населения.
Современные люмпен-пролетарии – это не обязательно живописные горьковские босяки. Иногда нынешние люмпены выглядят вполне прилично.
Главный признак люмпен-пролетария – отсутствие социальной, профессиональной, да и часто физической привязки к какому-то «месту» – месту в жизни, месту географическому, месту в социальной иерархии. Они никто, они нигде, они всегда готовы. На что готовы? Да на все. У них нет профессии, нет никакого устойчивого занятия и места работы.
Сначала о люмпенах самых простых. После победы демократии в 91-м году покатилось, нарастая, разрушение промышленности. Предприятия закрывались одно за другим – тем же темпом, как когда-то вводились в строй. Люди лишались работы. Тысячами лишались. При этом теряли они не только работу – они лишались всего строя жизни. Жизнь в Советском Союзе была организована не столько по территориальному, сколько по производственному принципу – вокруг предприятия, места работы. На предприятии получали не только зарплату, а и все жизненные блага: квартиру, дачный участок, путевки на отдых для взрослых и детей, часто были так называемые медсанчасти предприятий – больницы с поликлиниками. Были учебные заведения при больших предприятиях, где можно было выучиться без отрыва от производства… Были дома культуры, где крутили кино и устраивали танцы и всякую самодеятельность. Причем подобный подход был не только на заводах и фабриках – даже в МИДе это было: по воскресеньям в клубе показывали мультики для детей сотрудников, а в боковушке смоленской высотки была поликлиника для трудящихся МИДА и Внешторга. По осени от месткома «выделяли» (советское словцо) автобус для поездки трудящихся по грибы. В Белоруссии, рассказывали, таким же порядком ездили собирать клюкву.
Человек был помещен в плотную социальную ткань, она его и опутывала, лишала каких-то потенциальных степеней свободы, но она же – поддерживала. Ткань эта обобщенно именовалась «трудовым коллективом». Советский трудящийся получал оттуда не только бренные блага вроде, например, мяса из заводского подсобного хозяйства или места в детском саду. Он получал оттуда же мысли, понятия, взгляд на мир. Проводились политинформации, собрания, где разъяснялось международное положение, политика партии по тем или иным вопросам, рисовались перспективы развития. То есть простой трудящийся получал от своего места работы практически все – и духовное окормление, и материальные блага. Он прочно стоял на рельсах и ехал в должном направлении. И что интересно, подавляющее большинство не ощущало такое положение стеснительным. Люди «росли на работе» – тоже советское выражение.
Отдельная песня была – профилактика неправильного поведения, главным образом, пьянства. То есть о человеке заботились, его как-то поддерживали, вели по жизни.
И вот эти люди, привыкшие ехать по предначертанным рельсам, вдруг оказались выброшенными «посреди степей», бреди куда сам знаешь. И они побрели. Мы были народом инженеров, ученых, квалифицированных рабочих, а стали народом мелких торговцев, офисных клерков, невнятных искателей какого-никакого заработка.
В этом – в отсутствии привязки, профессиональной, в первую очередь, – устойчивый признак люмпена. Кто он? Да никто. Социальная пыль, гонимая ветром. Деиндустриализация страны – вот главная причина люмпенизации населения. При этом люмпенизируются все – и высшие, и низшие – вообще все, включая тех, кто непосредственно в промышленности не работал. Потому что индустрия – это не просто фабрики и заводы, это уровень умелости, смышлености, подготовленности народа. Индустриальный народ – это народ-профессионал. Народ неиндустриальный – это темный бедняк: «могу копать – могу не копать». Индустрия ставит задачи и перед образованием. Нет ничего удивительного в деградации нашего образования на всех уровнях: наше нынешнее образование – это образование деиндустриализации.
Сегодня наш социальный ландшафт напоминает делянку, заросшую бурьяном и мелколесьем после того, как погибла или вырублена более ценная растительность.
Бурьян воспроизводится системой образования. Сегодня процентов семьдесят студентов обучаются по гуманитарным специальностям: юристы-экономисты, филологи-культурологи. По существу дела, это люди без профессии и без какой бы то ни было социальной и профессиональной привязки. Они – никто. То есть люмпены. Сегодня абитуриенты прямо так и говорят: я-де хочу получить гуманитарное образование, а там видно будет.
Имя им – легион. Они болтаются по жизни, вернее, по офисам. Если нет работы в офисах – приходится браться за что попало: шоферить, что-то ремонтировать, строить, чем-то торговать, в чем-то посредничать, жулить по мелочам… Работают они плохо, неумело, косоруко, что понятно: не учились же этому делу, да и не связывают себя с ним…
Эта публика – изделия всякого рода эколого-культурологических университетов – при всем внешнем несходстве с классическим босяком – вполне люмпенизированный слой. Они – ничто. Культурные босяки. Они ни к чему не привязаны, не имеют профессии, а отсюда – не имеют и внятных взглядов на мир и на себя».
http://nashaplaneta.su/_bl/799/23156267.jpg
Распад человека
Общество происходит от слова «общий». Это общее в России уничтожено, общество распалось на обособленных и бесформенных индивидуумов. Мы вогнаны в катастрофическое состояние десоциализации, мы оказались выброшены из социума, люмпенизированы. Коллектив создает общая идея, общая страсть, общая высокая цель. Человек формируется, растет только внутри социума, человек – существо общественное. Культура – явление социальное. Если общество разрушено, то человек начинает угасать, деградировать и это всеобъемлющий процесс. Распадается не просто национальная культура, традиция, мораль, – стирается сам лик человеческий, и в итоге появляется даже не Маугли, не зверочеловек (ему известна какая-то степень связи хотя бы со звериной стаей, у него есть сопричастность чему-то), а недочеловек, как бы страшно это не звучало.
Это не то, о чем говорили нацисты, а именно результат распада социума, когда культурный облик человека начинает разрушаться: появляется жалкое существо, которое не является в полной мере человеком. Это просто организм, движимый случайностью, различными импульсами. Это уже не человек, а руины человека. В России проживают миллионы людей, которые уже не составляют общества, а превращены в человеческую пыль, несомую ветром.
Это люди для которых труд потерял возывышенный смысл и стал лишь постылым средством выживания, которые утрачивают связь с землей, друг с другом, не чувствуют Родину. Наша страна превратилась в чужбину, в которой уже нет радости творчества, ощущения братства, солидарности, а есть постылое выживание…
И есть одно спасение – мы должны сами создавать социальные группы, наводить мосты друг с другом. Общество должно быть выстроено нашими усилиями – снизу, не ожидая когда этим займется власть. Если мы не восстановим свое общество – погибель неизбежна…
Поделиться:
Все правильно. Расклад сейчас такой….
“Если мы посмотрим на советское общество, то мы так же увидим целую систему коллективов, которая воспроизводила культурный тип советского человека. Но с началом реформ ее взорвали.”
Доказано существование парциальных социокультурных поколений и типов личности, независящих от национальной, социальной и конфессиональной принадлежности. А homo soveticus – культурологический симулакр.
Относительно системы коллективов, которая в одночасье рассыпалась, возникает вопрос: а была ли таковая система или это идеологический симулакр, из которого выброшен тип личности и поколения с их особенностями?
Скажите, человек который верит что (а) борт №1 с Путиным на борту мог появиться над воюющим донбасом (версия Кургеняна), и (б) система радоэлектронной борьбы стоящая на борту №1 могла быть преодолена старым советским “буком” – этот человек будущая интеллектуальная элита России или ОДНОРАЗОВАЯ ПЕХОТА ДЛЯ ОЧЕРЕДНОЙ АВАНТЮРЫ ЛЫСОГО В МОСКВЕ.
Хорошая своевременная статья для людей,не потерявших способность мыслить и желания помочь восстановлению родины.
лучшие инструменты разобщения – зомбоящик, компьютер и айфон.
У каждого своя игрушка, в которой он находит то, чего душа желает.
В транспорте смотреть страшно на этих околдованных.