Ля ИЛЬ ЛЯГИ

Так назывался последний сборник красноярского поэта Кималя МАЛИКОВА

Художника гениального из среды талантливых выделяет понимание жизни, особая философия творчества. В этом смысле показательно их обращение к вечным темам: любви, памяти, библейским истинам и восточной мудрости. Время неумолимо. Всё материальное уходит в небытиё. Стихи и поэмы Кималя Маликова - это тот благотворный сад, который оставляет старый садовник грядущим поколениям.

* * *
По прозрачному мосту,
Из приснившегося мне,
Улыбаясь за версту
Переменчивой весне,
Ткёт палитру на лету
Вечный путаник апрель.
По намокшему холсту
Золотится канитель.
И развенчивая хмарь,
И  излечивая боль,
Охру, сурик, киноварь
Щедро сыплет, будто соль.
И  распутаем едва ль
Тайну таинства сего.
Но ещё прозрачней даль,
Но ещё важней всего,
Что смеётся над собой,
Нас не видя, смотрит вдаль,
Как последняя любовь –
Вечный сказочник – Кималь.

Андрей Калякин, Марина Плавко

Стихи Кималя Маликова из сборника Ля Иль Ляги

СПИРАЛЬ СВЕТА

Однажды во сне я увидел, что открываю выставку картин в Хингане. Там было 18 работ, затем мне снится, что  я еду с выставкой в Японию, где вижу ещё три своих картины. Несколько работ я запомнил, это были: «Отделение Америки от Африки», «Битва Титанов или гибель Атлантиды», «Битва богини Амритцару с Фудзи» и «Глаз бури». Из этих четырёх я написал в стихах «Глаз бури». Сами картины-сновидения подвижны, как фильм, но статичны в теме. Преследуя чисто художественные цели, в резонанс с выставкой в Хингане, я сделал зарисовку «Два пала».

* * *

Два встречных пала – две стены огня
Под силами взаимопритяжения
Шли на сближенье,
Лишь на мгновенье
Травы касаясь, яростно трубя.
Сцепились, сшиблись, углями дрожа,
Кроша, сметая всё в огне кипенья,
По обе стороны взаимоистребления
Дымится степь, обуглено дыша.
Два пленника пятиэтажных стен
Идут  друг к другу, что-то объясняя,
То подчиняясь или подчиняя,
А за спиной ещё дымится  степь.

ОКО ТАЙФУНА ИЛИ ГЛАЗ БУРИ

П. Пяткову
Молний блеск и раскаты грома,
И вода, теряя весомость,
Вечность пробует на разрыв.
И трещит колесо фортуны,
И летят рыбацкие шхуны,
Обгоняя летучих рыб.
Так грифон, закогтив  тигрицу,
Сам не в силах  освободиться
Взмахом сломанного крыла.
Свет мгновенный, неровный, слепый.
Обнажённые нервы неба,
Раскалённые добела.
Две стихии – вода и ветер,
Позабыв обо всём на свете,
Виноватые без вины,
Плоть во плоти себя находят,
С ума сходят и колобродят
По периметру тишины…
Взмах ресниц, и всплывает око –
Око  гнева слепого Бога.
И вмещает безумный  зрак:
Пальмы, водоросли, кокосы,
Отплясавшие джигу матросы,
Рухлядь шхун и залётный барк.
Над оазисом передышки,
Где чуть слышно, как еле слышно
Чешет бороду океан.
На ветру, не моргнув ни разу,
Смотрит месяц заплывшим глазом
На зеленый телеэкран.
Я с вершины  десятилетий,
Лихо прожитых лихолетий
Наблюдаю, как мы с тобой –
Две намеченные тропинки,
Добежавшие до развилки,
Ставим крест над своей судьбой.
Мы какие-то планы строим,
Но уже развела ладони
Тяжесть солнечного луча.
И судьба по-старушечьи охнет,
Лет на десять вперёд усохнет
И пойдёт, батогом стуча.
Я, на прошлое обречённый,
На себя гляжу отрешённо,
Не пытаясь даже понять,
Кто сегодня, отныне и присно,
Глаз прищурив, без укоризны,
Смотрит пристально на меня.

НОЧНОЕ НЕБО

В небесных покоях покой покаяния.
Обет – обряд.
Свечи горят задумчиво, строго.
В чаше зари лампада горит.
Над лампадой – образ.
В образе – свет покоится.
Полыхнет  ресницей
И душа успокоится,
Засветится. ЗасветИтся.

Я записал на магнитофон, передачу о природе времени. Там время сравнивалось с тенью, отбрасываемой на землю, летящим под солнцем телом. Я представил тело не физическим, а полупрозрачным, мне хотелось понять: будет ли тень точно скользить по рельефу земли, или часть всё же будет оставаться в небе. Т. е., всё ли своё время человек отдал земле, или оставил что-то в небесном мире.Я попытался описать этот полёт в стихах. Стихотворение не выстраивалось, ритм сбивался. И, вдруг, я понял, что это сонет,сонет писать…

СОНЕТ

На излучине лета омут –
Улово света.
Ощущенье полёта
Каждой буковкой текста.
На обочине ночи
Цвета многоточий.
Так на веточке строчки
Распускаются почки.
На подёнщине утра
Зеркала лесотундры,
Осыпь нот партитуры
На взъерошенной шкуре.
И плывёт над планетой
Голограмма сонета.

У НОЧНОГО КОСТРА

Луч поджёг осины, но,
Почернев, уснуло пламя.
Тлеет пепел полупьяный.
И упала на поляны
Фиолетовая ночь.
И берез ночные тени.
Вороха, охапки, ветер
Черный свет уносит в ночь.
Наяву или во сне раскалённое железо.
Золотые  слитки Креза.
Кровь случайного пореза.
Сон  лампады. Сонм свечей.
И уже невесть откуда
Я читаю: руды, руда…
В цветомузыке огней.
И едва зацепишь взглядом,
Что-то ищут виновато
Пальцы Понтия Пилата
В груде тлеющих огней…
Не судья и не судимый,
Шут извечной пантомимы,
Не могу никак понять:
В чем виновен…я.
По кругу память мечется в испуге.
Окунуть в костер бы руки,
Окунуть бы …
искупать.

* * *
В. Капелько

Мы всего только звёзды
На прохладном земном небосклоне,
И бесцельно блуждаем,
Не постигнув механики суть.
И, сгорая порой,
Вызываем вселенские грозы,
На мгновение высветив
Пройденный путь.
И бездушное время
На задворках безумного хаоса,
Разрешившись от бремени,
Вифлеемскую родит звезду
И вселенной окрест  наполняет
Насмешливым хохотом,
Посылая вослед глад и хлад,
И траву-лебеду.
Мы – всего только звёзды,
Бесприютны и неприкаянны,
Заблудились в потёмках
Глухой беспросветной глуши.
И, сгорая порой,
Постигаем великое таинство,
Что зовут почему-то средь нас
Обретеньем души.
А над нами, над нами,
Бронзовея крестами погостов,
От земной суеты
И от поисков  наших вдали,
Словно дня воскресения
Поджидают озябшие звёзды –
Наши жёлтые тени,
Отражённое небо земли.

ТЕСТО

А. Бердникову.
Крутое тесто замесил Господь,
Да, видимо, дрожжей добавил лишку.
Замучили, поди, дела-делишки
И весь, поди, вселенский огород.
Вот, подлецы, им только завалить!
И Водолей – не воду разливает…
А красное смещенье убегает,
И некому его остановить.
Две девицы (ну, коего рожна
не поделив?!), друг друга потрепали:
От  Вероники – волосы остались,
От Андромеды – видимость одна.
Ну, никакого нету жития!
Под эти галактические шумы
Не отдохнуть, не то, чтобы придумать
Две-три загадки  вечных бытия…
…Заснул Господь, а тесто,  между тем,
Набравшись силы, поползло на небо
Для поисков предметов ширпотреба
Иль в поисках иных запретных тем…
Готовясь в кураже для дележа,
В предчувствии необычайной драки,
Вдруг разбежались знаки-зодиаки
И стали в круг, испуганно дрожа.
Вскочил Господь, опару сбил веслом
И замешал, ничуть не беспокоясь,
Обычаи, традиции, устои
И заодно, пришельцев с НЛО.
Закончив труд, сто грамм на посошок
Принял на грудь, так Вечности пристало.
Отбацал степ и выдохнул лукаво:
«Воистину, вот это – хорошо!»

* * *
Марине Росс
Улыбка. Усмешка.
Каждое лыко – в строку.
Потешки. Зыбка улыбки.
Орешек насмешки.
Константа порока.
Зыбкая святость.
Госты Востока.
Смуглость заката
На строгость острога.
Спят каллы в бокале.
Ночь на излете. Пульса удары.
Треск вертолёта в небе Макдалы.

ПОЛДЕНЬ

А. Василовскому
Воздух и солнце.
Венецианский дождь обручается с морем.
В колодце двора асфальта гора, акаций дрожь,
Да полей торопливые переговоры.
Ветер – в ступе метла. Брызги стекла.
Ведьма на швабре.
Пляска смерчей. Танцы теней.
Шабаш. Жажда. Небо – слюда. С неба – вода.
Нет просвета. Слухи – трещины гриб.
Снят секретности гриф
После долгой проверки.
Спутав нечет и чет, появился, как чёрт,
С чихом из табакерки.
Полдень.
Венецианский дождь обручается с морем.

СПИРАЛЬ СВЕТА

Спираль света,
Где пустота – сердечник:
Здесь конец мой и начало,
И дорога в бесконечность.
У последнего причала,
Развалясь на волчьей шкуре,
Я останусь – ты отчалишь…
Посидим, душа, покурим…

 
ВРЕМЕНА ГОДА

ВЕСНА

Печалью веют вдоль дороги сны:
Откуда ты, словесная приблуда,
Похожая на мартовское чудо,
Как наста хруст под каблучком весны?
Обрывок тени, плавающий звук…
Кто выдохнул, а может, выдыхает
Строку, что у меня в сознанье тает,
Которую своей не  назову?
Какой угрюмой радостью полны
Слова, пронзённые фантомной болью,
Как первый тост к похмельному застолью,
Как ни печальны вдоль дороги сны.

ЛЕТО ИЛИ О ПРИРОДЕ КРАСОТЫ

По-над краем косогора,
У разлапистой сосны
Завожу я разговоры
О природе красоты.
Дескать, я сейчас в экстазе,
И душа моя парит,
Захватило дух, и даже
Он стихами говорит.
Всё привычно, всё  нехитро:
Ёлки-палки да кусты –
Вся зелёная палитра
От светла до темноты.
Взглядом, полным окаянства,
Совершаю смертный грех:
Я и время, и пространство
Заключил в лесной орех.
Дни ложатся под косою,
Копны выстроились в ряд,
Даже небо надо мною
Выцветает по краям.
Но теперь, когда я слышу
Спор о  сути красоты,
Надкушу орех и вижу:
Ёлки-палки да кусты.

ОСЕНЬ

Госпожа моя, госпожа…
Пряжу дождя на клубок наматывает.
Госпожа моя, госпожа…
Ткёт холсты, по земле раскладывает.
Госпожа моя, госпожа…
Блеск серебряного ножа
И волос золотистых прядь
Языками огня разговаривает.
Госпожа моя, госпожа,
Как же память твоя свежа!
Желтой бусинкой янтаря
Мир разглядывает,
Сны загадывает.

ЗИМА

Свет коснулся ресниц,
Одолев подоконник,
Расплескался по стенам,
И, лизнув потолок,
Над бессонницей улиц
Одичавшие кони,
Ошалев от погони,
Пронеслись на восток.
И восторженный снег –
Пыль осевшая вьюги,
Спектр вчерашнего дня
Воедино спаяв,
Излучает рассвет,
Возвращая на круги
День ушедший
И полночь на круги своя…
Над осколками снов,
Над обломками брани
Чёрный воздух дрожал,
Непривычно пуглив,
Но охотник узнал,
Где жируют фазаны,
И фасады домов
Размывает прилив.

* * *

У речушки безволосой
тень упавшего откоса.
Молчаливо, безголосо
резонируют шаги.
Стебль обломанный рогоза.
Всхлип строки.
Метаморфоза.
Очертаньем буквы – звук.

ПАМЯТИ ДОМНИКИ

(Диане Скрипник)

Старым тополем стою
На обочине проспекта.
Сирый вечер октября,
Жёлтый лист на серой ветке.
Мы целуемся, Земля –
Ребус для шагов неспешных.
И никто не бросит взгляд,
Потому что нет безгрешных.
И друзья недалеко
Полукругом зодиака,
И застряла в горле кость
Вопросительного знака.
Тополь веточкой качнул,
Сбросил на ладошку двушку,
Льдинкой поцелуй скользнул,
Замораживая душу.
Что-то странное в глазах…
Зябко мне. Пора, до встречи!
Знаю, нет дорог назад.
Эта ночь – уже не вечер.

* * *
И жалко, и скорбно. Мгновение – между.
Можно услышать. Увидеть нельзя.
В проёме подъезда – проём катафалка.
Крышка гроба. Четыре гвоздя.

стихи с автором сверены фонетически (Кималь почти не видел),
коментарии разделов сделаны из аудийной записи Кималя в Фадеевке. Аудийные записи поэта оцифрованы и будут храниться в ресурсе *альманах "Часовенка"*(группа в Контакте),  редактор Андрей Калякин.