«Ожиданием своим ты спасла меня…»

Это стихотворение, написанное Константином Симоновым в годы Великой Отечественной, вошло в историю. Он обращался в письме в стихах к одной женщине, но оказалось – ко всем, кто ждал своих любимых, близких в суровую годину войны. Слова, вынесенные в заголовок, как заклинание, молитву, повторяли при расставаниях, в письмах и мыслях миллионы.

14 января 1942 года вышел очередной номер «Правды». Вся газета, как выпуски за прошлые и будущие дни, была пронизана военной тематикой. Тексты волновали, тревожили, внушали надежду. Да иначе и быть не могло – второй год полыхала Великая Отечественная, и лишь недавно Красной армии удалось нанести сокрушительный удар по вермахту. Контрнаступление под Москвой, начатое в декабре, с успехом продолжилось.

На первой полосе газеты – победные сводки Совинформбюро, сообщение о взятии города Кирова, репортаж с Юго-Западного фронта. На второй – большая фотография, на которой кавалеристы летят в атаку. Слева под снимком – репортаж из Ельца о подвиге учительницы Варвары Ляшковой, которая прятала в школе более тридцати красноармейцев, которые не успели отступить со своими частями и остались в оккупированном городе.

Бесстрашная женщина доставала воинам еду, воду и одежду. Немцы искали красноармейцев, знали – они где-то рядом. Фашисты угрожали Варваре Филипповне оружием, били. Но она, даже перед угрозой смерти, не выдала своих.

«В ночь на 9 декабря начались уличные бои. Красная армия наступала. Враг в панике бежал, – писала «Правда». – Утром Варвара Филипповна увидела первых красноармейцев, вступивших в город. С радостным сообщением побежала она в школу, забралась на чердак и, волнуясь, крикнула:

– Товарищи, Красная армия здесь!

Бойцы выбежали на улицу, слезы радости появились на их глазах. Они жали руки, обнимали и целовали Варвару Филипповну».

Рядом с рассказом о мужественной учительнице – стихотворение Симонова. Оно кажется странным и неуместным здесь, в нагромождении строк, пахнущим пороховым дымом, кровью.

Вся газета – о войне, сражениях, а тут – о чувствах, любви. О том, что надо ждать, хранить веру, несмотря ни на что. Стиснуть зубы, утереть слезы, забыть о невзгодах и ждать, ждать…

Кажется, между материалом о смелой учительнице и стихотворением Симонова нет ничего общего. Но это не так. Отвага той женщины помогла сберечь три с лишним десятка жизней бойцов. Значит, в их родные дома не пришли тогда печальные похоронки, и стойкое ожидание близких было вознаграждено. Да и любые вести той поры – устные и печатные – о том, что кто-то из бойцов выжил, избежал гибели «всем смертям назло», тоже связаны незримой нитью со строками Симонова.

Они были сильнее, чем яростные приказы, надсадные призывы взять высоту, деревню, город. Солдат, знавший, что его любят и ждут, мог свернуть горы, взять любые крепости. От того и его «ярость благородная» ставилась в сто крат сильнее.

«Жди меня» было очень личным, интимным. В посвящении – две буквы: В.С. Тогда никто не знал, кто скрывается за ними. Позже это стало известно всем – строки адресовались известной актрисе Валентине Серовой, вдове трагически погибшего Героя Советского Союза комбрига ВВС.

22 июня 1941 года Симонов поклялся ей в стихах: «Будь хоть бедой в моей судьбе, / Но кто б нас ни судил, / Я сам пожизненно к тебе / Себя приговорил».

Он говорил о стихотворении уклончиво: «У стихотворения “Жди меня” нет особой судьбы. Просто я уехал на войну, а женщина, которую я любил, была в тылу. И я написал ей письмо в стихах. Потом это письмо было напечатано в газете и стало стихотворением…»

В июле 1941 года Симонов вернулся в Москву после первой командировки на Западный фронт. Он видел, как немцы нагло лезут. Красноармейцы дрались отчаянно, наносили врагу тяжелые удары, но повернуть вспять эту серо-зеленую массу были еще не в силах. Мысли Симонова были тяжелые, как залпы орудий, сотрясавшие пропитанную кровью русскую землю.

Он остановился на даче своего друга, писателя Льва Кассиля в Переделкине. Утром остался один, было непривычно тихо, стояла жара, над головой – высокие сосны, в зеленой траве – налитая соком земляника. Вихрь войны словно отступил, затаился. Вспомнилось то, что суровое время отодвинуло, завалило фронтовыми вестями. Симонов будто увидел ее: глаза, улыбку, услышал говор…

Неизвестно, сколько поэт писал это стихотворение (говорил, что «за один присест»), да это и не имеет значения. Главное – получился шедевр – песнь любви. Громкая, страстная, исторгнутая из истосковавшегося сердца.

Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет…

Сначала Симонов не собирался публиковать это стихотворение. «Я считал, что эти стихи – мое личное дело… – вспоминал он. – Но потом, несколько месяцев спустя, когда мне пришлось быть на далеком севере и когда метели и непогода иногда заставляли просиживать сутками где-нибудь в землянке… мне пришлось самым разным людям читать стихи. И самые разные люди десятки раз при свете коптилки или ручного фонарика переписывали на клочке бумаги стихотворение “Жди меня”, которое, как мне раньше казалось, я написал только для одного человека…»

Вот тогда поэт, поняв, что стихотворение близко многим, решил его опубликовать. Оно могло появиться в армейской газете 44-й армии «На штурм». Симонов прочитал «Жди меня» редактору газеты, и ему оно, конечно же, понравилось. Тогда поэт неожиданно предложил: Хочешь, отдам. Возьми, опубликуй…»

Но редактор не решился, видимо опасаясь мнения армейского политотдела. Или каких-то иных упреков, к примеру, в мягкотелости или того хуже – обвинений. Позже редактор вспоминал, что «стал бормотать, что в газету нужно героическое, а не интимно-лирическое. И бил себя по лысеющей голове потом, когда эти стихи опубликовала “Правда”».

Возможно, Симонов предлагал свое сочинение армейской газете, предвидя или предчувствуя затруднения с публикацией в центральной печати. И – не ошибся. «Я предлагал его вместе с другим стихотворением – “Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины” – главреду Ортенбергу для “Красной звезды”, – вспоминал поэт. – “Ты помнишь, Алеша…” Ортенбергу понравилось, а со “Жди меня” поколебался и вернул мне, сказав, что эти стихи, пожалуй, не для военной газеты, мол, нечего растравлять душу солдата – разлука и так горька!»

Наверняка Симонов огорчился отказом. Но досада быстро растворилась – он был востребован. Много писал – корреспонденции, репортажи с фронта, военную прозу, стихи. Отложил изрядно потертый листок с текстом стихотворения до лучших времен. Но они очень быстро наступили.

…Редакция «Красной звезды располагалась в одном здании с другими газетами – «Правдой» и «Комсомолкой». Однажды, в январе 1942 года, Симонов встретил в коридоре главного редактора главной газеты СССР Петра Поспелова. Тот позвал его к себе – попить чайку. И не только – прослышал, что у поэта есть хорошее стихотворение. Впрочем, другие его и впрямь слышали – поэт его читал по радио.

Пили чай, а Поспелов все напирал: «Есть же у вас кое-что, я знаю». Симонов отнекивался, опасаясь отказа. Но потом не выдержал: «Стихи есть, но они не для газеты. И уж, во всяком случае, не для “Правды”».

Поспелов удивился: «А почему не для “Правды”? Может быть, как раз для “Правды”». И оказался прав. Когда Симонов прочитал ему «Жди меня», тот стал взволнованно ходить по своему холодному кабинету: «По-моему, хорошие стихи, – сказал он. – Давайте напечатаем…»

У редактора «Правды» было только одно возражение. Оно было в строках: «Жди, когда наводят грусть / Желтые дожди…»

Симонов сказал, что так хотел выразить свою тоску. Но это объяснение редактора «Правды» не убедило. Он позвал старого большевика, сотрудника газеты Емельяна Ярославского. Тот прослушал стихотворение и кивнул головой: «Очень просто. Ведь дожди бывают разного цвета. Иногда идут и желтые, когда почвы желтые…»

По словам Симонова, Ярославский «был живописцем-любителем и, наверное, поэтому нашел для моих желтых дождей еще один довод, более логический и убедивший Поспелова больше, чем мои собственные объяснения».

Симонов уехал в очередную фронтовую командировку. И узнал о том, что стихотворение «Жди меня» напечатано, вернувшись с театра военных действий. Сравнив с оригиналом, увидел, что редактор изменил только два слова. Вместо «изменив вчера» стало «позабыв вчера».

Стихотворение «Жди меня» перепечатали другие газеты. Страницу со стихами не рвали на самокрутки, как было принято, а вырезали и хранили, заучивали наизусть, цитировали в письмах домой. Бойцы словно отвечали на вопрос Пушкина: «Скажи, какие заклинанья имеют над тобою власть?»

Историк Лев Пушкарев писал: «Чтобы тебя не убили на фронте, нужно было письмо или фотокарточку любимой носить у сердца. Тогда эта фотокарточка отводила пулю. О, какая примета была! Такой же силой обладало стихотворение «Жди меня» Симонова, но его нужно было обязательно переписать от руки и носить только у сердца».

Наивно? Да! Но, уверен, – многим это помогало!

…Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, –
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

Симонов вспоминал, что читал «Жди меня» сотни раз – во время Великой Отечественной и после нее. И, в конце концов, спустя двадцать лет после Победы, решил с ним больше не выступать. Ведь все, кого ждали, давно пришли с войны. А остальные спят вечным сном в армейских могилах. Значит, читать стихотворение поздно.

«Так я решил про себя, – писал поэт. – И больше года не читал, пока не попал на Дальний Восток к торговым морякам, рыбакам и подводникам, уходившим из дому в море на несколько месяцев, а иногда и больше. Там на первой же встрече от меня потребовали, чтобы я прочел “Жди меня”…Уже по-другому, чем когда-то на войне, стихотворение все еще продолжало отвечать душевной потребности людей, имевших на это свои причины…»

Строки великого стихотворения Симонова намного пережили автора. Они и ныне не покрылись пылью времен, «не заржавели». Слова бьются, пульсируют сегодня – для людей, разлученных судьбой, обстоятельствами и войнами, которые, по-прежнему, гремят над миром…