«Я – окопный генерал!»

О генералах никогда не писал. Писал о матросах, солдатах, офицерах… И вдруг один из моих давних друзей стал генералом. Генерал-лейтенантом. А ведь я писал о нем, еще когда он был капитаном – командиром танковой роты в гвардейской Кантемировской дивизии.

«У него зычная фамилия, какую удобно в один выдох выкрикивать в колонне или в лесу на привале: «Наумов, к комбату!». У него звучное для военного человека имя, суворовское — Александр Васильевич.

У него красивое русское лицо с зеленоватыми под цвет брони глазами и не примятым даже тяжелым танкошлемом чубом — в три русых волны. Вне танка в зимнем своем комбинезоне он кургуз и мешковат. Но, возвышаясь по пояс из башни, он сливается с могучей машиной, и стремительные обводы ее возмещают ему все то, что теряет он в спешенном виде».

Таким я увидел героя своей повести зимой 1973 года.

***

…Истекают последние часы ночной тишины. Уже заправлены — «под пробку» — топливные баки танков. Уже вползает на станционные пути железнодорожный состав, низкий и плоский от сплошных платформ. Уже выехали на заснеженные проселки мотоциклисты-регулировщики. Уже невмоготу ждать: «Ну, вот сейчас, ну вот сейчас грянет тревога». Я не знаю, как именно она «грянет»: то ли по старинке — загрохочет малый барабан и зальется горн, то ли взвоет сирена, то ли кто-то истошно заорет: «Рота, в ружье!». Для меня это первые большие учения, и я всерьез волнуюсь, потому что слышал от бывалых товарищей — за этим безобидным словом кроется нечто похожее на настоящую войну. И пусть не будут падать убитые и гореть танки там, куда мы сейчас отправимся, нас ждут и бессонные марши, и выстрелы врасплох, и злые слезы неудач, и ярость закушенных губ, и может быть, победа, а может, поражение…

Сегодня можно сказать, что в роте было десять танков Т-62. По три танка в каждом из трех взводов плюс танк командира роты. Все они были помечены скрещенными дубовыми листиками – эмблема Кантемировской дивизии и все они носили номера, начинавшиеся с цифры «10», отчего в радиопереговорах их называли «десятые».

***

С той минуты, как Наумов надел повязку «Дежурный по эшелону», он почти исчез с моих глаз. Напрасно я занимал ему полку в купе, напрасно лейтенант Биржевой укрывал для него потеплее термос с горячим чаем… Впрочем, на погрузке я его еще видел. Он первым вступал на длинную вереницу беленьких от свежего снега платформ — за ним въезжала с торца состава танковая колонна. И опять мне показалось непростым, почти вещим то, что первые шаги по этой ведущей к бою «ковровой дорожке» делает человек, которому уже назначено быть в острие стального удара. Наумов шел спиной, раскинув руки в стороны. За ним полз танк, и ротный показывал ему, куда, сколько довернуть, чтобы не свалиться. Катки вращались точно по краям откинутых бортов так, что гусеничные ленты слегка нависали над полотном. Поспешай медленно, и все-таки поспешай! Жесток норматив, отведенный на погрузку в эшелон, но шансы на победу теряются или добираются уже здесь, на полуночной станции, под нетерпеливые свистки маневрового тепловоза.

***

Мы выгружаемся в старинном допетровском еще городке Гороховце. Отсюда танковые колонны должны как можно быстрее уйти за волнистые и синие от еловых лесов горизонты. Быть может, в бой придется вступать с ходу, если «противник» уже опередил нас и занял удобные высоты; быть может, поджидать его придется нам — никто этого пока не знает, даже разведка, которая уже понеслась по проселкам на легких бронемашинах и мотоциклах.

Итак, урочище Кабанье. Даешь Кабанье! А пока старинный городок дрожит всеми двоими стеклами, люстрами и посудными горками от гуда танковых колонн. Регулировщики в белых касках подгоняют жезлами широкогрудые разлапистые машины, ревущие от негодования на тесноту купеческих улочек и перекрестков.

***

…В перископ мне хорошо видно, как, казалось бы, обезумевшие от ярости машины послушно выравнивают боевую линию. Мы по-прежнему в центре — в острие «красной стрелы». Дрожь земли передается нам через опорные катки.

Вперед! Только вперед! Мы — таранный удар! Пусть мы расщепляемся на ходу, пусть мы уже не батальон, даже не рота — два неполных взвода, сохранить скорость, не ослабить бросок — цель всех наших жизней на ближайший час. Именно ради этого взметен был за сотни верст отсюда наш батальон: десятки людей, тонны стали, полотнища огня… От очередного толчка штекер переговорного устройства заскакивает мне на колени. Спасибо! Я успеваю схватить его и включиться в связь. «Вижу до десяти машин “противника”», — докладывает Наумов комбату. Голос злой, но спокойный. Где он их видит? Ба! Да мы уже перевалили высоту! Я разворачиваю перископ прямо по курсу. Вот они. Ух, сколько их выползает из лощины…. Знаешь, что бой бескровный, и все равно под лопатками холодит: до чего же зловещее зрелище — лобовая танковая атака.

— «Десятые», за-алпом, — тянет Наумов и вдруг взрывается: — А-гонь!

Мы бьем первыми. Залп! Залп! Залп! Еще залп! Хорошо! Посредники это зачтут. Ствол нашей пушки разогрелся — «Тула» растаяла.

Не нужно быть большим тактиком, чтобы видеть — быстрота, натиск и внезапность сейчас на нашей стороне. Чужие танки шли еще в предбоевом порядке, когда мы навалились на них с горки.

Бой стих к вечеру. По радиосигналу «Зима» все машины — и «северные» и «южные» — разом замерли на перепаханном снежном поле.

И пока посредники оценивали с вертолета финальную картину танковой «битвы», Наумов вылез из люка, встал на башню, расправил затекшие плечи. Таким бы и поставить памятник первой роте, случись этот бой в настоящей войне.

***

А дальше, как в радиоспектакле: удар в колокол и элегический голос за кадром: «Прошло сорок лет…». Я надолго расстался с друзьями-танкистами, позвали дальние моря, и, в самом деле, не заметил, как пролетели сорок лет с той замечательной кантемировской поры.

И вдруг в телефонной трубке голос из далекого прошлого:

– Здорово! Это Гриша Биржевой, командир третьего взвода. Помнишь такого?!

– Да разве такое забывается? Ты где?

– Я живу и работаю в Обнинске по своей первой профессии. Все в порядке. Защитился, доктор физико-математических наук.

– А Наумов?

– Александр Васильевич жив, хоть и не очень здоров. Генерал-лейтенант бронетанковых войск. Военный пенсионер. Живет в Краснодаре.

И мы едем в Краснодар.

…Наумов встретил нас на вокзале – прикатил не на танке, как мы в шутку предполагали, а на комфортабельном лимузине и увез к себе домой – на окраину Краснодара. Нет нужды описывать наше замечательное застолье. Рекой лились вино и воспоминания… А я невольно вспоминал строчки Николая Гумилева о старых генералах:

Под смутный говор, стройный гам,
Сквозь мерное сверканье балов,
Так странно видеть по стенам
Высоких старых генералов.
Приветный голос, ясный взгляд,
Бровей седеющих изгибы
Нам ничего не говорят
О том, о чем сказать могли бы.
И кажется, что в вихре дней,
Среди сановников и денди,
Они забыли о своей
Благоухающей легенде.
Они забыли дни тоски,
Ночные возгласы: «К оружью»,
Унылые солончаки
И поступь мерную верблюжью;
«Что с вами?» — «Так, нога болит».
«Подагра?» — «Нет, сквозная рана».
И сразу сердце защемит
Тоска по солнцу Туркестана.
Поля неведомой земли,
И гибель роты несчастливой…

Вместо Туркестана генералу Наумову выпали Венгрия, Грузия, Чечня… В Венгрии, в ЮГВ – Южной группе войск Советской армии – ему выпало командовать танковой дивизией.

***

Конец 80-х годов. По монолиту Советского Союза пошли первые трещины, и начался «парад суверенитетов».

В тот год зима в Кутаиси выдалась невероятно морозной – вышла из строя городская электрическая сеть, и многотысячный город остался без обогрева, света, энергии. В яслях насмерть замерзли несколько младенцев. В больницах, детских садах, школах не могли готовить завтраки и обеды, мерзли люди в палатах, в квартирах, на рабочих местах. Во дворах разжигали костры и мангалы, в ход пошли давным-давно забытые примусы, керогазы, самовары – у кого они сохранились. Но это никак не спасало положение. Власти обратились к военным – помогите!

Гвардии генерал-лейтенант Наумов принял решение: расконсервировать армейские передвижные дизель-генераторы и подключить к ним городскую сеть. А если не хватит – завести танки и давать ток от многомощных машин. Так все и сделали, и Кутаиси, один из древнейших грузинских городов и культурных центров, столица Имеретии, город с населением в 133 тыс. человек, был спасен от замерзания…

Мэр не знал, как благодарить генерала за благое деяние. Прислал несколько ящиков с местным вином.

Начало 90-х годов. «Гарвардские мальчики», занявшие ключевые посты в Кремле, старательно доканывали Вооруженные силы, в основе которых была все та же, ненавистная им Советская армия, «в боях познавшая радость побед». События творились небывалые, дикие, неподвластные разуму.

Войска из Грузии, из Закавказья не просто выводили, а выдергивали их хаотично, оставляя горы оружия и боеприпасов на произвол судьбы… Так, однажды к штабу кутаисского корпуса прибилась никому «не нужная» брошенная группа спецназа – девятнадцать хорошо обученных, закаленных, видавших виды парней. Наумов взял их под свое покровительство, предоставил кров и поставил на все виды довольствия. И как будто в воду глядел – пригодился спецназ, и еще как!

Рассказывал он об этом невесело, с гримасой легкой боли:

– Девяносто второй год… Шла война в Абхазии. В Грузии захватывали военные склады.

У нас в Кутаиси по мобилизационному плану, разработанному Генштабом ВС СССР, развертывался корпус, поэтому в городе было складировано оружие, боеприпасы, снаряжение на две дивизии. Но охранять все это было некем: солдаты уволились, нового призыва не было. Оставались одни офицеры. Но представьте себе: на складах 32 тысячи автоматов, пулеметов, пистолетов – это же все уйдет неизвестно куда, это все по нам будет стрелять.

Во главе республики стоял Гамсахурдия. Правой рукой у него был некто Кетовани. Оба – те еще беспредельщики… Приезжает ко мне Кетовани и говорит:

– Дай мне управляемые реактивные противотанковые снаряды!

– Как я тебе отдам? Это же оружие! У меня свой министр обороны есть. Только по его приказу.

– Не дашь?

– Не дам!

– Ну, тогда я сам захвачу!

– Захвати…

А у меня там все, где возможно, было заминировано – ворота, ограждения, подходы. И они ночью полезли. Двое боевиков подорвались. Прекратили… В местных газетах шум поднялся, меня «персоной нон грата» объявили, мол, «заминировал весь город, мирные люди подрываются»… Сразу же забыли, как мы их от морозов спасали.

Я уехал в Батуми по служебным делам. 13 часов дня. Звонок: захватили в Кутаиси саперный городок. Боевики на боевой машине пехоты, снесли стальные ворота, взяли в плен дежурного по КПП, взяли в заложники восемь женщин, причем одна из них беременная. Обо всем этом сообщил захваченный солдат, он через забор перелез и доложил в штаб, что бандиты захватили людей и саперный склад, где хранились мины, взрывчатка, оружие… Что делать?

Вспомнил я про людей из «общества охраны летучих мышей»: спецназ Главного разведуправления, которых я на котловое довольствие поставил. Давайте, ребята, работа для вас нашлась. Вперед! Ну, пошли они вперед. Заложников освободили. За десять минут боя перебили почти всех бандитов – тридцать один труп лежал возле склада – они уже оружие перегружали, но не успели…

Велел ничего не трогать, пока не приедет следственная бригада. Приехала следственная бригада, приехал и сам Шеварнадзе со свитой – разбираться. Репортеров с полсотни, фотографируют разбросанные трупы… Шеварднадзе спрашивает меня:

– А сколько ваших погибло?

– Ни одного.

– А почему?

– Наверное, лучше стреляли.

– Н-да… – Сказал Шеварднадзе. Помолчал, а потом добавил. – Мой тебе совет. Сдавай должность и уезжай из Грузии подальше. Тебе этого не простят.

Шеварнадзе отбыл, а трупы погибших увезли в город.

Один бандит убегал спиной вперед, прикрываясь взятым в плен капитаном. Кто-то из ГРУшников забросил за спину налетчика гранату. Удачно. Но капитан был слегка ранен: один осколочек попал в мошонку, другой в головку. Ну, медсестры с удовольствием оказали ему помощь.

Казалось бы, инцидент был исчерпан. Шеварнадзе уехал, ничего не сказав, а главное – ни в чем нас не обвинив. Но на другой день «белые мстители» (они на белых «семерках» ездили) убили в городе двух моих офицеров: срезали обоих из автоматов, просто изрешетили.

Я запретил выход в город. Жили на осадном положении.

Но грузины не унимались: «Нам нужен штаб корпуса. Отдайте его нам!». Как я его отдам?! Там же все линии связи, бесценное оборудование. Но уже был приказ от нашего министра обороны, Паши Грачева: «Отдайте». И Кетовани настырничал: «Отдайте наше оружие!». Какое к черту оно ваше?!

Оно в России сделано – в Туле, во Владимире, в Ижевске, руками наших рабочих. Оружие просто так не отдают. Его либо сами делают, либо в бою добывают. Душа у меня кипела!

Полетел я в Москву к главкому сухопутных войск генералу армии Семенову. Доложил ему обстановку. Сказал, что оружие нужно спасать от боевиков, вывозить в Россию. Семенов меня понял. Подсчитали – нужно тридцать КАМаЗов, чтобы перевезти все на аэродром. И нужно шесть военно-транспортных самолетов Ил-76, чтобы доставить ящики с оружием в Россию. Позвонил командующему ВВС округа и попросил его отправить шесть военно-транспортных самолетов из Кутаиси в Россию.

– Что повезешь? – спросил авиатор.

– Секретные документы, знамена, радиоэлектронную аппаратуру и прочее имущество.

– Добро. Отправлю. Жди.

Но самолеты – это полдела. Надо же оружие на аэродром доставить, загрузить в КАМАЗы, а потом в транспортники.

А у меня в подчинении была десантно-штурмовая бригада. Командир полковник Марьин. Десантники грузили оружие в КАМазы, они же и колонну охраняли. Аэродром в Кутаиси еще был под нашим контролем. Мы с него семьи вывозили на самолетах ВТА – военно-транспортной авиации. Но грузинские блокпосты уже перекрыли все дороги к аэродрому. Мы им: «Вы что, ребята? Мы же вашим – оружие везем!». Ну, те от радости стали в воздух палить. Пропустили колонну на аэродром. Самолеты приземлялись как по карусели. Один за другим. Быстро разгрузили все эти тридцать КАМАЗов и загрузили Илы под завязку секретной аппаратурой радиосвязи, а также автоматами, снайперскими винтовками, гранатометами, пулеметами… Оружие в ящиках, смазано, боеприпасов немерено. Грузинские боевики чуть позже спохватились и на аэродром. Все самолеты уже ушли, но один остался. Тогда ему наперерез ринулся грузинский БТР – прямо по взлетной полосе. Пилот говорит: «Ерунда! Мы в Афгане еще не так взлетали! Я ему сейчас по люкам пройдусь!». Взлетел и прошелся колесами по люкам. Те, кто сидел в БТРе, конечно в шоке – шутка ли, такая махина приголубила.

Но главное – весь арсенал, который пытались взять штурмом бандиты, через пару часов оказался на военном аэродроме Ростова-на-Дону.

Слава Богу, штаб Закавказского военного округа пока ничего не знал о моих деяниях и планах. Заместителем командующего округом по вооружению был полковник Вардико Накабаидзе. Ему боевики сказали: «Если хоть одно колесо уйдет за пределы Грузии, мы тебя застрелим».

Оружие отправили. А что делать с боеприпасами? Стали мы их взрывать по-партизански: то один склад взлетит на воздух – по непонятной причине, то другой. Мне звонят из Тбилиси: в чем дело? Объясняю: ваши боевики работают!

Следователи приезжают на место происшествия, часового допрашивают. А часовой знает, что говорить: «Подъехала белая машина, стрельнули из гранатомета, я упал в окоп, а склад взлетел на воздух». Вот и весь разговор.

У меня был вертолетный полк. Я его тоже вывел. Артиллерийский полк… Еще были дивизион комплексов «Штурм» на базе БМП – истребители танков – ПТУРСы. Снаряды такие – пустил и забыл, в цель само попадет… Разве можно такое в чужие руки отдавать? А ракеты с головками самонаведения. Оптика! Электроника! Новейшее оружие. Ходили мы с молотками и били, колотили. Ракеты без призора, без охраны…

Угнали технику – разгорелся скандал. Мы же еще и электронные прицелы увезли, а без них оружие бесполезно… Командующий округом генерал-полковник Реут все понял. На меня обрушился: «Почему ты через мою голову, сразу на Главкома вышел?!». Я молчу, но хочется съязвить: «Ты же, Федор Михайлович, с ними, с боевиками – вась-вась, в баню ходишь, а там утечка информации со всеми вытекающими – как пить дать…».

Полковник Накабаидзе прислал ко мне комиссию проверять технику и вооружение. Насчитали два миллиарда убытков! И это была его личная месть за отправку арсенала на самолетах! Однако обошлось…

Что я смог, то и сделал. Перед своей совестью чист, и офицерской чести не посрамил. Но сколько всего осталось там!.. Грузины тут же стали оружием торговать – чеченцам продавать и всем, кому попало… В Чечне ведь тоже оставили запасы на целую армию.

Министр обороны? Паша Грачев тогда и сам не соображал, что происходит, к чему все это приведет. Брал под козырек и выполнял. А в Москве «пятая колонна» времени не теряла, армию поносили в прессе, с телеэкранов почем зря. И ведь это воздействовало на людей.

Прибыл по делам в Москву. Еду в метро в камуфляже. И ко мне подходит парень, снимает кепку и канючит: «Подайте бедному генералу на проезд!». Издевается гад. А у меня пистолет Стечкина при себе… Приставил ему ствол ко лбу: «Дырка будет, если не извинишься! Я окопный генерал, а не московский хлыщ!». Наглец выскочил на остановке, как пробка из бутылки.

***

В Москве рано или поздно узнали о переброске кутаисского арсенала в Ростов, и «гарвардские мальчики» пришли в ярость. Гвардии генерал-лейтенант Наумов был снят с должности, вызван в штаб Северо-Кавказского округа и после недолгой разборки отправлен за штат, в распоряжение кадровиков главкомата сухопутных войск.

Из Кутаиси в Ростов Наумов ехал по Военно-Грузинской дороге на легковой машине, взяв с собой лишь штатное оружие – пистолет.

– Я понимал, что так просто Кутаиси мне не покинуть. Будут мстить. Поэтому не хотел подвергать риску ни водителя, никого из своих офицеров. Но начальник тыла корпуса попросился со мной. Выехали за полночь. Но под утро на полпути, когда дорога пошла по высокогорью, путь нам перед самым Крестовским перевалом преградил КАМАЗ с вооруженными бородачами. Пришлось остановиться, выйти из машины. Стали допрашивать. Наглые – генерал стоит, а главарь сидит на табуретке, вопросы задает. «Ах, ты думаю тварь такая…». Но деваться некуда.

«Ты кто?». Я назвался. Таиться было незачем. В кармане лежало удостоверение личности, а заодно и пистолет. Обыскивать меня не стали… Я понимал, что пришел мой конец, отвечал спокойно, уверенно, без уверток. Не мог не заметить, что это произвело некоторое впечатление на моих «судей».

Один из них уточнил, не я ли давал электричество замерзавшему Кутаиси. Я подтвердил, что это было мое распоряжение. Самосуд удалился на совещание, точнее, все перешли на непонятный мне грузинский язык. О чем-то спорили громко, азартно, с кавказскими эмоциями. Наконец, главарь сказал мне: «Поезжай!». Я двинулся вперед, но тут обнаружил, что камеры на всех четырех колесах проколоты. Наверное, сделали это, чтобы я не смог ехать быстро. Ехали на ободах. За нами почти впритирку следовал грузовик. Я понимал, что в любой момент он мог подтолкнуть меня, и моя «Волга» полетела бы в пропасть. А там, как говорится, концы в воду: не справился, мол, с управлением на горном повороте. Ощущения не самые приятные. За руль пересел начальник тыла. Я ему говорю: «Миша, ищи «карман», сигай туда резко, и сразу же бьем из пистолетов по этим м…кам!». Но сделать этого мы не успели. Вдруг по КАМАЗу ударили со скал. Кто, что, почему? Мы так и не узнали. Главное, КАМАЗ встал, мы дали газу, и через Крестовский перевал – на север, как говорится, на милую родину…

Днем раньше эти же бандиты остановили «Жигули» с офицером, он жену вывозил. Жену на глазах у него изнасиловали, а потом обоих убили и в пропасть сбросили, дескать, водитель не справился с управлением.

Потом спросил у командира погранотряда, кто там в скалах сидел, нас спас. «Не знаю. Моих там не было».

А те, которые в скалах в засаде сидели, заметили, что КАМАЗ уже в метре от нашей машины, и ударили по нему из пулеметов. КАМАЗ развернуться не смог… Ясно одно – нас пожалели. Кто? Может осетины, может абхазы? Попробуй узнай… Гражданская война с национальным колоритом. Вот так разваливали Союз нерушимый. С кровью, с болью…

Все-таки страной в то время рулили не только воспитанники Гарвардского университета. Ельцинская «семибоярщина», где переплелись анархия и чиновное самодурство, устремления «агентов влияния» и стойкость «старой гвардии», то и дело давала холостые обороты.

Только этим можно объяснить, что генерал-лейтенант танковых войск Наумов не только не понес наказание за свое «самоуправство с оружием», но и был назначен с повышением – заместителем командующего Северо-Кавказским военным округом.

***

«Я – окопный генерал!» – не раз говаривал Наумов, когда речь заходила о его генеральском статусе. Окопный, и этим все сказано, поскольку ясно, что свои большие звезды он получал не на штабном паркете. Эти слова подкреплены делами и кровью: ранением в шею да еще тремя жесткими посадками вертолета, проще говоря, падением винтокрылых машин, слава Богу, с небольших высот. Слава-то слава, но такие вещи для организма даром не проходят. Было время, когда каждый свой шаг, каждый наклон или поворот давался ему ценой острых мук, чудовищной болью в позвоночнике. Ему предрекали пожизненную инвалидную коляску, а он перелез с нее сначала на велосипед – трехколесный для взрослых, а потом и за руль «легковушки». Да, было в его жизни такое время, когда ему, боевому – окопному – генералу-танкисту, пришлось – как нелепо это ни выглядело – пересаживаться с танка на трехколесный велосипед! Но ведь все превозмог, не стал увечным калекой… Впрочем, могло быть намного хуже, если бы он сел тогда в 1995 году в ту роковую машину, которая взлетела на воздух под железнодорожным мостом в Грозном вместе с генерал-лейтенантом Анатолием Романовым. Он уже сел в нее, когда посланец судьбы повелел ему остаться в штабе. Все, кто сидел в той машине, погибли. Генерала Романова спасли бронежилет и каска, но контузия и перелом основания черепа ввергли его в полуживое существование. Двадцать три года – в молчаливом аду… Какой ангел-хранитель выдернул Наумова из той машины в последний момент? Кто-то очень сильно молился за него…

Несмотря на тяжкие недуги, рук Наумов не опустил и «диванным танкистом» не стал. Вместе с женой Татьяной, вместе с друзьями-однополчанами разбили сквер в память героев войны, добились, чтобы появился в этом сквере танк на постаменте.

Однажды в погожий сентябрьский денек (а это был День танкиста) вышел Александр Васильевич с женой из дому.

– Оглянись! – попросила Татьяна. Наумов оглянулся, и ахнул: в воротах стоял танк! Не сразу понял, что это изображение на банере, украсившем створки ворот. Но танк был, как «живой», и в натуральную величину. Это был сюрприз от Татьяны, ставшей надежной его опорой, настоящей боевой подругой.

Гвардии генерал-лейтенант танковых войск Александр Васильевич Наумов – один из тех настоящих, окопных генералов, один из тех подлинных героев, которых нынешнее «демократическое и толерантное» общество не балует своим вниманием.

Выпускник Ульяновского танкового училища 1968 года, он честно прошел путь от командира взвода до командира 31-го армейского корпуса, замкомандующего Северо-Кавказским военным округом.

Честно и самоотверженно служил Отечеству, ничем не замарав своего мундира. Искалеченный в военных конфликтах, он мужественно ведет жизнь полноценного человека. И только самые близкие знают, каких мук ему это стоит.

Горжусь давней дружбой с Александром Васильевичем, полным тезкой Александра Невского, Суворова, Колчака. Их портреты украшают его дачный кабинет… Их имена вдохновляют его продолжать свой нескончаемый бой. Теперь это бой за память. За память о тех, кто добывал Победу, и кто служил России на всех рубежах.

День танкиста в этом году отмечается 12 сентября, в день Александра Невского. С праздником!

Наро-Фоминск – Гороховец – Краснодар

Фото автора