Ничего нет на свете дороже
Нашей Родины, нашей Земли;
Путь куда не лежал бы твой, всё же
Горсть её ты с собою возьми.

Завяжи в узелок и у сердца
Аккуратно, родную, положь.
Может быть и тебе отогреться
Повезёт ей в суровую дрожь.

Солнце садилось за посёлком, становилось тихо.

- По чуть-чуть?
- Давай.

Выпили. Из трубы бани шёл дым.

- Юр, что ты думаешь о Украине? – Спросил я друга.
- О войне? – Уточнил он.
- Да.
- Тёмная история.
- Ты слышал, правительство, как тогда, предлагает заключённым искупить вину кровью?
- Ещё бы.
- Не получится у вас, “как тогда”?
- Сучья война?
- Да.
- Нет, мы это тогда ещё пережевали и высрали.
- Всё-таки, что ты думаешь об этом?
- Ничего – Ответил Юра, глубоко задумавшись.

Начинали донимать комары, из трубы переставал идти дым.

- Дед… – Шлёпнув комара на щеке, вдруг сказал он.
- Что, “дед”? – не понял я.
- Дед мой погиб в той войне.
- В Отечественной?
- В сучьей. Суки убили.

Помянули деда.

- Ведь что они сделали, они в лицо нам плюнули! – Продолжал он.
- Власть?
- Суки.

Я слушал:

- Приняв предложение от власти, они помочились на наш уклад, которым жили вместе с нами. Какую такую вину они пошли искупать, перед кем?

Мне нечего было сказать.

- Вор не должен воевать. Равно, как и работать. Завяжи, потом делай, что хочешь! Я прав?
- Прав.

Выпили ещё.

- Кхе-кхе – Послышалось рядом.

- О, вот и милиция подоспела! – Пошутил Юрка.

Рядом с беседкой стоял наш друг Коля, полковник милиции, ныне – полиции. Он недавно вышел из бани и, не обнаруживая себя, слушал наш разговор. Коля вошёл в беседку, сел рядом.

- Слышал? – Спросил я его.
- Слышал – Сказал он, наливая пива.
- Что думаешь?
- Ему нельзя думать, он в фуражке… – Похлопав его по плечу, засмеялся Юрка.

И мы, три друга, три бывших одноклассника, ныне: вор, полковник и дальнобойщик, дружно рассмеялись.

- Есть там жар? – Спросил я Колю.
- Есть.
- Пойду, попарюсь.

“Ну, я пошёл” – сказал Адам,
Взглянув на нас, словно прощаясь.
Взял шнур, взрывчатку, взял запал,
Чему-то странно улыбаясь.

И через час, за рубежом,
Взорвались вражеские схроны!
Он не вернулся утром в дом,
И громко каркали вороны.

И чёрный ворон громче всех,
Кружа над нами, что-то каркал.
И каждый видил в синеве
Не птицу, каждый видел – брата!

Разумеется.

“Это вы так типа милость оказываете” – не совсем так, но и не бех этого, конечно. А то, что евреи в России поют еврейские песни о русских, покоробило немножко. Немножко.

Не думал он, что так вот встретит
Подругу верную свою,
Когда в семнадцать, на рассвете,
Ушёл из дома на войну.

Он резал фрица, рвал гранаты,
В бою не помнил о себе,
Чтобы лихим, былым солдатом
С победою вернуться к ней.

А дальше: свадьба, дети, внуки,
Работа, дом, родной колхоз,
Как воздаяние за муки
Букет сибирских алых роз.

Лихой, былой солдат вернулся,
С победою, как и хотел.
Но, дверь открыв, поледенел –
В гробу лежала его Дуся!

Уж собирались выносить.
Он не забудет эту среду:
Стоял у гроба – как же быть –
Ей добывал в боях победу!

Мурашки! Есть ли что-то подобное сегодня – нет, нету. А почему – потому, что это поднимает дух, самосознание, гордость нашего народа на высокий, должный уровень… Потому, что тогда власть во главу угла ставила именно это, именно на этом строилась и была народной. А то, что поют евреи, Павел, это не важно, евреи бывают полезны, несмотря на то, что некоторые из них любят ощипать соседскую курицу…

Жил да был один еврей:
Дом – ни окон, ни дверей,
Сапоги носил на босу ногу,
По неделям голодал,
Бани сроду не видал –
Вызывал в душе моей тревогу.

По соседству жил со мной,
С косоглазою женой,
Каждый год плодя с ней по жидёнку.
Наплодили мне они
За забором ИзраИль
И всегда голодную кошшонку.

Я его не обижал,
По соседски уважал,
Семена давал садить картошку.
Он картошку не садил,
Впроголодь, чёрт-чёртом, жил.
В общем, привыкал я понемножку.

Случай вышел раз такой:
По темну гребу домой,
Хорошо принявши после бани;
А на сердце благодать –
Век свободы не видать!
Глядь, а он сидит в моём сарае.

Щиплет курицу мою…
“Что ж ты, милый” – говорю.
Он же мне в глаза прям рассмеялся:
“Этих куриц” – говорит –
“У тебя хоть пруд пруди”.
И топор мне под руку попался.

Жил да был один еврей:
Дом – ни окон, ни дверей,
Сапоги носил на босу ногу,
По неделям голодал,
Бани сроду не видал –
Вызвал в душе моей тревогу.

Вот на нарах я сижу,
На луну в окно гляжу,
Вспоминаю моего еврея.
“Ах ты Господи ты мой,
Почему, скажи, родной,
Я тогда открыл в сарайку двери?

Ах ты Господи ты мой,
Ну зачем, скажи, родной,
Я тогда открыл в сарайку двери?”

Ты прости, родная мать,
Чему быть – не миновать,
Но его пришил я не по пьяне.
Срок не смерть, отец родной, –
Восемь пасок и домой.
Только ждите вы меня с маманей.

Ровно срок мой тут идёт:
На год налегает год –
На бревно бревно, растёт мой Домик.
Как откинусь, сразу же,
Трезвый, не на кураже
Навещу его, поправлю холмик!

Жил да был один еврей:
Дом – ни окон, ни дверей,
Сапоги носил на босу ногу,
По неделям голодал,
Бани сроду не видал –
Вызывал в душе моей тревогу…

От хороших стихов, действительно, человек испытывает удовольствие. Как от написания, так и от прочтения. Лично я, больше люблю читать. Не только стихи, конечно. Получаю истинное наслаждение от хорошей книги, жаль только нет времени сейчас на это, ведь чтению, как и любому другому серьезному занятию, нужно уделять время и силы, только тогда получишь результат. “…ну и добавляют многие.” – даже догадываюсь, кто именно… 5-10 столовых ложки водки, во время написания стихотворения, стихотворению не повредит. По ложечке-две через небольшой промежуток времени, не более того! Некоторые вино прихлёбывают, кому что нравится. Ходили на толпу? Было бы любопытно посмотреть, с чем именно. 2-3 лучших ваших, если не сложно. Только пишите, как положено, по всем правилам или не пишите вообще.

Да, друг, друзей не выбирают,
Что Бог послал, то и бери.
Пусть у дороги он, как камень,
Лежит заброшенный в пыли, –

Бери его без рассужденья
И поделись с ним тем, что есть.
Твоим он станет продолженьем,
А ты – его. Большая честь!

Милее всех безгрешных Мне,
Кто схоронил грехи в себе!

У Достоевского вы найдёте много глубочайших мыслей и цитат, как в художественных произведениях, так и в публицистике. Их много и у других наших классиков, но, в первую очередь, я рекомендовал бы вам Достоевского и Толстого Л.Н. У обоих очень непростые отношения к христианству и вере вообще. Достоевский был глубоко верующим человеком, но верующим – в истинном понимании этого слова. Толстой – пытался разобраться в христианстве и религиях вообще, нашёл их вредными сектами, калечащими души людей.

Я бы тебе ответил, но Жора меня опередил, см. ниже.

Единственное, что могу добавить, что: именно глуп, а не прост. Глуп, подл и жалок.

Да, простые, незамысловатые люди, искренние, чистосердечные, безхитростные, заслуживают наивысшего уважения. Не сожаления, а, именно, уважения! Именно на них стоит мiр, кто не боится быть обманутым, потому, что сам не обманывает, не боится и не ждёт с каждой стороны подлости, так как сам честен и благороден, не хитрит и не мудрствует, ибо прост в душе своей. Простота хуже воровства… Это сказано именно о них, ибо в простоте своей они, сами себе воры, не замечают, как ими пользуются и обкрадывают. Чего нельзя сказать о нас с вами, Павел. Мы, конечно, можем позволить себя обмануть и обокрасть, но, именно, позволить, понимая, что нас обманывают и обкрадывают. Но это уже глупость граничащая с мазохизмом. Нам нужно сдерживать себя от соблазна обмануть и обокрасть простосердечного, честного человека, который не ждёт от нас этого, верит нам, как себе. В том следует разуметь нашу добродетель – в постоянном одёргивании самого себя, быть самому себе судьёй и палачом, избавлять мiр от самих себя – от своих дурных способностей и наклонностей. И тогда, Бог знает, может и нам посчастливится ощутить Простоту в сердце своём!

Люблю коньяк, люблю миндаль,
Люблю табак из трубки доброй,
Люблю смотреть подолгу в даль,
Лежа за пазухою Бога.

Так жизнь, беспечно, шла б и шла,
Чего желать ещё для счастья,
Когда покойная душа
Не жаждет лучшего участья!

“У тебя кармы нет.” – зловещая фраза, почти что клеймо.

А ты от куда знаешь, что КБ Саня курил, с его слов? Больше верь ему, он тебе не то ещё расскажет.

Песня “Старая мельница” вкатывать не может, она может только нравится. Ещё можно было бы понять, если бы месяц вы провели не в детской поликлинике, а в детской колонии. Вы и теперь-то ребёнок, не то, что “в то время.”

Куда смелее – жить страшно!

.

Опасное мы с вами затеваем, ох, опасное!

О нас песни слагать будут!

И опять с вами приходится согласиться.