В чём виноват Ленин?

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/2201098/2201098_600.jpg
I. Революционная традиция в России

Буквальные «пачки» сериалов и документальных телефильмов, посвящённых истории императорской России сыплются на зрителей российских телеканалов как из «рога изобилия».

При этом, авторы и трансляторы этих, в основном, малобюджетных телефильмов, с проблемным подбором декораций и актёров, и не менее проблемными сценариями преследуют иногда диаметрально-противоположные цели: одни из них идеализируют имперское прошлое и его правителей, другие – показывают именно те прелести имперской монархии, которые как раз и привели к её неизбежному, по их мнению, краху.

И те и другие следуют преимущественно марксистской традиции о «бытии и сознании» как движущей силе исторического процесса, но умаляются ПЭПО-эгрегориальные механизмы формирования алгоритмов коллективных действий тех или иных групп русскоговорящих людей, или как принято объяснять традиционной исторической наукой, влияние культуры на исторические факты и события.

Историческая наука Западной Европы давно уже переболела всеми этими «болезнями» и не отдаёт ни одному из «факторов исторического развития» определяющего («судьбоносного») значения, оставляя большое место как бы случайным событиям и «случайным людям».

Родившиеся и воспитавшиеся в Расе-Руси-России люди подвергаются сильному воздействию ПЭПО «Русский Дух» бессознательными уровнями их психик в большей или меньшей степени владеют «максимы»: Совесть, Справедливость и Стыд, в их сознании время от времени просыпаются вопросы: «кто виноват и что делать?», независимо от их общественного положения, над чем всласть поизгалялись в своё время «наши» записные либералы разных эпох.

Те из родившихся и воспитавшихся в Расе-Руси-России людей, кто смог сохранить, по разным причинам, детское обострённое чувство справедливости (не-справедливости) и ощущение бессовестности своих и чужих поступков (носители подтипа психики «люд милый», не вызревшего до человечного типа психики, индивиды с не реализовавшимся по разным причинам потенциалом человечного строя души) при дальнейшем взрослении и участии в общественной жизни, неизбежно приходили к необходимости хотя бы мысленного разрешения основного противоречия толпо-элитарного общества и ответа на два «чисто русских» ключевых вопроса вне рамок официальной культуры этого общества: «кто виноват и что делать?».

При этом подавляющее большинство этих людей попадало& «в лапы» западных теорий и оформленных на их основе ПЭПО-эгрегоров, распространявших эти теории и имевших цели создания сообществ различного рода аболиционистов [1].

Крепостничество в Российской империи имело много сходных черт с негритянским рабством: «просвещённые дворяне» так же «были аболиционистами» и сформировали свой, русский специфический ПЭПО-эгрегор, которым, как показала история, ловко манипулировали масоны, заражая его утопическими идеями филантропов [2] и шаг за шагом подводившими русское дворянство к необходимости ниспровержения имперской монархии, якобы полностью ответственной за крепостное рабство.

На другом ПЭПО-эгрегориальном «полюсе» крепостного рабства в Российской империи были помещики-крепостники – в массе своей носители под/типа «людоед» НЧТП [3], нечеловечного строя души, считавшие своим «священным правом» неограниченное никаким законом «владение душами» крепостных крестьян.

Эти то же были недовольны имперской властью, которая, в отличие от московско-царской, хоть как-то стремилась ограничивать людоедские аппетиты деревенских «митрофанушек» [4].

Но и та и другая социальные группы считали «ответственным за всё» имперскую монархию, снимая с себя какую-либо социальную отвественность за продолжающееся рабство русских крестьян [5]. Не в пример им, польские шляхтичи и ост-зейские немецкие бароны воспользовались даже куцым «Указом о вольных хлебопашцах» Александра Первого и в 1810-1818 гг. освободили своих крестьян от крепостной зависимости.

В этом смысле симптоматичной является попытка освобождения «своих крестьян» будущим декабристом Якушкиным, крестьяне которого отказались от «вольной» своего помещика…без земли.

На том «филантропия» помещика-аболициониста и закончилась, так как передавать крестьянам землю означало лишиться привычного русского дворянского паразитизма, с чем, в отличие от монархии, «декабристы» расставаться не спешили.

Видимо, «по душе» больше было социальное иждивенчество (п/психотип «люд добрый бес-совестный», на основе уже не человечного строя души – продукт социальной деградации в нескольких поколениях и сложившегося специфического рабовладельческого ПЭПО), в силу которого можно было всё свалить на монархию и сделать из неё «козла отпущения».

II. Традиции федерализма в России

Традиции «федерализма» в России имели давние корни, уходящие в «древнюю русь», в смысле – во времена так и не созревшего централизованного государства, благодаря амбициям людоедов-князей, беспощадно грызших «за отчину свою» не только простонародье, но и своих ближайших родственников [6].

Потом из этих традиций «федерализма» в XII в. получилась гражданская война между «ольговичами» и «мономаховичами», которой воспользовалось новгородское вече и отказавшись от княжеской власти учредило Господин Великий Новгород – отдельное государство с республиканской формой правления, очень дружившее с немецкой Ганзой (такой же средневековой республикой).

Борьба Великого Московского княжества (ВМК) с Господином Великим Новгородом (ГВН) уже в XV в. привела к ликвидации новгородского «сепаратизма» и расширила владения Великого Московского князя до размеров государства. Соперником разросшегося Московского русского государства стало другое «русское государство», – Великое княжество Литовское состоявшее на 90% из бывших западных русских земель, входивших когда-то в состав «древней руси».

К слову сказать, великие литовские князья были на ¾ русскими по крови, так как их бабушки и прабабушки и пра-прабабушки были русскими княжнами.

По территории и населению Великое княжество Литовское долго не уступало Великому Московскому, пока то не покончило с зависимостью от казанской орды и не присоединило к себе предуральские земли.

Возросшая мощь Москвы так напугала литовскую верхушку ВКЛ, что та наконец покончила с «федерализмом» Руси и оспариванием наследства Великого киевского княжества, и с перепугу заключила союз («унию») с польским королевством, попав в лапы «большой» польской шляхты, которая согласилась считать ближних и дальних потомков некогда гордых и независимых литовских князей «малой» шляхтой, с которой она начала совместно управлять сверхдержавой Речью Посполитой (дворянской федерацией – это по-польски).

Однако, получившая огромный кусок некогда русской территории, польская шляхта не успокоилась и в порядке «правопреемства» стала вожделеть все приграничные московско-русские земли, некогда входившие в состав ВКЛ. Это стало причиной затяжного, почти столетнего конфликта между Речью Посполитой и Московским Царством (правопреемником ВМК).

Две гигантские по меркам Европы державы измотав друг друга стали лёгкой добычей шведского королевства, которое за их счёт установило собственную гегемонию в Восточной Балтике, присвоив себе земли не только Южной Финляндии& и Ингерманландии, некогда принадлежавшие ГВН, и в порядке правопреемства доставшиеся ВМК, но и земли некогда могущественного Ливонского ордена (Тевтонского ордена), сокрушённого Иваном IV Грозным.

Причиной такого успеха крошечного и бедного ресурсами северного королевства, как ни странно, крылась во всё той же непреодолимой тяге славянской княжеской элиты (польской не меньше, чем русской!) к «федерализму».

На уровне образов циркулирующих в тысячелетнем на тот момент ПЭПО-эгрегоре княжеской элиты и Руси, и Польши это выражалось как некая мечта всем безраздельно «владети» в своей деревне, местечке, округе, подчиняясь лишь собственному людоедскому эгоизму и не считаясь с потребностями общественного развития.

Временный анти-шведский союз Московской Руси и Речи Посполитой в Северной войне, по сути ничего не изменил в этих мечтах-вожделениях как московской боярской верхушки, так и великопольской шляхты, которые нашли своё закрепление в «польской демократии» по поводу выборов короля взамен умершего, а в Московской Руси, несмотря на кратковременный период абсолютной монархии «после» Петра I закрепилось во всевластии дворянских гвардейских полков, как бы «самостоятельно» решавших судьбу наследуемого трона.

Эта «вольность», как славянская княжеская традиция, шла вразрез с германским «новым порядком», которые принесли в имперскую Россию потомки северо- и восточно-германских курфюрстов, некогда бывших вассалами Речи Посполитой.

Попытки обуздать это эгрегориальное буйство русских и речь-посполитских дворян (шляхтичей) стоило принцессе Софие-Фредерике Ангальт-Цербстской [7] и её мужу – принцу Петру Голштинскому [8] немало личных потрясений, а последнему даже жизни.

Однако сакральная жертва была не напрасной: в 1795 г. Речь Посполитая была растерзана германскими шакалами руками и копытами (силами) русской армии, а годом позже, с приходом Павла I на престол с «русскими» дворянскими вольностями эпохи дворцовых переворотов было покончено навсегда, несмотря на убийство дворянами-людоедами благонамеренного, по-своему честного, но недалёкого императора.

Однако, юридический разгром Павлом I дворянского помещичьего беспредела [9] был так основателен, что «вольности» не смог восстановить даже такая& «дворянская марионетка» как Александр I, не говоря уже о Николае I, который на дух не переносил никаких вольностей вообще…не то, что дворянских…

По этой самой причине и возник в РИ «революционный протест» «благородного шляхетства», которые толпой подались – кто в «польские конфедераты» [10], а кто в «тайные общества», а позднее в «народовольцы».

Причём, в народовольчестве поместное дворянство занимало количественно внушительную долю (руководя этим движением), легко приняв лозунг польских конфедератов – «За вашу и нашу свободу!».

То есть и те, и другие считали друга-друга стратегическими союзниками, а императорскую власть – «проклятым самодержавием», достойным свержения, как воплощение «тюрьмы народов» [11]. На этот «почвенный» федерализм, «хорошо ложилась» теория марксизма о будущем пролетарском государстве, как федерации коммун трудящихся [12].

С учётом того, что «Манифест» и «Капитал» впервые перевёл на русский язык дворянин-народоволец Герман Лопатин, а перевод Лопатина стал основой «образования» другого дворянина Георгия Плеханова, создавшего первую марксистскую русскую организацию за границей.

В связи с этим, молодого марксиста (тоже дворянина по рождению) с университетским юридическим образованием, Владимира Ульянова просто не было выбора: либо присоединяться к марксистскому мэйн-стриму со всеми его федералистскими (точнее – анархо-синдикалистскими) прибабахами, либо подаваться в народовольцы, или либералы. Первых он критиковал ещё с момента казни старшего брата, за их революционный утопизм, а вторых презирал как говрунов-бездельников.

История перерастания петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» [13] в РСДРП, убедила В.И. Ульянова в том, что против «федералистского лома» в России нет приёма: возникшая примерно в то же время «Социал-демократическая рабочая партия Королевства Польского и Литвы» (под руководством «малого шляхтича» – сына литовского помещика Феликса Дзержинского), в отличие от «Искры», издававшая свою газету – «Червоный штандар», до начала Первой мировой войны «в упор не видела» братьев по классу и по «борьбе с самодержавием» в лице русских социал-демократов, не участвуя в их съездах, вплоть до Первой русской революции.

Таким образом, под военно-полицейской оболочкой Российской империи на рубеже XIX и XX вв. вызрели две политически оформленные силы – в составе как традиционных либеральных сообществ дворян (шляхтичей-аболиционистов), так и социал-демократических «партий нового типа», с каждой из сторон, которые не видели политического будущего РИ в том виде, в котором оно сложилось к началу Первой мировой войны.

Обе эти силы – «западные конфедераты» и «восточные федералы» (помещики-«митрофанушки» и одурманенные марксистским федерализмом социал-демократы) ставили своей ближайшей политической целью развал «тюрьмы народов» в лице «царства Романовых», который, однако, мог состояться при соблюдении нижеследующих условий.

Первое – исчезновение «скрепляющей» империю общей культуры.

Второе – исчезновение общего для этой громадной территории рынка.

Третье – предельное военно-политическое и административное ослабление центральной власти (как вариант – её ликвидация).

Как видно из истории РИ, к началу Первой мировой войны было выполнено лишь первое условие, так как традиционное «православное сознание» было основательно подорвано западным просвещением и социал-демократической пропагандой, которыми «традиционно» занималась дворянская «элита», как наиболее грамотная часть общества.

Оставалось решить только вторую, а, затем, и третью задачу тем «политическим кукловодам», которые ставили перед собой цели развала РИ [14].

Втягивание РИ в Первую мировую войну неизбежно решало третью задачу, что по законам иерархической вложенности процессов Мироздания и общества людей планеты Земля, было явно недостаточно для «торжества британского дела», а дальше в дело должны были вступить сепаратисты национальных окраин.

Однако, при всей неизбежности и «фатальности» этого сценария, «написанного» 200 лет назад, личностный фактор управленца мог бы опрокинуть эти планы…либо необычайно их ускорить.

Таким управленцем, в силу политической традиции мог быть только государь-император. НО…тот в решающий момент отрёкся от престола, «как эскадрон сдал».

Таким образом, судьба единого, унитарного, неделимого государства была решена. Временное правительство было лишь театральной декорацией, за которой проходило растаскивание территорий великой империи.

Первыми подняли головы «западные конфедераты», начавшие воссоздавать Польскую державу (ещё в условиях немецкой оккупации) и «незалежную Украину» уже летом-осенью 1917 г. В Закавказье и Туркестане в это время местными ханами и беками так же стали создаваться националистические правительства…Большевики, пришедшие к власти& поздней осенью 1917 г. уже получили обломки РИ…

III. Как сохранить территорию царства, от которой отказался царь?

Ещё накануне Октябрьского восстания, в сентябре 1917 г., В.И. Ульянов-Ленин написал целую книгу «Государство и революция», в которой практически продублировал теорию государства и права К.Маркса и Ф. Энгельса, с известными российскими изюминками, ключевыми из которых были:

– Русской формой революционной власти – диктатуры пролетариата в России будет не слепок с Парижской коммуны, а Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, которые неизбежно создадут единое советское государство;

– материальной основой этой власти станут вооружённые рабочие;

– основой права новой государственности станет классовое право победившей рабоче-крестьянской революции.

Эта программа была реализована II Всероссийским съездом Советов, провозгласивший Российскую Советскую федеративную социалистическую республику, как единое, неделимое, не федеративное по своему устройству государство рабочих и крестьян, а так же избрал Совет народных комиссаров, который:

– декретом прекратил войну;

– декретом дал землю крестьянам;

– серией декретов провёл национализацию экономики;

– вместо разваленной Керенским царской армии стал создавать новую Красную Армию на классовой основе.

Эта новая государственная реальность была закреплена в Конституции РСФСР весной 1918 г.

Что же «имела» возникшая в великорусских губерниях Советская власть в лице её центрального исполнительного органа на соседних территориях некогда обширной и сильной в военно-административном отношении РИ?

А то, что оставил ей император, по дурости отказавшийся от власти, которую у него никто и не думал отнимать, если не считать довольно умеренного психологического давления на него масонов из Госдумы и предательского поддакивания им генералами генерального штаба.

Единственным, не оглашаемым, вариантом территориального воссоздания Российской Империи под новыми: флагом, названием и идеологией было вооруженное свержение «карликовых» правительств на окраинах Российской Империи: Украинской Рады (позже – «директории» Симона Петлюры); Грузинской, Армянской и Азербайджанской ультранационалистических Республик; Закаспийское «правительство» и Бухарский эмират; а также «государства» атаманов Семенова и Калмыкова.

Если последние две проблемы могли быть легко решены под «флагом» борьбы с контрреволюцией, то с националистическими «социал-демократическими» правительствами на Западе и на Юге бывшей РИ проблема возврата в единое государство не могла быть решена как с другой «контрреволюцией», так как они (эти правительства) были сформированы «тожереволюционерами», боровшимися с «царским самодержавием».

Здесь-то Ленин и начал раскладку своего «федералистского» пасьянса, идущего от буржуазного, по сути, «права наций на самоопределение» к добровольному союзу трудящихся против «национальных» эксплуататоров.

В.И. Ульянов-Ленин проделал «эту работу» мастерски: вначале на территории пограничной с Украинской Республикой, в русском пограничном с «гетманщиной» городке – Харькове был проведен всеукраинский съезд Советов, учредивший Украинскую Советскую Социалистическую Республику, которая создала свое советское, большевистское правительство и Красную армию.

Красная армия УССР начала немедленное наступление на петлюровский Киев при братской поддержке Красной армии РСФСР, и через две недели после того, как там начали образовываться Советы рабочих и крестьянских депутатов, «гетманщина», в основном, была свободна от петлюровской армии.

Затем был проведен еще один всеукраинский съезд Советов, который заключил военный союз с РСФСР в целях борьбы с контрреволюцией.

Так, к началу 1919 г., по факту уже сложилось союзное русско-украинское государство, к которому примкнула таким же путём «сложившаяся» советская Белоруссия. После разгрома Колчака, Деникина и Врангеля «освободившиеся» части Красной армии уже не заморачиваясь политическими проблемами вошли в Закавказье и свергли власть всех «социалистических» и «полусоциалистических» правительств националистов.

При этом Красная армия вела себя там вполне по-имперски – жестоко подавляла «контрреволюционные» мятежи до тех пор, пока бунты против «центральной власти» не прекратились.

Потом были учреждены советские социалистические республики Грузия, Армения, Азербайджан, а затем из них создана Закавказкая советская федеративная социалистическая республика, руководство которой полностью поддерживало Ленинскую политику на объединение с Российско-Белорусско-Украинским союзом. Дело было за малым – юридически оформить этот союз, чтобы никто оттуда не вышел «просто так».

Для этого в 1922 г. в Москве по инициативе БССР, УССР и ЗСФСР был созван съезд Советов этих республик совместно с РСФСР для учреждения нового государственного образования – союза советских социалистических республик.

В 1924 г. была принята Конституция СССР, которая провозглашала единое государство в рамках границ Российской Империи XVIII в. плюс Туркестан, с которым вообще никто в Москве и не думал заморачиваться.

Там жестоко подавили всякое националистическое (бандитское) сопротивление, применяя хорошо апробированную тактику царского генерала Скобелева [15], гоняя по пескам разрозненные группы так называемых «басмачей». Туркестанские народности никак не реагировали на восстановление имперских порядков, ввиду того, что «центральная власть» быстренько провела земельно-водную реформу и передала дехканам землю и водные источники в бессрочное владение. Для виду была учреждена Туркистанская АССР с Советскими органами власти в составе РСФСР.

Дело восстановления имперской территориальной целостности, в основном, было закончено ещё при жизни В.И. Ульянова-Ленина.

Этот исторический подвиг В.И. Ульянова-Ленина и партии большевиков по воссозданию «единой и неделимой» был оценен даже в «белоэмигранских кругах», которые в лице «евразийского» князя Трубецкого и бывшего министра «колчаковского» правительства Устрялова заочно признали Советскую власть и полезность ее действий по восстановлению территориальной составляющей Российской государственности.

Их не смущал тот факт, что новое государство называется СССР и юридически оформлено как федерация, так как будучи «практикующими» политиками, пережившими революцию и гражданскую войну они понимали, в отличие от некоторых руководителей современной России [16], разницу между юридической терминологией и фактическим состоянием власти, разницу между «парламентской говорильней» и сложившейся «вертикалью» достаточно сильной для пресечения любого вида сепаратизма-федерализма властью.

Русский Соборный Управитель
25 декабря 2019г.