Елена Ларина: Нооскопия агентов перемен — российский ракурс

Цикл постов о нооскопии внезапно вызвал большой интерес у читателей блога не только из России, но и других стран. Задаются вопросы. Наиболее интересных из них – два. На них и постараюсь ответить, прежде чем перейти к сути темы.

Читатели интересуются, действительно ли за  нооскопией что-то стоит или это – лишь композиция обработки больших данных в рамках определенных, далеко не бесспорных, теоретических концепций.  В нынешнем быстром мире патенты не являются защитой интеллектуальной собственности. Поэтому продуманное изложение принципиально новых подходов предполагает не только и не столько патентную защиту, сколько концептуальное засекречивание. Описываются важные, но отнюдь не ключевые параметры метода. Так случилось и с нооскопом.

Зарубежные аналитики, привлеченные именами авторов концепции, достаточно внимательно изучили опубликованные работы, посвященные методу и пришли к следующему выводу. Нооскоп – это что-то весьма похожее на масштабируемый Palantir знаменитого Питера Тиля. Palantir –  программно-аппаратный комплекс американского разведывательного сообщества. Он предназначен для работы с интегрированными потоками разнородной  — текстовой, табличной, визуальной, сигнальной и транзакционной – информации,  как с единым целым. В результате обработки больших данных, Palantir  вот уже более пяти лет эффективно изыскивает аномалии. Они, как правило, указывают на те или иные процессы, группы и т.п. Если говорить грубо, то он, в конечном счете, построен на распознавании образов, а точнее паттернов или pattern recognition.

Стержневая идея нооскопа – принципиально другая.  Она связана с качественно иным, нежели в англосаксонской рациональной картине мира, пониманием времени. В рациональной традиции, пронизывающей современную науку, технику и информационные технологии, время представляется как стрела, идущая из прошлого в будущее. Мы повернуты спиной к прошлому и открыты лицом к будущему.  Между тем,  такое восприятие времени не является единственно возможным. В послесловии к своей классической книге «Дзен и искусство ухода за мотоциклом» Роберт Персинг пишет: «Например, древние индийцы и греки рассматривали будущее, как нечто наступающее на них сзади, а прошлое отступало и постепенно терялось в дымке у них перед глазами». Нооскопия – это технология распознавания того, что подступает сзади, и способ, как можно дольше удержать то, что исчезает перед глазами, определяя настоящее.  Нооскоп реализует не технологию распознавания образов, а скорее их выращивание – growing of images . Выращивание в отличие от распознавания – процесс активный и конструктивный, а не пассивный и вычислительный. Подсказка состоит в наименовании технологии – нооскоп. Ноо – это разум. Разум всегда целесообразен. Цель обращена в будущее и формирует настоящее, опираясь на уже сложившиеся тенденции, теряющиеся в прошлом. А уж, какие конкретно технологии заложены в нооскопию – это собственно и есть ноу-хау.

Вторая группа вопросов связана с исследованием Маккинли и Ли Меинга. Их работа стала результатом своеобразного скрещивания хорошо прижившейся в американском исследовательском сообществе теории элит Парето-Моски с открытием за океаном теоретических построений Льва Гумилева и его идеей пассионарности.  Поскольку в американской инструментальной социологии последних лет господствуют эмпирические и вычислительные методы, то за океаном попробовали проверить теоретические построения Гумилева фактическими данными. Результаты оказались неоднозначными. С одной стороны каких-либо прямых доказательств наличия особых геокосмических воздействий на популяции населения найдено не было. С другой стороны в точном соответствии с интуитивными предвидениями Льва Гумилева выяснилось, что в самых различных по культурному, технологическому, политэкономическому уровню обществах были нащупаны более-менее устойчивые распределения по эффективности деятельности, описываемые не равномерным гауссовым распределением, а распределением Парето или 80/20.

Выяснилось, что практически во всех обществах имеется меньшинство, доля которого не постоянна и колеблется примерно от 7 до 17% населения, которое американские исследователи назвали агентами перемен. По многим параметрам они близки к пассионариям, как их характеризовал Гумилев. Это – люди, которые обладают адекватным целеполаганием, длинной волей, позволяющей преодолевать препятствия и мощной энергетикой, обеспечивающей работоспособность и эффективность.

При этом в отличие от гумилевских пассионариев, агенты перемен американцев нейтральны в отношении социума. Пассионарии всегда заботятся в первую очередь об этносе, а уж потом о себе. А агенты имеют различные цели и ценностные шкалы. Главное, они более эффективны, чем основная масса популяции.  На этом пока поставим точку, и в последующем вернемся к данной теме. О ней надо писать очень подробно, поскольку эти исследования прямо связаны с хронополитической мощью тех или иных обществ, сообществ, сетей и гетерархий. Одновременно это – очень деликатные в нашем политкорректном мире исследования, поскольку ставят под сомнение, с опорой на твердую доказательную базу, догму о равенстве.

Американцы объединили агентов перемен с теорией элит Парето, в которой существуют правящие и неправящие элиты. По сути, значительную часть неправящих элит и составляют агенты перемен. В зависимости от конкретной ситуации в том или ином обществе, у агентов перемен есть четыре выбора жизненной траектории. Они зависят от ценностной картины мира и сугубо житейских обстоятельств. Одни пытаются интегрироваться в правящие элиты или войти в число хозяев. Это возможно тогда, когда политические и социальные лифты работают и правящие элиты занимаются конкурентным рекрутингом. Если круг хозяев узок и закрыт, то агентам перемен, ориентированным на вертикальный рост, не остается иного выбора, как начинать борьбу за власть, рекрутируя для этого других агентов перемен и будируя, возбуждая последователей, а затем, по возможности, население в целом, чтобы вывести его из обычного летаргического политического сна.

Другая группа агентов перемен не интересуется властью, а ориентирована на иные ниши проявления собственной активности, где можно ставить адекватные цели, проявлять волю  и успешно решать задачи. Для этого у подобных агентов перемен должно быть поле деятельности, благоприятное для их начинаний. Наконец, третья группа агентов перемен приходит к выводу, что в роль хозяев данного социума им не пробиться, простора для достойной их деятельности нет. В результате, они покидают одно общество, перемещаясь в другие, более соответствующие их жизненной программе.

Правящие элиты часто достаточно равнодушно смотрят на агентов перемен, покидающих общества и страны. Однако это – большая ошибка. Как показывают исследования, социум остается в глобальном соревновании и соперничестве конкурентоспособным только до тех пор, пока содержит как минимум некоторую критическую массу агентов перемен. Если масса не достигается, то общество обречено на стагнацию, а в последующем и на деструкцию, вплоть до полного разрушения. Как уже отмечалось, для различных обществ в силу факторов, о которых речь пойдет в других постах, толщина слоя агентов перемен весьма различается. Отметим, в России она в настоящее время одна из самых тонких среди претендующих на культурно-цивилизационную идентичность обществ.

Теперь можно непосредственно перейти к теме нооскопирования российских агентов перемен. Согласно предварительным расчетам, их доля составляет примерно 8-10%, т.е. колеблется около самого минимума. В решающей степени это связано с трудной российской историей и ее влиянием на национальный характер и структуру социума.

Ранее в постах «Юбилейно-новогоднее. В жанре эпитафии-поздравления» и «Околонуля 2016» я уже отмечала, что последние пять лет достаточно быстрыми темпами идет процесс сепарации государства от общества, а общества от государства. Это происходит не в первый раз в истории России, и как покажем дальше, имеет не только отрицательные, но и положительные стороны. Пока же, опираясь на новые статистические данные и результаты социологических опросов, приведем несколько соображений, касающихся краткосрочных перспектив российской динамики.

Россия вошла в пятерку крупнейших теневых экономик, заняв четвертое место в рейтинге, куда включены 28 стран. Ее объем составляет 33,6 трлн. руб., или 39% от прошлогоднего ВВП страны, отмечается в  исследовании международной Ассоциации дипломированных сертифицированных бухгалтеров (ACCA), посвященном оценке и прогнозу развития глобальной теневой экономики. Показатель теневой экономики в России — один из самых высоких в мире, он почти на 84% выше, чем в среднем по миру. Больший объем экономики в тени лишь у Украины (46% от ВВП, или 1,1 трлн. грн.), Нигерии (48% ВВП) и Азербайджана (67% ВВП). На пятом месте расположилась Шри-Ланка с показателем 38%.

Эксперты ACCA определяют теневую экономику как экономическую деятельность за исключением теневого банкинга и полученный от нее доход, которые находятся за пределами системы государственного регулирования, налогообложения или надзора. Наименьшие показатели объема теневого сектора по итогам 2016 года зафиксированы в США (7,8% ВВП), Японии (10%) и Китае (10,2%).Доля теневой экономики в глобальном ВВП составила в 2016 году 22,66%, подсчитала ACCA.

По данным ВЦИОМ, исключительно в теневом секторе занято 25% лиц трудоспособного возраста, и лишь 43% российского населения имеет только официальные доходы. Де факто это означает, что вне неформальной экономики находятся лишь дети, пенсионеры, работники крупных корпораций и компаний с регламентированными бизнес-процессами, а также  некоторая часть бюджетников.

Соответственно, реальная российская экономика заметно больше, чем она представляется в отчетах Росстата, но имеет совершенно иную воспроизводственную и доходную структуру.

По своему характеру деятельность в этой экономике весьма различна. В ней, как в плавильном тигле переплелись честное предпринимательство, промысловая экономика, обслуживающая конкретные узкие ниши, промысловый хайтек, в том числе с выходом на международные рынки. Здесь же наряду с производителями, монетизируют через клиентеллу коррупционные доходы чиновники, крутятся сотни миллионов криминальных денег  и т.п. При этом в докладе АССА дана оценка, если можно так выразиться, объема «белой» неформальной экономики.  Если прибавить к ней «черную», то не удивлюсь, если объем «черно-белой» неформальной экономики окажется близким как минимум к двум третям всей учитываемой экономики. Значительная часть агентов перемен вне зависимости от уровня образования, профессии и ценностных шкал заняты именно в теневой экономике. Различия лишь в том, что одни производят и создают, а другие воруют и участвуют в преступных коррупционных схемах. Однако и для первого, и для второго нужны ум, воля и энергия.

В целом же занятость в неформальном секторе российской экономики по итогам 2016 года достигла рекордного размера по меньшей мере с 2006 года, следует из опубликованных в конце марта данных Росстата (более ранние данные недоступны). В 2016 году в неформальной экономике были заняты 15,4 млн. человек, или 21,2% от общего количества занятых.

По сравнению с 2015 годом неформальный сектор увеличился более чем на полмиллиона человек. Он непрерывно растет с 2011 года и за это время увеличился на 4 млн. человек, следует из подсчетов РБК на основе данных Росстата.

Еще одним показателем отпадения общества от государства стали данные опроса ВЦИОМ. Лишь 25% населения считают “преступлением” ведение бизнеса без официальной регистрации. Речь, в частности, идет об оказании услуг, открытии небольших магазинов, мастерских, ателье и т.д. без получения разрешения от властей и, соответственно, без уплаты каких-либо сборов в казну.

64% граждан относятся к такой практике лояльно. При этом 37% заявили, что относятся к теневому бизнесу “с сочувствием” или “с пониманием”. Еще 27% считают, что хотя это плохо, но не должно наказываться, что также можно считать формой молчаливого одобрения.

В начале десятых годов Россия оказалась перед развилкой воспроизводственного выбора. Открыты были путь технологических перемен, неоиндустриализации и институциональных реформ. Однако выбран был путь ускоренного завершения трансформации страны в государство-корпорацию. Любая корпорация стремится минимизировать издержки, а вместе с ними и социальные обязательства. Население, в итоге сообразив, что происходит, отреагировало соответствующе.

Жители России в 2017 г. выбирают производство продукции в личном подсобном хозяйстве в качестве стратегий улучшения материального положения, говорится в «Мониторинге экономической ситуации в России» экспертов РАНХиГС.

Приводятся данные исследования Института социологии РАН, согласно которому весной 2017 г. почти треть опрошенных (32%) сообщили, что обеспечивают себя продуктами, которые сами вырастили на личном подсобном хозяйстве, что на 12% больше, чем в 2014 г.

«Таким образом, в поведении граждан преобладают в основном архаичные формы улучшения своего материального положения, распространенные еще в ходе кризиса «выживания» в 1990-х годах, а не активные инновационные практики», — отмечается в материале.

Эксперты добавляют, что средний класс также вынужден менять стратегии своего потребительского поведения. Так, во втором квартале 2017 г. доля тех из них, кто экономил на питании вне дома, составила 69% (в аналогичный период 2016 г. — 73%), 63% представителей среднего класса старались экономить на отпуске (во втором квартале 2016 г. — 60%).

Сопоставляя три  блока информации, можно с уверенностью сказать, что с одной стороны агенты перемен концентрируются в неформальном секторе, а с другой стороны, население больше ничего не ждет от государства, но и не хочет платить ему налогов, поскольку не получает от государства ожидаемой помощи и поддержки в трудные времена.

В этих условиях последние три-четыре года заметно возросла доля агентов перемен на время или насовсем, уже покинувших или собирающихся покинуть российский социум. О новой миграции я уже писала. Отмечу лишь, что в 2017 г. процессы не пошли на спад, а несколько ускорились. Причем в первую очередь это относится к молодежи, обладающей профессиональными навыками, связанными с новой производственной революцией и цифровой экономикой. Наиболее активные, размещаясь в новых местах дислокации – от Соединенных Штатов до Германии, от Великобритании до Австралии, – запускают конвейер отъездов. Хорошо адаптированные и успешные в глобальной среде молодые зарубежные высокотехнологичные компании с российскими основателями начинают подтягивать наиболее эффективных и одаренных сотрудников из метрополии.  Это – необязательно плохо. Подобный процесс может иметь и весьма положительные эффекты. Однако сами они не появятся. И пока для того, чтобы их получить, ничего на правительственном уровне не делается. В целом же картина выглядит следующим образом.

Четверть российской молодежи в возрасте от 18 до 24 лет хотела бы эмигрировать из страны. Такие данные получил ВЦИОМ, опросив 1800 человек во всех регионах РФ.

В целом по стране желающих уехать меньше – 10%, доля потенциальных эмигрантов снижается с возрастом: среди 25-34-летних таких 16%. При этом максимальное число недовольных жизнью в России наблюдается в крупных городах – в Москве и Санкт-Петербурге о желании покинуть родину сообщил каждый пятый опрошенный (вне зависимости от возраста).

При этом доля тех, кто на практике готовится к переезду и планирует осуществить его “в течение года-двух” достигла рекорда за все время наблюдений – 17% (от числа потенциальных эмигрантов).

До максимума также выросло количество тех, кто сообщил, что “копит деньги” на эмиграцию – это каждый пятый из тех, кто сообщил о желании уехать. “Мотивы переезда заметно изменились”, – констатирует аналитик ВЦИОМ Иван Леконцев: год назад 50% потенциальных эмигрантов говорили, что хотят жить в другой стране из-за “более высокого уровня жизни, зарплат, пособий и пенсий”. Теперь же их доля упала до 33%, при этом одновременно до исторически рекордных отметок увеличился вес других причин.

В их числе ключевые позиции занимает «возможность профессиональной и интеллектуальной самореализации», «стремление обрести свободу и уважение собственных прав», а также то, что «не нравится нынешнее правительство, политика, проводимая властями». Еще в 2014 г. таковых было 0%, сейчас – 13%.

Подытожим.  Процесс, о котором я писала еще в прошлом году, как о гипотетической возможности, стал эмпирически наблюдаемой реальностью. С точки зрения российской динамики ключевое значение имеет следующее.  На стороне властвующей элиты по-прежнему остается подавляющая часть населения, а также непосредственные бенефициары государственного бюджета, начиная от значительной части чиновничества и работников правоохранительных органов, до бюджетников, чьи доходы полностью зависят от государства. Значительная часть агентов перемен, будучи не в состоянии интегрироваться в узкую закрытую правящую элиту, исчисляемая тысячами человек, выбрала три оставшихся для себя направления.

Чтобы оценить плюсы и минусы этого процесса в краткосрочной перспективе, на него надо посмотреть с позиций неизбежного в ближайшие годы глобального системного политико-экономического кризиса. Как это ни парадоксально, наличие большого сектора никак не связанной с государством экономики, а соответственно и систем жизнеобеспечения и жизнедеятельности граждан, в кризисных условиях может оказаться страновым преимуществом, а не недостатком.  В своей массе промысловые люди никак не вовлечены в глобальное хозяйство, минимально зависят от российского государства, чья энергетическая экономика находится под определяющим влиянием глобальных финансово-экономических рынков. Соответственно кризис мало что изменит в их жизни. Более того, они могут ощутить перемены к лучшему. Перед ними могут открыться новые уникальные  горизонты. Промысловые люди обязательно используют свой шанс.

С другой стороны, государство, в основе которого лежит  экономика нефтегазовой трубы, в условиях падения цен на энергоносители и в преддверии глобального кризиса старается расширить базу формирования бюджета.  Уже этим летом Д.А.Медведев выступил с новой инициативой. В России будет создан единый общегосударственный реестр сведений о каждом гражданине страны. База данных сведет воедино доступную государству информацию о населении, которая в настоящий момент собирается и хранится на уровне различных ведомств. Целью проекта заявлена “унификация” имеющихся данных, обеспечение их “непротиворечивости”, а также “укрепление дисциплины” населения при платежах государству.

Единая база, в частности, будет отслеживать то, как ведутся отчисления в Пенсионный фонд, Фонд социального страхования и Фонд обязательного медицинского страхования, а также “налоги, сборы и другие обязательные платежи”. В рамках проекта каждому гражданину РФ может быть присвоен “уникальный идентификационный номер”, следует из пояснительной записки к распоряжению Медведева.

С этой инициативой хорошо согласуется эпидемия увлечения цифровой экономикой у правительственных чиновников. Если в мире цифровая экономика – это прежде всего платформы, роботизация и использование искусственного интеллекта, то первые инициативы отечественной цифры  это –  добыча биткойнов на заводе «Москвич» и идея перевести все транзакции на блокчейн. Если соединить общегосударственный реестр с всеобщей блокчейнизацией транзакций, то получится некий электронный Левиафан, который будет контролировать, казалось бы, абсолютно все. Правда, только в теории. В обозримом будущем такую систему программно-технически построить не удастся. Однако, тенденция налицо.

В нынешних условиях это – самое опасное. Я уже неоднократно писала, что явления и процессы, которые общество полагает реальными, являются таковыми по своим последствиям, вне зависимости от того, происходят они или нет на самом деле. В условиях тяжелого состояния российской экономики, в предкризисные глобальные времена представляется жизненно важным не толкать агентов перемен ни к вертикальным действиям, ни к ускорению постоянной или временной эмиграции. Лучшее, что можно сделать, это заключить своего рода негласный пакт.

Не буду касаться политических аспектов, которыми в публичном пространстве не занимаюсь принципиально. Отмечу иное. На ближайшее время стоило бы вспомнить принципиальный подход правительства Е.Примакова и Ю.Маслюкова. Чтобы выйти из страшного кризиса 1998 г. этот кабинет использовал простой подход – открыл простор инициативе.  Российская экономика и общество в целом еще до повышения цен на энергоносители быстро оправились и начали выходить из кризиса просто потому, что активным, работоспособным, умным и энергичным людям никто не мешал, и даже кое в чем помогал. В этом, представляется, и заключается российский шанс обратить негативную тенденцию на отпадение общества от государства на достижение позитивных целей.