Дрянной характер дареного коня

1 августа 1941 года представитель американской администрации по ленд-лизу Джеймс Бирнс принял в своем кабинете посла Советского Союза в США Константина Уманского, начальника военной миссии генерал-лейтенанта Филиппа Голикова и представителя Наркомата авиационной промышленности генерал-майора Александра Репина.

Закрытый кран

Советская военная миссия, возглавляемая генерал-лейтенантом Филиппом Голиковым, прибыла в Вашингтон 26 июля 1941 года. Прошло больше месяца с того дня, когда Германия напала на Советский Союз. Красная армия отступала, на фронте сложилась тяжелейшая ситуация, огромные потери в живой силе и технике требовали срочного пополнения. Надо было как можно скорее добиться от союзников реальной помощи. Но, судя по всему, у американских руководителей на этот счет было тогда иное мнение.

У советских представителей за неделю пребывания в Вашингтоне и хождения по высоким кабинетам порядком наболело. И поэтому без особых дипломатических расшаркиваний Голиков напрямую высказал свою неудовлетворенность тем, что разговоров много, а дело с поставками техники и вооружения не движется. Бирнсу такое прямое и безапелляционное заявление главы советской военной миссии явно не понравилось. Он, видимо, как и многие его коллеги, рассчитывал обойтись сугубо дипломатической беседой.

Представитель по ленд-лизу медленно поднялся с кресла, опираясь костяшками о столешницу. Он обвел напряженным взглядом генералов Голикова и Репина. Его продолговатое лицо, казалось, вытянулось ещё больше, щеки покраснели.

«Вы не ждите, – зло бросил Бирнс, – что вам здесь откроют кран и все хлынет бурной струей». «Какая струя! Пусть хотя бы капало», – резко ответил генерал Репин.

На этом беседа закончилась. «Разошлись плохо. Настроение матерное, злое», – запишет в своем блокноте Филипп Иванович.

Джеймс Бирнс был близок к исполняющему обязанности государственного секретаря Самнеру Уэллесу, считался его правой рукой. После войны Бирнс сам станет госсекретарем. Сейчас для советских представителей он был чрезвычайно важен, поскольку являлся представителем по поставкам. Как казалось советским «миссионерам», он, как никто другой, понимал нужды страны, которая захлебывается в кровопролитных боях против общего врага – фашизма. Оказывается, они горько ошибались.

Впрочем, за неделю, сколько Голиков и Репин находились на американской земле, это была их шестая встреча. Нагляделись всякого. Самнер Уэллес, заменявший болевшего госсекретаря, оказался первым в этой череде встреч и переговоров. Потом генерал Голиков сделает короткую запись в своем блокноте. Она будет состоять всего из пяти слов, но очень точно охарактеризует высокопоставленного чиновника: «Строг. Сух. Формален. Скуп. Скрытен». К этому, собственно, и добавить нечего.

Нельзя сказать, что Уэллес оставил их вовсе без надежды на помощь, но это были совсем иные объемы, нежели надеялись Голиков и Репин. Пока что Советский Союз мог рассчитывать на поставку зенитных орудий, истребителей Р-40Е «Киттихоук», бомбардировщиков «Локхид-Гудзон», а также на 115 тысяч тонн авиационного бензина и две тысячи тонн толуола, необходимого для производства тротила. Исполняющий обязанности государственного секретаря не забыл подчеркнуть, что американцы выделят два танкера для доставки топлива. Что ж, и на том спасибо. Как говорят на Руси, дареному коню в зубы не смотрят. Но тут был совсем иной случай. Впрочем, так думали советские представители. У американцев был свой взгляд на ход начавшейся войны, а значит, и на помощь Советам.

И это в полной мере подтвердил следующий собеседник – начальник штаба армии США генерал Джордж Маршалл. Он оживленно обсуждал с советскими генералами первый месяц войны, интересовался тактикой вермахта, особенно в вопросах применения танковых соединений. Но когда речь заходила о конкретной помощи Красной армии, пыл генерала резко угасал. Чувствовалось по всему, что тема эта как-то не очень заботила начальника штаба. Он жаловался на конгресс, в котором были сильны деструктивные настроения, на то, что промышленность не успела перейти на военные рельсы. Соглашался с мнением собеседников, что советско-германский фронт теперь становится основным и, безусловно, надо наращивать помощь Советскому Союзу. Но при этом от конкретного обсуждения вопросов умело уклонялся, никаких обещаний не давал.

27 июля, на следующий день после прибытия, советские представители провели встречу с помощником государственного секретаря Дином Ачесоном. Ничем особенным помощник не отличался от прежних собеседников. Более того, он признался, что в Госдепартаменте нет даже перечня оборудования, которое планировалось поставить в Советский Союз. Правда, Ачесон все-таки постарался подсластить горькую пилюлю. Он сказал, что власти США дали добро на закупку стальных труб, свинца и молибдена по линии смешанного советско-американского акционерного общества «Амторг», а также на приобретение оборудования для трех крекинговых, автошинного заводов и предприятия для производства высокооктанового бензина.

Генералы Голиков и Репин прекрасно помнили, что советское правительство обращалось к руководству США с просьбой о продаже столь необходимого в военных условиях прокатного стана для производства алюминия. Однако Ачесон только развел руками, давая понять, что он все сказал.

Филипп Иванович и Александр Константинович покидали кабинет помощника госсекретаря в весьма расстроенных чувствах. Нельзя сказать, что хождение по высоким кабинетам совсем уж не принесло никаких результатов. Все-таки удалось добиться разрешения и разместить заказы на сумму 70 миллионов долларов. Но дело было не только в этом. Обескураживал сам настрой высоких американских чиновников. Явно чувствовалось, что не верили они в победу Советского Союза над фашистской Германией.

Позже советские генералы узнают, что как раз в тот период, когда они находились в Вашингтоне, министр военно-морского флота США Франклин Нокс заключил со своим коллегой министром финансов Генри Моргентау пари. Нокс настаивал на том, что к сентябрю 1941 года немцы возьмут Москву, Ленинград и Киев. И такие настроения в США были весьма популярны. Безусловно, накладывались на эти отношения и неприязнь к большевикам, к Советскому Союзу.

Козыри генерала Голикова

Было и ещё одно обстоятельство, которое явно мешало успеху переговоров с американцами. И оно, признаться, оказалось для советских представителей в новинку. Дело в том, что англичане, находившиеся в США, весьма болезненно восприняли прибытие миссии генерала Голикова в Вашингтон. Хотя перед приездом в США Филипп Иванович со своей миссией побывал в Лондоне. И первые контакты союзников состоялись на британской земле.

Решением Государственного Комитета Обороны СССР от 5 июля 1941 года Голиков был командирован в Англию для налаживания союзнических контактов. Вместе с послом в Великобритании Иваном Майским, своими заместителями контр-адмиралом Николаем Харламовым и полковником Григорием Пугачевым, членами миссии полковниками Иваном Скляровым, Василием Драгуном, майорами Борисом Швецовым и Александром Сизовым, секретарем миссии военным инженером 2-го ранга Петром Барановым они должны были провести переговоры об организации поставок в нашу страну техники, вооружения и военных материалов, а также поставить вопрос об открытии второго фронта.

В Лондоне у Голикова и Майского состоялись переговоры с министром иностранных дел Энтони Иденом, военным министром Г. Моргенсоном, начальником Имперского генерального штаба генералом Дж. Диллом, начальником Главного штаба ВВС вице-маршалом авиации Ч. Порталом и первым морским лордом – начальником Главного морского штаба адмиралом Д. Паундом.

Хозяева вели себя по отношению к советским гостям по-разному: Иден встретил представителей СССР тепло и радушно, Моргенсон, наоборот, был высокомерен и подчеркнуто сдержан, не подал руки, не предложил сесть. Слушал русских отстраненно и рассеянно, а потом и вовсе дал понять, что не видит смысла в англо-советском сотрудничестве.

Впрочем, Моргенсон хоть и возглавлял военное ведомство, но был человеком сугубо штатским, а непосредственно оборонными делами руководили начальники штабов – Генерального, Главного штаба ВВС и Главного морского штаба. И потому Голиков и члены его миссии надеялись, что уж военные профессионалы – генералы и адмиралы должны понять друг друга и поддержать своих коллег-союзников. Тем более что англичане уже хватили военного лиха – они воевали с фашистами не первый месяц.

Но не тут-то было. «Мы явились к ним с намерением прямо и искренне обсудить наши вопросы, – напишет позже генерал Голиков. – Однако конструктивного разговора не получилось. Сказать, что поведение наших партнеров на протяжении всей беседы было подчеркнуто формальным, – значит сказать очень мало. Дело обстояло значительно хуже: чувствовалось полнейшее отсутствие у них всякого желания пойти навстречу нашим предложениям».

Казалось, день прошел впустую. В сухом остатке, как говорят, одни разговоры. Однако вечером состоялась ещё одна встреча, которая и вселила надежду. Голиков и его коллеги вели переговоры с заместителями начальников штабов – Имперского генерального штаба генерал-лейтенантом Г. Паунеллом, Главного штаба ВВС вице-маршалом авиации Н. Боттемли и Главного морского штаба вице-адмиралом Т. Филиппсом. И вот тут наконец удалось добиться от союзников хоть какой-то конкретики. Глава миссии и его помощники обсудили участие в боевых действиях в Арктике английских кораблей, заручились поддержкой британцев в вопросе эвакуации со Шпицбергена советских горняков. Хотя предложение о высадке англичан на норвежский архипелаг Шпицберген и остров Медвежий для предотвращения их захвата немцами поддержано не было.

Здесь Филипп Иванович, в прошлом строевой командир, потом начальник Разведуправления, выступил как истинный дипломат. Он приберег для решающего раунда переговоров самые привлекательные предложения советской стороны. Дабы заинтересовать британцев и добиться от них ответных действий, Голиков выложил на стол свои козыри: Советский Союз готов предоставить дальним бомбардировщикам королевских ВВС возможность использовать советские аэродромы для воздушных ударов по фашистской Германии, начать совместный обмен разведданными об авиации противника, а также продемонстрировать англичанам нашу авиационную технику. В случае проведения совместной операции в Арктике советская сторона готова обеспечить британские войска и силы флота горюче-смазочными материалами в достаточном количестве.

В конце беседы глава советской военной миссии генерал Голиков передал англичанам заявку на вооружение, технику и важнейшие стратегические материалы.

На следующий день Голиков и Майский встречались с морским министром Альбертом Александером и министром авиации Арчибальдом Синклером.

11 июля прошла ещё одна встреча с Александером. Филиппу Ивановичу и его коллегам, можно сказать, повезло. Позже заместитель начальника миссии адмирал Николай Харламов в своей книге «Трудная миссия» вспомнит добрым словом морского министра Британии и напишет: «Из всех деятелей тогдашнего английского правительства Александер, быть может, наиболее честно относился к союзническим обязательствам». И действительно, в ходе повторной встречи с министром удалось договориться об организации совместной операции в Арктике. Руководители королевского флота сообщили о выделении боевых кораблей для её проведения.

Более того, к радости советских посланников, им был представлен руководитель будущей совместной операции с английской стороны, коим оказался известный в Англии контр-адмирал Ф. Вайан. Это он командовал дивизионом эсминцев, потопивших в мае 1941 года хваленый фашистский линкор «Бисмарк», который гитлеровские газеты именовали не иначе как «грозой морей». Теперь Вайан должен был вылететь в Советский Союз, чтобы побывать в штабе Северного флота и заняться с нашими моряками координацией совместных действий. Такой поворот событий не мог не радовать советских представителей. И пусть это были первые робкие шаги в деле сотрудничества СССР и Англии, но генерал Голиков покидал Лондон с верой в то, что британцы будут честно исполнять свой союзнический долг.

Бюрократия по-американски

Но все обернулось иначе. И теперь у них взыграло чувство ревности: авось случится так, что США повернутся в сторону Советского Союза, предоставят военную помощь и это скажется не лучшим образом на американском ленд-лизе в Британию. Им, собственно, ни холодно ни жарко, что СССР захлебывается в крови, несет на себе основную нагрузку по борьбе с фашизмом. Своя рубашка ближе к телу.

В конце концов боевые действия на советско-германском фронте ясно показали: Гитлер не станет добивать Англию, у него теперь много забот на Востоке. Это, безусловно, вселило большие надежды в сердца британцев. Угроза гитлеровского вторжения на острова значительно уменьшилась. Правда, были опасения, что Германия так же быстро расправится с Советским Союзом, как она расправилась, к примеру, с Польшей, Францией, другими странами Европы. И тогда вновь придется оказаться с Гитлером лицом к лицу. Потому англичане вели себя так: и Гитлера хотели победить, и американцев притормозить, чтобы не передали лишку новым союзникам.

Впрочем, они зря беспокоились. Американцы и сами не спешили. Более того, в Вашингтоне находилось достаточно провокаторов, которые всячески пытались вставить палки в колеса зарождающегося советско-американского военного сотрудничества. В тот день, когда советская делегация проводила встречу с помощником государственного секретаря Дином Ачесоном, неожиданно, без предварительной договоренности, к генералу Голикову явился полковник Ф. Файмонвилл. До войны он был военным атташе США в Москве. Оказывается, полковник прибыл по личному поручению президента Соединенных Штатов, чтобы узнать, действительно ли во Владивостоке образовалась транспортная пробка, препятствующая доставке военных грузов. Понятно, что это была чистой воды ложь. Но кто-то, выражаясь современным языком, сделал этот вброс и довел информацию до самого Рузвельта.

Надежда оставалась на встречу с президентом США, которая была намечена на 31 июля. Вот как эту встречу описывает профессор Ю. Рубцов в книге «Генеральская правда».

«31 июля Голиков, Уманский и Репин были приняты президентом США. Рузвельт держался непринужденно, благожелательно, в обращении оказался проще своих министров, с которыми ранее встречались члены миссии. Хотя адъютант президента заранее предупредил гостей, что на визит отведено 15 минут, Рузвельт не проявил никакой спешки, и беседа шла столько, сколько потребовалось.

По собственному признанию Голикова, он и его товарищи не стали миндальничать и жестко заговорили о неудовлетворительном ходе работы их миссии, низкой результативности контактов с американскими официальными лицами, об их попытках переложить друг на друга вину за нераспорядительность. Посланцы Москвы прямо просили президента лично вмешаться, дать конкретные указания по выполнению военной заявки СССР, учитывая остроту противоборства, развернувшегося в огромной полосе советско-германского фронта.

Рузвельт, со своей стороны, отметил важную роль, которую играет Красная армия, сражаясь с нацистами, и признал, что ему самому надоели бесконечные словопрения, которыми подменяются меры по организации помощи союзнику. Но сам пока мог дать лишь одну конкретную информацию – о 200 самолетах Р-40Е «Киттихоук» из той большой партии, которую США начали переправлять в Великобританию. Англичане согласились переуступить их Советскому Союзу. Но не все было так просто: примерно 150 боевых машин уже находились на Британских островах, остальные были ещё в США. На многих из них отсутствовало вооружение, они не были обеспечены боеприпасами, недостаток в которых американская армия испытывала сама. Тем не менее Рузвельт пообещал ускорить решение о предоставлении Советскому Союзу уже вооруженных и снаряженных самолетов.

Стремясь покончить с волокитой, президент не погнушался лично, с карандашом в руках, рассмотреть вместе с членами советской миссии их последнюю заявку. Довольно обстоятельно обсудили возможные маршруты и способы транспортировки самолетов из США непосредственно на советский Дальний Восток.

Вмешательство Рузвельта, как ожидали Голиков и его коллеги, должно было придать необходимый импульс усилиям госаппарата. Бюрократия, однако, была весьма сильна».

Думается, автор книги совершенно прав, говоря о силе бюрократии. И Голиков это почувствовал уже через несколько часов, покинув кабинет Рузвельта. У него на пороге вновь появился беспокойный полковник Файмонвилл и ничтоже сумняшеся заявил, что цифры выделяемых для СССР самолетов «нереальны» и вообще следует умерить «излишний оптимизм», поскольку «в Белом доме придерживаются другой линии». Ну что тут скажешь? На Руси издавна бытует народная мудрость: «Жалует царь, да не жалует псарь».

Не лучше, чем с Бирнсом, прошла встреча посла Уманского и генерала Голикова с долгожданным специальным представителем президента США и его личным другом Гарри Гопкинсом. Пообщаться удалось только 20 августа, после возвращения Гопкинса из Москвы.

Беседа шла спокойно, пока посол не сказал, что советская сторона настаивает на полной ясности в вопросе поставок. Друг Рузвельта, как ужаленный, подскочил с места и нервно заявил, что не терпит слова «настаивать» и потому отказывается вести беседу. Эти подскоки и столь нервная реакция со стороны личного представителя президента на вполне справедливое замечание советского посла произвели на членов советской военной миссии тяжелое впечатление.

«Сегодня обрел «счастье» наконец-то улицезреть и познакомиться с «самим» мистером Гопкинсом, – написал в своей записной книжке Филипп Иванович. – Сколько о нем мне говорили до того хорошего! Сколько на него возлагалось надежд! И вот сегодня он действительно явился и показал всем своим нутром распоясавшегося фарисея, предельно зазнавшегося и зарвавшегося прихвостня большого человека, возомнившего себя не глупее и не меньше своего патрона; решившего, что мы, люди Советского государства, должны перед ним держаться и чувствовать себя просителями: молча, терпеливо ждать и быть довольными крохами с барского стола».

Возможно, и не совсем дипломатично, зато открыто, искренне и правдиво. Вот так встречали своих союзников американцы.

Действительно, и англичане, и американцы особенно поначалу всячески пытались выставить нас в роли незавидных просителей. Только мы не были согласны на эту роль. Позже это поймут союзники. И надо отдать им должное, помощь по ленд-лизу все-таки придет в нашу страну. Она будет практически единственной формой содействия США и Англии военным усилиям Советского Союза в борьбе с фашистской Германией вплоть до высадки англо-американских войск в Нормандии летом 1944 года.