Карабасы российского образования

За четверть века после распада СССР многие отрасли пришли в упадок, и систему высшего образования, как один из фундаментов общества, не могли не затронуть процессы, происходящие в экономике и социуме. Несмотря на то, что образование по своей сущности консервативно и обладает некоторой устойчивостью (запасом прочности) в виде преемственности поколений и традиций, но и оно, как любой сложный организм со временем эволюционирует, подстраиваясь под окружающую действительность.

Деградация системы высшего образования началась не вчера, а с распадом СССР и продолжается два последних десятилетия. Сегодня, за красиво отремонтированными университетскими фасадами в массе своей скрывается довольно неприглядная картина – материальная и духовная деградация, архаизм и упадничество, вызванные хроническим государственным недофинансированием большинства университетов и большим экономическим расслоением внутри университетской среды.

Протекающие в университетах процессы зачастую являются зеркальным отражением или полностью повторяют процессы, происходящие в стране. Экономическая модель хозяйствования, существующая в современной высшей школе очень схожа с экономической моделью страны, и своими корнями уходит в начало 90-х годов. В эти годы начинается сильное бюджетное недофинансирование вузов. Из-за неконкурентных зарплат именно в 90-е годы начался отток самых высококвалифицированных кадров из вузов – кто-то ушел в бизнес, самые талантливые эмигрировали на Запад.

Для уменьшения негативных последствий недофинансирования, вузам в те годы предоставляется большая экономическая свобода — от возможности предоставления платных образовательных услуг до сдачи имущества в аренду. Однако, как и в других отраслях экономики, экономическая свобода университетов приводит лишь чудовищному экономическому расслоению в высшей школе и практически не дает результатов по материальному внебюджетному стимулированию сотрудников. Весь внебюджетный экономический ресурс вузов фактически концентрируется в руках ректоров, которые быстро становятся, по сути, университетским олигархатом, с той лишь разницей что продать или обанкротить университет они не могут — вуз принадлежит государству. Перераспределение доходов от коммерческой деятельности в разных вузах происходит по-разному, в зависимости от фантазии и степени жадности, но общий тренд таков – львиная доля внебюджетных финансовых потоков распределяется в виде бонусов и вознаграждений между ректором и небольшой группой приближенных.

На самой нижней ступени этой распределительной пирамиды оказывается очень важный элемент для образовательного процесса в высшей школе – ассистент. Ассистент это не только помощник профессора или доцента, но это, что особенно важно — будущий доцент или профессор, поскольку профессорами не рождаются — ими становятся, пройдя путь от ассистента. Вполне естественно, что без материальной поддержки из системы быстро вымываются самые талантливые молодые кадры. Выход из этой ситуации в 90-е годы во многих университетах находится весьма оригинальный – возрождаются, по сути, феодальные экономические отношения. В качестве новых ассистентов в массе своей привлекаются молодые люди, закончившие вуз, но не желающие идти в армию. Желающих стать «новыми крепостными» при университете (а не быть рабом в казарме или на галере) оформляли в аспирантуру, которая тогда давала отсрочку от армии на 3 года, а там и до 27 лет рукой подать и можно получить «белый билет».

Большинству таких подневольных ассистентов и университет, и преподавание – безразличны, им нужна отсрочка. Университетам тоже все равно – главное «заткнуть дыру». Условия негласного договора были просты — перестал отрабатывать занятия – вылетел из аспирантуры – пошел в армию. Естественно, что такие ассистенты большую часть времени подрабатывали в других местах, приходя вести занятия – фактически на отработку, вроде «барщины», с соответствующим отношением к преподаванию. Вообще говоря, рабский труд не просто не эффективен, он еще и разлагает. О подготовке диссертаций во время такого «обучения» в аспирантуре понятно, что и речи не шло. После трехлетнего крепостничества такие ассистенты, за очень редким исключением, прощались с вузом, а на их места набирались новые крепостные. Так продолжалось почти два десятилетия пока отсрочки от армии в аспирантуре и вовсе не отменили.

С конца 90-х и все 2000-е продолжился отток кадров из вузов, который уже не носил столь массового характера как в начале 90-х. Поначалу этот процесс как-то компенсировался за счет притока кадров из бывших республик Советского Союза. Вымывание кадров происходило постепенно по двум причинам – естественная убыль в силу возрастного старения и постепенного оттока кадров, в основном среднего возраста в другие отрасли хозяйства в силу неконкурентной зарплаты в вузах. Отток талантливых — в количественном выражении компенсируется притоком посредственностей за счет «отрицательной селекции» Она выражается в том, что небольшая часть молодежи все же остающаяся в вузах – в массе своей (за редким исключением) это не самые лучшие студенты. Их просто больше ни куда не берут. Если в Западных университетах оставляют лучших, то в российских почти всех, кто готов быть почти дармовой рабсилой. «Отрицательная селекция», вызванная неконкурентными зарплатами с годами усиливается мультипликативным эффектом, когда не самые лучшие обучают следующее поколение, а следующие, вновь пройдя через сито «отрицательного отбора», начинают обучать последующих и т.д., порождая круг за кругом все большую кадровую деградацию.

Как ни парадоксально, но все это происходило и происходит на фоне стабильных и подчас растущих коммерческих доходов вузов от платных и весьма недешевых образовательных услуг. Людям далеким от современных университетских реалий сложно бывает понять, как такое может быть: если коммерческие студенты платят за свое обучение немалые деньги, то почему преподаватель получает мизерную зарплату? Дьявол, как известно, кроется в деталях. В общих чертах схема выглядит везде примерно так – деньги от всех платных студентов поступают, по сути, в общий котел университета, а дальше перераспределяются. Вот тут-то и затаился дьявол. Механизм перераспределения внебюджетных средств в университетах абсолютно непрозрачен. Фактически все зависит степени жадности руководства. Особо щедрые ректора кидают копейку к бюджетному окладу в виде небольшого процента от обучающихся у преподавателя коммерческих студентов или дают фиксированную надбавку к окладу. Особо циничные ректора вообще монополизируют коммерческие доходы, превращая их в подобие «священной коровы» и преподаватели существуют на голом бюджетном окладе. На бумаге внебюджетными деньгами может распоряжаться ученый совет университета, а в реалии весь внебюджет — это что-то вроде ректорской кассы, доступ к которой имеет очень узкий круг лиц. Непрозрачность и фактическая бесконтрольность в распоряжении этими средствами часто является инструментом для всевозможных злоупотреблений. Простым росчерком пера всегда легко лишить особо неугодных коммерческих надбавок. Впрочем, как и наоборот — возвысить нужных руководству людей, или вообще устроить блатного-родного на придуманную должность, и платить ему, сколько не жалко — из общих, заработанных, между прочим, всеми преподавателями и сотрудниками денег.

А.А.Фурсенко — бывший министр образования

За два десятилетия прибыль от коммерческих образовательных услуг практически никак не инвестировалась и в материально-техническое оснащение образовательного процесса университетов. Материальное оснащение технических и естественных специальностей в большинстве вузов, не получивших статус федеральных и национально-исследовательских университетов, находится в полном упадке. Исключение составляла покупка компьютерных классов, и то, часто на государственные средства. Вот на «этом оборудовании», в основном, и построен весь образовательный процесс в большинстве российских университетов. Это при том, что для многих специальностей только компьютеров просто не достаточно. Оно и понятно, соблазн у ректорского корпуса слишком велик – одно дело пустить внебюджетные деньги себе и приближенным на всяческие приятные бонусы — премии и зарубежные вояжи, совсем другое — вложить в лабораторное оборудование для студентов, которое к тому же будет принадлежать государству. Психология ректорского корпуса в массе своей ясна – успеть за ректорский срок обеспечить себя, а по возможности еще детей и внуков, а после, как говорится, хоть потоп. Удивляет другое, а где же их внуки впоследствии будут грызть гранит наук? В США или, может, на Луне?

Одна из примет нулевых — в стране бурно расцветает капитальное строительство, на котором делаются огромные состояния. Не обошел строительный бум и университетскую среду, благо объектов недвижимости даже у небольших вузов хоть отбавляй. За полтора-два десятилетия российский ректорский корпус превратился в этаких оборотистых капиталистов-девеллоперов, с карманно-аффилированым строительным бизнесом для обслуживания университетских строек и капитальных ремонтов. Одному Богу известно, сколько еще скрытых от любопытных глаз разного рода бизнесов-клондайков паразитируют на университетах, и приносят неплохие доходы дельцам из ректорского корпуса.

Официально публикуемые данные об окладах даже «самых бедных» из ректоров российских университетов поражают воображение. Оклады исчисляются сотнями тысяч рублей в месяц! И это лишь оклады, без премий и прочих бонусных выплат, тогда как реальный оклад профессоров во многих провинциальных вузах России может едва дотягивать до 20 тысяч рублей. Об окладах ассистентов говорить вообще стыдно, в некоторых вузах он меньше чем у уборщицы. Оклад ректора от оклада ассистента отличается часто в сто и более раз. Не отстает от ректоров и вузовский топ-менеджмент. В зависимости от размера вуза и его доходов многие ректораты, щеголяют заоблачными окладами и шикарным служебным автопарком.

В некоторых провинциальных университетах ректора превратились в этаких царьков-небожителей, которым все дозволено, и рассматривающих университет как свою феодальную вотчину. А ведь университеты — это особая социо-культурная среда, где должна царить творческая атмосфера, а не феодальные порядки. Ведь ректор, по сути своей, лишь первый среди равных — выбирается на определенный срок из той же профессорско-преподавательской среды.

Сегодняшняя экономическая модель в российских университетах точно повторяет экономическую модель страны — 90% общего богатства распределяется в пользу лишь узкого круга лиц. Такое несправедливое распределение не могло с годами не привести к материальной и духовной деградации в российских вузах, к архаизации учебного процесса. Политика «затыкания дыр» во всем — в кадровом вопросе, в учебном процессе, в материально-техническом оснащении лабораторий стала нормой и повседневным состоянием современных российских университетов. Этому виной не только недофинансирование со стороны государства, но и подчас хищническое использование ректорским корпусом лишь на благо себя и своих приближенных внебюджетных финансовых ресурсов, зарабатываемых всем университетом. Во многих случаях, стабильно поступающими внебюджетными средствами (ведь коммерческие студенты платят за обучение регулярно) можно было оперативно сглаживать острые проблемы, возникающие из-за государственного недофинансирования высшей школы. Но внебюджетные средства российских университетов это почти всегда табу. Ответ в большинстве случаев один – Денег нет!

В низких государственных зарплатах и несправедливом распределении доходов от коммерческой деятельности по большей части кроются и причины низовой коррупции в российских вузах. В университетской среде априори сконцентрировано большое количество далеко не самых глупых людей, не просто обладающих сакральным знанием о «тайне прибавочной стоимости» результата своего труда, но и четко понимающих разрушительный характер таких экономических процессов. Несогласные со сложившейся системой и самые дальновидные и прозорливые – покидают стремительно деградирующую университетскую среду, оставшиеся — приспосабливаются, кто как может. Сегодня, в подавляющем большинстве случаев, мотив берущих взятки в российских вузах предельно прост – большинство считают это компенсацией, за то, что им не доплачивают. Безусловно, такая мотивация никак не оправдывает это явление, но является ключом к его пониманию. Давно доказано, что в любом социуме существует три группы, которые можно условно отложить на шкале. Первая группа людей — примерно 5% (в начале шкалы) — они, ни при каких условиях не станут брать взятки. Вторая группа людей — тоже примерно 5% (на противоположном конце шкалы) — будут брать всегда, независимо от условий. Третья группа 90% людей (в середине шкалы) — это основная масса, которая может сместиться в ту или противоположную сторону шкалы, в зависимости от жизненных условий. Задача государства создать такие условия, чтобы удержать основную массу 90% ближе к началу шкалы, т.е. получить 95% людей, не берущих взятки, а уже с оставшимися 5% бороться. На этом простом, но весьма эффективном рецепте построена борьба с коррупцией в США. Когда же начинает звучать риторика о повальной коррупции в российской высшей школе и особенно призывы об усилении борьбы с ней, хочется сразу же напомнить, что необходимо сначала взглянуть на причину, и начинать бороться с ней, а не со следствием. Ректорский корпус об этом явлении предпочитает вообще не думать, или в лучшем случае, время от времени прикрывается призывными лозунгами и прочей словесной мишурой, прекрасно осознавая, что для настоящей борьбы, придется, как минимум, повышать зарплаты. При отсутствии помощи в этом вопросе со стороны государства, это означает лишь одно — залезть в вузовскую внебюджетную кассу, которую подавляющее большинство ректоров путает со своим личным карманом.

Хроническое недофинансирование государством большинства российских вузов в сочетание с несправедливым, а подчас хищническим перераспределением внебюджетных доходов в пользу узкой группы лиц из администрации университетов приводит к кадровому вымыванию, скудному материально-техническому оснащению, архаизации учебного процесса и духовной деградации в наивысшей форме ее проявления – низовой коррупции.

Д.В.Ливанов — тоже министр. Тоже бывший

Не намного лучшим образом обстоят дела и у немногочисленных «вузов-счастливчиков», получивших высокий статус федеральных и национально-исследовательских университетов, и отхвативших львиную долю государственного финансирования из общего пирога, выделяемого на высшее образование. Большинство из новоиспеченных федеральных и национально-исследовательских университетов (за исключением нескольких старейших и именитых вузов), были получены искусственно из обычных университетов. Одни созданы путем простого объединения десятка разнородных вузов в городах-миллионниках в один вуз-гигант. Так были образованы, например Сибирский Федеральный и Южный Федеральный Университеты, по сути, представляющие собой конгломерат учебных структур, минимально взаимосвязанных между собой. Другие, по всей видимости, получили статус национально-исследовательских, являясь ведущими в своей национальной республике, как например МГУ имени Огарева в Республике Мордовия. Несмотря на усиленное финансирование, вливаемое за последние годы, как в «новоиспеченные», так и в именитые и старейшие ведущие вузы, проблемы у них те же, за исключением разве что материально-технического оснащения. Оборудование новое, а кадры, начальные условия и накопленные проблемы те же, что и у большинства университетов. Как говорится, можно вывести девушку из деревни, но вывести деревню из девушки, так просто невозможно. Это и не может быть по другому — проблемы, копившиеся без малого два десятилетия невозможно просто взять и «залить деньгами». Кстати этот «усиленный финансовый паек» выдается ведущим вузам не из каких-нибудь дополнительных доходов государства, а за счет того же перераспределения — сокращения и без того нищенского финансирования обычных университетов, не получивших сей высокий статус.

Поэтому разница между обычными университетами и, так называемыми, ведущими вузами страны лишь в скорости их деградации. Первые стремительно деградируют, у вторых этот процесс замедлен простым денежным вливанием, без кардинального решения проблем, а значит это тот же процесс деградации, только более растянутый во времени.

Приходится печально констатировать – являясь частью общества, университетская среда, также подверглась и не смогла противостоять тем же разрушительным экономическим процессам, что происходят в российском социуме, и также как и само общество, российские вузы все стремительней деградируют.

И это лишь несколько причин снижение качества высшего образования в России. После иезуитского реформирования высшей школы и внедрения новых образовательных стандартов тенденцией последних лет становится полная дезорганизация процесса обучения как такого и подмена обучения — социализацией.