Как разрешить неразрешимый вопрос «Что делать = ?»

Всякий раз, когда возникает острая кризисная ситуация, всплывает этот парадоксальный вопрос «Что делать?», привитый русскому сознанию через одноименный роман Чернышевского.

И всякий раз интеллигенция, воспитанная на западноевропейской культуре, оказывается в тупике, пытаясь на него ответить.

Почему? Да потому что наша интеллектуальная элита привыкла заимствовать идеи с Запада, полагаться на европейскую ученость, которая со времен Эпименида и Зенона Элейского имеет предрасположенность ко всякого рода парадоксальным абстракциям.

Именно использование логических парадоксов позволило западной цивилизации выстроить изощренную систему лжи и безумия, апогеем развития которой стала нынешняя эпоха «ни о чем» — эпоха, когда можно сколько угодно думать «ни о чем», но думать «о чем-то», тем более, высказывать мысли «о чем-то» свыше установленного системой лимита стало чем-то запредельным и даже постыдным.

Если бы в России существовала русская интеллектуальная элита, способная тонко чувствовать родной язык, то парадокс «Что делать?» давно был бы решен, и ни один русский человек не наступал бы уже на эти грабли.

В нашей ментальной действительности, в живом русском языке самый вопрос «Что делать?» возникает лишь у человека, который не понимает и не знает что делать. Только разум сбитого с толку, не знающего что делать человека, ставит перед собой этот вопрос, изматывающий мозг своей неразрешимостью и тупиковостью.

Ответ на вопрос «Что?» возможен только тогда, когда в сознании человека уже имеется образ действия. Но образ действия отвечает на вопрос «Как?», а не на вопрос «Что?».

Точно так же, как в парадоксе Эпименида не получается логическим путем установить лжец или нет один критянин, сказавший, что все критяне лжецы, потому что в нем намеренно исключили предмет обвинения, в чем именно они лжецы, в парадоксе «Что делать?» отсутствует предикат суждения: если образ действия известен, постановка вопроса бессмысленна, если образ действия неизвестен, то ответ невозможен, и вопрос опять-таки теряет смысл. Итак, мы пришли к выводу, что для всякого возможного действия нужен конкретный образ.

Когда образ определяет происходящее, мы получаем действие, когда происходящее определяет образ, мы получаем воздействие. Конечно, это упрощенная модель, потому что в действительности все наши возможные действия и все воздействия, которые мы на себе испытываем, переплетаются в сложную индивидуальную структуру. На метаисторическом уровне, охватывающем не жизнь одного человека, а жизнь народа или некоторого объединения племен, такой индивидуальной структурой выступает дух и душа народа.

Собственно, все отличие народного духа от народной души — и есть отличие двух условных каналов коллективного сознания. Дух подразумевает наличие в сознании некоторого образа, по которому в жизнь претворяются активные действия. Душа подразумевает пассивную способность восприятия тех или иных воздействий.

Она воспринимает непрерывную целостность внутреннего и внешнего мира, благодаря чему в ней происходит рождение образа, которым руководствуется дух. Если в ответ на некие воздействия в душе не рождается образ, дух оказывается бессильным что-либо изменить, он теряет способность претворять в жизнь действия, направленные на внешний мир.

Теперь мы в состоянии понять саму суть кризиса, в котором оказалась наша метаисторическая общность. Необходимо четко понять, что душе русского народа объявлена мировая война на полное уничтожение. В наши дни создано плотное информационное пространство, которое обрушивается на русскую душу бескомпромиссной волной негатива. Пожалуй, в душе любого другого народа в ответ на эту негативную волну сформировался бы уже агрессивный образ действий.

Примером может стать Германия, которая после Первой мировой войны оказалась под таким негативным гнетом, что всего через десяток лет в немецком сознании возник крайне агрессивный образ действий, приведший к власти нацистов со всеми известными нам последствиями Второй мировой войны.

По всем расчетам интеллектуалов США нечто подобное должно было произойти в современной России, созданная ими волна вздорных обвинений, лжи, политического давления и насилия должна была нарушить естественный предел терпимости народа. Однако этого не произошло.

Русская душа оказалась устойчивее и шире, чем самая большая информационная волна, которую когда-либо поднимали в истории человечества. С одной стороны это хорошо — русская душа не породила агрессивный образ действий, несмотря на все провокации Запада. С другой стороны — русской душой все-таки должен быть порожден тот или иной образ действий, если она не хочет остаться всего лишь бесплодной фикцией.

Русский дух находится в ожидании такого образа, он требует действий, но душа до сих пор испытывает на себе воздействие этой чудовищной информационной волны, поэтому образ формируется с большим запозданием.

Разрыв между несформировавшимся в русской душе образом действия и потребностью русского духа в действии вызывает неудовлетворенность коллективного сознания, которая проявляется в виде молчаливого протеста против курса, которым по инерции продолжает следовать политическая система России.

Либеральный политический курс был задан бездарной элитой Ельцинской эпохи, впрочем, бездарность была отличительной чертой всего того времени. Подавляющее большинство олигархов и властителей дум, в руках которых оказались все рычаги влияния и несметные природные богатства России, оказались совершенно бездарной командой управленцев. Сегодня их недоразвитая система окончательно себя изжила.

Как заметил В.С.Голубев в статье «В поисках будущего президента»,¹ заканчивается эра правления Путина, который затратил неимоверные усилия на то, чтобы сохранить «достижения» Ельцинской эпохи. Как оказалось, это был Сизифов труд — все реформы, задуманные либералами, потерпели полное фиаско.

Прошли десятки лет преобразований — и все впустую! Экономика стала еще более неэффективной и неуправляемой, чем в Советском Союзе. Не оправдались надежды Путина на то, что выращенные в демократическом Ельцинском режиме частные корпорации, отечественные олигархи, крупный бизнес, либеральная интеллигенция как-то сами собой организуются, что инстинкт самосохранения заставит их развивать экономику и культуру, создавать рабочие места, поднимать регионы.

Проблема даже не в том, что задача построения капиталистического государства по образу и подобию развитых стран Запада была невыполнима. Нет, она была бы вполне выполнима при одном условии — если бы в русской душе до начала Ельцинских преобразований возник соответствующий образ действия.

Но такого образа как не было, так и нет! Русскому человеку неинтересно грабить соседние и дальние страны ради собственного благополучия. Наше культурное и географическое пространство требует чего-то иного. Безусловно, Солженицын был прав, когда говорил, что коренная Россия малых городов и деревень нуждается в обустройстве.

Но каким должно быть обустройство — вот, что важно, вот что должно совпасть с глубинным восприятием русской души. Эту задачу нам однажды придется решать в будущем, в том числе, выбирая будущего президента.

Собственно говоря, попытка представить себе образ будущего президента — это и есть попытка сформировать образ действия, которым хотел бы руководствоваться русский дух. Но надо понимать, что президент как глава государства находится в потоке текущих дел и событий, он настолько в них погружен, что на глубокие философские идеи, на творчество, на духовное самосовершенствование у него банально нет времени.

Любое реальное обустройство требует такой сосредоточенности, которой на должности президента достичь невозможно. Вообще полноценная жизнь русской души и русского духа крайне затруднена в городах-мегаполисах, и уж тем более в Москве. В провинции это хорошо знают. Русские люди не признают жителей мегаполисов за полноценных людей, справедливо полагая, что их сознание токсично.

Однако именно жители мегаполисов со своим загрязненным, поверхностным и омертвляющим все живое сознанием, создают концепции и программы развития для «обустройства» России. А потом мы удивляемся, почему эти программы не улучшают, а лишь усложняют и без того непростую жизнь народа, ведут к тотальной дегенерации и распаду страны, а не к процветанию и развитию, уничтожают искреннее сострадание и любовь в обществе.

Итак, для обустройства России, прежде всего, следует признать патологическую ущербность всей потребительской «культуры мегаполисов», которая на самом деле не создает никакой культуры, а производит только низкопробный токсичный суррогат.

Думающие люди в больших городах догадываются об этом, многие были бы рады приложить свои знания для реального обустройства коренной России, но на самом деле это гораздо сложнее, чем им кажется.

Вы можете быть высокопрофессиональным управленцем в большом городе или в крупной корпорации, но, приехав в какой-нибудь захудалый провинциальный городишко, вы с удивлением обнаружите, что вашего опыта, ваших профессиональных умений, ваших дипломов и научных званий окажется недостаточно, чтобы обустроить хотя бы один маленький городок и окружающие поселки с теми воровскими кланами, с теми хроническим проблемами, которые в них существуют. А у нас таких городов и деревень — десятки тысяч!

Генеральная концепция Ельцинской эпохи состояла в том, чтобы выкачать из провинциальных городов всю молодежь в большие города, создать в этих городах некие «точки роста».

В результате этой бездарной концепции в стране не появилось ни одной устойчивой «точки роста», которая бы стала центром мировых инвестиций и технологий, на что так рассчитывали наши либеральные горе-экономисты. Никаких «халявных» инвестиций в российские «точки роста» никогда не было и никогда не будет!

Само понятие «точка роста» весьма показательно и говорит об уровне дегенерации наших столичных интеллектуалов и управленцев, поскольку «точка» по определению не имеет размеров, а значит, она в принципе не может и не должна «расти».

Как уже было сказано, с помощью таких парадоксальных абстракций очень легко оболванивать людей и весить лапшу на уши. Нам не нужны никакие «точки роста», не имеющие никакого смысла, никакого образа действий. Нам нужны поля, на которых растет урожай, нам нужны дети, растущие физически и морально здоровыми, нам нужен рост сознания с появлением мыслителей мирового уровня, духовных учений, редких произведений искусства, удивительно красивых архитектурных сооружений, великих научных открытий.

Здесь мы подходим к самому главному ментальному феномену — образ действий, который дух претворяет в жизнь, находит свое отражение и реализуется, прежде всего, в области искусства.

Это сложный творческий процесс, но совершенно ясно, что в современном искусстве, в архитектуре, в кино, в литературе отсутствует образ, выступающий квинтэссенцией нашего духа.

Возможно, это происходит потому, что «культура мегаполиса» изменила отношение человека к духовности — мы не воспринимаем ментальные образы как часть объективной реальности. Парадигма пустого формализма и атеизма, пронизывающая современное образование, внушила нам, что жизнь можно «обустроить» автоматически, без каких бы то ни было «вымышленных образов».

В результате мы получили самую безобразную жизнь и самую безобразную мусорную культуру «ни о чем», которая вызывает только отвращение.

Поэтому, пожалуй, самый тонкий и важный момент в разрешении неразрешимого вопроса «Что делать?» напрямую связан с проблемой творчества.

Мы думаем, будто экономическое могущество Египта создало великие пирамиды и храмы, которые нас продолжают восхищать по сей день, будто прагматичная экономика Древней Греции создавала непревзойденные шедевры античной скульптуры, будто богатство тамплиеров стало причиной возникновения высокой готики, а богатство Медичи привело к возникновению во Флоренции очага эпохи Ренессанса. Мы думаем, что сначала возникает материальный «базис», а затем возникает его «надстройка» со всякими финтифлюшками.

Но такая примитивная схема «материальное определяет идеальное» не подтверждается на практике. Если следовать этой логике, то российские миллиардеры давно бы задумались над созданием в русской культуре хоть чего-то претендующего на статус искусства. Но этого не происходит!

В действительности материальная энергия, выраженная в промышленности или в накоплении богатств, не может существовать без потока ментальной энергии, которая выражается в образах той или иной эпохи. Не «базис» создает «надстройку», но образ создает и «надстройку», и «базис» всей эпохи — именно образ приводит в движение метаисторические общности, направляя материальную энергию человека.

Можно спорить о том, какой образ лучше и разумнее — образ бога, образ какой-нибудь формулы всемирного тяготения, образ вождя или философа-атеиста — но источником всякого осознанного движения выступает образ, порожденный сознанием. Мертвая материя ничего не меняет. Реальность всегда меняется лишь благодаря нематериальному образу.

Вадим Сергиевский в эссе «Что делать»² приводит верные симптомы отчуждения власти и справедливо замечает, что в отличие от власти, которая видит решение всех проблем общества в еще большей «цифривизации» жизни, русское сознание и русский ум требует совершенно иного — он требует духовного обоснования этого самого ума и этой самой жизни.

Этого никак не может понять наша интеллигенция, которая из века в век задается одним и тем же вопросом: «Почему в России так много ресурсов, а русский народ живет беднее всех?». Ответ состоит в том, что русская душа веками находится в подавленном и угнетенном состоянии.

Подавление образного мышления, пожалуй, и есть самая главная причина кризисной ситуации. Тысячелетие за тысячелетием нам прививаются чуждые образы, порой, самые отвратительные, чтобы русский народ уничтожал сам себя. Наша экономика не работает не потому, что Россия слишком большая страна, а потому, что за этой экономикой нет никакого русского образа действий, ею движет дух «зверя, подобного агнцу» — дух кровожадной орды англосаксов, которая обманом подчинила себе все народы Земли.

И русский народ тоже подчиняется этой орде — это даже закреплено в Ельцинской конституции, где многонациональный народ России назван «единственным источником власти», в то же время там специально уточняется, что если некоторый международный договор противоречит основному закону страны, то «применяются правила международного договора» (гл.1, ст.15, п.4)… То есть верховной властью по «нашей» конституции является вовсе не народ, а его внешний хозяин.

Так почему мы удивляемся, что США накладывают на нас санкции? Почему нам говорят, что эти санкции «противозаконны»? Нет, ребята, эти санкции абсолютно законны! Они были прописаны и заложены в «нашей» собственной конституции.

Бессмысленно возмущаться, что США произвольно толкуют в свою пользу нормы международного права. Мы им сами это позволили, им позволяет это делать «наша» парадоксальная конституция. Чтобы пресечь этот глобальный хаос, чтобы обеспечить более устойчивое развитие в мире, русский дух обязан изменить конституцию нашей большой страны.

Конституция — и есть правила обустройства, и если по этим правилам у нас ничего не получается «обустроить», значит, в правилах что-то не то, их надо пересмотреть.

Если процесс обсуждения новой конституции не решится запустить нынешний президент Путин, то этот процесс однажды все равно придется запустить нашему будущему президенту. При этом целесообразно привлечь к этому обсуждению народы других стран, которые хотят покончить с безнаказанным разгулом англо-американской орды.

Сам процесс обсуждения должен способствовать раскрытию не только образа русской души, в ожидании которого находится наш дух, через этот процесс должен раскрыться образ будущего устройства мира — мира, который хочет думать «о чем-то» и высказывать мысли «о чем-то» свыше.

¹ В.С. Голубев. В поисках будущего президента // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.25257, 11.03.2019

² Вадим Сергиевский. Что делать // «Академия Тринитаризма», М., Эл № 77-6567, публ.25274, 17.03.2019