Цепные реакции каскадного типа в технологиях вирусного распространения «фейковых новостей»

Введение

В настоящее время так называемые «поддельные новости» (фейки, фейковые новости) не просто прочно вошли в научный лексикон, но и получили статус одного из самых опасных явлений (и политических инструментов) современности.
https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/2685953/2685953_600.jpg
Переломным моментом в их восприятии стала президентская избирательная кампания 2016 г. в США, в ходе которой фейки, соединившись с т.н. «вирусными» технологиями их распространения, едва не поставили точку в восходящей политической карьере Д. Трампа, вынужденного яростно отбиваться от атаковавших его разнообразных «фейк ньюс» (CNN и др.).

Высокая проникающая способность фейковых новостей, уникальная способность практически мгновенно охватывать большие аудитории, овладевать сознанием людей и управлять им, заставили отнести фейковые новости в разряд «абсолютного оружия»: в 2016 г. фейковые атаки вызывали только панику, никто не знал, как им противостоять; выверенных инструментов противодействия фейкам не было.

Сегодня, спустя 4 года с момента окончания президентской кампании, давшей США одного из самых необычных президентов, уже накоплен определенный (пока еще очень скудный) опыт противодействия фейкам и технологиям их распространения (как на прикладном инструментально-технологическом, так и на законодательном уровне ряда стран).

Но при этом по-прежнему понятие «фейк» остается дискуссионным: единого устоявшегося определения фейка нет.

Так, например, Дэвид Кляйн и Джошуа Вюллер в статье «Поддельные новости: правовая перспектива» утверждают, что «поддельные новости» — это онлайн-публикации с заведомо ложными фактами [9].

Сандра Марко Колино в своей статье «Brexit, политика постистины и торжество грязного видения демократии над технократией», исследуя причины выхода Соединённого Королевства из ЕС, утверждает, что граждане Великобритании голосовали под воздействием «поддельных новостей», сфабрикованных «ботами» в социальных сетях.

При этом автор фиксирует действие «поддельных новостей» (фейков), но не объясняет природу и механизмы их воздействия на сознание людей. Данный феномен, по мнению автора, указывает лишь на «переход общества в эпоху технократии» [10].

В свою очередь, Оскар Баррера Родригес, Сергей Гурьев, Эмерик Генри и Екатерина Журавская в своей статье «Факты, альтернативные факты и проверка фактов во времена пост-правдивой политики» задаются вопросом, насколько все-таки эффективна проверка фактов при «сопротивлении» «фейковым новостям», вводящим в заблуждение людей.

Для проверки своих предположений авторы провели онлайн-эксперимент во время президентской избирательной кампании во Франции 2017 г. и пришли к выводу, что присутствующие в фейковых новостях «альтернативные факты» очень убедительны, а контрпропаганда – малоэффективна [5].

В научном плане большой интерес представляет исследование «фейковых новостей» и технологий их распространения в контексте т.н. феномена «постправды».

Данный феномен описывает процесс психологического воздействия на сознание и подсознание человека, в ходе которого мнение человека по поводу того или иного уже состоявшегося значимого общественно-политического события (и. что важно, уже получившего определенную оценку в обществе) может существенным образом измениться.

Происходит это в результате вторичной интерпретации как самого события, так и его отдельных деталей, на которые прежде просто не обращали внимание.

Вброс отдельных интерпретаций в публичное информационное пространство и их проникновение в общественное сознание сопровождается появлением управляющих маркеров-маршрутизаторов – «фейков», выдаваемых за факты (проверенные новости); домыслов и слухов, выдаваемых за версии; авторитетных мнений известных «экспертов», «модных» блогеров и журналистов, отвечающих за точную доставку «постправды» в коллективное сознание конкретных целевых аудиторий и в индивидуальное сознание каждого их члена в отдельности.

Изменение мнения человека под влиянием «постправды» может также повлечь за собой и изменение его гражданской позиции.

Так, Йозеф Дрексл в своей статье «Экономическая эффективность и демократия: о потенциальной роли конкурентной политики в регулировании цифровых рынков в эпоху пост-правдивой политики» [6] утверждает, что граждане «для принятия политических решений» все чаще полагаются на новости, распространяемые интернет-посредниками и агрегаторами, такими, как Facebook, Twitter или Google.

По мнению автора, распространение новостей через социальные сети негативно влияет на демократический процесс, способствуя распространению «ложных утверждений», «поддельных новостей» и не поддающихся проверке «теорий заговора» («фейковых» версий и слухов) в закрытых сообществах. Что, в конечном итоге, приводит к радикализации и разделению общества по политическим и идеологическим признакам.

Другие исследователи, в частности, Глеб Ципурский и Фабио Вотта, в своей статье «Борьба с фальшивыми новостями и политикой пост-правды с поведенческой наукой: обещание про-правду» отмечают, что сегодня не только базовые либерально-демократические ценности общества, но и сами «демократические принципы» находятся под угрозой из-за «политики постправды», инструментом которой являются фейковые новости [12].

Происходит это главным образом потому, что «в условиях быстрых технологических изменений» граждане «теряют способность отделять правду от лжи» (то есть распознавать ложь и обман).

Об этом также пишет в своей статье «Глубокие подделки, боты и разрозненные судьи: американский закон о выборах в мире после истины» и другой исследователь — Ричард Л. Хасен  [8], отмечающий, что «в эпоху после истины» избирателям становится все труднее отделять правдивую информацию от ложной (от фейков), особенно, если эта информация имеет прямое к избирательным кампаниям.

Интересную точку зрения на восприимчивость сознания человека к фейковым новостям, подаваемым в контексте «постправды», высказывает Х. Фридман: в своей статье «Опасности самоуверенности и абсолютной уверенности в эпоху пост-истины, ненужной науки и высокомерия» он исследует опасность иллюзии определенности, порождаемой «вакуумом» информации, утверждая, что «люди, слишком уверенные в своем мнении, на самом деле больше всего подвержены риску оказаться под влиянием «поддельных (фейковых) новостей»» [7].

В российских источниках феномен «постправды» также уже получил определенную научную оценку. Так, А.Ю. Гарбузняк в своей статье «Феномен постправды: девальвация факта в медийном дискурсе» определяет «коммуникативный аспект» феномена «постправды» как «трансформацию политической реальности» за счет «медийного нарратива», способного «подменить факты субъективными интерпретациями» [2].

Отсюда следует технология сборки «постправдивого» контента: для получения эффекта «постправды» из реальной новости изымаются факты и на их место помещаются «фейки» нарративного содержания (типа), взрывным образом воздействующие на
эмоциональную сферу человека,  разрушая устоявшееся представления, ценности и стереотипы [2].

В своей статье «Сетевая природа международного терроризма и возможности консолидации российского общества» А.В. Абрамов, С.Н. Федорченко и К.П. Курылев отмечают, что постправда нередко является «удобной и желаемой для лиц, формирующих «проблемное поле» политики» — реальности, «возникающей под влиянием социальных сетей Интернета, где накапливается масса непроверенной информации» [1].

При этом постправда ««взламывает» прежнюю интерпретацию политического, этнического, религиозного, культурного и социального, приводя к исчезновению прежних смыслов, когда важно уже не то, правдиво новостное сообщение или нет, а активное переживание, обсуждение содержания этого сообщения» [1].

Несмотря на существенные расхождения в трактовках и толкованиях термина «фейковые новости», авторами словаря английского языка «Collins Dictionary» в 2017 году понятие «fake news» было признано «словом года»[1].

Фейки и технологии их распространения

Фейковая новость (фейк) – это информационный вброс, содержащий в себе специально подготовленную информацию заведомо провокационного и резонансного характера.

При этом сам фейк может содержать как заведомо ложную, так и истинную (проверяемую) информацию, вырванную из контекста конкретной беседы, разговора или выступления.

Цель фейковой новости — создание ажиотажа вокруг мнимого информационного повода, создаваемого вбросом заведомо провокационной информации, имеющей резонансный характер. Никакой другой цели у фейка нет.

При этом основной задачей фейковой новости становится перехват информационной повестки и замыкание ее на себя, с тем, чтобы содержание фейка на некоторое время стало навязчивой идеей, подчиняющей себе сознание и волю человека, подпавшего под влияние данной фейковой «новости».

Механизмы распространения фейковых новостей предельно просты: фейки, содержащие информацию заведомо провокационного характера, оказывающую сильное («взрывное») влияние на эмоциональную сферу граждан, распространяются в обществе так называемым «вирусным» способом – благодаря эффекту «эмоционального заражения».

При этом основным инструментом распространения фейковых новостей становятся так называемые «вирусные» технологии, отвечающие за передачу эмоционально окрашенной информации, преобразованной в так называемый «эмоциональный код».

При этом сами фейки могут облекаться в форму слухов и распространяться по каналам коммуникации, характерным для слухов и сплетен (таких, как пресловутое «сарафанное радио», или анонимные телеграмм-каналы).

Фейковые новости также могут быть использованы в операциях информационной войны (информационных операциях) с целью перехвата информационной повестки у противника и подчинения сознания противника своей воле.

В основе вирусных технологий лежат способы и приемы так называемого вирусного маркетинга – особого класса технологий управления массовым сознанием и поведением граждан, основанных на эффекте «эмоционального заражения», который данные технологии используют для быстрой передачи стимулирующей/управляющей информации от одного пользователя маркетинговой сети к другому.

При этом распространение информации идет от одного человека к другому (через его ближний и дальний круг общения) как лесной пожар, по геометрической прогрессии, быстро охватывая множество людей подобно биологической эпидемии вируса (отсюда и сами термины – «вирусные» технологии, «вирусный» эффект и т.д.).

В этой цепочке главными распространителями вирусной информации становятся сами получатели, «заразившиеся» ею (то есть, перешедшие в результате воздействия этого информационного «вируса» в определенное возбужденное [пограничное психоэмоциональное] состояние, требующее немедленно поделиться своими эмоциями с другими людьми).

Основными признаками фейка является особая форма подачи информации – в виде особого эмоционального кода: призывов, посылов, лозунгов, апеллирующих не к разуму, а исключительно к сфере чувств и эмоций.

Это, в свою очередь, обеспечивает срабатывание основного механизма распространения фейка — механизма «эмоционального заражения».

Большинство фейков имеют вирусный характер и вбрасываются в расчете на то, что воспринявший их человек перейдет в крайне возбужденное состояние (под наплывом эмоций утратив контроль над реальностью) прежде, чем успеет эту информацию перепроверить через другие источники. «Убей бобра – спаси дерево!», «Голосуй или проиграешь!», «Купи себе еды в последний раз!» — все это вирусные фейки, несущие в себе иррациональный по своей природе эмоциональный заряд (или, как еще говорят, «эмоциональный код»).

По этому признаку фейки в основном и распознаются (детектируются).

Вирусная информация и механизм формирования доверия к ней

Сама же вирусная информация представляет собой сведения, данные, факты, детали, преобразованные в эмоциональный код (данные в виде набора эмоциональных реакций, посылов, стимулов, призывов и мотиваций), которая способна (подобно биологическому вирусу) жить и распространяться в глобальных информационных сетях (интернет, в традиционных и новых медиа, в коммуникаторах мобильной связи и т.д.) самостоятельно, без участия его создателя.

При этом вирусам верят, потому что в основе формирования доверия к подобного рода информации лежит особый психологический механизм «обеспечения иллюзии достоверности»: доверие пользователей сети к вирусному контенту обеспечивается тем, что «заразившийся» им пользователь делится со своими друзьями, товарищами, родственниками (близкими ему людьми) не самой информацией напрямую, а своим эмоциональным отношением к ней, тем самым, передавая эту информацию в виде т.н. «эмоционального кода».

Эмоции, которые транслирует «заразившийся» вирусным контентом пользователь, не могут быть ложью – они истинны (подсознание человека, отвечающее за эмоции, врать не может), и именно этот факт обеспечивает доверие других пользователей к самой информации, передаваемой на языке эмоций и чувств (в виде особого эмоционального состояния, порожденного действием вируса).

Этот эффект был подмечен еще в начале 1990-х гг., когда американский маркетолог Дуглас Рашкофф в своей книге «Медиа вирус» (1994) [4] впервые указал о том, что «зараженный» пользователь, как правило отправляет письма со ссылками на вирусный контент со своими личными доверительными комментариями (в которых он комментирует не саму «рекламу», а свои эмоции, которые истинные и действительно им владеют, – то есть, тот реально существующий объект, которому можно доверять).

Вирусный эффект

В результате воздействия на психику (подвергнувшегося вирусной атаке) человека вирусная (фейковая) информация через передачу эмоционального состояния, порожденного вирусом, начинает распространяться, как эпидемия, «заражая» вирусной информацией и содержащимися в ней мотивационными посылами окружающих (контактёров из ближнего, среднего и дальнего кругов общения «заразившегося» первым пользователя), которые также становятся ретрансляторами данной «новости», добровольно и абсолютно неосознанно передавая организаторам вирусной атаки свои личные доверительные каналы коммуникации с близкими людьми.

Как отмечает А.Р. Кожаринова, «благодаря эмоциональным составляющим, апелляциям к бессознательному, необязательности логического осмысления, информационные паттерны медиавирусов активно внедряются в сознание представителей массовой аудитории, формируя их взгляды и поведенческие реакции»; при этом «непрямое воздействие медиавирусов [на подсознание человека] многократно увеличивает шансы на успех манипуляций» [3].

Вирусные технологии воздействуют на подсознание человека (которое сознанием не контролируется), передавая по цепочке контактов эмоциональное состояние, ассоциативно связанное с информацией, его вызвавшей (породившей).

То есть, сознание (воля, разум) человека не может вирусную информацию заблокировать (если человек под влиянием эмоций уже «потерял голову»).

Механизм распространения («ретрансляции») вирусной информации

Человек, подвергшийся атаке вируса, под воздействием вирусной информации возбуждается, переходит в особое «пограничное» психоэмоциональное состояние и в этом состоянии начинает работать как ретранслятор, стремясь как можно быстрее поделиться этой «новостью» с другими людьми – тем самым, «заражая» их своими эмоциями, но при этом совершенно не уделяя внимания детальному анализу самой информации, эти эмоции вызвавшей.

Это связано с тем, что:

• под влиянием эмоций способность человека критично и рационально оценивать происходящее существенно снижается;
• активность личности оказывается направленной на немедленное удовлетворение возникшей под влиянием вируса новой жизненно-важной потребности – поделиться «новостью» с окружающими (тем самым обеспечив себе эмоциональную разрядку и возвращение в нормальное состояние).

Двухфазная модель воздействия вирусной информации (активизация управляющих «закладок»)

Дальнейшее действие вируса на психику (сознание и подсознание человека) происходит по следующей схеме.

Когда через некоторое время возбуждение спадает и психологическое состояние человека стабилизируется, он по обратной ассоциативной связи (от эмоций – к источнику, их породивших) возвращается к самой вирусной информации и «включает» сознание для ее анализа, что, в свою очередь, приводит к ее прямому действию на сознание «зараженного» человека.

Таким образом, «заразившись» информационным вирусом, пользователь сети последовательно проживает две эволюционные фазы:

На первой стадии «заражения» его критическое сознание (под наплывом эмоций) отключается и он работает только как ретранслятор «вирусной инфекции», заражая ею окружающих (в том числе благодаря быстрой передаче вируса по своим личным доверительным каналам общения);

На второй  стадии «заражения» возвращение человека в нормальное (невозбужденное) состояние ведет к активизации в его сознании самого «вируса» и тех программных (ценностных, идеологических и поведенческих) установок, которые в нем заложены его создателями (диверсионных управляющих «закладок»).

Цепные реакции

Фейки, как разновидность вирусной информации, обладают способностью не только «жить своей жизнью» (распространяться в открытых информационных сетях без участия их создателя), но и способностью к модификации – к изменению своего кода в процессе охвата все новых и новых аудиторий.

«Заразив» очередного носителя, вирус не просто получает возможность охвата новых аудиторий путем получения фактического доступа к списку контактов «заразившегося» — он изменяется, так как человек-ретранслятор, пропуская вирус через свои органы чувств и собственные эмоции, нередко искажает, изменяет или достраивает исходный «эмоциональный код».

В результате исходный вирус «мутирует»: пройдя через несколько этапов ретрансляции, он сохраняет исходное ядро, порождающее резонансный эффект, но при этом цепляет к нему всевозможный эмоциональный мусор, рождающийся в головах у «передающих звеньев» в виде реакции на испытываемый ими шок, стресс или иные крайние формы эмоционального возбуждения.

Чаще всего под влиянием этих эмоций «заразившийся» ретранслятор, передавая вирус своим доверительным контактам, добавляет к исходному коду несколько своих собственных умозаключений, стремясь, таким образом, выглядеть более информированным, чем другие «распространители» вируса.

Так фейковый вирус приобретает способность к самомодификации и, как следствие, к адаптации к конкретным условиям коммуникативной обстановки (функцию самонастройки).

С каждым новым этапом «заражения» вирусом новых аудиторий число таких модификаций не просто накапливается – они выстраиваются в логически связанное повествование, в цепочку утверждений, каждое из которых логически вытекает из предыдущей модификации вирусного кода и становится основой для строительства на ее фундаменте новых фейковых предположений, домыслов, версий.

В результате резонансный фейк не просто порождает волну «заражения», но и порождает цепную реакцию: с каждой новой ретрансляцией фейка на новые аудитории его ядро модифицируется путем присоединения к ядру деталей, дополнительно усиливающих резонансный эффект исходной «новости».

Таких этапов (или каскадов) модификации в жизни фейка может быть несколько; каждая из таких модификаций может поднимать собственную резонансную информационную волну.

При этом при каждой новой модификации вес предыдущие модификации воспринимаются уже как часть ядра (исходного эмоционального кода) и не подвергаются сомнению (воспринимаются как констатация факта); в фокусе внимания всегда оказывается только самая последняя модификация, поднимающая вторичную, третичную, четвертичную резонансные волны.

Каждая новая модификация стимулирует пользователей добавить в вирусный фейк какой-нибудь новый «инсайд» — уже от себя; это, в свою очередь, вызывает «цепную реакцию»: «инсайд», добавленный в фейк предыдущим его ретранслятором, пугает последующих «зараженных» и каждый из них, перед тем, как передать эту «новость» другим, под воздействием этого испуга добавляет в фейк свою эмоциональную реакцию на испуг, в которой все страхи получают свое сюжетное продолжение (дорисовываются, дооформляются, дозревают и превращаются в нечто ужасное, подаваемое, при этом, как новый «достоверный инсайд»).

Цепная реакция обеспечивает не только модификацию фейковой новости, но и её дальнейшую эволюцию…

***

…Информационные «волны», или метод резонансного информационного зондирования

Каждый раз, когда в научной литературе заходит речь об изучении открытых информационно-коммуникационных сетей и происходящих в них процессов (в том числе, связанных с распространением «фейковых новостей»), возникает законный вопрос: можно ли вообще получать достоверные данные о сети и состояниях сетевых сообществ?

И, если да, то каким должен быть метод измерения этих состояний и процессов? Ведь известно, что классические социологические опросы в сетях не действуют: можно опросить сколь угодно большое количество пользователей, но при этом так и не узнать, кто именно скрывается за сетевыми аватарами: респонденты, действительно интересующие социолога, или случайные люди, выдающие себя не за тех, кем они являются на самом деле.

Если бы пользователи сетей получали доступ к сервисам и аккаунтам по паспорту – тогда другое дело. Но при всеобщей анонимности провести оперативную установку всех участников опроса и проверку заявленных ими личных данных просто не представляется возможным.

Другое дело, когда те или инфе сегменты, структуры, «ярусы», «слои» сети изучают как сплошную среду – с помощью резонансных информационных импульсов, содержащих будоражащую сознание пользователей вирусную информацию.

В этом случае вброшенный информационный импульс порождает информационную волну, которая, проходя сквозь Сеть (ее узлы, структуры, сообщества), вызывает резонансный отклик у «обитателей» этих сегментов, которые, будучи при этом не только активными пользователями, но и ньюсмейкерами (ведь у каждого из них при себе есть ноутбук, смартфон, камера – производители информационного контента), придают это волне новый импульс, пропуская сквозь себя и, при этом, модифицируя ее информационный код.

В этом случае максимальная реакция на волну наблюдается именно в тех сегментах и сообществах Сети, которых эта волна «цепляет», задевает за живое, вскрывает реально существующие проблемы, дефекты, интриги и конфликты – то есть, вступает с ними в «эмоциональный» резонанс.

Получается что-то вроде эффекта магнитного резонанса, использующегося, например, в томографии: вступая в резонанс с различными узлами Сети, исходный зондирующий импульс модифицируется и обрастает новыми деталями и подробностями, несущими информацию о структуре зондируемых объектов (личностей, групп, сообществ) и об их состоянии.

Резонанс при этом наступает в тех случаях, если зондирующий импульс точно попадает (или угадывает) в «болевую точку» (порождающую скрытые напряжения и расколы в сетевом сообществе), в тщательно скрываемый факт или в не менее напряженное ожидание близости наступления каких-либо знаковых событий или сдвигов.

В итоге, когда многократно отраженная от таких «узлов» (и модифицированная ими) волна вернется обратно к своему источнику, она принесет полную информацию о состоянии того сегмента Сети, сквозь который она прошла, передаваясь от одного узла коммуникаций к другому «вирусным» способом (с помощью «эмоционального заражения»).

При этом любые новые сведения, внесенные в исходный информационный код, будут соответствовать тем самым точкам, где исходная зондирующая информация вступила в резонанс с теми или иными лидерами мнений, группами или сообществами пользователей  — то есть, проявила их скрытую структуру, скрытые или скрываемые настроения, мотивы или намерения.

В этом и заключается метод информационного резонансного зондирования (или метод волнового зондирования): при использовании данного метода Сеть можно сканировать слой за слоем, используя зондирующие импульсы различной проникающей способности – то есть, проникающие на различную глубину сетевой структуры.

При этом содержание зондирующего импульса (вброса) можно подобрать таким образом, чтобы он без существенного ослабления или модификации проник до искомой зоны (сектора, сегмента) Сети и только там, в этом сегменте, полностью отразился (модифицировался).

В роли зондирующих импульсов может выступать любая информация резонансного характера, в том числе и фейки.

Описанная выше история о информационной волне, порожденной одновременным приездом в Донецк в октябре 2019 года В. Суркова и А. Манойло, является типичным примером использования именно такого метода:

— ведь 24 октября в Сеть «ушел» всего лишь сам факт приезда Суркова и Манойло в Донецк (приехавших в один и тот же день, но не вместе, а по отдельности),

— а обратно вернулась уже полная версия, детально объясняющая не только цели и задачи приезда обоих фигурантов (в том числе, раскрывающая всю внутреннюю «кухню» их взаимоотношений друг с другом и с «башнями» Кремля), но и точно указывающая на тех, кто именно их в Донецк послал.

А послал их, оказывается, В.В. Путин (не больше и не меньше), так как только он один может заставить этих людей, якобы «люто ненавидящих» друг друга, «работать вместе».

Главные ошибки органов власти, возникающие при попытках организовать сопротивление фейкам

Первое, с чем сталкивается общество при появлении фейков – это запоздалая реакция органов власти: между появлением фейка и первой реакцией на него всегда проходит, как минимум, несколько часов, или даже дней. Вместо того, чтобы сразу брать инициативу в свои руки и не давать завладеть ею фейку, власть молчит — в странной надежде на то, что возникшая проблема, может быть, сама рассосется.

Между тем, фейк, умело вброшенный в СМИ и сети, создает инцидент; инцидент порождает скандал, в считанные часы будоражащий массы людей; скандал порождает ажиотаж и, одновременно, ведет к появлению целой волны «резонансных разоблачений», основанных на все той же эмоциональной убежденности в безусловной виновности конкретных лиц, уже «назначенных» фейком на роль ответчиков; «разоблачения» накручивают и без того уже до предела накаченное адреналином общество и побуждают его требовать быстрой и немедленной расправы над виновниками всего того, в чем их обвиняют неизвестные авторы «фейковой новости».

В одних случаях результатом действия фейка становится паника, нередко перерастающая в массовые беспорядки (с погромами, грабежами, поджогами и насилием), в других случаях – не менее массовые расправы над конкретными лицами, способные дать начало бунту, государственному перевороту или цветной революции.

Вброшенный в нужный, точно вычисленный момент, фейк может быть чрезвычайно опасен; но это не значит, что с ним невозможно бороться.

В плане противодействия здесь как раз все ровно наоборот: с фейками не только нужно, но и можно эффективно бороться, но для этого требуется только одно условие – мгновенная реакция.

Однако, на практике наблюдается совершенно другая картина. Вместо того, чтобы немедленно отреагировать и сбить «на взлете» нарастающую волну ажиотажа и паники, руководители органов госвласти всех уровней, как правило, занимают выжидательную позицию, ожидая ценных руководящих указаний от своих «шефов», нередко, с самого верха.

В течение всего этого времени инцидент предпочитают не замечать, следуя «тактике страуса» — делая вид, что ничего ровным счетом не произошло; а в случае выдвижения каких-либо обвинений в свой адрес – немедленно уходят в «решительное отрицание» в какой-либо причастности к тем событиям или фактам, в которых их обвиняют.

Запоздалая реакция на вброс (отложенная на несколько часов или дней) дает время фейку завладеть сознанием массовой аудитории и в нем укорениться.

При этом, когда представители власти все же предъявляют общественности официальное заявление, грамотно и профессионально составленное, наполненное цифрами, согласованное со всеми вышестоящими инстанциями, дающее полное и исчерпывающее представление о самом породившем ажиотаж инциденте, его истинных причинах и последствиях, вдруг выясняется, что это заявление уже никому не нужно и не интересно: в тот момент, когда люди были взбудоражены происшествием и остро нуждались в любой уточняющей информации, эту информацию им дал фейк.

Потому что других источников информации об инциденте на тот момент не было. И эта информация была воспринята людьми как единственно верная, как тот самый инсайд, который официальные источники якобы «пытаются замолчать».

Причина этого – в том, что потребность в получении детальной информации об инциденте возникает у людей в тот самый момент, когда они об инциденте узнали (у всех есть смартфоны, круглосуточно подключенные к сети) – узнали и испугались; и эта жизненно важная потребность, диктуемая страхом внезапно оказаться перед лицом неизвестной угрозы, требует своего удовлетворения немедленно – здесь и сейчас.

В свою очередь, сама потребность формируется подсознанием человека, которое не знает, что такое фактор времени: подсознание нельзя уговорить подождать, пока официальные уполномоченные органы не дадут, наконец, официальный же комментарий.

Если такой комментарий не появляется в первый час после возникновения инцидента, его место в сознании и подсознании людей занимает фейк, слух или домысел. В этом плане фейк часто содержит ответы на многие вопросы, которые возникают в голове у сильно напуганного человека, балансирующего на грани паники.

И именно фейк удовлетворяет жизненно важную потребность в уточняющей информации, которая возникает у людей в первые же минуты после того, как они узнали об инциденте, выступая при этом основным способом оперативного удовлетворения данной потребности.

После того, как фейк эту потребность удовлетворил, потребность исчезает совсем или перестает быть жизненно важной, уходя на второй (третий, десятый) план, и появившееся с заметным опозданием официальное заявление органов власти уже не будут никому интересны.

В этом – главная причина того, почему запоздалым комментариям официальных лиц никто не верит и почему спустя несколько часов после инцидента они уже никому не нужны.

Руководителей региональных и федеральных ведомств также можно понять: они не всегда имеют право делать публичные заявления до того, как проект этих заявлений прошел все инстанции и был согласован на самом верху (пока на него не легли все разрешительные резолюции).

А на согласование нужно время. Фейку же не нужны согласования вышестоящих инстанций – от момента его разработки до вброса в публичное пространство может пройти час, а, может, и того меньше.

Но при том важно понимать, что бездействие и даже просто промедление уполномоченных чиновников в условиях фейковой атаки – это такое же должностной проступок и признак неполного служебного соответствия, как преступная халатность или преступная неосторожность.

Ничего не делать в ситуации, когда надо действовать быстро и стремительно, — это тоже преступление, имеющее состав, предусмотренный УК РФ (преступная халатность, преступная неосторожность, преступное легкомыслие, совершенное умышленно или по неосторожности, и др.).

Заключение

Существует несколько способов (тактических схем) эффективного противодействия фейкам (включая фейки вирусного типа). Все они довольно простые.

1. Удар на упреждение (если атака только готовится). Если информационная атака только готовится (и у органов власти есть информация об этом), то лучший способ сделать так, чтобы эта атака так и не началась – нанести удар на упреждение: сбить фокус внимания граждан с будущего информационного инцидента (повода), вокруг которого будет создаваться ажиотаж. Если перед самым началом атаки переключить внимание граждан на другой резонансный повод (или сразу несколько поводов), атака так и не начнется.
2. Перехват информационной повестки (если атака уже началась). Начинается с немедленной публикации в СМИ и сетях официальной позиции компетентного органа власти, вносящего полную ясность в инцидент и не оставляющей пространства для инсинуаций; затем – регулярное динамичное насыщение информационного пространства сухими фактами, цифрами, которые можно проверить.
3. Внедрение собственной информационной повестки (если перехват повестки уже осуществлен). Если повестку удалось перехватить, то следующим шагом становится внедрение в массовое сознание граждан собственной информационной повестки, задающей, в том числе, и собственные правила информационной «игры».

В информационных операциях и оперативных комбинациях более высокого уровня (многоходовых) все три указанных выше метода используются в сочетании (комбинированно).

Классическим примером такой операции, реализующий всю цепочку — «удар на упреждение» — «перехват повестки»- «внедрение собственной повестки»- «управление информационной деятельностью противника», — являются так называемые «Скрипальские чтения», организованные 3-4 марта 2019 года – в день годовщины скандально известного инцидента в Солсбери [11].

Источник и ссылки, а также пропущенный раздел статьи здесь.

.