Волынская резня глазами выживших

https://www.rubaltic.ru/upload/iblock/328/328f3159219b9c78c585ba0e44608055.jpg

Волынская резня глазами выживших

«Украинцы сначала разрезали животы, отрезали языки, а в конце выкалывали глаза, чтобы убитые как можно дольше все видели. Сначала убивали детей, чтобы родители видели это и слышали их крик, а потом то же самое делали с ними», — рассказывает Халина Залевская (из семьи Недзеля), которая восьмилетним ребенком пережила Волынскую резню.

— Пани Халина, расскажите, пожалуйста, нам о вашей семье и о вашей жизни до начала войны.

— Наши дедушка с бабушкой, то есть родители моего отца, жили в селе Луковка, недалеко от Ковеля, а мы в одноименной колонии. Нас разделяли только железнодорожные пути. Тогда наша жизнь протекала спокойно и весело. Через некоторое время родители стали все чаще говорить о том, что украинцы нападают на разные села. Я слушала эти истории, но как ребенка они меня не слишком волновали. Однажды я была с папой в одном селе, название которого, к сожалению, не помню. Там проживало около 300 семей. В какой-то момент, днем, где-то между 3 и 4 часами, появилась женщина, которая кричала, что на село напали украинцы и убивают людей. Отец быстро посадил меня на телегу, и мы попытались уехать. Заметив, что за ним гонится какая-то часть этой банды, он перерезал постромки, крепко схватил меня и вскочил на коня. Так нам удалось убежать.
Там было убито очень много людей, которым негде было спрятаться и не было возможности убежать, потому что было светло и все было видно.
К тому времени мы уже всерьез начали опасаться, и папа все чаще думал об отъезде. Однако ему было трудно расстаться со всем имуществом, так как у него было большое хозяйство и он занимался битьем (отжимом) масла.

— Когда начались украинские нападения на польские семьи? Было ли это уже после начала Второй мировой войны или еще до?

— Украинские банды начали убивать поляков гораздо раньше. Родители рассказывали об этом и еще до войны задавались вопросом, что им делать.

— В конце концов, они напали также на Луковку…

— Я не помню точно, когда это было, но, конечно, уже после начала войны. За день до нападения отца посетил Архип, такой богатый украинец, который жил рядом с нами, и расспрашивал его о многом. Он также уговаривал его выпить водку. Я думаю, он руководил этими нападениями, и папа тоже так полагал. Но раньше Архип предупреждал нас о нападениях и даже предоставлял нам убежище. Это было тогда, когда в нашей местности появились первые нападения на поляков. Тогда он сказал моему отцу: «Людвик, беги, потому что тебя убьют, потому что они собираются к тебе». Папа ответил ему: «А что я им сделал? Я даю им работу, я даю им еду, так что они могут от меня хотеть?» И уезжать из Луковки он не собирался. Однажды к нам прибежал Архип и сказал, чтобы мы спрятались у него, потому что украинцы нападают на нашу колонию. И, таким образом, мы побежали через пшеничные поля, и он спрятал нас в бункере, который у него был под сараем. Когда появились у него люди из украинских банд, то стали втыкать вилы в солому и сено в сарае. Так они проверяли, нет ли кого-нибудь внутри. К счастью, мы были в бункере. Думаю, Господь Бог защитил нас тогда и хотел, чтобы мы остались живы. После этой акции Архип сказал отцу: «Сейчас я вас спас, но больше уже не смогу». Поэтому позже папа стал осторожен и, когда собрал зерно с поля, то соорудил огромный стог и внутри сделал углубление, в которое мы ночью ложились спать. Тогда было очень опасно, потому что украинцы убивали уже в наших окрестностях. Это было примерно через год после того, как мы спрятались у Архипа. Когда мы залазили в наше углубление, отец сидел у снопа, загораживающего вход, и слушал.
Однажды около 12 или 1 часа ночи он услышал крики и стоны у соседей. У соседей было шестеро детей. Все они были убиты. Отец на мгновение высунулся из-за стога, чтобы прикрыть снопом вход.
Его тогда заметил один из украинцев, который крикнул по-украински: «Куда!» и побежал за ним. Мама услышала это и сказала мне бежать. Она взяла моего брата и тоже начала убегать. Мы снова услышали только: «Куда, черт возьми», и украинец рассек маме голову и лицо. Когда она упала на землю, он подумал, что убил ее. Мама медленно проползла между бороздами, где росли бобы, и лежала лицом к земле. А я спряталась между большими брусьями и просидела там до утра. Я проскользнула туда сзади, потому что ранее папа научил меня, как это делать. После всего этого папа побежал за немцами, и как только они появились, начали стрелять и украинцы убежали. Позже немецкий врач перевязал маму и зашил ей рану. По его словам, она выжила только потому, что, уткнувшись головой в эту борозду, остановила кровотечение. Папе удалось скрыться от украинцев, потому что, пробежав через сад этого Архипа, который жил от нас на расстоянии 100–200 метров, он разворошил его ульи, и пчелы атаковали преследующих бандитов. Благодаря этому он убежал через поля до Хрывятек, где дислоцировались немцы.

— Вид после этой резни, наверное, был ужасным.…

— Зрелище было ужасное. У соседки был вырезан язык, выколоты глаза, она была обнажена и изрезана сверху донизу. Ее дети — девушка и парень, которым было примерно по 17 и 18 лет — у них тоже были отрезаны языки, выколоты глаза и все были изрезаны.
Маленький десятимесячный ребенок был прибит ножом к стене и так умер. Его головка и ручки свисали вниз, а по стене бежала кровь, была уже застывшей. Я до сих пор помню это и никогда не забуду это зрелище.
Других соседей в доме не было, потому что они куда-то уехали, но остались две их дочери. Обе были изуродованы и изрезаны. В третий дом я уже не пошла, страшно плакала и кричала, пока один немец не сказал моему отцу, чтобы он не позволял мне дальше смотреть на это. Однако то, что я увидела, было ужасно. Я своими глазами видела убитых и изуродованных соседей. Из разговоров отца с немцами я знаю, что украинцы сначала разрезали животы, отрезали языки, а в конце выкалывали глаза, чтобы убитые как можно дольше все видели. Сначала убивали детей, чтобы родители видели это и слышали их крик, а потом то же самое делали и с ними.

— Украинцы нападали в основном ночью, когда люди спали.

— Да, в нашей местности убивали ночью, потому что неподалеку был Повурск, где находилась железнодорожная станция, а также дислоцировались немцы, которых украинцы боялись. Поэтому они не нападали на нас днем. На нашу колонию напали ночью, и почти всю перебили. Они ограбили дома, усадьбы, позабирали скот и подожгли дома, также сожгли стог, в котором мы изначально прятались. Люди пытались спастись и бежать, но всех, кого они поймали, сразу убивали.

— Кто были эти украинцы? Это были жители ближайших сел или совершенно незнакомые люди?

— Это были организованные банды. Так было везде, где только жили поляки, в направлении Вильно, в Луцке, в Ковеле и т. д. Было очень много этих украинских бандитов.

— Что, по вашему мнению, стало главной причиной украинских чисток?

— Думаю, они боялись, что поляки заберут у них землю, потому что они богаты, и все выкупят, а им, как бедным людям, придется у них работать.

— Сколько семей проживало в Луковке?

— В нашей колонии было около 18–20 семей. Были среди них и украинцы. Рядом с нами жили две такие семьи.

— А какие у вас с ними были отношения?

— Вообще это были бедные люди. Исключением был Архип, который был очень богат. Эти бедные работали в польских семьях, так было и у нас. Украинцы, живущие в нашей колонии, имели с поляками хорошие отношения. Это не они грабили, те банды были из других сел, но их было ужасно много.

— Когда-нибудь после войны у вас или ваших родителей была возможность вернуться на Волынь, чтобы посмотреть, что осталось от вашего хозяйства?

— Родители хотели туда поехать, но боялись. Моя старшая дочь Еулалия восемь лет назад тоже хотела поехать в Луковку и Поворск, и у нее даже был полицейский, отправленный из Ковеля для охраны, но я умоляла ее не делать этого. Я так испугалась.

— Что может облегчить вашу боль и страдания?

— Никто и ничто этого не исправит. Это уже останется навсегда. Даже если бы кто-то из украинцев поговорил со мной и попросил прощения, я бы ответила, что не прощу. Я думаю, что каждый из них знал, что делает.

Перевод с польского Сергея Широколюбова

https://www.rubaltic.ru/context/snachala-ubivali-detey-chtoby-roditeli-videli-ikh-smert-i-slyshali-ikh-kriki-volynskaya-reznya-glaza/ – цинк

Дополнение в блоге переводчика:

Перевод по техническим причинам вышел в сильно сокращенном виде. Для понимания того почему немцы помогали этой польской семье. У отца Халины Залевской была маслобойня. И во время немецкой оккупации он на ней давил масло для вермахта. Естественно, что во время войны снабжение продовольствием воюющей армии имеет стратегическое значение. Таким образом становится понятно покровительство немцев этой польской семье. В целом же немцы относились к полякам как к унтерменьшам.

Вот что, например, пишет Витольд Кежун – известный польский экономист, профессор экономических наук о нацистской оккупации:

"Я во время войны не встречал ни одного приличного немца. Наверное, они где-то были, но я их не встречал. Зато я помню потрясающее высокомерие и презрение в повседневных контактах. И непрерывный крик. Они всегда кричали".

Также пара интересных на мой взгляд фрагментов, которые не вошли в перевод:

- Эти травматические переживания продолжают возвращаться к вам.…

- Они все время возвращаются. Я вспоминаю сад, каждый цветок и этих убитых детей. Я до сих пор слышу свой крик. Это образы, которые остались в моей памяти навсегда. Я до сих пор вижу, как лежат убитые соседи и их дети. То, что я видела своими глазами, я никогда не забуду. Я никогда (здесь звучит нецензурное слово) им этого не прощу. Для меня они являются быдлом. Я не доверяю даже молодым украинцам. Я вижу их всех с какими-то инструментами (скорее подразумевается, то, что украинцы в большинстве случаев убивали поляков сельскохозяйственными орудиями и инструментами – вилами, топорами, пилами, молотками и т.д. – прим). Мне это больно, потому что я через многое прошла.

- Неужели всей вашей семье удалось сбежать? Как тогда выглядела ваша жизнь?

- Мы бежали в основном полями, но, когда мы покидали Стенжицу, папа организовал нам поездку на поезде. Там были польские железнодорожники, которые высадили нас позже над такой большой впадиной, в которую мы медленно спустились. Идя по полям, мы иногда находили какую-нибудь картошку и варили ее на огне, воду брали из лесных ручьев, и таким образом нам удалось пережить военный период. В Стенжице в течение какого-то времени отец работал на сахарном заводе, где было очень много русских. Однажды они сильно избили его и бросили в подвал, хотя мама просила их отпустить его. Тогда она пошла с жалобой к русским солдатам из НКВД, которые приказали вытащить его оттуда и отвезти домой. А тех, кто издевался над папой, хотели расстрелять, но мама попросила их не делать этого, потому что те были пьяны. Эти русские были ей очень благодарны за это. Как видно, среди этих солдат были разные люди.(…)

Последний фрагмент интересен следующим:

В Польше сейчас официальный исторический нарратив,что НКВДшники – это палачи польского народа, которые мучили, убивали и массово расстреливали поляков. А тут этот шаблон ломается. Полька бесстрашно пошла искать защиту у "кровавых палачей" из НКВД, которые (снова разрыв шаблона) встали на сторону несправедливо обиженного поляка. И даже были готовы расстрелять своих же русских, которые по пьянке над ним издевались.

https://made-inussr.livejournal.com/504897.html – цинк