Мастер

Пытаясь закончить свою главную книгу с помощью любимой жены, Михаил Афанасьевич, неизлечимо больной, полуслепой писатель и врач, все-таки надеялся на чудо, готовый жить даже незрячим. Но не случилось. А его великий роман продолжает жить, до сих пор требуя от нас ответов на свои загадки и вопросы.

Напомним, однако, этот известнейший сюжет. Высшая сила зла по имени Воланд прибывает с соратниками в советскую Москву, изучает ее умонастроения, выносит свой собственный вердикт, проводит свой весенний бал, сопряженный с ведьмовской Вальпургиевой ночью, следит по живому глобусу за ужасными военно-гражданскими событиями на Юго-Западе Европы, при этом по-своему провоцируя их; решает судьбу некоего дерзкого московского литератора-мастера (написавшего талантливую книгу о немыслимом в СССР герое) вместе с судьбой его верной возлюбленной, а также с судьбами других персонажей и в конце романа, по завершении командировки, проваливается в преисподнюю (т. е. к себе домой): «…Прощайте! Мне пора.

– Прощайте! – одним криком ответили Воланду Маргарита и мастер. Тогда черный Воланд, не разбирая никакой дороги, кинулся в провал, и вслед за ним, шумя, обрушилась его свита. Ни скал, ни площадки, ни лунной дороги, ни Ершалаима не стало вокруг. Пропали и черные кони».

А пара заглавных героев романа отправилась на покой, в романтический дом со старым слугой и горящими свечами. Рядом с окончательным пристанищем Мастера и Маргариты начинали зацветать вишни. 

Каждая сюжетная линия книги связана либо с творчеством, либо с творением неотложных дел, и все истории необычайно искусно вложены друг в друга. (Эту «матрешку» последним дерзнул воспроизвести на киноэкране режиссер М. Локшин. Воспроизвел, и был наказан общественным мнением, при этом сумма сборов от сеансов фильма превысила два миллиарда рублей, что на 800 миллионов больше вложенных средств. Но это так, к слову).

У Михаила Булгакова ход размышлений около века назад оказался извилист. Начиная с 1928 года, Михаил Афанасьевич упорно писал о дьяволе, который зачем-то является в Москву, столицу побеждающего социализма. Названия черновиков, так или иначе, связаны лишь с главным чёртом: «Копыто инженера», «Жонглёр с копытом», «Черный маг», «Великий канцлер», «Князь тьмы» и др. А всей стране позволено было в тот первый для книги год еще немного пожить по-новому, с не слыханной ранее свободой.

За год до этого, в 1927-м, был издан мастерски написанный роман молодого писателя Юрия Олеши «Зависть». В начале 1928 года – «12 стульев» Ильи Ильфа и Евгения Петрова. В стране расцветали мода, джаз, кинопромышленность, публиковались более чем свободные статьи в газетах и журналах. Казалось, так будет всегда. 

Но в недрах ЦК ВКП(б) уже готовились к воплощению планы по раскулачиванию крепко верующих в Бога крестьян СССР и началу обязательной коллективизации. Всё пристальней и пристальней власти присматривались к интеллигенции. Да и НЭП – новая экономическая политика, многое позволившая предприимчивым гражданам страны, по сути дела, сходила на нет.  

Появлялись новые писатели и поэты, и многие вразнос критиковали совершенно невероятный по тем временам роман Булгакова «Белая гвардия» и выросшую из него пьесу «Дни Турбиных», спектакль по которой вызвал, в конце концов, нешуточный интерес Сталина. Михаила Афанасьевича согревало скрытое убеждение в том, что Сталин, генеральный секретарь ЦК ВКП(б), – умный человек, раз он проявляет такое внимание к спектаклю по его пьесе, и что этот интерес никогда не закончится. А Сталину, человеку не без чувства юмора, по всей вероятности, доставляло большое удовольствие следить по газетам, как там клюют чуждого идеалам революции, однако очень талантливого человека, которому он не очень явно, но покровительствовал.

Новый роман «не шел». Булгакову не хватало героев. Слишком мелки были те, кого не жаловал адский инспектор. Главное, и это бесило писателя, не было в книге великой идеи, которая объединила бы все истории. И тут в голову Михаилу Афанасьевичу совершенно неожиданно пришла мысль написать еще одну книгу – о том, что творит с автором критика, слишком похожая на преследование по политическим мотивам, причем от кого исходящая – от товарищей по перу! Он уже начинал раздумывать и над этой коллизией… И долго не замечал, что идея обновления замысла главного романа жила рядом, уже в его квартире. Булгаков все больше влюблялся в свою новую – третью жену Елену Сергеевну. Такую, которая не подведет. Которая поможет. На которую можно положиться даже после собственной смерти. 

И спустя девять лет (!) после начала работы над романом, именно что вдруг, ударила молния, которая сожгла все ненужное, а нужное, и даже новое, тот самый проект о критиках, спаяла в монолит. 

Государственное безбожие, поощряемое в изменившейся стране, и любовь, которой (единственной!) было под силу спасти творца, мастера от душевных мук, – вот это и стало главными идеями в книге. 

Неумолимый, злой, жестокий, насмешливый, каким ему и следует быть, дьявол оказывается здесь – понимающим, вникающим, серьезным. Никак не злым (кто бы его, между прочим, ни изображал в экранизациях романа, а их уже, кажется, восемь). Булгаковскому Воланду непременно требуется быть «объективным»: он исследует, что произошло с москвичами, а на самом деле, конечно, со всей страной после социалистической революции. Исследует на самом деле автор – Булгаков, и кто же тогда, если принять во внимание эту мысль, становится в книге его настоящим альтер эго? 

Самое главное прописано эпиграфом перед началом романа. Это кусочек из диалога между Фаустом и Мефистофелем. На него и внимание-то не все обращают:

«…так кто ж ты, наконец?

– Я – часть той силы,

что вечно хочет зла

и вечно совершает благо».

     (Гёте. Фауст)

Чтобы читатель поверил многообещающему эпиграфу, и зло, и благо должны оказаться громадными, гораздо больше человека и его ничтожных желаний типа попредседательствовать нынче вечером на собрании литературного объединения.

Сначала расскажу, пожалуй, о частном благе – собственном. Очень странно было десятилетия назад мне, первокурснице университета, после рождения не крещенной, вроде бы атеистке, комсомолке, читать в журнале «Москва», благодаря которому роман Булгакова впервые увидел свет, слова, выходившие из уст падшего ангела. Однако интеллигентный сатана как-то сразу убеждал в присутствии Бога в этом мире: «Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели Бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?» Девственный разумом Ванечка Понырев-Бездомный брякал ему в ответ заученную глупость о человеческом могуществе: «Сам человек и управляет», а Воланд мягко и умно ему возражал, приводя убедительные примеры, которые закончились, увы, реальной гибелью ученого председателя МАССОЛИТа и главного редактора журнала М. А. Берлиоза.

И разом разрушились во мне «безбожные» установки семьи и школы. Словно кто-то сказал тихонько: «Есть сила могущественнее твоей личной силы и воли. Эта сила – Бог! Он поможет и защитит». К тому времени уже не было в живых моего родного отца, и я, сама по себе отнюдь не слабенькая, все равно нуждалась в сильном покровителе, советчике и защитнике. Булгаков мне его подарил. Ну, это личная судьба, Бог с ней. 

Но Булгаков как великий, по-настоящему великий, писатель увидел огромную проблему страны – насильственный, государственный атеизм, т. е. неистовую борьбу с любым упоминанием Бога, которую, впрочем, показал в романе довольно сдержанно. 

Это было время не только враждебного, вплоть до убийств, отношения к служителям культа, отъема церковных сокровищ пусть даже с благородной целью помочь голодающим. Самой главной частью борьбы стала мощнейшая антирелигиозная пропаганда. А год великого перелома – 1929-й – переломил многое, не только привычный, дореволюционный уклад жизни.

Затевалась, втихую одобренная властью, «безбожная пятилетка», целью которой было, по реконструкции ученых, как писал в 2002 г. в «Независимой газете» профессор СПГУ С. Л. Фирсов, вот что: «к 1932-1933 гг. должны были закрыться все церкви, молитвенные дома, синагоги и мечети; к 1933-1934 гг. – исчезнуть все религиозные представления, привитые литературой и семьей; к 1934-1935 гг. – страну и прежде всего молодежь необходимо было охватить тотальной антирелигиозной пропагандой; к 1935-1936 гг. – должны были исчезнуть последние молитвенные дома и все священнослужители; а к 1936-1937 гг. – религию требовалось изгнать из самых укромных ее уголков».

Выходили сначала газета, а затем журнал «Безбожник», которые возглавлял автор известной книги «Библия для верующих и неверующих» Емельян Михайлович Ярославский (при рождении – М. И. Губельман). Ярославский руководил вообще всей антирелигиозной борьбой в стране как председатель Союза безбожников СССР, а с 1929 г. – Союза воинствующих безбожников.

Михаил Афанасьевич пролистал один из самых первых номеров журнала «Безбожник» (1925 г.) и написал в дневнике: «Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить о внешней стороне. Соль в идее, ее можно доказать документально: Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно его. Нетрудно понять, чья это работа. Этому преступлению нет цены… Большинство заметок в "Безбожнике" подписаны псевдонимами».

Дальше – больше. Писатель никак не предполагал, что в СССР будет снесена бо́льшая часть храмов, останется из них «в живых» лишь примерно 13 %. От взрыва останков Храма Христа Спасителя на Волхонке 5 декабря 1931 года затрясутся окрестные здания. А ведь это был истинный кенотаф – то есть отдельный, не над могилой стоящий, общий памятник реально погибшим людям, кощунство невероятное, непростительное, вообще какое-то нерусское, варварское. 

* * * 

Сатана, этот неодноликий персонаж, знаком человечеству множеством имен. «Дворянин Воланд» – это по «Фаусту» Гёте, или просто Воланд – по Булгакову, или сатана на арамейском языке, сатан на иврите, шайтан на арабском, диавол на древнегреческом, Люцифер, т. е. несущий свет, – по ангельскому прошлому Люцифера, или, напротив, Князь тьмы – после предательства… Какой народ ни возьми, всем известен дьявол – самонадеянный предатель Бога, его активный противник, нахально заявивший о равенстве со Всевышним. Все имеют представление о его кознях, каверзах, подначках и при этом – о его всезнании, дьявольском всемогуществе, и вообще обо всем, что подбивает слабого человека стать его пособником и пойти против Божьих установлений о правилах жизни.

Ну, как это делается, например, в известном, даже культовом фильме «Сердце ангела» американского режиссера Алана Паркера по не менее известному роману «Падший ангел» Уильяма Хьёртсберга, который смотреть не просто страшно, – это нечто больше и циничнее триллера, хоррора, нуара, вместе взятых, это истинная, какая-то особенная, неотвязная от души читателя и кинозрителя дьявольщина. Особенно, если принять во внимание, что главного героя – частного детектива, ветерана Второй Мировой войны Гарри Эйнджела играет Микки Рурк, а его «работодателя», возможно, некоего предпринимателя с говорящим именем Луи Сайфер (Люцифер) – Роберт де Ниро, актеры, как всегда, убедительные.

Разгадка сюжета в этой кинокартине нормального человека выворачивает наизнанку своим коварством. Может, так и надо по-американски, – чтобы люди боялись малейшего искуса от дьявола? Не знаю. 

Воланд у Булгакова – совсем особенный сатана. Он словно бы выполняет поручение своего бывшего господина – Всевышнего и, в конце концов, говорит по-русски, без акцента. Некий сатана – по-русски! Этакий добренький чёртушка, чуть ли не из сказок Пушкина. Будучи про всё знающим, ироничный Воланд появляется в Москве только для того, чтобы убедиться: атеизм в СССР действительно разбушевался. 

А нет Бога – нет и его противника дьявола, то есть в данном случае Воланда (он вслух смеется в романе над тем, что его самого тоже нет). Нет Света – нет и теней. Сплошная пасмурь. Скука, от которой и в пошловатое варьете побежишь, не раздумывая.

Тайное желание Булгакова состояло, видимо, в том, чтобы вернуть в СССР религию, сделать так, чтобы она стала личным делом самого человека, а не чем-то невозможным при новом строе.

Он читал вслух текст нового романа многим своим друзьям, которые могли похвастаться перед кем-то этим, и перед не вполне надежными людьми; Ольга Сергеевна Бокшанская, свояченица Михаила Афанасьевича, перепечатывала его рукопись на машинке, и кто-то мог заинтересоваться… Во всяком случае, есть сведения о том, что само ОГПУ знало о новом романе Булгакова про дьявола в Москве.

Все это, короче, могло дойти до Сталина. Но он и сам был вполне мудрым человеком с неоконченным семинарским (православным) образованием и понимал, что в борьбе с религией палку явно перегнули. Убедился в этом с началом Великой Отечественной войны, когда люди стали требовать открыть церкви, чтобы было где молиться за ушедших на фронт сыновей и дочерей, и кое-где местные начальники сами разрешали использовать храмы по назначению. Верующие начали собирать деньги «на победу», позже была даже определена цель – танковые колонны от Русской Православной церкви, и они были созданы, и пошли на фронт…

4 сентября 1943 г., вскоре после победоносной Курской битвы, И. В. Сталин встретился в Кремле с иерархами Русской православной церкви митрополитами Сергием (Страгородским), Алексием (Симанским) и Николаем (Ярушевичем) в присутствии зам. председателя Совнаркома СССР В. М. Молотова. Напомню, что одним из неожиданных итогов Великой Октябрьской Социалистической революции уже в Советской России стало внезапное восстановление Патриаршества в ноябре 1917 года (со времен Петра I имела место Духовная коллегия, ставшая Святейшим Правительствующим Синодом). Потом оно снова отсутствовало. Осенью 1943-го случилось своего рода историческое дежавю: Патриаршество вернулось в РПЦ. Через несколько дней после встречи Верховного Главнокомандующего с иерархами церкви Архиерейский собор избрал митрополита Сергия Патриархом Московским и всея Руси.

К тому времени уже три с лишним года не было в живых Михаила Булгакова – естественного противника и своеобразного соратника Сталина (а Иосиф Виссарионович, на мой взгляд, в «Мастере и Маргарите» отнюдь не Воланд, как считали некоторые: сатана, потустороннее существо, наоборот, инспектирует в романе сталинскую и вообще советскую деятельность). Здесь следует сказать и о том, как наказал реального Ярославского-Губельмана за гибель идей и людей наш общий Бог: во время войны, умирая от рака в декабре 1943 г., этот неистовый борец с религией уже осознавал, что застал закономерный итог этой бессовестной во всех смыслах борьбы. Итог, инициированный И. В. Сталиным. Свидетели вспоминали, как Ярославский выкрикивал перед смертью просьбы о том, чтобы сожгли его книги…

А рукопись романа Булгакова «Мастер и Маргарита» так и не сгорела, как и уверяет нас Воланд, она не пропала, не была украдена или отобрана спецслужбами. И Елена Сергеевна Булгакова, великая женщина, явный прообраз Маргариты, уже имела основание написать в 1962 году в Париж своему деверю, ученому-бактериологу, а также доктору философии Николаю Афанасьевичу Булгакову об обязательствах перед мужем: «Я обещала ему многое перед смертью, и я верю, что я выполню всё».

И – выполнила.

Специально для «Столетия»

Татьяна Корсакова

Комментарий редакции

Основные тезисы статьи:

1. Михаил Булгаков, создатель великого романа "Мастер и Маргарита", посвятил последние годы жизни написанию этого произведения.

2. В романе Булгаков критикует государственный атеизм и борьбу с религией в СССР через образ Воланда, который является в Москву, чтобы проверить царящий там безбожный дух.

3. Воланд представлен как объективный и серьезный персонаж, исследующий последствия революции и отказа от веры, а не как воплощение зла.

4. Булгаков стремился вернуть религию в СССР и сделать ее личным делом каждого человека.

5. Несмотря на возможную осведомленность властей о романе, он не был запрещен, и рукопись сохранилась благодаря усилиям вдовы писателя Елены Сергеевны Булгаковой.

6. Статья проводит параллели между возвращением Патриаршества в РПЦ в 1943 году по инициативе Сталина и идеями, выраженными в "Мастере и Маргарите".

Вывод:
Статья представляет "Мастера и Маргариту" как произведение, в котором Булгаков выражает критику государственного атеизма в СССР через образ Воланда. Роман стал своеобразным голосом писателя в защиту возрождения религии и права человека на личный духовный выбор. Несмотря на возможные опасения, рукопись уцелела благодаря усилиям вдовы Булгакова и теперь считается одним из величайших произведений русской литературы.