Киевская археология: мало находок, много баек

«Древнейшим заселенным районом Киева считается — не в последнюю очередь из-за своего благоприятного топографического положения — Замковая гора, обособленно возвышающаяся над уровнем Днепра на 70–80 метров.

Заселение этого места, происходившее в третьей четверти I тыс., засвидетельствовано наряду с некоторыми прежними случайными находками (обломки керамики, амфоры, фибула, фигура льва, три византийские монеты), прежде всего культурными отложениями, открытыми в 1930-е и 1940-е годы.

Под культурным слоем IX–X вв. обнаружился более древний слой, первоначально датированный VI–VII веками.

Однако тщательный анализ керамики показал, что среди найденных фрагментов лишь незначительная часть принадлежит типу корчак VI–VII вв., а преобладающее число фрагментов относится к славянской керамике VII–IX веков.

Несмотря на это, П.П. Толочко датировал указанный древний слой сначала VI–VIII вв., а позднее даже V–VIII вв., хотя при раскопках в северной части горы только в одном из четырех шурфов были обнаружены фрагменты керамики VIII–IX веков.

Толочко считает, что поселение, возможно уже в VI–VIII вв., было укреплено и его жители, судя по амфорам и монетам, поддерживали торговые связи с византийскими провинциями Северного Причерноморья. Поскольку поселение V–VIII вв. якобы имеет непосредственное продолжение в IХ — Хвв., Замковая гора рассматривается как древнейшее ядро более позднего города.

Однако в отчете о раскопках 1940 г. вопрос о континуитете поселений оставлен открытым. В нем отчетливо отмечен стерильный слой глины, который находился между двумя указанными культурными прослойками.

М. К. Каргер, характеризуя период с середины V до второй половины VIII в. как самый темный период в истории Киева, относил поселение на Замковой горе только к VIII–X вв. и применил к нему термин «городище», содержащий скрытое указание на укрепленное поселение, хотя в отчете о раскопках он говорит лишь о «селище», а данные об укреплениях отсутствуют.

Поселение IХ — Х вв. могло быть расположено только в северо-западной части Замковой горы, что подтверждается наличием здесь культурного слоя, сильно нарушенного позднейшими постройками, с остатками трех жилищ и фрагментов керамики.

В отчете о раскопках обнаруженные материалы интерпретируются как принадлежавшие преимущественно бедному населению, которое занималось земледелием, охотой и рыболовством, но наряду с этим на основании клада с 37 херсонесскими монетами и одним дирхемом 943 г. делается вывод о наличии и зажиточных жителей.

Одна-единственная литейная форма из глины послужила доказательством существования ювелирной мастерской. Такая источниковая база служит Толочко основанием говорить о Замковой горе IX–X вв. как о «довольно развитом поселении», «центральной части феодального города», в котором жили представители киевской верхушки».

На первый взгляд все очень убедительно — находки очень древние и спор идет о том, к какому периоду они принадлежат — к V в. или к VII в.

Но стоит задать историкам всего два вопроса: на основании чего они датировали находки, чем проверили датировки и какое они имеют отношение к современному городу Киеву?

На «византийских» монетах дату чеканки не ставили, а попасть в землю они могли значительно позже своего появления на свет.

По глиняному черепку или женской сережке определить век, в котором ими пользовались, еще труднее, потому что глиняная посуда делалась из одной и той же глины во все времена.

То, что этот тип черепков относится к такому периоду, а эдакий к другому — всего лишь предположения археологов, часто откровенно взятые с потолка.

Но, допустим, что люди обитали на днепровских горах тысячу лет назад. Какое это отношение имеет к Киеву? Никаких доказательств этой связи историки не приводят, а если при раскопках натыкаются на неудобный для них слой стерильной глины, то никак это не комментируют.

По этому поводу могу привести пример из истории моего родного города. Основание Тюмени датируется 1586 г., когда по сообщению Кунгурской летописи воеводы Сукин и Мясной «поставиша град Тюмень».

Датировка этого события опирается на один-единственный источник, что, конечно, не внушает доверия, но не будем оспаривать общепринятую дату. Лучше поговорим о другом известном факте — на месте нынешнего города Тюмени некогда находился город Чимги-Тура (историки называют его татарским и относят его основание князем Тайбугою к XIV в.), который когда-то, якобы даже был столицей какого-то местного ханства.

Если это так, то от чимги-туринской эпохи в тюменской земле должно остаться много черепков и женских сережек, наконечников стрел и булавок. Их можно откопать, датировать V в. и объявить Тюмень ровесником древнего Киева, а то и поспорить за старшинство.

Но археологи не особо рвутся ковырять здесь грунт, поскольку обычный провинциальный городок их мало интересует. К тому же исторический центр Тюмени застроен плотно и чтобы провести археологические изыскания, надо снести сотню памятников архитектуры.

Тем не менее на территории города обнаружили несколько археологических памятников (Царево городище, городища Антипинское-1 и Антипинское-2), но не очень значимых. Однако при желании их можно выдать за останки древнего города и тем самым удревнить историю Тюмени на несколько сотен лет.

В Киеве возможностей для археологов, конечно, было больше — и после войны, когда проводилась масштабная реконструкция города, да и сейчас та же Замковая гора пустует (на ней хотят выстроить макет деревянного замка вроде того, что стоял там при поляках, отчего и пошло название горы).

В трех километрах от городской черты Тюмени начинается озеро Андреевское (татарское название Индрэй-куль), точнее это целая система озер, окруженных сосновыми борами. Вот здесь археологам приволье — копай хоть до центра Земли.

И там они действительно нашли в городищах и могильниках гигантское количество черепков, камушков и костяшек, которые датировали периодом неолита.

Научные дискуссии идут другого масштаба — кто говорит, что люди тут жили две тысячи лет назад и приводит в качестве доказательства обломки каменного топора, а кто не менее убедительно доказывает, что древние охотники и собиратели обитали здесь уже пять тысяч лет назад, подкрепляя свою версию обломками каменного топора другой формы. Я, разумеется, несколько утрирую ситуацию, но суть именно такова.

Сами по себе археологические находки ничего не доказывают. Если бы стояла задача доказать, что Тюмень — матерь городов русских, то черепки пошли бы в дело, а так они пылятся в коробках в подвале местного краеведческого музея без всякой надобности.

Но точно такие же находки, сделанные на берегах Днепра выполняют сегодня важную политическую задачу, красноречиво доказывая фактом своего существования то, что украинцы — это древние арии, в отличие от каких-то там диких азиатов-полукровок русских, которые переняли у древних украинцев все культурные достижения.

Для «ученых» важны не сами черепки и костяшки, а умение интерпретировать находки в строгом соответствии с господствующей на данном этапе «научной истиной» и политической конъюнктурой.

Самые интересные находки для археологов — это клады. Зарывают обычно самое ценное — деньги и драгоценности. В старину даже и хранили деньги в горшках, чтобы при случае можно было быстро закопать. Благо, деньги в ходу были серебряные, реже золотые. Как обстоят в Киеве дела с древнерусскими монетными кладами?

Да никак! Римские монеты на Подоле находили довольно часто. Но официальная историография относит эпоху Адриана и Марка Аврелия далеко от зарождения русской государственности и основания Киева. Говорить о товарном производстве чего-либо в то время здесь тоже не приходится. Кто же прятал клады на днепровских горах и оврагах? Если официальная хронология и датировки монет верны, то подумать можно разве что на разбойников.

А как же древнерусские монеты? Тоже никак. Период XII–XIII вв. в истории Руси «ученые» объявили «безмонетным». Мол, не было тогда денег в ходу, поэтому и искать их бессмысленно. А что же было вместо денег?

Иные историки выдают на-гора потрясающую по своему кретинизму концепцию: дескать, вместо монет в ходу были гривны — серебряные слитки. Как же простой обыватель расплачивался на базаре, например, за курицу? А, дескать, рубил гривну на части и этими кусочками серебра расплачивался.

Что-то с трудом верится в это. Монета — гениальное изобретение. Она хороша тем, что идентичные монеты равны друг другу по весу. Соответственно, имеют равную покупательную способность. Стоимость товара можно измерить в количестве монет известного веса. А как быть, если курица стоит 0,08 гривны? Эти восемь сотых каким инструментом отмерять и как отчекрыживать?

И кто будет этим заниматься — продавец или покупатель? Уж ясное дело, продавец отрубит себе чуть больше, чем положено, а покупатель отмеряет на глазок меньше, чем надо. Как будет решаться спор? Дело неминуемо дойдет до драки.

Элементарный здравый смысл подсказывает, что мелкие монеты, если уж вошли в оборот, никуда сами по себе не исчезнут, ибо без них повседневная розничная торговля представляется невозможной.

Технология чеканки серебряных или медных кругляков ничего сверхсложного собой не представляет. Но у монет из чистого серебра или золота есть одно очень неприятное свойство — они при обращении стираются. Была монета в 12 г., а через год, пройдя через сотню рук, стала весить уже 11 г. Поэтому сейчас в ходу компактные бумажные деньги, не теряющие своей покупательной способности от того, что кто-то активно мусолит их потными ручонками.

Так вот, 200-граммовые гривны — это своего рода купюры крупного номинала. Они предназначались не для покупки соли и свечей в лавке, а использовались купцами при крупных сделках, для оптовых, так сказать закупок. Мелкие монетки были для этой цели крайне неудобны.

Во-первых, на их пересчет уйдет не один час, во-вторых, монеты могут попасться сильно истертые. Всунут тысячу истертых монет — вот тебе и убыток на 10 %. Слитки же не истираются, поскольку по рукам не ходят. И их можно сразу считать на вес. Что-то подсказывает мне, что гривны были в обращении не вместо монет, а одновременно с ними, точно так же как сегодня пластиковые кредитные карты обращаются параллельно с бумажными банкнотами и старомодными металлическими деньгами.

Почему же историки датируют гривны в основном XII–XIII столетиями? Затем, чтобы объяснить отсутствие специфических киевских пенязей, как называли в старину деньги. Между тем энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона сообщает, что гривны имели хождение еще и в XVI в. Так что привязывать их к Киевской Руси нет никаких оснований.

Древний Уголовный кодекс — так называемая «Русская правда» — назначает наказание за преступление в гривнах. Здесь нет ничего удивительного, ибо гривна — есть мера серебра. Деньги в обращении могли находиться разные — ефимки, талеры, динары, монеты могли быть медными или золотыми.

Но все они легко конвертировались в гривну, которая имела известный вес. Сегодня Административный Кодекс исчисляет размер наказания в минимальных размерах оплаты труда, но это ведь не значит, что в ходу находится денежная единица под загадочным названием «мрот».

Кстати, когда был составлен документ, который принято называть «Русская правда»? Впервые его открыл Татищев в 1738 г., изучая список Новгородской летописи, датируемый XV столетием. Вряд ли этот сугубо утилитарный текст переписывали от нечего делать. Весь XV в. этот нормативный акт был в употреблении вплоть до введения Судебника 1497 г. Со временем хождения гривны этот период совпадает.

То, что сегодня историки считают «Русскую правду» памятником древнерусского права, датируя XI столетием, удивлять не должно. Всякий уважающий себя историк обязательно удревнит любую находку лет на 400–500. Вот так и гривны переехали из XV в. в XI в.

Если Киев был столицей Руси, то там же должен был находиться княжеский монетный двор — эмиссионный центр, так сказать. В столице должны были концентрироваться и большие капиталы, причем в натуральном виде. Следовательно, именно в Киеве должны находить наибольшее количество кладов с русскими монетами.

Обратимся к специальной литературе — книге Ивана Спасского «Русская монетная система».

Вот что автор пишет о так называемых сребрениках Ярослава — классифицированных как первые из известных древнерусских монет: «Только одна монета найдена в Киеве [в 1792 г.], да и то не в земле, а как подвеска к иконе, тогда как все остальные тяготеют к северо-западному краю древнерусского государства: одна найдена в земле поблизости от древнего Юрьева (Тарту), другая — на острове Саарема; есть указания и о находке в Петербургской губернии.

Известно несколько подражательных монет, происходящих из Скандинавии. «Ярославле сребро» и относят поэтому к периоду княжения Ярослава в Новгороде — под рукой Владимира, занимавшего русский стол.

Подобно тому, как на монетах описанного выше раннего киевского типа помещалось изображение Христа, здесь другая сторона занята изображением христианского покровителя Ярослава — святого Георгия.

<…> В конце 20-хгг. XIX в. появилось еще несколько монет: две серебряных монеты Владимира нашли в Борисполе на Украине, и по одной — на Цимлянском городище (древний Саркел — Белая Вежа) и в Польше — в составе Ленчицкого клада.<…> В 1852 г. был найден ставший знаменитым Нежинский клад — около 200 серебряных монет».

Первые четыре из известных ныне 10 златников Владимира найдены в 1804 г. в Пинске, еще несколько — в Кинбурне в 1863 г. Как видим, монеты, относимые к киевскому типу, в киевских монетных кладах вообще не встречаются. Привязка их к Киеву носит исключительно спекулятивный характер.

Так, например, бытует байка о том, что первый златник был куплен коллекционером Бунге у солдата в Киеве еще в 1796 г., но впоследствии утерян. Тот же Спасский, ведя речь о первых русских сребрениках и золотниках, упоминает о найденном в Киеве в 1876 г. некоем монетном кладе.

Но поскольку документирована находка не была, и что в этом кладе находилось доподлинно неизвестно, этот эпизод имеет отношение к археологической мифологии, а не науке. Кстати, первоначально златники и сребреники классифицировались как сербские или болгарские монеты, и лишь с увеличением числа находок стало принято считать их древнерусскими.

То есть если по воле случая большой клад монет этого типа будет обнаружен на Балканах, то монеты вновь будут считаться сербскими.

На сегодняшний день известно более 340 серебряных монет, называемых условно сребрениками. Около трех четвертей из числа всех апробированных сребреников имеют пробу ниже 500-й, то есть фактически не серебряными монетами, а лишь содержат большую примесь серебра.

Можно предполагать, что на внутреннем рынке они обращались по принудительному курсу, а чеканены были в момент, когда казна опустела, а в деньгах нужда была великая. Это не может быть признаком богатства княжества, выпустившего такую низкопробную монету.

Про киевскую гривну Спасский пишет, как будто с трудом выдавливая слова: «Если эволюция и становление формы и веса второго прослеживаются довольно четко на обильном местном материале, то форма первого, уже связанная с вполне устойчивым весом, возникает как-то внезапно, ничем не подготовленная в предшествующем периоде.

Название слитков «киевские» по всей вероятности соответствует основному центру их производства; однако некоторые разновидности формы (слитки плоские и горбатые) позволяют предполагать, что литье их могло производиться и в других центрах Южной Руси».

Где же были найдены клады с киевскими гривнами? Самый большой полуторапудовый клад, содержащий более сотни гривен — в 1906 г. в Твери. Так почему бы гривну в честь этого события не назвать тверской? Много гривен киевского типа обнаружены в готландском кладе (Швеция).

О том, что Киев был центром производства гривны, тем более основным, никаких свидетельств автор не приводит. Их вообще нигде нет.

Спасский пишет о черниговской гривне: «Летопись сохранила упоминание о Волынском князе Владимире Васильковиче, по приказу которого в 1288 г. были перелиты в слитки драгоценные сосуды его сокровищницы.

Это могли быть датируемые второй половиной XIII в. слитки особой формы, которые по месту нескольких находок получили условное название «черниговских». Имея вес новгородских слитков, они по своей ромбической форме имеют нечто общее с киевскими и представляют как бы промежуточный, переходный тип».

Итак, несколько находок гривен в Чернигове дают условный черниговский тип, отличный от киевского. А какие гривны находили в Киеве? Об этом авторы книг и статей по археологии почему-то дружно помалкивают.

И дело мне кажется в том, что находят они гривны не киевского типа, а литовского (типология, конечно, весьма условна), ибо Киев в XIV–XVI вв. входил в состав Литвы. Но это лишь мое предположение, глубоко я этот вопрос не копал. Литовскую гривну отличают характерные зарубки на верхней части и чуть изогнутую, но тонкую форму. Они появились в Великом княжестве Литовском, как считается, в конце XIV в. и ходили, по всей видимости, до пятидесятых годов XV столетия, в дальнейшем гривну вытеснила регулярная монетная чеканка.

Мне встретилось лишь одно упоминание о находке в 1997 г. клада в 23 гривны киевского типа при восстановлении Михайловского монастыря. Поскольку дело происходило уже в «самостийные» времена, не стану исключать, что находка сфальсифицирована.

Уж больно много «свидомые» историки делают последнее время сенсационных открытий — вспомним хотя бы, как украино-канадские археологи обнаружили «массовые» захоронения жертв «батуринской резни» или недавно обнаружили «украиномовный» вариант орликовской конституции, хотя «мовы» в XVIII в. не существовало.

Если находка имеет пропагандистско-политическое значение, то укро-археолги найдут хоть Атлантиду на дне Киевского водохранилища. А то ведь что получается — денежную единицу Украины назвали гривной в честь той самой легендарной (разумеется, киевской) гривны, а в музее и показать нечего. Но вскоре очень кстати отыскивается клад в три килограмма серебряных слитков.

Доверять сообщениям о кладах, если они не задокументированы, совершенно нельзя. Это все равно, что верить рыбаку, рассказывающему каких размеров рыбу он выловил. Даже если у него и нет намерения соврать, руки сами собой расходятся чуть больше, чем надо (раза в два-три). Со временем клады только растут в размерах, особенно в сообщениях СМИ.

Например, Влада Крапивка в статье «В Лавре нашли 270 кг денег, а «клад дьявола» зарыли», утверждает что «в 1851 году солдаты, строившие укрепления в районе Аскольдовой могилы, обнаружили клад арабских монет. «Сейфом» служил глиняный кувшин, он был доверху наполнен золотыми монетами (около 3 тысяч), в довесок были присовокуплены два витых золотых браслета».

А вот профессор Антонович в статье «Киев в дохристианское время» о том же кладе сообщает несколько иное: «в 1851 г. при постройке Печерской крепости найден был сосуд, наполненный серебряными дирхемами, числом от 2 до 3 тыс., саманидскими, абассидскими и тигиридскими, от конца VIII до начала X столетий».

Вот так лихо серебряные дирхемы превращаются в золотые. Между тем ни Антонович, ни тем более Крапивка того клада, который растащили обнаружившие его солдаты, не видели. Спасти, как считается, удалось лишь малую часть сокровищ. Поэтому разглагольствовать о его весе и характеристике монет можно совершенно спокойно — никто возразить не сможет.

Но все же, если счесть датировку монет верной, то клад относится к самой заре Рюриковой эпохи. Нам же интересны клады периода расцвета Киевской Руси, дабы получить свидетельства экономической мощи государства. Но тут как раз мы наблюдаем странный пробел.

Денежные клады ныкали в горшках и сундуках только очень богатые люди, например, купцы и те, кто купцов грабил. А простой люд в случае, как сейчас говорят, социальных катаклизмов, ховал на огородах вещички поскромнее — сережки, колечки, ложки да крестики. Собственно, именно такие скромные заначки археологи и находят в Киеве.

С купеческими кладами, да еще древними там как-то не особо вытанцовывается. Обратимся к любопытной статье «Клад из руин Десятинной церкви» С. И. Климовского, сотрудника Института археологии НАН Украины, опубликованной в «Восточноевропейском археологическом журнале» (№ 5(6), 2000 г.).

Начинается статья многообещающе: «Среди древнерусских городов Киев занимает первое место по количеству найденных кладов…», однако далее идет описание мифических находок, сделанных в XI в., о которых известно лишь по летописям следующих веков.

Из достоверных открытий автор первым упоминает клад, обнаруженный «на хорах Успенского собора Киево-Печерской лавры, являвшегося тайной монастырской казной XVII–XVIII вв. и насчитывавшего 6184 золотые монеты…». Да, клад этот, конечно, очень богатый, но к древности отношения не имеет.

Но Климовский спешит заверить читателя, что «…находки, подобные лаврской, являются уникальными, большинство же киевских кладов относятся к IX–XIII векам. Среди них преобладают те, которые были зарыты в декабре 1240 г.: сокровища, спрятанные жителями города, осажденного войсками Батыя.

Состоят они преимущественно из гривен (денежных слитков серебра), женских золотых и серебряных украшений: колтов браслетов, перстней, колец, сережек и других ювелирных изделий.

Их находки на территории города расположены очень неравномерно. Почти половина известных кладов приходится на «град Владимира» — древнейшую часть Киева, место сосредоточения княжеских дворцов и боярских усадеб. Штурмом укреплений «града Владимира» завершилось взятие Киева монголо-татарскими войсками в 1240 г., а последние защитники города погибли под руинами рухнувшей Десятинной церкви.

В этой части города в размещении кладов прослеживается определенная закономерность. Из 29 кладов, зафиксированных на площади в Юга «града Владимира», 16 найдены непосредственно возле самой Десятинной церкви. Все они были обнаружены еще в XIX — начале XX века».

Вы уже горите желанием узнать подробности об этих сенсационных 29 кладах XIII в.? Вас ждет большое разочарование, потому что «большинство кладов, найденных в XIX в., были расхищены случайными находчиками; как правило — рабочими-землекопами. Но такая же судьба постигла и самый большой древнерусский киевский клад, найденный в 1842 г. археологом-любителем помещиком А.С. Анненковым.

Золотые сосуды и украшения были, вероятно, переплавлены и лишь отдельные предметы (позволяющие, однако, судить о ценности клада в целом) были проданы в музейные и частные коллекции. Зачастую, даже если клад после находки попадал к специалистам, обстоятельства его обнаружения оставались неизвестны или недостоверны, что значительно снижало его научную информативность».

Можно, конечно, сколько угодно материть Анненкова, который почему-то «переплавил» в слитки археологические находки, уничтожив тем самым «самый большой древнерусский клад», но я все же воздержусь. Вполне возможно, мы имеем дело с очередной байкой, каковых вам любой кладоискатель расскажет с дюжину.

Наконец, Климовский сообщает действительно достоверные сведения: «В 1955 г. при раскопках по ул. Владимирской, 7 — 9 в жилище XIII в. возле печки был найден глиняный горшок, в котором находились золотые колты, серьги, серебряные витые и пластинчатые браслеты, перстни.

Этот клад, спрятанный при осаде 1240 г., на долгие годы стал последним древнерусским кладом, обнаруженным в этой части Киева. И вот, через 43 года на противоположной стороне улицы был найден новый клад, резко отличающийся от известных в этом районе, но тесно связанный, как и большинство из них, с событиями декабря 1240 г».

Интересная вырисовывается картина: первые древнерусские клады были разворованы, о них до нас дошли главным образом слухи, а последний за долгие годы клад из примитивных ювелирных украшений был обнаружен лишь в 1955 г. Какие находки были сделаны археологами ранее, автор статьи не сообщает ничего.

Почему клад датируется декабрем 1240 г.? Вероятно потому, что так договорились археологи: если в глиняном горшочке нет позднейших монет, значит клад спрятан в период Батыева разорения. Хотя историки нам рассказывают о многочисленных разорениях Киева половцами, новгородцами, крымчаками, поляками, почему-то эти набеги не пугали киевлян, и они ничего в землю не зарывали.

И вот, наконец, почти через полвека, в 1998 г. археологи порадовали нас еще одной находкой. Удивительно, что за предшествующие годы, когда в Киеве велось интенсивное строительство, в том числе и в историческом центре города, НИ ОДНОГО клада обнаружено не было. Ведь сегодня абсолютными рекордсменами по обнаружению кладов являются именно строители.

Что же нашли археологи в этот раз? Климовский в своей статье сообщает следующее: «26 сентября 1998 г. на площадке по ул. Владимирской, 12, в ходе раскопок, производившихся Старокиевской экспедицией Института археологии НАН Украины (И.И. Мовчан, Я.Е. Боровский, С.И. Климовский), на глубине 2 мот современной поверхности открылась прямоугольная яма размером 1,1×1,15 м.

Ее темное заполнение заметно отличалось от светлого материкового суглинка, в котором яма была выкопана. При выборке заполнения по центру ямы, на глубине 2,05 м, обнаружены 2 железных древнерусских трубчатых замка, а следом за ними расчищено 378 предметов, большинство из которых — мелкие пластины сильно коррозированной листовой меди. На некоторых сохранились остатки истлевшей лозы или лыка.

Из этой массы вещей выделяются два предмета: водолей — сосуд для воды, использовавшийся при умывании, изготовленный в виде петуха, и блюдо».

И это все? — удивится читатель. Все, но удивляться здесь нечему. Действительно ценное, дескать, уже откопал злодей Анненков и ему подобные расхитители — выгребли подчистую все древние артефакты, оставив гнить в земле лишь медное блюдо и заурядный рукомойник.

Удивляться следует не этому, а тому, что «ученые» безоговорочно датировали эти находки XII — началом XIII вв., причем по одному лишь внешнему виду. Подобное же блюдо, как пишет Климовский, было найдено в Киеве в 1892 г., причем оба блюда по мнению историков изготовлены в Саксонии.

Почему они так считают? Хотят так считать — и считают. Наверное, в Киеве ремесленники не умели делать самую примитивную посуду, и ее приходилось завозить из германских земель. Всего же в Киеве за всю историю археологических изысканий обнаружено аж целых три блюда, но найденное в 1984 гг. в захоронении на Подоле «ученые» объявили более древним, нежели два других.

У меня к Климовскому оставался только один вопрос: отчего он связывает обнаруженный в 1998 г. клад металлического лома с Десятинной церковью, до предполагаемого места нахождения которой находку отделяет почти 200 метров? А потому — отвечает Климовский, что блюдо сильно погнуто и поцарапано.

А погнуться оно могло, по его мнению, исключительно в момент обрушения стен церкви под ударами монгольских стенобитных орудий. Смешно? Меня эта «ученая» логика очень повеселила. Следуя ей, теперь любой попорченный предмет домашней утвари, откопанный в Киеве, можно объявить доказательством существования Десятинной церкви. Ведь ничто иное не могло его поломать.

Вот вам наглядный пример методов историков: откопали 10 кг железного лома, и на этом основании высосали из пальца целую «научную» концепцию, «доказывающую» факт разрушения Киева Батыем в 1240 г.

Монетные клады Киева указывают на то, что он никогда не был столицей русского государства и крупным экономическим центром Руси.

Почти полное отсутствие русских монет мы наблюдаем на фоне большого количества находок монет римских, датируемых началом нашей эры (встречаются монеты, датированные II в. до н. э.) — одних только крупных кладов римских монет найдено пять.

В одном из них — «кудрявском» 1874 г., как считается, находилось около четырех тысяч монет, но большинство из них были растащены рабочими, обнаружившими сокровище.

Раньше историки сходились во мнении, что римские монеты указывают на то, что обитавшие в Приднепровье варварские племена находились в вассальной зависимости от Римской империи.

Сегодня на основании этих же находок украинские «наукознавци» пытаются удревнить дату основания Киева на полторы тысячелетия.

Но на наш вопрос о том, почему эпоха ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАСЦВЕТА Киева, как СТОЛИЦЫ Киевской Руси, ничем не порадовала местных археологов, ответа как не было, так и нет.

Остается предположить лишь то, что Киевская Русь — выдумка историков.

***

Из книги А. Кунгурова „Киевской Руси не было, или Что скрывают историки”.