Как падал Советский Союз

В феврале 1984 года в моем тогдашнем миропонимании и родино-ощущении образовался серьезный рубец. Причина была проста и прозаична – производственная практика на заводе «Динамо».

Тонкая нервная организация студента 4-го курса экономического факультета МГУ начала подвергаться испытаниям в первый же день практики, точнее, с первого часа пребывания на заводе. Завод, производивший львиную долю крановых электродвигателей в стране, а также (насколько помню) все электромоторы для метрополитена, к моменту описываемых событий пребывал в возрасте 86 годиков, что само по себе нестрашно, – но предприятие и выглядело соответственно.

Хорошо помню пол в цехах – совершенно покрытый какой-то темной и липкой субстанцией, которая при ходьбе по ней издавала характерный чмокающий звук. Повсюду лежащие груды заготовок с надписью «брак». Массу станков с немецкими надписями и годами изготовления – 1936, 1937 и т.д.

Последняя коренная модернизация завода имела место в 1930 году (в дате нет опечатки), но вот литейный цех, по всей видимости, сохранился в своем первозданном виде с момента строительства – с 1898 года. Сквозь наглухо закопченые окна дневной свет практически не пробивался, а оборудование и технологические процессы представляли собой точный консерв конца XIX века.

Столовая. Этот запах. Он сам по себе практически исключал возможность принятия пищи внутрь в этом помещении. И сама пища. Как мы все знаем, друзья, студенты – это не самые привередливые и утонченные гурманы, да и студенческие столовые – это место спартанской закалки юных желудочно-кишечных трактов, но тут пищевод напрочь блокировал доступ внутрь прямо на уровне горла и категорически возражал. Вот вспомнил – и ощутил легкое соматическое напоминание о том визите.

Кто-то, дочитавший до этого места, мог уже подумать «ну, все понятно, вот она, совковая чернуха, потом совок и рухнул». А вот и нет, дорогие друзья. Весь сказ ещё впереди.

Ибо состояние конкретного взятого завода «Динамо» хоть и было чудовищным, но не могло само по себе диагностировать всю систему в целом. В конце концов, электродвигатели завод производил, а руки до его модернизации, типа, просто не дошли. Бывает.
Но я был отправлен на это предприятие не музейной литейкой любоваться и не «мсяо говюжье» в столовке нюхать, а получать опыт анализа экономической деятельности. Потому был определен в планово-экономический отдел, куда и прибыл под начало руководителя данного отдела. Мне была сформулирована тема: «Причины невыполнения заводом плана на 1982 год». «Динамо» таки не выполнил план в том году на 6 млн. рублей (при вале в 85 млн.. кажется).

Мне сразу была выдана соответствующая справка самого завода, в которой по пунктам были перечислены эти самые причины. Мне предстояло выяснить, какие из этих пунктов носили «объективный» характер, а какие были вызваны недоработками предприятия и его руководства.

И вот теперь внимательно следите за деталями.

Пунктом первым в справке о причинах невыполнения плана значилось буквально следующее: «Превышение плана по номенклатуре над планом на 6 млн. рублей».

Я прочел этот пункт раз пять, а может – десять, но так и не смог при максимальном привлечении как common sense, так и просто фантазии, понять смысл написанного. Было понятно, что тут сказано что-то очень простое и очень банальное, но я не мог въехать в тему ни с какого края.

Пошел к моему куратору, который мгновенно вывел меня из когнитивного диссонанса. Вот что выяснилось.

Заводу «Динамо», как и любому советскому предприятию тех времен, изначально спускалось ДВА ПЛАНА, причем один – выраженный в стоимостных единицах, то есть рублях – из отраслевого министерства, а второй – в натуральных единицах – в данном случае, штуках электромоторов разных модификаций – из Госплана.

И весь цимес состоял в двух обстоятельствах.

1) Эти два плана ИЗНАЧАЛЬНО расходились на 6 млн. То есть госплановская номенклатура, пересчитанная в рубли, изначально превышала министерский план на 6 млн.
2) Все основные ништяки заводу и заводчанам (квартиры, премии, повышения зарплаты, заказы, путевки и все остальное) , а также поощрения либо вдувания руководству, в основном коррелировали как раз со стоимостным планом министерства, а не с планом по номеклатуре из Госплана.
Вот так.

Что в итоге? А в итоге мы видим превращение всех преимуществ планового хозяйства в свою абсолютную противоположность.

Суть и смысл всякого директивного плана – это снятие неопределенности, гарантия востребованности вполне конкретной продукции. Естественно, что ПРОДУКЦИИ В НАТУРАЛЬНОМ ВЫРАЖЕНИИ. Тому же метрополитену не нужны абстрактные «рубли» или даже «доллары», ему нужны конкретные электродвигатели с конкретными параметрами и характеристиками.

Расчет государственного натурального плана в масштабах такого гигантского хозяйства, каким был СССР, есть само по себе дело необыкновенно сложное, особенно в отсутствие современных вычислительных средств.

Но что видим на нашем примере?

Материально-вещественные диспропорции и дисбалансы, оказывается, многие годы подряд зашивались в саму систему изначально, ещё на этапе постановки задачи предприятиям. Предприятия стремились выторговать себе максимально приемлемый план со своим профильным министерством – причем в стоимостном выражении.

А балансы Госплана, которые, собственно, и были призваны обеспечивать макроэкономические пропорции, носили чуть ли не «индикативный» характер; они, эти балансы, являлись, по сути, лишь официальным поводом для реализации настоящих интересов и мотивов предприятий и их руководителей.

Вероятно, в ВПК существовала иная система, но смею предполагать, что вся «гражданка» работала в условиях обрисованных натурально-стоимостных ножниц.

Отсюда очевидным образом вытекает факт перманентной дефицитности экономики СССР, по крайней мере, в её позднем, брежневском варианте. Диспропорции и дисбалансы были не ошибками и погрешностями расчетов и даже не издержками знаменитой уравниловки, а прямо и непосредственно вытекали из реальной практики планирования, то есть, принципиального устройства системы.

Такая система возникла неслучайно. Она стала, фактически, запланированным следствием проведённой реформой Косыгина (которую правильно называть реформой Косыгина-Либермана). Получился некий «микс», который по самому своему устройству должен был в результате привести к возникновению дисбалансов критического уровня. Что и произошло в итоге.

В завершение простой вопрос. Если я, 20-летний студент экономического факультета, немедленно понял всю нелепость и порочность такой практики (после открытия мне сакральной истины я вышел с завода и с изумлением смотрел вокург – почему есть электричество в проводах, почему ещё ходят трамваи и есть продукты в магазинах), — то как её могли не замечать многие годы подряд опытнейшие и профессиональнейшие спецы и руководители?

Поймите меня правильно, дорогие друзья, я не про теорию заговора, а про элементарный здравый смысл.