“О черноморских проливах”
https://politconservatism.ru/wp-content/uploads/2018/11/Bezymyannyjy.jpg
Публичная лекция 1946-го года посвященная отношениям Российской Империи и Турции, а также вопросу Черноморских проливов.
"О черноморских проливах"
<…>
Присоединение к России Северного Причерноморья
Новый период в истории черноморской проблемы и связанного с нею вопроса о судоходстве через проливы наступил со второй половины XVIII века. Начатая Турцией война с Россией (1768—1774 годы) вскоре наглядно показала военное могущество России и слабость Турции. Уже в 1770 г. русская армия одержала крупные победы при Рябой Могиле, Ларге и Кагуле. Одновременно русский флот блестяще провёл экспедицию в Эгейском море, завершившуюся уничтожением турецкого флота в Чесменской бухте. В связи с этими успехами Екатерина II в рескрипте А. Г. Орлову от 22 марта 1771 года следующим образом определяла основные условия будущего мира: 1) уменьшение у Турции «способностей к атакованию России»; 2) «освобождение от порабощения торговли» и установление «беспрепятственной связи» между двумя государствами и 3) получение справедливого удовлетворения за убытки, понесённые во время войны. В конкретном применении эти требования означали: восстановление в отношении Азова условий мирного трактата 1700 года, присоединение Большой и Малой Кабарды к России, установление независимости «татарского народа» (Крымского ханства), возвращение «грузинским владетелям собственных их земель и городов, кои ныне оружием нашим от несправедливого похищения возвращены», открытие Чёрного моря и проливов для русских торговых кораблей.
Несмотря на то, что в Западной Европе многие политические деятели прекрасно понимали, насколько необходимо для России возвратить себе северный берег Чёрного моря и добиться свободного пользования южными морскими путями, именно эти требования России вызвали у иностранных дипломатов самое сильное беспокойство. Узнав о русских предположениях относительно будущего мира с Турцией, английский министр иностранных дел Рочфорд писал послу Англии в Петербурге лорду Каткарту: «Не могу не высказать вам, что мысль, которой держатся в С.-Петербурге относительно открытия торговли на Чёрном море для всех народов, может вызвать сильные возражения… Ближайшие виды России при этом проекте, очевидно, состоят в том, чтобы проложить себе кратчайший путь в Средиземном море, что в случае согласия Порты, являющегося впрочем весьма сомнительным, неизбежно возбудило бы зависть тех народов, в чьих руках до тех пор находилась торговля в этом море, и по всей вероятности могло бы внушить опасения за их владения, расположенные в тех краях, на будущее время».
Рочфорд правильно определил отношение главных европейских государств к поднятым Россией вопросам о черноморском судоходстве и об открытии проливов. Какие бы взаимоотношения ни существовали тогда между Россией и той или другой европейской державой, никто из них, даже союзники России, не желали благоприятного для России разрешения этого вопроса. Франция опасалась появления русских кораблей на путях левантийской торговли. Англия в пику Франции сначала охотно помогала России, но тотчас изменила своё отношение, когда убедилась, что русские собираются извлечь пользу для себя из плодов собственных побед. Австрия ожидала, что в войне будут ослаблены оба противника — и Турция, и Россия — и тогда она сможет выступить с собственными требованиями. Позиция Пруссии охарактеризована Фридрихом II в его «Мемуарах»: «Пруссия не забыла ещё ударов, которые Россия нанесла ей в последнюю войну; вовсе не было в интересах короля самому содействовать усилению государства, столь страшного и опасного. Предстояло на выбор — или остановить Россию на пути её громадных завоеваний или, что было всего благоразумнее, попробовать ловкостью извлечь из её успехов пользу для себя. Король ничем не пренебрёг в этом отношении…» В письме к брату Фридрих писал, что, когда он узнал о русских требованиях, у него «волосы стали дыбом».
Вполне понятно, что при таких условиях единственно правильным решением, которое и приняла Екатерина, было решение во что бы то ни стало добиваться заключения мира с Турцией без посредников. Но Турция всё ещё надеялась на военную помощь со стороны Австрии, которая подписала с ней в 1771 году тайную союзную конвенцию, а также ожидала нападения Швеции на Россию. Поэтому, подстрекаемая широкими обещаниями французской дипломатии, она, несмотря на военные поражения, не шла ни на какие уступки в отношении будущих условий мира.
Екатерина II выдвигала перед Турцией минимальные требования. В записке к своему представителю Обрескову, отправлявшемуся в 1773 году на конференцию в Бухарест, она выразила их в следующей форме: «Если при мирном договоре не будет одержана независимость татар, не кораблестроение на Чёрном море, не крепости в заливе из Азовского в Чёрное море, то за верно сказать можно, что со всеми победами мы над турками не выграли не гроша, и я первая скажу, что таковой мир будет столь же стыдный, как Прутской и Белградской в рассуждении обстоятельства».
Турки упорствовали. В переговорах с Обресковым они решительно возражали против предоставления России права торгового мореплавания в Чёрном море и свободного прохождения судов через проливы. По поводу же русского требования о передаче России Еникале они заявили, что эта крепость является «ключом к Константинополю». «Если Порта почитает Еникале ключом Константинополя, — возражал Обресков, — то Россия почитает оную равномерно ключом собственной безопасности, ключом вольности татар и ключом мореплавания».
Убедившись в невозможности придти к соглашению путём переговоров, Екатерина II предписала Румянцеву «вынудить у неприятеля силою оружия то, чего доселе не могли переговорами достигнуть». В январе 1774 года Румянцеву было приказано приготовиться к переходу через Дунай. Новые победы русской армии в пять дней привели к заключению мира, причём на условиях более выгодных, чем те, на которые соглашалось русское правительство на конференции в Бухаресте. В лагере близ деревни Кучюк-Кайнарджи Румянцев в июле 1774 года подписал мирный трактат. «Что касается до обряда, коим было трактовано сие дело, — писал Румянцев, — без всяких обрядов министериальных, а единственно скорою ухваткою военною, соответствуя положению оружия с одной стороны превозмогающего, а с другой — до крайности утеснённого».
По Кучюк-Кайнарджийскому миру Турция признала независимость Крыма, уступала России Керчь и Еникале, Кинбурн в устье Днепра и территорию между Днепром и Бугом. За Россией и Турцией утвердилось равное «вольное и беспрепятственное плавание купеческим кораблям» «во всех морях, их земли омывающих»; был разрешён проход русских коммерческих судов через проливы.
Таким образом, несмотря на сильнейшее сопротивление со стороны Австрии и западноевропейских морских держав, Россия добилась признания своих законных прав на черноморские порты и на проход русских торговых судов через проливы.
В 1783 году Крым был присоединён к России. В том же году в Крыму был заложен порт и город, названный Севастополь (в переводе: «Знаменитый город»). Постройка военного флота на верфях в Херсоне производилась с такой быстротой, что уже в 1787 году, во время посещения Екатериной II Крыма, иностранцы были поражены видом сильной русской эскадры, стоявшей на Севастопольском рейде.
Вторая русско-турецкая война (1787—1791 годы), начавшаяся неожиданным нападением турок на крепость Кинбурн, привела Турцию к новому тяжёлому военному поражению. В то время как русская армия под предводительством Суворова одержала над турками ряд блестящих побед, открывших ей путь за Дунай, молодой русский черноморский флот во главе с адмиралом Ушаковым в четырёх сражениях завоевал полное господство на море. В результате этой войны Порта ещё раз могла убедиться, в какое тяжёлое положение ставили её западные державы, превращавшие Турцию в орудие своей политики, направленной против России. Опыт русско-турецких войн XVIII века должен был раскрыть Турции несостоятельность её планов сохранения захваченных ею в прошлые века земель Северного Причерноморья. Попытки Турции удержать эти земли, игравшие роль барьера, отделявшего Россию от морского побережья, и попрежнему распоряжаться в Чёрном море, как в своём внутреннем «озере», приводили к тяжёлым для неё потерям.
Оборонительные союзы между Россией и Турцией в 1799 и 1805 годах
Через 10 лет после окончания второй русско-турецкой войны события убедили Турцию в том, что опасность угрожает ей не с севера, не со стороны России, а с юга, и что соглашение между Турцией и Россией является лучшим средством для защиты интересов обоих государств и их безопасности. Толчком к русско-турецкому сближению послужила агрессивная политика Франции в восточной части Средиземноморского бассейна. Французские войска под командованием Наполеона Бонапарта, захватив Северную Италию, заняли Ионические острова, ряд крепостей на Албанском побережье и, наконец, летом 1798 года вторглись в провинцию Оттоманской империи — Египет. Турецкое правительство, в поисках поддержки против французской агрессии, обратилось прежде всего к России.
Россия тоже не могла спокойно относиться к хозяйничанию наполеоновских солдат в восточной части Средиземного моря, так как опасалась появления французского флота в Чёрном море, понимая, что одна Турция не в состоянии гарантировать безопасность проливов. Поэтому, узнав о захвате Наполеоном Мальты, русское правительство предложило Турции военную помощь.
<…>
В результате последовавших переговоров 3 января 1799 года (23 декабря 1798 года), между Турцией и Россией был заключён договор о взаимопомощи сроком на 8 лет, состоявший из двух основных частей: гласной части и «артикулов сепаратных и секретных». В гласных статьях договора Россия и Турция гарантировали друг другу целостность своих владений (ст. 3) и обязывались оказывать стороне, подвергшейся вражескому нападению, помощь сухопутными и морскими силами или в денежной форме (ст. 5). В секретных статьях был указан противник, против которого договор об оборонительном союзе вступал в действие, т. е. Франция. Ввиду того что французское правительство устремилось «вооружённою рукою и в земли, Блистательной Порте оттоманской принадлежащие», русский император решил оказать султану помощь с целью восстановления спокойствия и «усрамления пагубных намерений французских». Порта же обязывалась пропустить русский флот через проливы из Чёрного моря в Средиземное и обратно. Для военных судов других держав Чёрное море объявлялось закрытым.
<…>
23 (11) сентября 1805 года между Турцией и Россией был заключён новый союзный договор сроком на 9 лет, который ещё раз подтвердил обязательства о совместной защите проливов, взятые на себя Россией и Турцией. «Обе Высокие Договаривающиеся Стороны, — гласит договор, — соглашаются считать Чёрное море закрытое море и не допускать появления никакого военного или вооружённого судна какой бы то ни было державы. В случае же, если бы какая-либо из них пыталась явиться туда вооружённой, та обе Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются считать попытку за казус федерис (т. е. повод к оказанию союзной помощи) и препятствовать ей всеми своими морскими силами, признавая в том единственное средство для обеспечения своей взаимной безопасности. При этом разумеется, что свободный проход через Константинопольский канал не перестанет быть открытым для военных судов и транспортов е. в. Императора Всероссийского, которым Блистательная Порта, насколько будет от неё зависеть, во всяком случае окажет всякую помощь и предоставит всякое облегчение».
Следовательно, союзный договор 1805 года, не нарушая суверенитета Турции, предусматривал совместную оборону проливов, в которой были заинтересованы оба государства. Однако турецкое правительство уже через несколько месяцев после подписания договора грубо нарушило принятые обязательства. Поводом к этому послужила неудачная для России кампания 1805 года, завершившаяся тяжёлым поражением русско-австрийской армии в бою под Аустерлицем. Наполеону, стремившемуся связать руки России на юге, удалось убедить турецкое правительство в том, что после поражения под Аустерлицем военное могущество России окончательно подорвано и что впредь она уже не в состоянии будет защитить свои черноморские владения. Тогда султан Селим III под влиянием военных успехов Наполеона решил, что настал благоприятный момент для того, чтобы снова отнять у России южные земли, и, рассчитывая на помощь Франции, подчинил политику своей страны требованиям французской дипломатии. Это и привело к разрыву русско-турецких отношений и к новой войне.
Турции пришлось дорого заплатить за забвение исторического опыта. Война 1806—1812 годов закончилась тяжёлым военным поражением Турции, несмотря на то что главные силы русской армии были в то время отвлечены на Запад. В июне 1811 года турецкая армия, в четыре раза превосходившая по численности русскую дунайскую армию, была разбита Кутузовым, а попытка великого визиря возобновить наступление окончилась для него ещё более тяжёлым поражением. В ноябре 1811 года окружённые Кутузовым остатки турецкой армии сдались в плен. Несмотря на то, что Наполеон, готовясь начать поход на Россию, использовал все дипломатические уловки для того, чтобы удержать Турцию от заключения мира с русскими, Кутузов, являвшийся не только гениальным полководцем, но и выдающимся дипломатом, сумел завершить дипломатические переговоры подписанием с турками (Бухарест, 28 (16) мая 1812 года) мирного договора на предложенных им условиях. По этому договору русско-турецкая граница переносилась с берегов Днестра на берега Прута и Дуная. Освобождённая русскими войсками Бессарабия была включена в состав Российской империи. Вместе с тем, подтвердив все предыдущие трактаты между Россией и Турцией, Бухарестский мир снова подтвердил право России на свободное плавание её торговых судов по Чёрному морю и на их проход через проливы.
<…>
Отход Турции от оборонительного союза с Россией
Именно это обстоятельство вызвало решительное противодействие со стороны Франции и особенно Англии. Использовав возникший в 1839 году новый конфликт между Мехмедом Али и султаном, английская дипломатия добилась замены Ункиар-Искелесского договора многосторонней международной конвенцией, фактически отдававшей Турцию под опеку европейских держав.
Эта конвенция о проливах была подписана в Лондоне в 1841 году представителями пяти великих держав. Первая статья конвенции изложена следующим образом: «Его величество султан, с одной стороны, объявляет, что он имеет твёрдое намерение на будущее время соблюдать начало, непреложно установленное, как древнее правило его империи, в силу коего всегда было воспрещено военным судам иностранных держав входить в проливы Дарданелл и Босфора, и, пока Порта находится в мире, его султанское величество не допустит ни одного иностранного судна в сказанные проливы. И их величества… с другой стороны, обещают уважать это решение султана и сообразоваться с вышеизложенным началом».
Конвенция 1841 года лишала Россию принадлежавшего ей по договору 1833 года права совместной с Турцией защиты берегов Босфора. Вместе с тем, в случае вступления Турции в войну, конвенция не давала России никакой гарантии безопасности.
Результатом этого явилось участие Турции совместно с Англией, Францией и Сардинией в коалиционной Крымской войне против России (1853—1856 годы).
Крымская война ещё раз подтвердила огромное значение проливов для обороны русского побережья. Открыв проливы противникам России, турецкое правительство дало возможность паровому англо-французскому флоту, обладавшему огромным численным перевесом и военно-техническими преимуществами над русским парусным флотом, войти в Чёрное море и произвести десант в Крыму.
Одной из основных целей войны для союзников являлся пересмотр конвенции о проливах 1841 года, который должен был ещё больше стеснить интересы России и лишить её средств защиты длинной береговой линии. Эти требования, составлявшие, один из выдвинутых союзниками «четырёх пунктов», были сообщены Горчакову в Вене в августе 1854 года, когда англо-франко-турецкие войска ещё не подошли к Севастополю. Позже, на конференции послов, происходившей в Вене в декабре 1854 года — апреле 1855 года, в самый разгар осады Севастополя, эти требования были сформулированы в ещё более категорической и неприемлемой для России форме. Английский и французский послы заявили, что работа конференции должна «положить конец преобладанию» России на Чёрном море. Горчаков решительно отказался согласиться с этой декларацией, нарушающей суверенитет России. В это время стало уже ясно, что союзники будут добиваться запрещения России держать на Чёрном море военный флот. Переговоры были прерваны.
Но отсталая, крепостническая Россия Николая I не в состоянии была вести долголетнюю войну с коалицией передовых западноевропейских держав. 2 декабря 1854 года к оборонительно-наступательному союзу присоединилась Австрия. Ожидалось выступление всех германских государств во главе с Австрией и Пруссией. 28 августа 1855 года русская армия оставила развалины Севастополя. После этого правительство Александра II вынуждено было согласиться на ведение в Париже мирных переговоров на основе предъявленных России предварительных условий, в которые входила и «нейтрализация» Чёрного моря.
Согласно ст. 11 Парижского трактата, подписанного 30 (18) марта 1856 года, Чёрное море объявлялось «нейтральным» и открытым для торгового мореплавания всех народов. Вход в его порты и воды военным судам как прибрежных, так и всех прочих держав запрещался «формально и навсегда». По ст. 13 на берегах Чёрного моря запрещалось содержать военно-морские арсеналы, как «неимеющие уже цели».
К трактату была приложена конвенция, касающаяся режима проливов Дарданелл и Босфора, которая в основном повторяла конвенцию 1841 года. Другая приложенная к мирному трактату конвенция устанавливала число и тоннаж военных судов, которые могли иметь Турция и Россия: по 6 паровых судов вместимостью не свыше 800 т каждое и по 4 лёгких паровых или парусных судна, не свыше 200 т каждое.
Таким образом, в «Конвенцию о проливах» 1856 года были включены условия, наносившие ущерб интересам России и находившиеся в противоречии с основным текстом Парижского трактата. Как было указано, по ст. 11 мирного договора, проход через проливы запрещался «формально и навсегда» для военных судов всех стран; между тем, согласно ст. 1 конвенции, это запрещение касалось только мирного времени, когда Турция не находилась в состоянии войны с какой-либо державой. Это давало возможность западным державам, превратившим Турцию в орудие своей политики, оказать на Порту, в случае конфликта с Россией, нужное давление и, пользуясь правом входа военного флота в Чёрное море, напасть на незащищённое русское побережье. Вскоре после подписания Парижского мира Австрия, Франция и Англия заключили между собой дополнительно соглашение, по которому вооружённые силы союзников обязывались охранять кабальные для России условия мирного трактата от какого-либо нарушения и изменения.
Производившиеся в течение 60-х годов неоднократные попытки русского правительства добиться пересмотра тяжёлых условий мира 1856 года неизменно встречали сильнейшее сопротивление со стороны английского кабинета. Когда русский посол в Лондоне в разговоре с английским министром иностранных дел лордом Росселем затронул вопрос об отмене статей Парижского трактата, касающихся Чёрного моря, Россель ответил ему категорическим отказом, ссылаясь на то, что «никакой кабинет не решился бы сделать такое предложение, разве он мог бы оправдать такое действие какою-либо выгодною сделкою, вполне соответствующею уступке».
Только в начале 70-х годов благоприятная политическая обстановка, сложившаяся в связи с франко-прусской войной, позволила русской дипломатии успешно разрешить вопрос об отмене ограничительных статей Парижского договора. 31 (19) октября 1870 года руководитель русской внешней политики Горчаков отправил державам, подписавшим Парижский договор, циркулярную депешу, в которой объявлял, что Россия не считает себя больше связанной обязательствами, ограничивавшими её суверенные права на Чёрном море. В депеше указывалось, что, как показал пятнадцатилетний опыт, установленная этим договором и приложенной к нему конвенцией «нейтрализация» Чёрного моря не только не обеспечивает мир, но создаёт величайшую опасность для России. Турция сохраняла право содержать в Архипелаге и в проливах военные суда в неограниченных размерах, Англия и Франция имели право сосредоточивать свои эскадры в Средиземном море. Появление броненосных судов, непредвиденных договором 1856 года, в значительной степени увеличило неравенство в морских силах обеих сторон. Турция и великие державы сами неоднократно нарушали условия договора, в силу чего он и потерял своё прежнее значение. В своей циркулярной депеше Горчаков ничего не сообщал о пересмотре режима проливов, но твёрдо заявлял, что Россия не намерена больше ограничивать свои морские вооружения на Чёрном море.
<…>
Действительно, уже в предварительных переговорах между участниками будущей конференции все державы пришли к соглашению не подвергать обсуждению принятое Россией решение об отмене ограничительных постановлений Парижского трактата, а лишь разработать порядок изменения международных договоров на будущее время. Тем не менее на Лондонской конференции, происходившей с 17 (5) января по 14 (2) марта 1871 года, представители Англии и Австрии усиленно добивались установления такого режима проливов, который оставил бы их закрытыми для русского флота, но давал бы возможность пользоваться ими военным судам нечерноморских держав. С этой целью австрийский и английский представители предложили включить в статью о проливах, которая должна была заменить соответствующие статьи Парижского договора, оговорку о том, что султан имеет право открывать проливы Босфор и Дарданеллы «в виде временной исключительной меры, в единственном случае, когда безопасность его империи заставила бы его признать необходимым присутствие военных судов держав неприбрежных».
<…>
В окончательном виде статья была изложена следующим образом: «Начало закрытия проливов Дарданелльского и Босфорского в том виде, в каком оно было установлено особою конвенциею 30 марта 1856 года, остаётся в силе, с предоставлением султану возможности открывать сказанные проливы в мирное время военным судам дружественных и союзных держав, в случае, когда Высокая Порта признает это необходимым для обеспечения постановлений Парижского договора 30 марта 1856 года».
14 (2) марта 1871 года Лондонская конференция закрылась.
Несмотря на не вполне удовлетворительный для России режим проливов, установленный новой конвенцией, следует признать, что отмена ограничительных статей Парижского трактата, которые Горчаков называл «скорбной страницей русской истории», являлась крупной победой русской дипломатии. С этого момента начал возрождаться черноморский флот, история которого связана с именами выдающихся флотоводцев Ушакова, Лазарева, Истомина, Нахимова, Корнилова. Но создание сильного черноморского флота, способного защитить черноморское побережье России от морского нападения, при экономической и технической отсталости России было делом весьма продолжительного времени. Поэтому западные державы, продолжавшие ревниво относиться к каждому политическому успеху России, стремились сохранить действующий режим проливов, который запрещал проход русских военных кораблей через проливы, не гарантируя Россию от появления иностранного флота на Чёрном море.
Это стремление западных держав с полной ясностью подтвердилось в ходе русско-турецкой войны 1877—1878 годов. В Англии очень опасались, что в результате военных успехов Россия потребует открытия проливов, и уже через три недели после начала войны, б мая 1877 года, английский министр иностранных дел лорд Дерби обратился к русскому правительству с нотой, в которой заявлял, что «освящённый санкциею Европы порядок судоходства через Босфор и Дарданеллы кажется правительству королевы здравым и полезным, и по его мнению существовали бы важные препятствия к изменению его в существенной его части».
Со своей стороны Горчаков в секретной инструкции русскому послу в Лондоне следующим образом изложил свою точку зрения на вопрос о проливах: «Политическое положение проливов требует его пересмотра в духе справедливости. Соглашение, по которому Чёрное море, закрытое во время мира, открывается в случае войны, всем флотам, враждебным России, было придумано из чувства недоверия и вражды. Россия, хотя замкнутая в Чёрном море, не пользуется никаким обеспечением безопасности, тогда как это море, принадлежа только двум береговым владельцам, по справедливости, должно быть равным образом открыто им обоим. В интересах мира и равновесия желательно было бы разрешить эти вопросы по общему соглашению таким образом, чтобы оградить Чёрное море от последствий ненормального и исключительного положения проливов». Когда русские войска перешли Дунай, английские военные суда начали сосредоточиваться в Безикском заливе, а на острове Мальте англичане стали готовить десантный корпус. Английский посол в Берлине Одо Россель откровенно заявил русскому послу, что «английское общественное мнение» не может примириться с мыслью, что русские военные суда при открытии проливов получат доступ к Средиземному морю.
<…>
Опыт убедил русское правительство, что доведение черноморского флота до размеров, при которых он мог бы успешно защищать морские границы России, невозможно при использовании только местных средств, во всяком случае это потребовало бы очень продолжительного времени. Поэтому предполагалось, что в дальнейшем черноморский флот будет пополняться новыми кораблями, построенными на балтийских верфях или купленными за границей. Такую возможность и предусматривал проект постановления о праве одиночного прохождения через проливы русских военных кораблей. Это была оборонительная мера, а отнюдь не проявление тенденции к морскому соперничеству с Англией в Средиземном море.
Но и эти скромные требования России, предъявленные в результате победоносной войны, стоившей больших жертв, вызвали резко отрицательное отношение со стороны Англии. Причина такого отношения Англии к русским требованиям в вопросе о проливах заключалась в особенности английской внешней политики на Востоке, устойчиво державшейся почти на всём протяжении XVIII—XIX веков. Одним из средств укрепления своего влияния в восточных странах английские политики считали разжигание вражды между Турцией и Россией. Однако у них не было уверенности, что такая политика и впредь будет приводить к успеху. В прошлом были примеры, когда между Россией и Турцией заключались союзные договоры (1799, 1805 и 1833 годы). Если бы такой договор был вновь заключён, — а подобная возможность была реальной, так как соответствовала интересам и России, и Турции, то традиционная политика Англии, направленная на обострение русско-турецких отношений, потерпела бы поражение. Вот почему Англия, а вслед за ней и Австрия прилагали все усилия к тому, чтобы не допустить непосредственных мирных переговоров между Россией и Турцией. Когда же Россия и Турция всё-таки заключили между собой мирный договор (в Сан-Стефано, предместье Константинополя), Англия и Австрия при поддержке Бисмарка стали усиленно добиваться его пересмотра.
На Берлинском конгрессе (13 июня — 13 июля 1878 года) условия Сан-Стефанского мира были пересмотрены, и Россия по вынужденному соглашению с Англией приняла без изменений режим проливов, установленный Лондонской конвенцией 1871 года.
На одном из заседаний конгресса английский министр иностранных дел лорд Солсбери неожиданно заявил, что «обязательства, принятые королевою Великобритании по предмету закрытия проливов, сводятся исключительно к обязательству по отношению к султану уважать, ввиду сего, его самостоятельные решения, соответствующие существующим договорам». В ответ на это русский уполномоченный возразил, что постановление относительно проливов является обязательством перед всеми подписавшими его державами. Заявление лорда Солсбери, сделанное в чрезвычайно неясной форме, в то время вызвало лишь недоумение. Только значительно позже, когда в 1885 году в связи с русско-английским конфликтом, в палате лордов обсуждался вопрос о возможности посылки английского флота в Чёрное море, Солсбери разъяснил своё заявление, сделанное на Берлинском конгрессе. Смысл его, как оказалось, заключался в том, что обязательства Англии в отношении Дарданелл были обязательствами лично перед султаном, а не обязательствами международного характера. Такое толкование давало возможность Великобритании под тем или иным предлогом посылать свой военный флот в Чёрное море.
Итак, по Берлинскому трактату 1878 года, так же как и по соглашениям 1841, 1856 и 1871 годов, Россия была лишена права проводить свои военные корабли через проливы.
Во время русско-японской войны 1904—1905 годов закрытие проливов для русского военного флота поставило Россию в чрезвычайно тяжёлое положение, так как черноморский флот был лишён возможности принимать участие в боевых операциях против Японии.
События первой мировой войны (1914—1918 годы) ещё раз подтвердили огромное стратегическое значение проливов для обороны южных морских границ России и абсолютную неприемлемость для охраны безопасности на Чёрном море Берлинского договора 1878 года. В самом начале войны, 10 августа 1914 года, когда Турция ешё оставалась формально «нейтральной» державой, немецкие военные корабли — линейный крейсер «Гебен» и лёгкий крейсер «Бреслау» — проникли через Дарданеллы в Мраморное море и в октябре 1914 года приняли активное участие в боевых действиях против русского флота и прибрежных городов Чёрного моря. Тем самым Турция вступила в первую мировую войну на стороне Германии. Как известно, забвение исторического опыта вновь привело тогда Турцию к тяжёлому поражению.
<…>
К.В.Базилевич
https://stalinline.ru/2020/07/%d0%be-%d1%87%d0%b5%d1%80%d0%bd%d0%be%d0%bc%d0%be%d1%80%d1%81%d0%ba%d0%b8%d1%85-%d0%bf%d1%80%d0%be%d0%bb%d0%b8%d0%b2%d0%b0%d1%85/ – полностью по ссылке, включая вопрос отношений Турции и СССР после 1921 и после 1945 года
Публичная лекция 1946-го года посвященная отношениям Российской Империи и Турции, а также вопросу Черноморских проливов.
"О черноморских проливах"
<…>
Присоединение к России Северного Причерноморья
Новый период в истории черноморской проблемы и связанного с нею вопроса о судоходстве через проливы наступил со второй половины XVIII века. Начатая Турцией война с Россией (1768—1774 годы) вскоре наглядно показала военное могущество России и слабость Турции. Уже в 1770 г. русская армия одержала крупные победы при Рябой Могиле, Ларге и Кагуле. Одновременно русский флот блестяще провёл экспедицию в Эгейском море, завершившуюся уничтожением турецкого флота в Чесменской бухте. В связи с этими успехами Екатерина II в рескрипте А. Г. Орлову от 22 марта 1771 года следующим образом определяла основные условия будущего мира: 1) уменьшение у Турции «способностей к атакованию России»; 2) «освобождение от порабощения торговли» и установление «беспрепятственной связи» между двумя государствами и 3) получение справедливого удовлетворения за убытки, понесённые во время войны. В конкретном применении эти требования означали: восстановление в отношении Азова условий мирного трактата 1700 года, присоединение Большой и Малой Кабарды к России, установление независимости «татарского народа» (Крымского ханства), возвращение «грузинским владетелям собственных их земель и городов, кои ныне оружием нашим от несправедливого похищения возвращены», открытие Чёрного моря и проливов для русских торговых кораблей.
Несмотря на то, что в Западной Европе многие политические деятели прекрасно понимали, насколько необходимо для России возвратить себе северный берег Чёрного моря и добиться свободного пользования южными морскими путями, именно эти требования России вызвали у иностранных дипломатов самое сильное беспокойство. Узнав о русских предположениях относительно будущего мира с Турцией, английский министр иностранных дел Рочфорд писал послу Англии в Петербурге лорду Каткарту: «Не могу не высказать вам, что мысль, которой держатся в С.-Петербурге относительно открытия торговли на Чёрном море для всех народов, может вызвать сильные возражения… Ближайшие виды России при этом проекте, очевидно, состоят в том, чтобы проложить себе кратчайший путь в Средиземном море, что в случае согласия Порты, являющегося впрочем весьма сомнительным, неизбежно возбудило бы зависть тех народов, в чьих руках до тех пор находилась торговля в этом море, и по всей вероятности могло бы внушить опасения за их владения, расположенные в тех краях, на будущее время».
Рочфорд правильно определил отношение главных европейских государств к поднятым Россией вопросам о черноморском судоходстве и об открытии проливов. Какие бы взаимоотношения ни существовали тогда между Россией и той или другой европейской державой, никто из них, даже союзники России, не желали благоприятного для России разрешения этого вопроса. Франция опасалась появления русских кораблей на путях левантийской торговли. Англия в пику Франции сначала охотно помогала России, но тотчас изменила своё отношение, когда убедилась, что русские собираются извлечь пользу для себя из плодов собственных побед. Австрия ожидала, что в войне будут ослаблены оба противника — и Турция, и Россия — и тогда она сможет выступить с собственными требованиями. Позиция Пруссии охарактеризована Фридрихом II в его «Мемуарах»: «Пруссия не забыла ещё ударов, которые Россия нанесла ей в последнюю войну; вовсе не было в интересах короля самому содействовать усилению государства, столь страшного и опасного. Предстояло на выбор — или остановить Россию на пути её громадных завоеваний или, что было всего благоразумнее, попробовать ловкостью извлечь из её успехов пользу для себя. Король ничем не пренебрёг в этом отношении…» В письме к брату Фридрих писал, что, когда он узнал о русских требованиях, у него «волосы стали дыбом».
Вполне понятно, что при таких условиях единственно правильным решением, которое и приняла Екатерина, было решение во что бы то ни стало добиваться заключения мира с Турцией без посредников. Но Турция всё ещё надеялась на военную помощь со стороны Австрии, которая подписала с ней в 1771 году тайную союзную конвенцию, а также ожидала нападения Швеции на Россию. Поэтому, подстрекаемая широкими обещаниями французской дипломатии, она, несмотря на военные поражения, не шла ни на какие уступки в отношении будущих условий мира.
Екатерина II выдвигала перед Турцией минимальные требования. В записке к своему представителю Обрескову, отправлявшемуся в 1773 году на конференцию в Бухарест, она выразила их в следующей форме: «Если при мирном договоре не будет одержана независимость татар, не кораблестроение на Чёрном море, не крепости в заливе из Азовского в Чёрное море, то за верно сказать можно, что со всеми победами мы над турками не выграли не гроша, и я первая скажу, что таковой мир будет столь же стыдный, как Прутской и Белградской в рассуждении обстоятельства».
Турки упорствовали. В переговорах с Обресковым они решительно возражали против предоставления России права торгового мореплавания в Чёрном море и свободного прохождения судов через проливы. По поводу же русского требования о передаче России Еникале они заявили, что эта крепость является «ключом к Константинополю». «Если Порта почитает Еникале ключом Константинополя, — возражал Обресков, — то Россия почитает оную равномерно ключом собственной безопасности, ключом вольности татар и ключом мореплавания».
Убедившись в невозможности придти к соглашению путём переговоров, Екатерина II предписала Румянцеву «вынудить у неприятеля силою оружия то, чего доселе не могли переговорами достигнуть». В январе 1774 года Румянцеву было приказано приготовиться к переходу через Дунай. Новые победы русской армии в пять дней привели к заключению мира, причём на условиях более выгодных, чем те, на которые соглашалось русское правительство на конференции в Бухаресте. В лагере близ деревни Кучюк-Кайнарджи Румянцев в июле 1774 года подписал мирный трактат. «Что касается до обряда, коим было трактовано сие дело, — писал Румянцев, — без всяких обрядов министериальных, а единственно скорою ухваткою военною, соответствуя положению оружия с одной стороны превозмогающего, а с другой — до крайности утеснённого».
По Кучюк-Кайнарджийскому миру Турция признала независимость Крыма, уступала России Керчь и Еникале, Кинбурн в устье Днепра и территорию между Днепром и Бугом. За Россией и Турцией утвердилось равное «вольное и беспрепятственное плавание купеческим кораблям» «во всех морях, их земли омывающих»; был разрешён проход русских коммерческих судов через проливы.
Таким образом, несмотря на сильнейшее сопротивление со стороны Австрии и западноевропейских морских держав, Россия добилась признания своих законных прав на черноморские порты и на проход русских торговых судов через проливы.
В 1783 году Крым был присоединён к России. В том же году в Крыму был заложен порт и город, названный Севастополь (в переводе: «Знаменитый город»). Постройка военного флота на верфях в Херсоне производилась с такой быстротой, что уже в 1787 году, во время посещения Екатериной II Крыма, иностранцы были поражены видом сильной русской эскадры, стоявшей на Севастопольском рейде.
Вторая русско-турецкая война (1787—1791 годы), начавшаяся неожиданным нападением турок на крепость Кинбурн, привела Турцию к новому тяжёлому военному поражению. В то время как русская армия под предводительством Суворова одержала над турками ряд блестящих побед, открывших ей путь за Дунай, молодой русский черноморский флот во главе с адмиралом Ушаковым в четырёх сражениях завоевал полное господство на море. В результате этой войны Порта ещё раз могла убедиться, в какое тяжёлое положение ставили её западные державы, превращавшие Турцию в орудие своей политики, направленной против России. Опыт русско-турецких войн XVIII века должен был раскрыть Турции несостоятельность её планов сохранения захваченных ею в прошлые века земель Северного Причерноморья. Попытки Турции удержать эти земли, игравшие роль барьера, отделявшего Россию от морского побережья, и попрежнему распоряжаться в Чёрном море, как в своём внутреннем «озере», приводили к тяжёлым для неё потерям.
Оборонительные союзы между Россией и Турцией в 1799 и 1805 годах
Через 10 лет после окончания второй русско-турецкой войны события убедили Турцию в том, что опасность угрожает ей не с севера, не со стороны России, а с юга, и что соглашение между Турцией и Россией является лучшим средством для защиты интересов обоих государств и их безопасности. Толчком к русско-турецкому сближению послужила агрессивная политика Франции в восточной части Средиземноморского бассейна. Французские войска под командованием Наполеона Бонапарта, захватив Северную Италию, заняли Ионические острова, ряд крепостей на Албанском побережье и, наконец, летом 1798 года вторглись в провинцию Оттоманской империи — Египет. Турецкое правительство, в поисках поддержки против французской агрессии, обратилось прежде всего к России.
Россия тоже не могла спокойно относиться к хозяйничанию наполеоновских солдат в восточной части Средиземного моря, так как опасалась появления французского флота в Чёрном море, понимая, что одна Турция не в состоянии гарантировать безопасность проливов. Поэтому, узнав о захвате Наполеоном Мальты, русское правительство предложило Турции военную помощь.
<…>
В результате последовавших переговоров 3 января 1799 года (23 декабря 1798 года), между Турцией и Россией был заключён договор о взаимопомощи сроком на 8 лет, состоявший из двух основных частей: гласной части и «артикулов сепаратных и секретных». В гласных статьях договора Россия и Турция гарантировали друг другу целостность своих владений (ст. 3) и обязывались оказывать стороне, подвергшейся вражескому нападению, помощь сухопутными и морскими силами или в денежной форме (ст. 5). В секретных статьях был указан противник, против которого договор об оборонительном союзе вступал в действие, т. е. Франция. Ввиду того что французское правительство устремилось «вооружённою рукою и в земли, Блистательной Порте оттоманской принадлежащие», русский император решил оказать султану помощь с целью восстановления спокойствия и «усрамления пагубных намерений французских». Порта же обязывалась пропустить русский флот через проливы из Чёрного моря в Средиземное и обратно. Для военных судов других держав Чёрное море объявлялось закрытым.
<…>
23 (11) сентября 1805 года между Турцией и Россией был заключён новый союзный договор сроком на 9 лет, который ещё раз подтвердил обязательства о совместной защите проливов, взятые на себя Россией и Турцией. «Обе Высокие Договаривающиеся Стороны, — гласит договор, — соглашаются считать Чёрное море закрытое море и не допускать появления никакого военного или вооружённого судна какой бы то ни было державы. В случае же, если бы какая-либо из них пыталась явиться туда вооружённой, та обе Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются считать попытку за казус федерис (т. е. повод к оказанию союзной помощи) и препятствовать ей всеми своими морскими силами, признавая в том единственное средство для обеспечения своей взаимной безопасности. При этом разумеется, что свободный проход через Константинопольский канал не перестанет быть открытым для военных судов и транспортов е. в. Императора Всероссийского, которым Блистательная Порта, насколько будет от неё зависеть, во всяком случае окажет всякую помощь и предоставит всякое облегчение».
Следовательно, союзный договор 1805 года, не нарушая суверенитета Турции, предусматривал совместную оборону проливов, в которой были заинтересованы оба государства. Однако турецкое правительство уже через несколько месяцев после подписания договора грубо нарушило принятые обязательства. Поводом к этому послужила неудачная для России кампания 1805 года, завершившаяся тяжёлым поражением русско-австрийской армии в бою под Аустерлицем. Наполеону, стремившемуся связать руки России на юге, удалось убедить турецкое правительство в том, что после поражения под Аустерлицем военное могущество России окончательно подорвано и что впредь она уже не в состоянии будет защитить свои черноморские владения. Тогда султан Селим III под влиянием военных успехов Наполеона решил, что настал благоприятный момент для того, чтобы снова отнять у России южные земли, и, рассчитывая на помощь Франции, подчинил политику своей страны требованиям французской дипломатии. Это и привело к разрыву русско-турецких отношений и к новой войне.
Турции пришлось дорого заплатить за забвение исторического опыта. Война 1806—1812 годов закончилась тяжёлым военным поражением Турции, несмотря на то что главные силы русской армии были в то время отвлечены на Запад. В июне 1811 года турецкая армия, в четыре раза превосходившая по численности русскую дунайскую армию, была разбита Кутузовым, а попытка великого визиря возобновить наступление окончилась для него ещё более тяжёлым поражением. В ноябре 1811 года окружённые Кутузовым остатки турецкой армии сдались в плен. Несмотря на то, что Наполеон, готовясь начать поход на Россию, использовал все дипломатические уловки для того, чтобы удержать Турцию от заключения мира с русскими, Кутузов, являвшийся не только гениальным полководцем, но и выдающимся дипломатом, сумел завершить дипломатические переговоры подписанием с турками (Бухарест, 28 (16) мая 1812 года) мирного договора на предложенных им условиях. По этому договору русско-турецкая граница переносилась с берегов Днестра на берега Прута и Дуная. Освобождённая русскими войсками Бессарабия была включена в состав Российской империи. Вместе с тем, подтвердив все предыдущие трактаты между Россией и Турцией, Бухарестский мир снова подтвердил право России на свободное плавание её торговых судов по Чёрному морю и на их проход через проливы.
<…>
Отход Турции от оборонительного союза с Россией
Именно это обстоятельство вызвало решительное противодействие со стороны Франции и особенно Англии. Использовав возникший в 1839 году новый конфликт между Мехмедом Али и султаном, английская дипломатия добилась замены Ункиар-Искелесского договора многосторонней международной конвенцией, фактически отдававшей Турцию под опеку европейских держав.
Эта конвенция о проливах была подписана в Лондоне в 1841 году представителями пяти великих держав. Первая статья конвенции изложена следующим образом: «Его величество султан, с одной стороны, объявляет, что он имеет твёрдое намерение на будущее время соблюдать начало, непреложно установленное, как древнее правило его империи, в силу коего всегда было воспрещено военным судам иностранных держав входить в проливы Дарданелл и Босфора, и, пока Порта находится в мире, его султанское величество не допустит ни одного иностранного судна в сказанные проливы. И их величества… с другой стороны, обещают уважать это решение султана и сообразоваться с вышеизложенным началом».
Конвенция 1841 года лишала Россию принадлежавшего ей по договору 1833 года права совместной с Турцией защиты берегов Босфора. Вместе с тем, в случае вступления Турции в войну, конвенция не давала России никакой гарантии безопасности.
Результатом этого явилось участие Турции совместно с Англией, Францией и Сардинией в коалиционной Крымской войне против России (1853—1856 годы).
Крымская война ещё раз подтвердила огромное значение проливов для обороны русского побережья. Открыв проливы противникам России, турецкое правительство дало возможность паровому англо-французскому флоту, обладавшему огромным численным перевесом и военно-техническими преимуществами над русским парусным флотом, войти в Чёрное море и произвести десант в Крыму.
Одной из основных целей войны для союзников являлся пересмотр конвенции о проливах 1841 года, который должен был ещё больше стеснить интересы России и лишить её средств защиты длинной береговой линии. Эти требования, составлявшие, один из выдвинутых союзниками «четырёх пунктов», были сообщены Горчакову в Вене в августе 1854 года, когда англо-франко-турецкие войска ещё не подошли к Севастополю. Позже, на конференции послов, происходившей в Вене в декабре 1854 года — апреле 1855 года, в самый разгар осады Севастополя, эти требования были сформулированы в ещё более категорической и неприемлемой для России форме. Английский и французский послы заявили, что работа конференции должна «положить конец преобладанию» России на Чёрном море. Горчаков решительно отказался согласиться с этой декларацией, нарушающей суверенитет России. В это время стало уже ясно, что союзники будут добиваться запрещения России держать на Чёрном море военный флот. Переговоры были прерваны.
Но отсталая, крепостническая Россия Николая I не в состоянии была вести долголетнюю войну с коалицией передовых западноевропейских держав. 2 декабря 1854 года к оборонительно-наступательному союзу присоединилась Австрия. Ожидалось выступление всех германских государств во главе с Австрией и Пруссией. 28 августа 1855 года русская армия оставила развалины Севастополя. После этого правительство Александра II вынуждено было согласиться на ведение в Париже мирных переговоров на основе предъявленных России предварительных условий, в которые входила и «нейтрализация» Чёрного моря.
Согласно ст. 11 Парижского трактата, подписанного 30 (18) марта 1856 года, Чёрное море объявлялось «нейтральным» и открытым для торгового мореплавания всех народов. Вход в его порты и воды военным судам как прибрежных, так и всех прочих держав запрещался «формально и навсегда». По ст. 13 на берегах Чёрного моря запрещалось содержать военно-морские арсеналы, как «неимеющие уже цели».
К трактату была приложена конвенция, касающаяся режима проливов Дарданелл и Босфора, которая в основном повторяла конвенцию 1841 года. Другая приложенная к мирному трактату конвенция устанавливала число и тоннаж военных судов, которые могли иметь Турция и Россия: по 6 паровых судов вместимостью не свыше 800 т каждое и по 4 лёгких паровых или парусных судна, не свыше 200 т каждое.
Таким образом, в «Конвенцию о проливах» 1856 года были включены условия, наносившие ущерб интересам России и находившиеся в противоречии с основным текстом Парижского трактата. Как было указано, по ст. 11 мирного договора, проход через проливы запрещался «формально и навсегда» для военных судов всех стран; между тем, согласно ст. 1 конвенции, это запрещение касалось только мирного времени, когда Турция не находилась в состоянии войны с какой-либо державой. Это давало возможность западным державам, превратившим Турцию в орудие своей политики, оказать на Порту, в случае конфликта с Россией, нужное давление и, пользуясь правом входа военного флота в Чёрное море, напасть на незащищённое русское побережье. Вскоре после подписания Парижского мира Австрия, Франция и Англия заключили между собой дополнительно соглашение, по которому вооружённые силы союзников обязывались охранять кабальные для России условия мирного трактата от какого-либо нарушения и изменения.
Производившиеся в течение 60-х годов неоднократные попытки русского правительства добиться пересмотра тяжёлых условий мира 1856 года неизменно встречали сильнейшее сопротивление со стороны английского кабинета. Когда русский посол в Лондоне в разговоре с английским министром иностранных дел лордом Росселем затронул вопрос об отмене статей Парижского трактата, касающихся Чёрного моря, Россель ответил ему категорическим отказом, ссылаясь на то, что «никакой кабинет не решился бы сделать такое предложение, разве он мог бы оправдать такое действие какою-либо выгодною сделкою, вполне соответствующею уступке».
Только в начале 70-х годов благоприятная политическая обстановка, сложившаяся в связи с франко-прусской войной, позволила русской дипломатии успешно разрешить вопрос об отмене ограничительных статей Парижского договора. 31 (19) октября 1870 года руководитель русской внешней политики Горчаков отправил державам, подписавшим Парижский договор, циркулярную депешу, в которой объявлял, что Россия не считает себя больше связанной обязательствами, ограничивавшими её суверенные права на Чёрном море. В депеше указывалось, что, как показал пятнадцатилетний опыт, установленная этим договором и приложенной к нему конвенцией «нейтрализация» Чёрного моря не только не обеспечивает мир, но создаёт величайшую опасность для России. Турция сохраняла право содержать в Архипелаге и в проливах военные суда в неограниченных размерах, Англия и Франция имели право сосредоточивать свои эскадры в Средиземном море. Появление броненосных судов, непредвиденных договором 1856 года, в значительной степени увеличило неравенство в морских силах обеих сторон. Турция и великие державы сами неоднократно нарушали условия договора, в силу чего он и потерял своё прежнее значение. В своей циркулярной депеше Горчаков ничего не сообщал о пересмотре режима проливов, но твёрдо заявлял, что Россия не намерена больше ограничивать свои морские вооружения на Чёрном море.
<…>
Действительно, уже в предварительных переговорах между участниками будущей конференции все державы пришли к соглашению не подвергать обсуждению принятое Россией решение об отмене ограничительных постановлений Парижского трактата, а лишь разработать порядок изменения международных договоров на будущее время. Тем не менее на Лондонской конференции, происходившей с 17 (5) января по 14 (2) марта 1871 года, представители Англии и Австрии усиленно добивались установления такого режима проливов, который оставил бы их закрытыми для русского флота, но давал бы возможность пользоваться ими военным судам нечерноморских держав. С этой целью австрийский и английский представители предложили включить в статью о проливах, которая должна была заменить соответствующие статьи Парижского договора, оговорку о том, что султан имеет право открывать проливы Босфор и Дарданеллы «в виде временной исключительной меры, в единственном случае, когда безопасность его империи заставила бы его признать необходимым присутствие военных судов держав неприбрежных».
<…>
В окончательном виде статья была изложена следующим образом: «Начало закрытия проливов Дарданелльского и Босфорского в том виде, в каком оно было установлено особою конвенциею 30 марта 1856 года, остаётся в силе, с предоставлением султану возможности открывать сказанные проливы в мирное время военным судам дружественных и союзных держав, в случае, когда Высокая Порта признает это необходимым для обеспечения постановлений Парижского договора 30 марта 1856 года».
14 (2) марта 1871 года Лондонская конференция закрылась.
Несмотря на не вполне удовлетворительный для России режим проливов, установленный новой конвенцией, следует признать, что отмена ограничительных статей Парижского трактата, которые Горчаков называл «скорбной страницей русской истории», являлась крупной победой русской дипломатии. С этого момента начал возрождаться черноморский флот, история которого связана с именами выдающихся флотоводцев Ушакова, Лазарева, Истомина, Нахимова, Корнилова. Но создание сильного черноморского флота, способного защитить черноморское побережье России от морского нападения, при экономической и технической отсталости России было делом весьма продолжительного времени. Поэтому западные державы, продолжавшие ревниво относиться к каждому политическому успеху России, стремились сохранить действующий режим проливов, который запрещал проход русских военных кораблей через проливы, не гарантируя Россию от появления иностранного флота на Чёрном море.
Это стремление западных держав с полной ясностью подтвердилось в ходе русско-турецкой войны 1877—1878 годов. В Англии очень опасались, что в результате военных успехов Россия потребует открытия проливов, и уже через три недели после начала войны, б мая 1877 года, английский министр иностранных дел лорд Дерби обратился к русскому правительству с нотой, в которой заявлял, что «освящённый санкциею Европы порядок судоходства через Босфор и Дарданеллы кажется правительству королевы здравым и полезным, и по его мнению существовали бы важные препятствия к изменению его в существенной его части».
Со своей стороны Горчаков в секретной инструкции русскому послу в Лондоне следующим образом изложил свою точку зрения на вопрос о проливах: «Политическое положение проливов требует его пересмотра в духе справедливости. Соглашение, по которому Чёрное море, закрытое во время мира, открывается в случае войны, всем флотам, враждебным России, было придумано из чувства недоверия и вражды. Россия, хотя замкнутая в Чёрном море, не пользуется никаким обеспечением безопасности, тогда как это море, принадлежа только двум береговым владельцам, по справедливости, должно быть равным образом открыто им обоим. В интересах мира и равновесия желательно было бы разрешить эти вопросы по общему соглашению таким образом, чтобы оградить Чёрное море от последствий ненормального и исключительного положения проливов». Когда русские войска перешли Дунай, английские военные суда начали сосредоточиваться в Безикском заливе, а на острове Мальте англичане стали готовить десантный корпус. Английский посол в Берлине Одо Россель откровенно заявил русскому послу, что «английское общественное мнение» не может примириться с мыслью, что русские военные суда при открытии проливов получат доступ к Средиземному морю.
<…>
Опыт убедил русское правительство, что доведение черноморского флота до размеров, при которых он мог бы успешно защищать морские границы России, невозможно при использовании только местных средств, во всяком случае это потребовало бы очень продолжительного времени. Поэтому предполагалось, что в дальнейшем черноморский флот будет пополняться новыми кораблями, построенными на балтийских верфях или купленными за границей. Такую возможность и предусматривал проект постановления о праве одиночного прохождения через проливы русских военных кораблей. Это была оборонительная мера, а отнюдь не проявление тенденции к морскому соперничеству с Англией в Средиземном море.
Но и эти скромные требования России, предъявленные в результате победоносной войны, стоившей больших жертв, вызвали резко отрицательное отношение со стороны Англии. Причина такого отношения Англии к русским требованиям в вопросе о проливах заключалась в особенности английской внешней политики на Востоке, устойчиво державшейся почти на всём протяжении XVIII—XIX веков. Одним из средств укрепления своего влияния в восточных странах английские политики считали разжигание вражды между Турцией и Россией. Однако у них не было уверенности, что такая политика и впредь будет приводить к успеху. В прошлом были примеры, когда между Россией и Турцией заключались союзные договоры (1799, 1805 и 1833 годы). Если бы такой договор был вновь заключён, — а подобная возможность была реальной, так как соответствовала интересам и России, и Турции, то традиционная политика Англии, направленная на обострение русско-турецких отношений, потерпела бы поражение. Вот почему Англия, а вслед за ней и Австрия прилагали все усилия к тому, чтобы не допустить непосредственных мирных переговоров между Россией и Турцией. Когда же Россия и Турция всё-таки заключили между собой мирный договор (в Сан-Стефано, предместье Константинополя), Англия и Австрия при поддержке Бисмарка стали усиленно добиваться его пересмотра.
На Берлинском конгрессе (13 июня — 13 июля 1878 года) условия Сан-Стефанского мира были пересмотрены, и Россия по вынужденному соглашению с Англией приняла без изменений режим проливов, установленный Лондонской конвенцией 1871 года.
На одном из заседаний конгресса английский министр иностранных дел лорд Солсбери неожиданно заявил, что «обязательства, принятые королевою Великобритании по предмету закрытия проливов, сводятся исключительно к обязательству по отношению к султану уважать, ввиду сего, его самостоятельные решения, соответствующие существующим договорам». В ответ на это русский уполномоченный возразил, что постановление относительно проливов является обязательством перед всеми подписавшими его державами. Заявление лорда Солсбери, сделанное в чрезвычайно неясной форме, в то время вызвало лишь недоумение. Только значительно позже, когда в 1885 году в связи с русско-английским конфликтом, в палате лордов обсуждался вопрос о возможности посылки английского флота в Чёрное море, Солсбери разъяснил своё заявление, сделанное на Берлинском конгрессе. Смысл его, как оказалось, заключался в том, что обязательства Англии в отношении Дарданелл были обязательствами лично перед султаном, а не обязательствами международного характера. Такое толкование давало возможность Великобритании под тем или иным предлогом посылать свой военный флот в Чёрное море.
Итак, по Берлинскому трактату 1878 года, так же как и по соглашениям 1841, 1856 и 1871 годов, Россия была лишена права проводить свои военные корабли через проливы.
Во время русско-японской войны 1904—1905 годов закрытие проливов для русского военного флота поставило Россию в чрезвычайно тяжёлое положение, так как черноморский флот был лишён возможности принимать участие в боевых операциях против Японии.
События первой мировой войны (1914—1918 годы) ещё раз подтвердили огромное стратегическое значение проливов для обороны южных морских границ России и абсолютную неприемлемость для охраны безопасности на Чёрном море Берлинского договора 1878 года. В самом начале войны, 10 августа 1914 года, когда Турция ешё оставалась формально «нейтральной» державой, немецкие военные корабли — линейный крейсер «Гебен» и лёгкий крейсер «Бреслау» — проникли через Дарданеллы в Мраморное море и в октябре 1914 года приняли активное участие в боевых действиях против русского флота и прибрежных городов Чёрного моря. Тем самым Турция вступила в первую мировую войну на стороне Германии. Как известно, забвение исторического опыта вновь привело тогда Турцию к тяжёлому поражению.
<…>
К.В.Базилевич
https://stalinline.ru/2020/07/%d0%be-%d1%87%d0%b5%d1%80%d0%bd%d0%be%d0%bc%d0%be%d1%80%d1%81%d0%ba%d0%b8%d1%85-%d0%bf%d1%80%d0%be%d0%bb%d0%b8%d0%b2%d0%b0%d1%85/ – полностью по ссылке, включая вопрос отношений Турции и СССР после 1921 и после 1945 года
