Фантомные боли Америки

http://ic.pics.livejournal.com/trash_sekretar/33935508/13919/13919_original.jpg
Мой друг, американский писатель Дик Портер рассказывал про один из способов, каким в годы его молодости, между концом 40-х и концом 60-х, американская пресса боролась с паническими настроениями в стране. Способ заключался в том, чтобы время от времени напоминать: «Русские — не десяти футов (т.е., не трех метров) ростом». Не надо, мол, терять присутствие духа.

Некоторые его теряли. Министр обороны США Джеймс Форрестол на почве страха перед танковым вторжением Красной Армии повредился умом. Он твердил: «Русские идут, русские идут!» и в конце концов 22 мая 1949 года выбросился из окна 16 этажа. Фраза «Русские идут» на десятилетия стала в Америке крылатой со зловещим, очень долго выветривавшимся окрасом.

Кто забывает и о чем

Недавно публицист газеты «Дейли телеграф» Niall Ferguson напомнил в статье «Для скучающих по холодной войне» («For all those who miss the Cold War») о том, что это было такое: «У старой холодной войны было две отличительных черты. Во-первых, во всех отношениях — в экономическом, военном и культурном — это была гонка без явного лидера, причем сейчас мы постепенно забываем, насколько малой была дистанция. А во-вторых, в этой гонке участвовали всего две силы».

Обратите внимание на слова «сейчас мы постепенно забываем». На эту тему и поговорим: кто забывает и о чем.

Бывает крайне удивительно читать в российской печати про «извечно самоуверенных янки» и про то, как «США давили Советы своим превосходством с момента изобретения атомной бомбы и додавили в 1991 году». В подтверждение этой мысли у нас любят напоминать, что США всегда держались за лозунг «политики с позиции силы», хотя это означает просто «политику не с позиции слабости».

Фергюсон прав: дистанция действительно была малой, к тому же в военной сфере ведущие менялись местами. Единственное, в чем США не уступили ни разу, был надводный флот, в других сферах первенство не раз оказывалось на стороне «Советов». В первую очередь это относится к ракетам.

Вот что пишет американский политолог, профессор Маршалл Голдман в статье памяти бывшего президента США Рейгана:

«С точки зрения американского президента, Соединенные Штаты [по состоянию на 1981 год] безнадежно отстали от Советского Союза в военном отношении. Было бы сущим безрассудством, решил Рейган, вести переговоры с Cоветами до тех, пока американские вооруженные силы не сравняются со своим противником в военной мощи» (http://www.inosmi.ru/text/translation/210218.html). Рейган не захотел вступать в переговоры с позиции слабости. Отсюда его отчаянная решимость во что бы то ни стало вновь вывести Америку вперед в военной сфере. Эта решимость привела к новому витку гонки вооружений, к установке ракет «Першинг II» в Германии, к рождению блефа «Звездных войн».

Панический страх отстать и оказаться жертвой внезапного советского удара десятилетиями портил жизнь жителям США. В этих настроениях были свои пики — кубинский кризис, советские ядерные испытания на Новой Земле. Количество мегатонн (50, 100) было достаточным для истребления целых континентов.

Пентагоновские генералы, возможно, были настроены иначе — не зря они десятилетиями разрабатывали планы разгрома СССР. Но громить противника на бумаге — не то же самое, что в жизни, и планы один за другим ложились в секретные сейфы, никак не влияя на настроения американских масс, озабоченных совсем другим — «встречными» советскими планами.

Страх в европейском исполнении

Интересно, что в Европе страх с самого начала был не так силен, как в Америке, хотя, конечно, был немалым и там. Очень характерен в этом отношении роман Артура Кёстлера «The Age of Longing» (1951), изобразивший всеобщую готовность к коллаборационизму во Франции, ждущей неминуемого прихода сталинской армии.

Я подробно расспрашивал старого эмигранта, члена Народно-трудового союза (НТС), Романа Николаевича Редлиха о Западе начала 50-х. Коммунизм тогда наступал вовсю, напомнил он: в 1948 году завершилась советизация Восточной Европы, последними пали Чехословакия и Румыния, в 1949-м была создана ГДР, коммунисты победили в Китае (всего-навсего), шла война в Корее, гражданская война в Греции, Малайе и в других, менее известных уголках мира. В 1951 коммунисты присоединили Тибет.

В августе 1949 в СССР была испытана атомная бомба, в августе 1953 — водородная. На Западе постоянно прорывались настроения обреченности, американские посольства в Европе имели списки тех, кого надлежало вывезти самолетами за океан, когда Red Army начнет вторжение. Списки были негласные, но шли адские интриги, вспоминал Редлих, за включение в них.

Все это, однако, мало выходило за пределы верхней страты общества — простую публику в Европе подобные настроения затронули не столь сильно. По утверждению Редлиха, СМИ их совершенно сознательно не транслировали. Цензура не потребовалась, ее заменяло гражданское чувство редакторов. Писатели (вроде Кёстлера) были вольны в самовыражении — но не респектабельные газеты, не радио, не телевидение.

Это и спасло дело, хотя всё долго балансировало на грани. Ведь над Францией и Италией, ко всем их тогдашним бедам, маячил призрак «Народного фронта», т.е. союза левых сил: во Франции коммунисты с попутчиками и социалисты получили на выборах 1945 и 1951 годов больше половины мест в парламенте. Но предвоенный «Народный фронт» не возродился, а подчеркнутая бодрость политиков, общественных фигур, церковных проповедников, кинозвезд и эстрадных балагуров мало-помалу переломили страх и неуверенность.

Меньшее уныние континентальной Европы отчасти вытекало как раз из ее левого крена. Было немало простаков, рассказывал Редлих, вполне способных радостно приветствовать советское вторжение. На фоне американской гомогенности и конформизма европейское общество было образцом разнообразия. К тому же, оно было закалено недавней войной. В каких-то фильмах французской «новой волны» присутствовали мотивы бегства на острова Тихого океана, где можно будет укрыться от неизбежной ядерной войны, но в целом подобные настроения успешно гасились.

Свой нюанс был в Англии. Там почти не было коммунистов, равно как и социалистов итало-французского образца, и мрачных ожиданий хватало. В знаменитом романе-предупреждении Джорджа Оруэлла «1984» мы читаем: «После того, как Россия поглотила Европу, а Америка — Британскую империю…» Это была выстраданная убежденность провидца, к счастью ошибшегося. Она долго не покидала английских пессимистов.

В другом знаменитом романе, «Заводной апельсин» (1962) Энтони Бёрджесса, английский текст неспроста пестрит словами вроде «koziol voniutshi» или «svolotsh». В 60-е годы автор был убежден, что русские не просто «идут», они уже вот-вот придут и тогда язык английских подонков наполнится русизмами.

Неопознанные русские

Но хуже всего, повторяю, дело обстояло в США. Начиная с конца 40-х сотни тысяч американцев наблюдали НЛО. В данном контексте неважно, что это было на самом деле, важно другое: царило повальное убеждение, что это «Советы» испытывают какие-то тайные летательные аппараты или какое-то новейшее оружие над головами американцев. Обеспокоенные власти как могли успокаивали население.

Среди рассекреченных в последнее время в Америке документов, касающихся НЛО, есть примечательный отчет — «Анализ инцидентов с летающими объектами в США», датированный 10 декабря 1948 г. Он прямо приписывает НЛО Советскому Союзу: «Возможно, СССР использует летающие объекты для фоторазведки или картирования некоторых частей США. Возможно, полеты советских летающих объектов над США предназначены лишь для того, чтобы оценить способности американской противовоздушной обороны заметить иностранный самолет. Эти данные могут иметь чрезвычайную важность для СССР, если они планируют совершить массированный налет с участием всех стратегических бомбардировщиков…» Слухи об этих выводах просачивались в широкую публику.

Почему-то после смерти Сталина панические настроения не утихли, а наоборот — вспыхнули с новой силой. Редактор американского журнала «The Russian Review», вспоминает о 1954 годе как о «времени на волне красной паники».

Повествуя о своих школьных годах, многие американские авторы сходятся в том, что в детстве и отрочестве провели немало времени под партами во время учебных атомных тревог. Ограничусь одной цитатой. «Даже я, третьеклассник-середнячок, понимал, что сидение на корточках под партой из дерева и металла не защитит меня от Советов. Увы, в третьем классе возможности опротестовать школьные предписания еще весьма ограничены, так что я покорно их выполнял… Помню, как при выключенном свете (видимо, в 60-е годы боеголовки не работали в темноте) я сидел под партой на покрытом линолеумом полу и шепотом переговаривался с приятелем Марком. “А чего эти Советы хотят нас взорвать своей ядровой или как ее там бомбой?”. Марк озабоченно смотрел на меня: “Не знаю. . .”» (http://www.inosmi.ru/translation/234749.html)

В Канаде было то же самое. Очевидец напоминает о «панике, охватившей в октябре 1957 года североамериканский континент» и продолжает: «Поинтересуйтесь у тех, кто помнит, как население, обезумевшее при транслировавшихся звуках безобидного "бип-бип-бип" первого спутника, кинулось рыть убежища и устраивать массовые учения на случай атомной войны — и не сказать, чтобы совсем уж без оснований» (Независимая газета, №2/2064, 2000).

Мэтью Бжезинский (племянник Збигнева Бжезинского), автор книги «Восход красной луны» («Red Moon Rising»), констатирует, что последствия паники, вызванной в США запуском спутника, «ощущаются до сих пор. Главным источником страха был не этот алюминиевый шарик, а огромный носитель, на котором он взмыл в космос — первая в мире межконтинентальная баллистическая ракета. Это 183-тонное оружие давало СССР возможность за несколько минут уничтожить любой город на Земле — в то время это была возможность, которой не было ни у кого другого.

Впервые за всю историю Америки ее территория стала уязвимой для нападения иностранного государства. “Нам и надо-то — только поменять боеголовку”, — сказал советский лидер Никита Хрущев — так, на всякий случай, если кто не понял». («Los Angeles Times», США, 30 сентября 2007).

Америку тогда осенило, поясняет Мэтью Бжезинский, что пока она «выделяла больше и больше денег на постройку сверхмощных бомбардировщиков, Королев запустил спутник. Запуск спутника был публичной демонстрацией МБР: настала очередь Москвы демонстрировать воздушное превосходство. Советская ракета, вдесятеро более мощная, чем любая из американских ракет того времени, не только моментально устранила стратегический дисбаланс, но и создала новый, уже в пользу СССР»

В 1959 году похоронным звоном прозвучал в США фильм «На берегу» (режиссер Стэнли Крамер) о медленной и мучительной гибели человечества от последствий ядерной войны. Были случаи самоубийств под впечатлением фильма.

«Мы вас похороним!»

Едва наметилась первая разрядка, как все испортил Хрущев с его «Мы вас похороним!» (в сентябре 1960 на сессии Генеральной Ассамблеи ООН). Он перепугал Америку еще на треть века.

В 1961 году, размышляя о поездке Хрущева в США, писатель Сол Беллоу напечатал о нем очерк в журнале «Эсквайр». Автор отгоняет от себя мысль, что «этот вот лысый, коренастый, жестикулирующий, громогласный человек может победить нас, разрушить наши дома или даже полностью уничтожить нас всех». В Калифорнии «советский премьер, пустившись пародийно изображать канкан, задрал полы пиджака и выставил на всеобщее обозрение свой зад. Когда мы наблюдали за этим танцем, у многих из нас зачесались носы — верный знак того, согласно старому поверью, что кто-то прошелся по нашей могиле. Мы не будем очень далеки от истины, если назовем хрущевский канкан танцем смерти».

Ныне принято с почтением уверять, что американцы своих не бросают никогда. Трудно сказать, откуда взялся этот миф. Когда в китайском плену оказались 15 американских военных летчиков, сбитых во время корейской войны, Соединенные Штаты сняли с себя ответственность. То есть, отреклись от своих граждан. Выручать их (уже не первый год сидевших в китайской тюрьме) ездил в Пекин в 1954 году Даг Хаммаршёльд, генсек ООН (http://www.russwed.ru/catalog.asp?id=1&art=340).

Американские военные были не так осторожны, как их правительство. Наши подводники, отправленные на прорыв морской блокады Кубы в 1962 году, вспоминали, что американские моряки вели себя дерзко и решительно. Они рвались в бой, выходя из себя, что нет приказа. Если их подлодка была тяжелее советской, они готовы были идти на таран, так что нашим приходилось уворачиваться. Находясь в надводном состоянии наши мстили тем, что показывали американцам свои отощавшие за время подводного перехода задницы. Американцы в ответ предъявляли свои, более упитанные.

Тем характернее эпизод, описанный в книге Майкла Бешлосса (Michael R. Beschloss) «The Crisis Years: Kennedy and Khrushchev, 1960-1963» (Годы кризиса: Кеннеди и Хрущев, 1960-1963 годы). Бешлосс описывает, что произошло в кабинете президента США 28 октября 1962 года, когда Хрущев согласился вывезти установленные им на Кубе ракеты в обмен на обязательство США убрать свои ракеты из Турции.

Торжествующий Кеннеди вызвал двух членов Комитета начальников штабов США, адмирала Джорджа Андерсона и начальника штаба ВВС США Кертиса Лимея поблагодарить их за советы, консультации и мужественное поведение в эти трудные дни. И тут, пишет Бешлосс, произошло поразительное излияние гнева двух военных, направленное против своего главнокомандующего. «Адмирал Андерсон воскликнул “Они нас поимели!” Генерал Лимей стукнул кулаком по столу: “Это величайшее поражение в нашей истории, господин президент”».

Страх — не всегда плохо. Когда страх оборачивается чувством ответственности за свою страну и решимостью не дать противнику ни одного повода для нападения, это очень хорошо. Боязнь спровоцировать конфликт с СССР была исключительной: американских летчиков, по ошибке обстрелявших советский пароход «Туркестан» у берегов Вьетнама, судили военным судом. Напомню: во Вьетнаме США потеряли 4,5 тыс. самолетов (половину своей авиации!), потеряли убитыми 58 тысяч человек, 303 тысяч ранеными. А ведь «Туркестан» скорее всего вез зенитные установки или запчасти к истребителям! Что бы ждало командира американской подлодки в октябре 1962-го, если бы она и впрямь протаранила советскую?

С неясным исходом

Упадочные настроения были тем весомее, что исход того, что в СССР называли «соревнованием двух систем» долго не был ясен. То, что СССР еще в 1953 году создал свою водородную бомбу и вскоре опередил США с первой атомной электростанцией, первым судном на атомном двигателе, первой межконтинентальной ракетой, первым искусственным спутником Земли и первым космонавтом, надолго укрепило Запад в мысли, что наступление Советов можно задержать, но нельзя остановить.

Характерна статья во франкфуртском журнале «Грани» (№40, 1958). Эмигранты из НТС, издававшие журнал, знали СССР на порядок лучше всех западных советологических институтов вместе взятых. Тем интереснее прочесть следующее: «Вопреки бахвальству Хрущева, СССР, при имеющихся темпах роста, догонит сегодняшнее состояние США по производству на душу населения не ранее, как через 20 лет». Т.е., сознание того, что СССР, увы, все равно догонит США, ощущалось как несомненность.

Многие аналитические центры в США оценивали тогда этот разрыв как еще меньший (а сейчас делают вид, что такого никогда не было). Хотя пороки советской экономики делались с годами все очевиднее, явные успехи СССР в области космоса, военной авиации и новых видов вооружений снова и снова заставляли западных руководителей задаваться вопросом: а не обман ли зрения все эти пороки?

В 1988 году, уже в разгар Перестройки, социологи Сиракузского университета (США) провели исследовании «Советская и американская молодежь: сравнительный взгляд». Они установили: 42% молодых американцев считали, что ядерная война произойдет при их жизни и лишь 14% думали, что она не произойдет никогда. В СССР цифры были разительно иными: соответственно 9% и 56%. Если в 1988 году подобные страхи продолжали быть присущи почти половине американской молодежи (а ей положено быть беспечной!), что же говорить о людях среднего возраста и пожилых!

И что же говорить о предшествующих десятилетиях, когда выход из противостояния даже не просматривался!

Неспокойно чувствовал себя и главный союзник США. Недавно рассекречен ряд документов английского кабинета 1978-79 гг., касающихся обороны. Они носят панический характер. Тогдашний премьер Джеймс Каллаган был уверен: «Случись вооруженный конфликт [с СССР], Британия останется беззащитной». В докладе о состоянии английской армии лорд Джон Хант описывал большую часть вооружений страны как устаревшую, ржавую и бесполезную: «Надеюсь, что хоть что-то из этого сработает, когда настанет время защищаться» (http://www.infox.ru/science/past/2008/12/29/Britaniya_priznalas_.phtml).

Тому, кто восторгается, каким надежным щитом всегда был НАТО, стоит прочесть воспоминания Франческо Коссиги, в разные годы министра, премьера и президента Италии. В газете «Corriere della Sera» он рассказал о характерном факте времен холодной войны. «Когда маршал Тито был при смерти [в 1980 году], в НАТО была объявлена повышенная степень боеготовности.

Однако вероятное советское вторжение в Югославию по просьбе изнутри или в связи с распадом этой страны не повлекло бы за собой реакции со стороны альянса, поскольку все решили, что СССР лишь забрал бы то, что ему и так полагалось по Ялтинскому договору.

Сегодня я могу добавить к этому, что в Италии существовал план под названием "Алебарда". Не удовлетворившись Югославией, думали мы, СССР вторгнется в прибрежную полосу области Фриули-Венеция-Джулия, где находится город Триест, и при этом понимали, что не можем просить у НАТО начать ядерную войну для его защиты. План предусматривал, что едва советские войска вступят в Югославию, наши военные отойдут от Триеста, там останутся только префект, полиция и карабинеры — для обеспечения порядка и безопасности, до тех пор пока советские войска не возьмут на себя эти функции» (http://www.lsg.ru/index.php?page=politics&art=1343).

И это Италия, член НАТО! Что же говорить о прочих! Венгерские повстанцы в 1956 году, отчаянно призывая Америку на помощь, были очень наивны. В Праге 1968-го тоже были уверены в американской поддержке, но президент Джонсон демонстративно улетел на свое ранчо в день советского вторжения, давая понять, что Америка вмешиваться не будет.

Стоит напомнить (многие забыли), что в Корее США действовали не в самостоятельном качестве, а под флагом ООН и по решению Совета Безопасности (СССР какое-то время бойкотировал его заседания и потому упустил возможность применить вето). Единственным конфликтом, куда США отважились ввязаться (в 1965 году) несмотря на риск столкновения с СССР, был вьетнамский. Это стало возможным потому, что данный риск оценивался аналитиками США как минимальный: СССР незадолго до этого расплевался с Китаем, чьей марионеткой, как тогда казалось, обречен был стать Вьетнам. К тому же географически Вьетнам располагался (для СССР) «позади» Китая.

После вьетнамского конфуза, прямо обусловленного советской помощью Вьетнаму, США вели себя решительно лишь там, где отсутствовал прямой советский интерес — в Гренаде, Панаме, Ливане, Ливии. То же относится и к Англии (война с Аргентиной).

«Равновесие страха» было неравновесным

В 1983 году, в разгар холодной войны, широкую известность приобрело письмо, которое написала советскому генсеку 14-летняя девочка из США по имени Саманта Смит. В письме были такие слова: «Я очень не хочу и боюсь войны. Объясните мне, пожалуйста, дорогой мистер Андропов, правда ли то, что вы ее хотите и почему?»

Эти слова отражали почти всеобщее убеждение американцев в том, что СССР твердо решил уничтожить США и лишь дожидается удобного случая. Как было с этим жить?

Мы понимаем, что вышеупомянутое убеждение не соответствовало действительности. СССР к тому времени давно уже перешел к доктрине «равновесия страха», и аналитики ЦРУ, по идее, должны были это знать. Беда в том, что это были неважные аналитики.

Их уровень виден по такой подробности. Даже в начале 1990 года ЦРУ продолжал уверять американское руководство, что все происходящее в СССР — perestroika, glasnost, отмена цензуры, свобода собраний и объединений, первые свободные выборы с несколькими претендентами на одно место, рыночные реформы, — все эти и другие революционные перемены были ни чем иным, как хитрым трюком, придуманным с единственной целью: сбить с толку руководство США. Психологи называют подобный ход мысли младенческим эгоцентризмом.

Моя знакомая Надя Бурова, вдова поэта и художника Дмитрия Александровича Пригова, рассказывала, как американцы отходили на рубеже 80-х и 90-х от десятилетий страха. У Нади свободный английский (благодаря матери-англичанке), и она принимала участие во всякого рода международных культурных проектах, опекавшихся Раисой Максимовной Горбачевой. В частности, Надя объездила множество городов США с детским хором из России. Буквально после каждого концерта к ней подходили американцы и спрашивали, озираясь и вполголоса: «А вы правда раздумали нас убивать?» Не могу себе вообразить «зеркального» эпизода в СССР.

Не поняв феномен смертельного страха, державшего Запад за горло несколько десятилетий, мы не поймем, почему там так любят Горбачева. «На Западе Горбачев остался героем, глубоко чтимым и, чувствуется, любимым человеком. Где бы ни появился “Горби”, вокруг него мгновенно возникает атмосфера бешеного внимания и поклонения, как это наблюдается только в случае голливудских звезд. Понять это нетрудно: его политика сняла с Запада громадное психологическое напряжение, жители западных стран перестали бояться войны с СССР». (http://www.svoboda.org/programs/RQ/2004/RQ.102804.asp).

А ведь еще накануне прихода Горбачева люди на Западе были склонны поверить пророчеству известного американского специалиста по ядерному оружию Германа Кана (Hernman Kahn), опубликовавшего в 1985 году статью, где доказывалось, что СССР будет существовать, по крайней мере, до 2800 года.

Крайне любопытно свидетельство Леонида Кучмы, в 1986-1992 годах — генерального директора днепропетровского «Южмаша», главного производителя ракет в СССР. Уж в чем-чем, а в ракетах он разбирается.

Вспоминая о своем учителе Михаиле Кузьмиче Янгеле, Кучма прямо указывает на поворотный пункт в противостоянии с Америкой: «Момент, когда мы окончательно отработали орбитальный вариант ракеты Р-36, главный шедевр Янгеля (а ведущим конструктором по этой ракете был Михаил Иванович Галась), можно назвать одним из главных событий в истории ХХ века: именно тогда стало ясно, что победителей в ракетно-ядерной войне не будет, остается лишь путь переговоров и разоружения. Орбитальный вариант ракеты перечеркнул все надежды американцев на успешную противоракетную оборону. Наша ракета показала, что может достичь любой точки планеты, причем вычислить, куда направляется орбитальная боеголовка, в те времена было невозможно». («Украина — не Россия», стр. 355).

Именно эти ракеты убедили Рейгана, что США «безнадежно отстали от Советского Союза в военном отношении» (см. выше). Его программа «звездных войн» (она же Стратегическая оборонная инициатива — СОИ) была попыткой переломить ситуацию. Сказать, что СОИ сильно испугала СССР, было бы большим преувеличением, слишком уж она отдавала блефом.

Еще раз процитирую Л.Д. Кучму: «В 1986 году руководство СССР сумело предъявить миру свою “крутизну” в форме станции “Мир”, а в 1988 году (между прочим, всего через несколько дней после избрания Буша-старшего президентом США) — в форме многоразового орбитального корабля “Буран”. Вместе с днепропетровской “Сатаной” все это произвело нужное впечатление, переговоры о разоружении пошли веселее и вскоре привели к результатам. Не характерно ли, что вслед за этим последовал отказ США от создания американской орбитальной станции “Фридом”? Франция и Англия заморозили работы по своим челнокам “Эрмес” и “Хотол”» (там же, стр. 418-419 и 552).

Но и после того, как все нужные соглашения были подписаны, страх улетучивался крайне медленно. Даже в 2004 году, согласно службе Gallup, 68% американцев считали военный потенциал России угрозой для своей страны (Washington ProFile, 12.03.04, №26/388). Фантомные боли проходят нескоро.

Изложенное — не какие-то «тайны разведок», только теперь извлеченные на свет, а факты, бывшие на протяжении десятилетий частью повседневности США и СССР. Впрочем, к тоталитарному СССР это относилось в гораздо меньшей степени: жесткая советская цензура отсекала все, что могло бы вызвать массовые страхи — благодаря этому у детства и юности моего поколения был не столь мрачный фон.

Фантомные боли чреваты осложнениями

В Сети гуляет документ — похоже, аутентичный — под названием «Внешнеполитическая доктрина США», датированный 1992 годом. Одно из его положений таково: «Нашей главной целью является предотвращение возникновения нового соперника, будь то на территории бывшего Советского Союза или в другом месте, который представлял бы собой угрозу, сопоставимую с той, которую представлял собой Советский Союз…». Америка не хочет нового испытания страхом и ее можно понять.

Странные попытки США после распада СССР вести себя по отношению к России на манер победившей стороны, пусть и не объявляя об этом вслух, — ни что иное, как старание потихоньку отомстить за десятилетия страха.

У данного сюжета есть еще одна сторона.

Распространено такое заблуждение: то, чем жили, что видели, о чем постоянно слышали и более или менее одинаково запомнили миллионы людей, невозможно будет исказить и переврать ни полвека, ни век спустя. Как бы не так!

На наших глазах приобретает совершенно иную окраску советское время, период Перестройки и распада СССР, девяностые годы. Более поздние события меняют цвет предшествующих. Сегодня российские комментаторы уже непринужденно рассуждают о том, как США «весь ХХ век диктовали свою волю всему миру» или о «сокрушительном (вариант: «безоговорочном») превосходстве западной системы над советской», а слушатели сочувственно кивают. Совершенно не питая симпатий к «советской системе», вынужден назвать первое из этих утверждений вздором, а второе — упрощением.

Это было бы неважно, если бы метаморфозы исторической памяти не подталкивали к ложным и даже опасным выводам. Например, к такому: раз коммунизм потерпел поражение — значит, он был слабаком всегда (вот и Америке, оказывается, был всего по пояс). То есть, коммунизм — не такой уж значительный и грозный феномен.

Кстати, почти столь же радикально менялись представления российского просвещенного класса о допетровском времени, о дореформенной России, о предреволюционной поре, о двадцатых годах — о всяком времени, сменившемся своим отрицанием.

Это не сугубо российское свойство, это общемировая закономерность. Историческая память, предоставленная самой себе, везде и всегда склонна изменяться задним числом. Не говоря уже о случаях, когда ее целеустремленно подправляют. Свидетельства, приведенные выше, уже приходится вылавливать в море блажи, а ведь всего 20 лет назад они были общим местом.

Понятно, что Америке для поддержания уверенности в себе и устранения фантомных болей от десятилетий страха нужен именно тот ретро-автопортрет, который создается сегодня с равнодушного согласия ее бывшего врага. Но если замысел окончательно удастся, это не пойдет на пользу ни одной из сторон.

Александр Горянин

Источник.