«Патриотизм не должен ослеплять нас» . 250 лет назад родился Николай Михайлович Карамзин

Указом Президента Российской Федерации 2016 год объявлен в России годом Карамзина. Крупнейший русский писатель эпохи сентиментализма и отец русской истории (или её первый фальсификатор, как считают некоторые) родился 12 декабря 1766 года. Кстати, «первым историком и последним летописцем» его прозвал не кто-нибудь, а Александр Сергеевич Пушкин. И проявил характерную для великого поэта прозорливость: труды Карамзина по форме хоть и были историческими исследованиями, по сути носили летописный характер. Но обо всем по порядку.

Детство и юность Карамзина ничем особо не примечательны. Родился то ли в самом Симбирске, то ли где-то поблизости, воспитывался в усадьбе отца, отставного капитана из древнего дворянского рода. По его наставлению в 1783 году Карамзин поступил на службу в Преображенский гвардейский полк, но долго там не продержался. Армейские будни пришлись ему не по вкусу. Смерть отца (Михаил Егорович Карамзин скончался в том же году) дала возможность молодому поручику уйти в отставку и вернуться домой. Здесь он тоже пробыл недолго — получил наследство и вскоре уехал в Москву. Но именно в Симбирске происходит знаменательное событие в его биографии: Карамзин вступает в масонскую ложу «Золотого венца». Что представляла из себя эта организация, сказать трудно. Масонские ложи для провинции в то время вообще были большой редкостью. Но в Симбирске масоны отметились совершенно особым образом: специально для своих заседаний они выстроили храм. Никакие службы там не проходили — только собрания членов ложи «Золотого венца». Впрочем, собрания проводились нечасто, да и ложа была, по всей видимости, немногочисленной. В 1792 году она фактически прекратила свое существование. Карамзин к тому времени уже давно жил в Москве, но его связи с масонами после отъезда из Симбирска не оборвались. В 1785 году он стал членом «Дружеского ученого общества» — таинственной организации, основанной масонами Иваном Шварцем и Николаем Новиковым. Кстати, Шварц в биографии Карамзина фигурирует еще раньше: в 1781—1782 годах Карамзин посещал его лекции в Императорском Московском Университете.

Декларируемой целью «Дружеского ученого общества» было распространение в России просвещения путем издания полезных книг, воспитания русских преподавателей и приглашения талантливых учителей из-за рубежа. Один из его участников, Иван Лопухин, так определил задачи общества: «…издавать книги духовные и наставляющие в нравственности и истине евангельской, переводя глубочайших о сем писателей на иностранных языках, и содействовать хорошему воспитанно, помогая особливо готовившимся на проповедь Слова Божия… Для него и воспитывались у нас более 50 семинаристов, которые были отданы от самих епархиальных архиереев с великою признательности». Положение общества укрепляли представители многих знатных дворянских фамилий (Трубецкие, Вяземские, Черкасские, Татищевы), которые делали крупные пожертвования в его пользу. Но это не избавило организацию от проблем. После смерти Шварца в 1784 году члены общества начинают подвергаться нападкам, которые особенно усиливаются после начала Великой французской революции. В 1791 году «Дружеское ученое общество» (вернее, «Типографическая компания», как её со временем начали называть) прекращает свое существование.

Связи Карамзина с масонами — благодатная почва для разнообразных конспирологических домыслов. Самая радикальная ветвь его ненавистников даже приписывает «первому историку» стремление подорвать устои российской государственности. Версия из разряда «нет ничего невозможного». Но нет дыма без огня. Некоторые факты биографии Карамзина действительно вызывают закономерные вопросы. Особенно когда речь заходит о его европейском турне 1789−1790 годов. В общей сложности путешествие длилось 14 месяцев. Карамзин побывал во многих европейских странах, встречался с Иммануилом Кантом, воочию наблюдал за Великой французской революцией в Париже, а по возвращению в Москву написал свои знаменитые «Письма русского путешественника», принесшие автору большую литературную славу. Открытым остается вопрос: что побудило начинающего литератора Карамзина прервать связи с Новиковым и отправиться странствовать по Европе? Почему во время путешествия он не вел переписку с родными и близкими? Но самое главное: откуда у небогатого отставного поручика взялись на это деньги?

И уже вполне логичной кажется версия, что никакого разрыва с масонской «Типографической компанией» на самом деле не произошло, а деньги на путешествие талантливому подопечному выделил сам Николай Новиков. Об этом пишет биограф Карамзина Альберт Старчевский: если верить ему, Карамзин получил не только деньги от Новикова, но и подробные инструкции от известного масона Семена Гамалеи (копии с этими инструкциями якобы имелись у многих любителей русской старины в Москве).

Сегодня об обстоятельствах этой поездки остается только гадать. Зато с уверенностью можно говорить о переменах, которые претерпели политические взгляды Карамзина по возвращению в Москву. Будучи одним из первых «русских европейцев», Карамзин горячо поддерживал лозунги французской революции. Но светлые идеалы свободы, равенства и братства на его глазах обернулись кровавым террором. Карамзин тяжело переживал этот урок истории, но был достаточно смел, чтобы его усвоить. Теперь он знал, что пагубные страсти губительны для народа, а твердая самодержавная власть добродетельна, если только не становится деспотической. Позиция Карамзина по этому вопросу была неизменной. К концу жизни он превратился в твердого сторонника абсолютной монархии, хотя в душе всегда оставался республиканцем (парадоксально, но факт).

С либеральным морализмом Карамзин подходил и к изучению истории. Вернее, не к изучению, а к написанию. Русскую историю он именно написал, придав историческому исследованию черты художественного произведения. Или даже наоборот. Знатоки до сих пор спорят, чего в трудах Карамзина больше: художественного или исторического? В XIX веке «Историей государства Российского» зачитывались скорее как литературным произведением, но под её влиянием формировалось целостное представление народа о своем прошлом. Впрочем, не только тогда. Зачастую и мы неосознанно попадаем под влияние Карамзина. Это происходит всякий раз, когда князя Ярослава называем мудрым (этот эпитет ему «подарил» Карамзин). А какой образ рисует наше воображение, когда слышим об Иване Грозном? Взгляд на первого русского царя, как на мучителя и душегуба, восторжествовал в исторической памяти народа под влиянием Карамзина. Но это тема особая.

Как-то слабо с аргументами у тех, кто считает Карамзина коварным врагом русского народа. Отечественная история в его интерпретации изображена неоднозначной, но никак не отрицательной. Да, Карамзин восхищается достижениями европейской цивилизации и сожалеет, что мы двигались к просвещению намного медленнее. Но Россия для него — равноправная часть Европы, а не её придаток. Карамзин констатирует с гордостью: «Россия, угнетенная, подавленная всякими бедствиями, уцелела и восстала в новом величии, так, что история едва ли представляет нам два примера в сем роде». А как, к примеру, объяснить тот факт, что Петра I, одного из самых нелюбимых на Западе русских правителей, Карамзин без стеснений восхваляет еще в «Письмах русского путешественника»? Сравнивая Людовика XIV и Петра, Карамзин пишет: «…Сии два героя были весьма неравны в великости духа и дел своих. Подданные прославили Людовика, Петр прославил своих подданных, (…) первого уважаю, как сильного царя; второго почитаю как великого мужа, как героя, как благодетеля человечества, как моего собственного благодетеля».

А вот с Иваном Грозным у Карамзина отношения не сложились. Тома, посвященные первому царю, в народе были популярны более остальных, их читали с особым интересом. Это не удивительно: образ деспота, тирана и просто безнравственного человека создан по-художественному живописно. Ивана Грозного автор, как говорится, «не переваривал» (как «не переваривал» Ивана Калиту другой великий русской историк — Василий Осипович Ключевский). Не будем спорить об объективности оценок Карамзина. Важно другое: очевидная неприязнь к кому-либо из исторических деятелей свидетельствует о том, что к изучению вопроса автор подходит страстно и увлеченно.

Главную особенность своего многотомного детища Карамзин подчеркивает в предисловии к «Истории государства российского»: «Надлежало или не сказать ничего, или сказать все о таком-то князе, дабы он жил в нашей памяти не одним сухим именем, но с некоторую нравственною физиономиею». С поставленной задачей Карамзин справился на «отлично» (помогло мастерство талантливого беллетриста). В этом его главная заслуга и главная провинность. Заслуга, потому что любое знание — это единство слова и образа. Провинность, потому что на «рынке» исторических образов Карамзин был и, по большому счету, продолжает оставаться монополистом. Кроме того, резонно ли пользоваться понятиями бытовой морали, оценивая поступки вершителей мировой истории? Проблема Карамзина в том, что критерий нравственности стал для него главенствующим и неоспоримым. Им он пользовался и для оценки тех времен, когда понятий о нравственности в современном смысле слова вообще не существовало. К примеру, в главе о княжении Олега Карамзин пишет: «Древняя Россия славится не одним героем: никто из них не мог сравниться с Олегом в завоеваниях, которые утвердили её бытие могущественное. (…) Но кровь Аскольда и Дира осталась пятном его славы». Действительно, по меркам XIX века убийство Аскольда и Дира — поступок аморальный, преступный и заслуживающий осуждения. Но уместно ли применять термины «мораль» и «преступление» по отношению к тому времени, когда само слово «править» подразумевало воевать и убивать врагов?

250-я годовщина со дня рождения Карамзина ознаменовала в России новый виток споров о его личности. Как и повелось, с годами эти споры становятся все более беспринципными. Уже трудно отличить реальные факты его биографии от вымыслов, ровно как и историческую правду его трудов от художественной интерпретации. Но в одном Карамзин был прав: «Патриотизм не должен ослеплять нас; любовь к отечеству есть действие ясного рассудка, а не слепая страсть; и, жалея о тех людях, которые смотрят на вещи только с дурной стороны, не видят никогда хорошего и вечно жалуются, мы не хотим впасть и в другую крайность; не хотим уверять себя, что Россия находится уже на высочайшей степени блага и совершенства». Историческое наследие Карамзина будет напоминать об этом еще не одному поколению потомков.

http://svpressa.ru/post/article/162516/