Спектакль столкнулся с Реальностью

…Много же работы задаст исследователям: психологам, историкам, антропологам, социологам, психиатрам ― общество бывшей УССР, когда оно окажется освобождённым от тех чудовищ, что были порождены сном её разума...

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/3317268/3317268_600.jpg
Многомиллионная масса людей, удерживаемая в тотальном абсолютном всепроникающем удушливом страхе считанными промилле от этой массы, ― разве это не удивительно?

Нормализация в двадцать первом веке на территории бывшей Европы жаргона вроде «орки», «свинособаки», «мокши» и «лаптеногие» ― разве это не поразительно?

Макабрический культ с серным запахом сатанизма, возведённый в биколорную истерию, ― разве это не фантасмагорично?

Неистовая и дикая ложь, бешено разгоняющаяся в чудовищных объёмах в психопатизированных социальных сетях и подкрепляющая исступлённую ярость бесноватых и беспамятных изумков на месте когда-то высокоразвитого общества, исполинской индустрии, могучей науки, ― разве это не потусторонне?

Да как вообще можно в этих условиях верить в возможность возвращения на этой территории к человеческой жизни, да ещё и с немалым участием нынешних беснующихся?

А ответ ужасно прост, и ответ единственный. Беснующимися эта территория не исчерпывается, и с их окончанием она не закончится.

В этом надежда на будущее ― и в этом трагедия сегодняшнего. Ведь именно этих «невидимых» сейчас, молчащих, запуганных, травмированных нынешняя операция пытается не задеть или задеть по минимуму возможного.

И самое худшее, что этими двумя группами, беснующимися и невидимыми, оставшиеся на территории бывшей УССР двадцать миллионов не исчерпываются.

Эта сложносоставная нефть содержит и другие фракции. Одна из них, к сожалению, опосредует, связывает и соединяет вышеуказанные две группы. Она трудно отделима от беснующихся, но ещё труднее ― от «невидимых».

Когда-то Бруно Ясенский в незавершённом романе уловил один очень важный момент в жизни фашистского общества. Этот момент он назвал заговором равнодушных.

Однако tempora mutantur, и мы меняемся вместе с ними. И сейчас это уже не равнодушные. Сейчас это бездушные.

Симулянты мышления

Поясню.

Далеко не так просто отделить агнцев от козлищ, как это кажется. Ведь недаром эту задачу христианство откладывает на последний день, на Страшный суд. Человеку в полной мере эта задача вообще не под силу.

Потому что за этой задачей стоит вопрос сущности самого человеческого, и крайне сложно человеку решить её.

Долгое время мышление было роскошью единиц. Два последних века человек массово учился мыслить или как минимум публично симулировать этот акт.

Нет ничего постыдного в публичном акте мышления, но нет ничего более постыдного, чем публичный акт имитации мышления. А ведь именно к этому пришло наше общество по итогам этих двух веков.

Во времена Бруно Ясенского немалая часть населения имела образование церковно-приходской школы или цехово-ремесленное.

Если брать сугубо по количеству затраченного времени на образование, то три четверти населения даже условно высокоразвитых стран были обречены на эквивалент нынешнего трёх-пятиклассного образования.

Но пришёл ХХ век. Жестокий и страшный, конечно, но и давший нам немало разных шансов. Один из них ― это шанс на всеобщее образование и на всеобщую демонстрацию его результатов.

Результат был горько зафиксирован в виде короткой шутки «А ведь до изобретения социальных сетей только твоя мама знала, что ты кретин».

Массово дорвавшиеся до возможности высказаться и получить взамен поглаживания по своему чувству собственного достоинства образованцы принялись конвейерно симулировать и имитировать оргазм от мышления.

«С одной стороны, оно, конечно, но с другой же стороны ― не всё так однозначно»; «У всех есть свои взгляды», «Моё мнение ничем не уступает твоему», «Ты не сможешь меня переубедить», «Каждый может утверждать что хочет» ― знакомые формулы, правда?

В жирные времена массовой безопасности, относительных возможностей высказывания и поверхностных однодневочных тем для обсуждения этот арсенал разнообразности кажется безобидным.

Более того, именно эти высказывания выглядят как ритуал гарантирования свободы. Ну в самом деле: если мнения равны, то каждый из нас свободен их высказать.

И меняется всё, когда на место тем-однодневок и вопросов-пустышек приходит, как мы уже не раз замечали, сама Реальность. Сама История. Сама Логика Вещей.

Без имени и, в общем, без судьбы

Вот тогда-то Арлекины предыдущего шутовского мира становятся Пеннивайзами. И нет ничего смешного в их компрачикосной улыбке.

Вот тогда-то шуты оказываются главными героями шутеров. А миллионы несчастных, оказавшихся слишком близко возле этих шутов, ― интерьером, реквизитом и инвентарём для кровавых шутеров.

Вот тогда-то их ритуальные заклинания превращаются в откровенно преступные и бесчеловечные камлания над жертвенными алтарями с кровавыми гекатомбами.

А между тем их произносят вновь и вновь. Отказываясь от моральной ответственности за происходящее. Отказываясь от собственной судьбы. Отказываясь от собственного имени.

На территории бывшей УССР сейчас миллионы заняли именно такую мещански объяснимую, но исторически трусливую позицию. Мышление в таких условиях вообще превращается в акт смелости, гражданской смелости, исторической смелости.

Миллионы спрятались за проклятыми вопросами: «Зачем убивать мирных?», «При чём тут обычные граждане?», «В чём виноват лично я?» Эти вопросы являются, как это ни парадоксально, логичным следствием применения арсенала разнообразности.

Ведь если мнения равноценны, то и вина может быть только индивидуальной. Не может быть моей вины в том, что я восемь лет отказывался видеть обстрелы Донбасса и репрессии по отношению к инакомыслящим.

Не может быть моей лично вины в том, что я восемь лет старательно переходил на украинский язык, изменяя собственным предкам и истории.

Не может быть моей лично вины в том, что я был аполитичным честным гражданином, не знающим ни про лагеря подготовки будущих боевиков, ни про накачку страны оружием, ни про биолаборатории на окраине моего собственного города.

Юридически всё правильно. Вина может быть лишь индивидуальной. Но юриспруденцией вина не исчерпывается. Впрочем, сейчас не об этом.

Важнее другое. Эти «проклятые вопросы» мощно бьют по эмоциям (а о применении «эмоционального ОМП» мы уже говорили), но совершенно ничего не добавляют к пониманию прошлого, настоящего (в обоих смыслах этого слова) и будущего.

Эти «проклятые вопросы» имитируют мышление, взывают к единомышленникам (правильнее было бы сказать ― единочувственникам), симулируют понимание ― и… И поддерживают, воссоздают заново, умножают причины происходящего.

Вместо излечения происходит метастазирование. Вместо освобождения ― дальнейшее закабаление и порабощение.

Вот что страшно. Вот в чём дело-то.

Как с вашим сердцем и умом быть чувства мелкого рабом?

Ведь кажется, что вокруг столько умных и грамотных людей. Кажется, что Word излечил подавляющее большинство от безграмотности и типичных ошибок. Что Google снабдил подавляющее большинство логикой. Что Wikipedia подарила подавляющему большинству эрудицию.

Но современный мир технологий не добавил ни чести их душам, ни ума их мыслям.

Они продолжают жить в спектакле. Вышел помахать флажками или поскандировать что-нибудь ― поучаствовал в спектакле.

Поучаствовал в спектакле ― получил ощущение своей важности и причастности в этом мире к чему-то большому. Получил ощущение ― почувствовал себя большим и значимым, частью самой истории.

В некотором смысле фашизм и есть инструмент, приятный во всех отношениях (для его носителя, конечно). Инструмент для обычного взбесившегося лавочника оказаться в истории.

Почувствовать себя значимым. Побывать в Пантеоне. Стать частью чего-то большого, например Нации. Или Расы. Или Цивилизованного Мира. Или Нового Порядка.

И массовая «образованность» здесь оказывается очень полезной. Ведь каждый считает себя умным: у него даже бумажка есть по этому поводу, ну или пластик. Каждый полагает, что его-то уж точно не обманешь.

У него вон сколько умных друзей в фейсбуке и инстаграме. И все думают точно так же, как он сам. И все начинают свои записи, постики, сториз со слов «Я лично думаю, что…», «Трудно осознать, что…», «Может, я и неправ, но…», «Есть и такое мнение, что…».

Главное ― понимать, что всё неоднозначно. Ведь не может быть всё однозначно, правда?

Ну не может же быть однозначного фашизма! Он только в советской пропаганде был! И вообще, фашизм и нацизм ― это разные вещи, только необразованные и тупые не знают этого факта.

А в современном мире их вообще не может быть. Все мы точно знаем результаты выборов, например, и знаем, что на Украине открытые нацисты едва ли два процента набирают. Что, съел?

А между тем «несуществующий нацизм» только умножался. В школы проникали ненацистские книги. На улицах «мирных городов» умножалась ненацистская жестикуляция. Вовсе не похожий на символику Das Reich знак украшал прапоры «Азова» и становился всё более рукопожатным.

И пределы дозволенного, обсуждаемого и неоднозначного расширялись. Вот уже можно не обращать внимание на арест одного из парламентских лидеров официальной оппозиции. Вот уже можно «не видеть» пыток и казней солдат противоположной стороны (ну ведь они сами сюда пришли! Какая такая Женевская конвенция? А мэнэ за що?).

Вот уже можно «не замечать» массовые аресты даже не инакомыслящих, а хотя бы просто мыслящих вроде Александра Скубченко или Дмитрия Марунича.

И всё это до сих пор ещё остаётся неоднозначным, не правда ли? Не правда ли, меньше болит?

Трудно быть душным

А болит и правда меньше. Но если меньше болит, то меньше человеческого остаётся в человеке.

Вот так и умирает человеческая душа. Под присказки «сколько можно быть душным?» и «хватит душнить». Душа человека ― это его собственная ответственность за окружающий мир. Это конкретность и определённость высказанного человеком.

Если фашизм ― это фашизм, если дважды два ― это четыре, если массовые репрессии ― это массовые репрессии, то и человек существует. Существует и сам по себе, и в этом мире.

Намного проще не существовать в этом мире и не существовать самому по себе. Проще полагаться на механизмы групповой солидарности и конформизма. Не быть «душным». Не ставить неприятных и неудобных вопросов.

Стать равнодушным, а вслед за этим и бездушным. Ведь если одобрение моих хороших друзей и знакомых важнее, то рано или поздно потребуется убить собственную душу: проигнорировать убийства, «не заметить» преступлений, «ослепнуть» морально.

Быть душным вообще очень трудно. Говорить о трагедиях, когда все смеются. Уточнять понятия и значения, когда все швыряются и жонглируют ими бездумно и безответственно. Думать о будущем, когда все живут сегодняшним днём.

Это быть душным в понимании современных бабочек-однодневок. Но это же ― и обладать душой, с точки зрения человека.

Своей собственной душой. С настоящей ответственностью, а не только по поводу уплаты налогов и складывания мусора в разные контейнеры.

С настоящей болью, а не только по поводу угроз твоему и только твоему ребёнку или твоему жирному мещанскому заду. С настоящим чувством, а не мелкими сиюминутными, поверхностными страстями и аффектами, порождёнными истериками манипуляторов или медиапаранойей.

В конце концов, с настоящим мышлением, а не только с клочками наворованного из постов и комментариев в соцсетях.

А настоящее мышление ― это тоже душно. Это много что значит…

Это значит отказаться от лживых формул вроде «мнения равноценны». Нет и не могут быть равноценными мнения хирурга с тридцатилетним опытом и полного дилетанта у него под ножом.

Потому что за мнением хирурга стоит кое-что поважнее мнения ― это сама Истина. Истина той самой Реальности, которой так боятся лицемерные апологеты мнения. Реальности, от хтонического ужаса встречи с которой они визжат уже больше месяца. Реальности, которая прорезается сквозь ханжеские и брехливые словеса кулис и кулисы словес.

Это значит называть утку уткой, а фашизм ― фашизмом. Не криводушничая и не завираясь в потоках бессмысленных ярлыков вроде «патриотизм», «национализм», «праворадикализм».

Это давать определения и применять их единообразно. Чтобы не получалось, что «мы объявляем дефолтом / геноцидом / военными преступлениями / фашизмом / соблюдением контрактов что угодно, что нам не нравится».

Сам факт, что украинский нацизм и западный либерализм смыкаются в этом пункте, крайне симптоматичен.

Точно так же, как обыватели бывшей УССР, не видевшие ничего геноцидного в запрете русскоязычным детям учиться на их родном языке (хотя это входит в официальное определение в Конвенции о геноциде от 1950 года), так же пропитанные либеральной логикой «бесконечности интерпретаций» и «равенства мнений» обыватели Запада не считают ненормальным, что во вторник одна из компаний Запада запрещает экспорт своей продукции в Россию, а в среду она же требует разрешить импорт российского сырья для этой продукции.

Противопоставить эти факты ― это признак смелости мышления и мышления смелости.

Это значит, в конце концов, быть последовательным и добросовестным в назывании того, что ты видишь. А не применять слова, понятия, законы, правила как кистень.

Душить прекрасные порывы

Куда проще двигаться в противоположную сторону. Плыть по течению. Как плывёт бездушное бревно, равнодушное к любому воздействию.

Пока это бревно не окажется одушевлено человеком, который выдолбит из него каноэ и сядет в это каноэ, этому бревну будет всё равно куда плыть.

По течению ― это соглашаясь на любое использование слов. Ну раз все называют миллионы людей тараканами, колорадами, Schweinehunden или свинособаками ― значит за этим использованием есть своя сермяжная правда жизни, nicht wahr?

По течению ― это отказываясь от осуждения действительно преступного, если это не осуждают все. «…Приказываю считать Мюнхгаузеном… Как это мы сразу не догадались?!» ― пророчествовал нам всем Григорий Горин.

И как это казалось смешно в «тоталитарном советском обществе». Как это казалось эзопово и иносказательно! А ведь сейчас куда больше тех, кому стоило бы услышать в свой адрес: «Фео! Вы честный юноша. Вы искренне любите и искренне ненавидите, но не делайте этого слишком часто!»

Несложно вписываться в полки глупцов, которые без малейших усилий под фанфары западных кривляк и на деньги «грантов на развитие демократии и транспарентности в медиа» осуждают «кровавые расправы на оккупированных территориях» или «химические атаки на свободолюбивые народы».

Сложнее ― произнести храбрую речь в притихшем зале Саламанкского университета в присутствии вооружённого фашиста генерала Мильян-Астрая или тихие слова «Я не знаю правду. Но я смотрю. Я слушаю» над гробом даже под угрозой лишиться премии имени Генриха Гейне.

По течению ― это «креативно обшучивая» страхи и боли другого человека, его опасения и обвинения, его аргументы и предъявленные им факты, если всё это не укладывается в общее мнение, разрешённое разнообразие, аккредитованный вариант мультикультурализма и толерантности. Это включать сочувствие лишь по отмашке. «Мы не поддерживаем наших туристов в Конго!».

По течению ― это сидеть в какой-нибудь Польше или Германии, Израиле или Латвии и распространять ненависть, фейки, совершенно очевидные в своей лживости «аудиозаписи», расчеловечивающие карикатуры и многолетней давности отфотошопленные снимки.

По течению ― это трусливо и лживо.

Страшная честность и честный страх

Потому что честность страшна. Намного проще испытать честный страх перед всеобъемлющим и, кажется, несвергаемым спектаклем ― и отступить. Проще поменять свои высказывания, мнения, чувства по поводу происходящего вокруг себя, чем изменить происходящее.

Спектакль вокруг ― это страшная бездна, всматриваясь в которую почти любой теряет самообладание, ввергается в головокружение и падает в неё.

Спектакль в фашизированном обществе ― это бесконечный danse macabre, малахольное торжество ненависти, бредовая бесшабашность ада на земле.

Ада, в который вморожена каждая когда-то живая душа. Абсолютный ноль. Все эти живые души превращены в отпечаток в кальците последнего круга в аду, и страшно показать даже сотую долю градуса тепла.

Тепла, отличающего человека от кальцита, живую душу ― от марионетки бесконечного спектакля. Потому что это тепло ― сигнал для служителей ада: сюда нужно направить побольше мрака и холода!

И такая картина в публичном пространстве, практически неизбежная в тоталитарности фашизированного общества, полностью вымораживает и обездвиживает любую душу ― и её прекрасные порывы тоже.

Вот почему то там, то сям в таких условиях «прорывает» оппонентов и критиков фашистского режима. Люди, оставшиеся людьми, не выдерживают. Их живое пламя сжигает их изнутри, не имея терпения, сил, возможности дождаться возвращения Жизни.

Всем же остальным просто страшно быть честными. Проще испытывать честный страх. Впрочем, честный страх ― это уже определённый момент пробуждения человеческого в человеке. Ниже него находится страх бояться.

В фашизированном обществе даже честный страх ― это запрещённое чувство. Нельзя дать понять, что произнесенное (или умолчанное) тобой порождено страхом. Ты должен забывать об этом страхе ― и забывать о самом факте своего забывания.

Вот почему всем остальным просто страшно быть честными. И страшно испытывать честный страх. Князь Тишины приказал радоваться ― значит нужно радоваться.

Князь Тишины приказал скорбеть по поводу Бучи или Краматорска ― значит скорбь должна быть бесконечной и пылающей. Князь Тишины приказал забыть о Краматорске из-за неудобных номеров на остатках ракеты ― значит само упоминание этого города становится предательством.

Реальность наносит ответный удар

Но в 2022 году пол оказался бетонным. Спектакль столкнулся с Реальностью. Впрочем, он сталкивался с Реальностью и раньше.

Вспомните, как украинские политики давно уже бесились и нарекали, что меньше всего верили в войну Украины и России в 2014–2021 годах именно жители Донбасса, а более всего ― жители наиболее отдалённого западного региона страны.

Как они, не имея возможности в рамках Спектакля это хоть как-то объяснить, объявляли жителей Донбасса неполноценными, обуянными пропагандистским умоисступлением, «недоукраинцами» и так далее.

Вот и сейчас складывается парадоксальное распределение ненависти. Самую плотную рафинированную экстрагированную первосортную ненависть демонстрируют те из жителей бывшей УССР, кто всё ещё остался в Спектакле.

И кто с Реальностью столкнулся только в виде задранных до небес цен на съёмное жильё в «украинском Пьемонте» или в виде ксенофобии жителей «благословенной Европы». Ну и, конечно же, в виде сотен перепостов в день в фейсбук-сообществах, телеграм-каналах, инстаграм-аккаунтах.

Перепостов, где очень мало документальных кадров, где почти нету «голоса очевидцев», зато очень много красивой графики, дизайново сделанных «расшифровок сообщений» и прочего легко имитируемого шлака. То есть ― в виде Спектакля.

А вот встреча с Реальностью очень многих ― нет, не всех, к сожалению, далеко не всех! но очень многих ― выдёргивает из Спектакля.

И те, кто встретился с реальностью, как свидетельствуют видеозаписи коротеньких интервью на развалинах Мариуполя и на улицах Попасной, на площади Донецка или во дворах Херсона, так вот, встретившиеся с Реальностью не боятся называть фашизм фашизмом, освобождение освобождением, преступления преступлением, мирную жизнь мирной жизнью.

И это происходит всегда очень пафосно. Упрекать людей, что они при встрече с Реальностью (а уж тем более при её описании, как вот мы, например) становятся пафосными, то есть страстными, очень странно и глупо.

Скорее нужно удивляться, как в нынешних условиях люди остаются эмоционально ленивыми, апатичными. Потому что невозможно видеть всё это ― и оставаться равнодушным и бездушным.

Потому что это очень тяжёлое болезненное страшное лекарство. Но такое лекарство от страха перед Спектаклем, лекарство от ненависти к Реальности, видимо, было в чём-то, как это ни цинично, неизбежным.

Тридцать лет к этому шло. Тридцать лет запоя, в котором проматывалось наследие предков, надругивались могилы, спиливались кресты, гасились Вечные огни.

И теперь Реальность заводов, кладбищ, церквей, нефти, земли, хлеба, Реальность войны и мира, Реальность любви и ненависти, Реальность фашизма и антифашизма напоминает о себе. Она наносит ответный удар. Это тот самый гамзатовский выстрел из пушки. Это то самое похмелье, о котором мы уже ранее писали.

Но это лекарство. И другого нет. Не из-за особой изощрённой злобы лекаря, а по законам природы. Такое тяжёлое кровавое излечение не получится осуществить в белом пальто.

Оно замажется. Но забрызганный кровью халат хирурга и замазанная кровью коричневая рубашка всё-таки отличаются. Отличаются в самой своей сущности.

Вот о чём нужно помнить всем любящим красиво взвыть про «мир во всём мире», про «война ― это всегда плохо» и про «моё мнение таково, и оно ценное».

Реальность сама определяет, что ценно. Логика Вещей сама призовёт мир, когда закончится излечение. Как ни трудно нам быть честными в таком тяжёлом диагнозе и прогнозе.