Так вот какая ты на самом деле, Британия!
Откровения бывшей англофилки
Когда-то давно я испытывала весьма нежные чувства ко всему английскому. Причин тому, как водится, было несколько.
Первая заключалась в том, что я обожала английский язык, который с самого начала его изучения мне легко давался, а то, что у нас получается хорошо без приложения больших усилий, мы и любить склонны охотнее, и, как следствие, внимание обращается на предмет интереса, отсекая всё остальное.
Много позже я нашла ещё несколько причин моей симпатии к Англии, которые естественными назвать трудно.
В том, что я влюбилась в английский язык, огромную роль сыграл тот факт, что нам повезло с преподавателем английского языка в школе – учительница у нас была отличная. Не без странностей, конечно, но отличная, и, прежде всего, в том смысле, что она очень отличалась от остальных преподавателей нашей школы.
Будучи одинокой, пережив потерю своей семьи, она перенесла всю свою немалую энергию на учеников и свой предмет, была увлечена им искренне и преданно, чего и требовала от своих учеников.
Помню, когда вместо городской олимпиады по английскому я пошла на городское соревнование школьных танцевальных коллективов, она жутко на меня обиделась и отпускала язвительные комментарии, что, дескать, дрыгать ногами мне дороже, чем защищать честь школы по её предмету.
Никакие резоны, что найти замену в танцевальной паре не представлялось возможным, а на участие в олимпиаде по английскому готовили несколько человек, ей не казались достаточно удовлетворительными. Хотя её недовольство никак не отразилось на моих оценках – оценивались только знания предмета или отсутствие таковых.
Она властвовала в своём маленьком кабинете на 10 парт, который она же с любовью обустроила, украсив его информативными стендами со множеством фотографий английской королевы и её семьи, а также по истории Великобритании и многочисленными комнатными цветами, постоянно бурча на химичку, кабинет которой находился за стеной, что она убивает её растения своими опытами, и не позволяла никому кроме неё, там преподавать.
У неё была длиннющая указка, которой она частенько пользовалась и не только для того, чтобы показывать что-либо на доске.
В нашей школе обучение иностранному языку начиналось с 5 класса. Детей делили на две группы по 20 человек, максимум. Я попала к ней. Она обучала по системе, которую она называла Ланкастерской. Заключалась она в том, что первый год она учила всех, а затем выбирала наиболее способных, и занималась, в основном, только ими. Это значило, что спрашивала она этих «избранных» каждый урок, коих у нас было 3 раза в неделю.
У меня вообще было такое впечатление, что я учила только её предмет. И попробуй только не подготовься или подготовься плохо – это воспринималось как личное оскорбление и как результат – «кол» в дневнике и гневная надпись – «отказалась отвечать урок».
Да, я тоже попала в число её «любимчиков», которых она гоняла, как сидоровых коз, и оценки по английскому у меня, в основном, было ровно две – единица и пять. На остальных учеников наша грозная преподавательница обращала своё внимание гораздо реже и посылала нас их опрашивать после того, как «разбиралась» с нами. Надо ли говорить, что не знающих урок, мы жалели и ставили трояки, даже под угрозой того, что она может проверить и тогда уже влетело бы нам.
Никогда не забуду почти детскую обиду на её лице, когда на выпускном экзамене мне попался легчайший билет – рассказать о моей семье. У меня было такое впечатление, что вместе с фразой «нашёл, кому достаться», она заставит меня тянуть билет заново, чтобы попалось что-нибудь посложнее. В общем, английский язык был почти единственным предметом, преподавание которого мне запало в душу и мозги.
К сожалению, в иняз, как я мечтала, по разным причинам мне поступить в то время было невозможно, и я пошла в политехнический институт. Но позже, когда появилась возможность платно обучаться, я смогла исполнить свою мечту и получить высшее образование по специальности «английский язык и литература». Моё англофильство поднялось на новый, так сказать, «академичный» уровень.
Я обожала английскую историю, английский стиль жизни и английский юмор, и, собственно, английский язык, который «эксперты» с гордостью называли аналитическим, а мы с этой же гордостью бездумно это повторяли. Мы не понимали одной простой вещи, что язык, который собирается, как конструктор Лего, со своим жёстким порядком слов, кучей слов, заимствованных из других языков, и кучей времён, говорит лишь о том, что это язык искусственно созданный, причём сравнительно недавно.
Это обнаружилось много позже, когда мне довелось переводить с английского некоторые документы, написанные в 17-18 веках, и я увидела, что тогда язык был не таким уж и «аналитическим», что грамматика и правописание отличались от современного. Но раньше, когда не было Интернета и в помине, и когда все эти документы были недоступны, мне было интересно всё, что можно было найти по предмету.
Мне нравилась, как история языка, так и языкознание – предметы, считавшиеся среди студентов, если не занудными, то не очень интересными. Они, конечно, не давали полной картины, да и не могли дать, и зачастую вообще имели мало общего с реальным положением вещей и были вольными фантазиями на тему, но я была рада и этой малости.
Я была счастлива, когда в начале перестройки появилась возможность покупать разные книги на английском, как учебные, так и художественные. Они очень помогли мне в том, чем я любила заниматься больше всего – переводить. Мой интерес к английскому языку и культуре позволил мне перевести несколько книг и полтора десятка статей, а также несколько документальных фильмов достаточно легко и нескучно.
Не менее восхищённо я относилась к главным героям английской литературы – особенно привлекательным в своей аристократичной сдержанности и порядочности английским джентльменам и леди, описанным в романах Джейн Остин, Элизабет Гаскелл и сестёр Бронте. О да, английские книжные аристократы выгодно отличались от книжных аристократов российских.
Если посмотреть на то, что преподавали по русской литературе в советское время, то положительных персонажей русской аристократии было раз, два и обчёлся. Всё были какие-то Хлестаковы, Обломовы, Чичиковы и Салтычихи. И то это, собственно, были не аристократы, а буржуа, помещики и чиновники.
Единственные, кто хоть как-то выделялся на фоне этих карикатур на аристократию, были пушкинский Онегин, лермонтовский Печорин и грибоедовский Чацкий, да и тех советская литературная критика отнесла к «лишними людям». Почему же этих людей обозвали «лишними»? Они, безусловно, были хорошо образованными, умными и талантливыми людьми, но, в силу различных причин, не сумевшими найти места в жизни и реализовать себя и свои дарования.
Они мучительно искали смысл жизни, но найти его им не удалось. Поэтому они растратили себя на мелочи, развлечения и страсти, не получая от этого никакой радости. В большинстве случаев их жизни заканчивались трагически. Они умирали молодыми. Ну, да, они же лишние. И других аристократов в России как бы не было.
Был ещё, конечно, длиннющий роман Толстого «Война и мир», но, то ли в силу своей тяжеловесности, то ли по каким иным причинам, ни один из описанных автором аристократов, особого не то, что восхищения, но и интереса, не вызвал, а аристократки – тем более.
Женские персонажи Толстой описал вполне в своём вкусе – церковь, кухня, дети. Они служат лишь дополнением к мужчине, особой эрудицией не блещут, никакой гражданской или иной позиции не выказывают, никаких собственных размышлений о чём-либо не высказывают. Исключение из всех них составляет Элен Безухова, но её Толстой определил в развратницы и охотницы за деньгами.
Сергей Бондарчук и Ирина Скобцева в роли Пьера и Элен Безуховых в фильме «Война и мир», 1965 г.
То ли дело героини, описанные викторианскими авторами. У них все главные героини вызывают откровенную симпатию своим сильным характером, упорным стремлением, наперекор очень регламентированному обществу, раздвинуть узкие рамки, в которые это общество их поставило.
Кто не знает, в викторианскую эпоху женщины были чрезвычайно ограничены в своих правах. Жизнь женщины была регламентирована системой запретов, начиная с самого нежного возраста.
Так, девушки до замужества не могли есть в гостях, много говорить, демонстрировать свои знания, неважно в какой области. Но они должны были уметь легко краснеть и падать в обморок. Девушке нельзя было никуда выходить одной и оставаться наедине с мужчиной в течение хотя бы нескольких минут, даже если этот мужчина был её женихом. Одеваться она должна была просто, никогда громко не говорить и не смеяться. Её интересы, знакомства, то, куда она и с кем ходит и что читает, строго контролировались родителями или опекунами.
После замужества легче не становилось. В отсутствие мужа, она не имела права принимать гостей-мужчин (имеется в виду респектабельная в глазах общества женщина), а также появляться одной в общественных местах. Женщины не имели права распоряжаться даже своей собственностью, своим приданым.
Если в семье не было сына-наследника, то вся собственность переходила к ближайшему родственнику мужского пола, а вдову с дочерями спокойно выставляли вон, а денежное их содержание целиком зависело от доброй воли наследника. Ни о каком высшем образовании для женщин в то время речи не было.
Тем привлекательней были образы главных героинь, описанных в романах Джейн Остин, сестёр Бронте, Элизабет Гаскелл и других. Они остроумны, начитанны, излагают свои мысли восхитительным языком устно и письменно, живо интересуются окружающей действительностью, с потрясающим чувством собственного достоинства и осознанием права на своё мнение, не боятся идти наперекор суждениям света, если оно не совпадает с их собственным.
Кадр из экранизации романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение».
Под стать главным героиням и главные герои. Сплошь все аристократы – крупные землевладельцы, военные высокого ранга, владельцы промышленных предприятий. Все обладают прекрасными манерами, все красавцы как на подбор, благородны до изумления, фонтанируют тонким юмором и харизмой, постоянны в своих чувствах и симпатиях, и вообще являются средоточием всех мыслимых достоинств, особенно для женской половины населения. Что, в общем-то, и неудивительно.
Собственно, советская школьная учебная программа содержала произведения, которые описывали российскую аристократию, в лучшем случае, не очень привлекательно по идеологическим причинам, не было там места для восхищения «ариями-сто-крат». Поэтому так очаровательны для нас были книжные аристократы чужой страны, которых живописали в самых превосходных красках.
Это совсем не значит, что в Российской империи не было аристократов, блестяще воспитанных и образованных, благородных и прекрасно знающих своё дело людей, преданных и своей Родине, и своей женщине; кто своими делами составлял славу и основу страны.
Некоторые из них служили России не за страх, а за совесть даже при Советской власти. И «лишних» людей, не нашедших себе дело и себя в жизни, среди них было немного, но именно их нам предлагали в качестве примера аристократов. Просто именно о настоящей российской элите никогда не рассказывали советские писатели, её представители никогда не становились героями романов, в крайнем случае, широко известных художественных произведений. Вместо всего этого, очень широко распространялись привлекательные истории об аристократах заграничных.
И это не было случайностью. Как не было, и нет случайности и в том, что вот уже больше 100 лет старательно культивируется благолепный образ «старой доброй Англии» и её благородных аристократов, снимая и переснимая чуть ли не каждые 10 лет романтические романы викторианских авторов.
Герои романа «Гордость и предубеждения» в экранизациях разных лет.
Так, «Гордость и предубеждение» (Pride and prejudice) Джейн Остин были экранизированы в 1940, 1952, 1980, 1995, 2005 гг.; «Разум и чувства» (Sense and sensibility) – в 1971, 1981, 1995, 2000, 2008 гг.; «Доводы рассудка» (Persuasion) – в 1960, 1971, 1995, 2007 гг. и т.д.
Экранизация «Доводов рассудка» (1971, 1995, 2007)
Замечательные актёры, великолепная режиссура, изысканная обстановка – всё в многочисленных экранизациях сделано с большой бережностью и уважением к экранизируемому материалу, вызывающему симпатию и к главным героям, и к тому времени, и к той Англии вообще. И это очень сильно отличается от того, что недавно слепили о «русской истории» авторы скандально нашумевшего как бы исторического фильма «Матильда».
Фильмы о Викторианской Англии и не только о ней, производства ВВС – это просто гимн английскому стилю жизни, а через него – гимн Британской Империи. Могущественной, прогрессивной, аристократичной и рафинированной.
Для меня этот гимн громко звучал долгие годы. Идеологическая обработка английскими книгами и фильмами была настолько сильной, что продержалась долгие годы. А потом, после появления реальной информации о «подвигах» англичан, этот гимн начал звучать ужасно фальшиво, а после даже поверхностного изучения истории становления этой самой империи, и вовсе заглох.
И тогда всё очарование милыми романтическими произведениями и «старой доброй Англией» (old good England) пропало, как позолота с медного колечка.
К большому сожалению, с помощью романтических произведений Джейн Остин, сёстёр Бронте, Элизабет Гаскелл и многих других английских писателей, таких как Конан Дойл, Агата Кристи, Редьярд Киплинг, произведения которых переведены чуть ли не на все языки мира и издавались и издаются немыслимыми тиражами, удалось обмануть весь мир.
С их помощью была проведена колоссальная идеологическая диверсия. Они создавали образ «доброй старой Англии», которой никогда не существовало, они создавали «художественные» образы честных и благородных людей, которые, если там и были, то единицы. Эти художественные выдумки, навязанные всему миру, показывали англичан такими, какими они никогда не были!
Да, их произведения были отобраны и одобрены определёнными людьми, чтобы служить цели воспевания английской аристократии, как в Союзе были отобраны произведения, чтобы служить противоположной цели – умалению достоинств аристократии российской.
Тем не менее, факт остаётся фактом. Они и все остальные «труженики английского пера» покрывали страну-убийцу, страну-бандита, страну-пирата, страну-грабителя, страну-ростовщика. Англия зарабатывала себе на жизнь именно этими «очаровательными» способами, которые умело и настойчиво прятались для всего мира под масками честных, порядочных, трудолюбивых людей, которыми англичане никогда не были.
В общем, как ни прискорбно это признать, но моё многолетнее и абсолютно некритичное восприятие всего английского резко поменяло полярность. Так происходит потому, что нечеловеческая жестокость и запредельная хищность не могут вызывать у нормального человека никаких положительных эмоций. Недостойна восхищения и желания подражать себе страна, которая устроила геноцид многих народов, в том числе и как бы собственного. Очарование схлынуло, уступив место сначала недоумению и неприязни, а потом и желанию разобраться.
Старая недобрая Англия
Коренное население острова начали геноцидить самым первым. Это касается так называемого огораживания, которое происходило, как нам говорили, на протяжении 15-19 веков. Однако, первые акты об огораживании были приняты ещё в 13 веке – Статут Мертона (Statute of Merton (1235)) и Статут Вестминстера (Statute of Westminster (1285)).
Собственно огораживание представляло из себя ликвидацию общинных земель, в результате которых лишённые земли люди превращались в бродяг и нищих. Отнятые земли огораживали – отсюда и название.
Против обворованных людей принимались жестокие законы. Их бичевали, клеймили, могли отдать в рабство на время, а в случае попытки побега, пожизненно. Если человека ловили в третий раз, то казнили.
В царствование Генриха VIII (1509-1547) в Англии было казнено по сведению английского хроникёра Рафаэля Холиншеда (Raphael Holinshed (ум. В 1580г)) 72 тыс. человек(около 2,5% всего населения страны), в том числе «за бродяжничество и попрошайничество», а при королеве Елизавете I (1568-1603) – 89 тыс. человек за то же самое, а ещё за собирание милостыни без разрешения властей (В. Мединский «Особенности национального пиара» с. 137).
Казнь раздавлением Маргарет Клитроу (Margaret Clitherow). Гравюра 16 век
Вообще-то средневековую Англию можно без натяжки называть страной смертной казни. В Англии 15 века казнили за 80преступлений. Среди них: оскорбление коронованных особ, богохульство, кража коровы, совращение монашки и тайное проникновение ночью в королевский дворец.
Причём способы казни отличались разнообразием – преступников вешали, четвертовали, потрошили (причём это был один вид казни, даже не представляю, как они это делали), обезглавливали, давили, колесовали, сжигали на костре, сажали на кол и подвешивали за ребро.
К 17 веку список расширился до 200. Казнить могли за что угодно: как за серьёзные преступления, так и за всякую мелочь: за то, что человек оказался вооружённым или переодетым в чужом лесу, за порубку деревьев, уничтожение скота, за двоебрачие, за карманную кражу на сумму свыше 1 шиллинга.
Казнили за кражу овцы, кролика и т.п., католичество, ведьмовство, супружескую измену, получение пенсии военного моряка по подложным документам, выдачу себя за пациента дома престарелых, за повреждение Лондонского и Вестминстерского мостов, за времяпрепровождение с цыганами, за бунтарство, за разрушение машин и т.п.
В начале 19 века список расширили и довели до 225 позиций, за которые можно было лишиться жизни. Хотя тогда смертную казнь с готовностью начали заменять на каторжные работы в колониях, ведь растущей империи нужны были бесплатные рабы.
Геноцид ирландцев и шотландцев
Параллельно английская «аристократия» принялась за соседей – ирландцев и шотландцев – и тоже устроила им геноцид. С шотландцами англичане конфликтовали на протяжении веков. Периодически англичане покоряли шотландцев, а те периодически поднимали восстания.
Дэвид Морье (David Morier), Битва при Каллодэне, 1746.
После подавления последнего крупного восстания шотландцев в 1746 году в битве при Каллодене, которая стала последним сражением на территории острова, англичане произвели «зачистку Шотландского высокогорья» (Highland Clearances).
В результате чего шотландцы лишились своей культуры, образа жизни (а многие и самой жизни) и имущества.
Им запрещалось говорить на гэльском, играть на волынке и вообще всякая национальная музыка была запрещена, как и национальные символы. Запрещалось носить национальную одежду, в частности, тартаны и килты под страхом заключения в тюрьму на полгода (за рецидив полагалась семилетняя ссылка в заморские колонии), иметь огнестрельное оружие, а простым людям – любое оружие.
Клановая система (полуфеодальная-полуродовая), в которой шотландцы жили веками, была разрушена, что значило крах для простых шотландцев, имущество «бунтовщиков» отходило английской короне. Множество их было казнено, а ещё больше отсидело в тюрьмах и было выслано за пределы страны.
Те же, кто не уехал, подвергались разного рода репрессиям, вплоть до массовых убийств, как это произошло 13 февраля 1692 года, когда уничтожили всех членов ветви клана Макдональд, проживающих в деревне Гленко. В историю Шотландии это преступление вошло под названием «резня в Гленко» (Massacre of Glencoe).
Джон Макдоналд (John Blake MacDonald (1829-1901)). Гленко, 1692
В результате массовой депортации, большая часть шотландцев оказались в США, Канаде и Австралии. И сейчас в Шотландии плотность населения составляет 65 человек на кв. км – самый низкий показатель по Европе, а количество потомков шотландцев за границей значительно превышает количество шотландцев в самой Шотландии – 5,295 млн. чел. против США – 20-25 млн. чел, в Канаде – 4,715 млн., в Австралии до 2 млн. чел., в Новой Зеландии – 0,7 млн. чел.
Теперь только стал понятен смысл песенки «My Bonnie is over the ocean» («Мой милый находится за океаном»), которую мы разучивали на уроках английского языка. Это, как оказалось, шотландская народная песня, и существует большая вероятность того, что она посвящена принцу Карлу Эдуарду Стюарту – руководителю последнего восстания шотландцев против англичан, которого ещё называли Красавчик принц Чарли (Bonnie Prince Charlie).
После того, как якобиты (приверженцы изгнанного в 1688 году английского короля Якова II Стюарта) потерпели поражение в битве при Каллодене в 1746 году, Карл Стюарт скрывался на острове Скай, а затем и на континенте. Его приверженцы могли легально исполнять данную песню в его честь, поскольку английское прилагательное bonnie (красивый, хороший, милый) может относиться как к мужчине, так и к женщине, как к принцу Чарли, так и многим шотландцам, действительно уплывшим за океан.
В плане депопуляции англичане постарались и в Ирландии. Начиная с 16 века, англичане постепенно просто забирали землю у ирландцев, а сопротивлявшихся наказывали, например, в 17 веке ссылали в бесплодную и пустынную область Коннахт на западе Ирландии, обрекая тем самым на голодную смерть. Оказавшихся за пределами этой области, убивали.
Много ирландцев, включая женщин и детей, были депортированы в английские колонии в Вест-Индии и обращены там в «белых рабов». На тех, кто остался, велась настоящая охота. Английскому солдату платили 5 фунтов за голову «бунтаря или священника» (для сравнения, за волчью голову платили 6 фунтов). В результате этого геноцида, население страны резко уменьшилось.
Так, если в 1641 году в Ирландии проживало более 1,5 млн. человек, а в 1652 г. осталось лишь 850 тыс., да и то из них 150 тыс. были английскими и шотландскими колонистами.
Мемориал в Дублине, посвященный жертвам Великого голода
В 19 веке из-за «ирландского «огораживания» в стране разразился голод, и ирландцы вынуждены были эмигрировать. Население сократилось вдвое: если в 1841 году численность населения острова составляла 8 млн. 178 тыс. человек, то в 1901 году – всего лишь 4 млн. 459 тыс. человек.
Памятник ирландским переселенцам в Филадельфии, которые гибли в Северной Америке тысячами
Геноцид индусов
А затем англичане вышли за пределы своего островка, и геноциду подвергались все народы, куда бы они ни приходили. Геноциду и безпримерному ограблению подверглась Индия. Англичане хладнокровно давили её экономически – с первого же дня своего господства посредством Ост-Индийской компании они начали повышать налоги, что повлекло за собой резкое обнищание простых индийцев.
Например, результатом повышения земельного налога более чем в 2 раза стало то, что за 11 лет (1879/80-1889/90) только в «Мадрасском президентстве было продано с аукциона в уплату земельного налога 1 900 тыс. акров земли, принадлежавшей 850 тыс. крестьянских хозяйств. Это означает, что 1/8 всего сельскохозяйственного населения президентства была лишена земельной собственности…»
«Невидимая рука рынка» и «свободная торговля» вылилось для Индии и индийцев при «эффективном менеджменте» англичан в то, что урожай пшеницы упал (впервые со времени правления Великих Моголов, то есть с 1570 года).
Текстильная промышленность Индии, которая составляла значительную конкуренцию английской текстильной промышленности – любые индийские ткани (хлопчатобумажные, шерстяные, шёлковые) были гораздо лучшего качества и меньше стоили, чем английские – была разрушена, причём в прямом смысле.
Сначала, чтобы завоевать текстильный рынок своей крайне неконкурентной продукцией, англичане прибегли к 80%протекционистской пошлине, то есть, чтобы защитить свою текстильную промышленность от конкуренции, они ввели пошлину на импорт чужой. Это не очень помогло. Тогда они ввели полный запрет на индийский миткаль – полуфабрикат для производства различных тканей. Это тоже не очень сработало – английская ткань всё еще была плохого качества.
И тогда в ход пошли последние «демократические меры» – конкурентов решили уничтожить физически. В Бенгалии, главном центре индийского текстильного производства, был искусственно организован голод. В 1769-1770 гг. он унёс по треть жителей – 7 до 10 млн. человек.
В 1780-1790-х годах трагедию в Бенгалии повторили – на этот раз от голода вымерла уже половина населения – 10 млн. человек
Елена Любимова
Источник.
Реклама – двигатель торговли. Раньше не было кинематографа и интернета, соответственно писались книжки в качестве рекламы. А “просвещенные”, т.е. умеющие читать, их читали и рассказывали не умеющим как хорошо живут люди за границами. И появлялась тяга “сделать как у них”, а это первый шаг к желанию сломать все здесь и сейчас.
Психология…