Как Запад подготавливал Вторую мировую войну

Чемберлен мечтает «ездить верхом на тигре»

http://www.google.fr/url?source=imglanding&ct=img&q=http://i.i.ua/photo/images/pic/8/3/5031038_680aaef2.jpg&sa=X&ei=FhxWVfnGOoKuUdTRgdAJ&ved=0CAkQ8wc&usg=AFQjCNFYBUcwIprte1yakQl4d3nDc2nqFwНачав подготовку к захвату других стран, Гитлер придавал важнейшее значение, в частности, арсеналу дипломатических средств.

На нацистский внешнеполитический аппарат была возложена задача предотвратить возможность объединения сил СССР, Франции и Англии, так как это фактически сделало бы германскую агрессию невозможной.

Один из ближайших подручных Гитлера фон Риббентроп, назначенный в 1936 году германским послом в Лондоне, сразу же принялся за обработку английских правящих кругов, делая при этом ставку прежде всего на их антикоммунизм и антисоветизм.

Так, он доказывал в беседе с У. Черчиллем, что Германия стремится-де[159] к дружбе с Англией, Она даже «оберегала бы все величие Британской империи», но необходимо, чтобы Англия предоставила Германии «свободу рук на востоке Европы»{8}

Заверения Риббентропа, что Германия стремится к взаимопониманию с Англией, были, разумеется, грубейшим обманом. В одном из секретных документов Риббентроп писал, что задачи германской дипломатии в области германо-английских отношений заключаются в том, чтобы создавать у англичан «впечатление, что урегулирование и договоренность между Германией и Англией все же в конце концов возможны», но в то же время «сколачивать в глубокой тайне, но со всей возможной решительностью союз против Англии»{9}

Среди многих членов тогдашнего английского правительства Риббентроп встретил полное понимание и доверие, так как его заверения соответствовали их надеждам, что фашистские агрессоры обратят свои взоры прежде всего на восток.

Наиболее последовательным проводником курса на соглашение с Германией был в Англии Невиль Чемберлен, ставший в конце мая 1937 года главой английского правительства. Он был консерватором до мозга костей, плоть от плоти реакционной правящей верхушки отживавшей свой век — хотя казавшейся еще могущественной — Британской империи. Чемберлен органически ненавидел все, что вело к прогрессивным изменениям в мире. Коммунизм был для него «враг № 1», к Советскому Союзу он испытывал злобную, патологическую ненависть. Это не могут не признать и английские историки, изучавшие политику Н. Чемберлена. Так, Р. Сенкэт констатировал, что «главным лейтмотивом в политике Чемберлена был антикоммунизм»{10}

Политические симпатии Чемберлена были на стороне крайне реакционных сил как в Англии, так и в других странах. В Гитлере и Муссолини, несмотря на их агрессивную политику, он видел прежде всего своих классовых союзников.

Чемберлен возомнил, что он ниспослан для того, чтобы осуществить план двойного действия: руками гитлеровцев удушить Советский Союз, а заодно измотать силы Германии как империалистического конкурента Англии.

«Невиль уверен в том, что он является мессией, которому самой судьбой предначертано достижение соглашения [160] с диктаторами»{11}, — отмечал А. Иден в своем дневнике. Он полагал, что можно договориться с агрессорами, причем на условиях, не затрагивавших коренных интересов Британской империи. Чемберлен думает, метко сказал о нем Черчилль, что «можно ехать верхом на тигре»{12}

Не менее близорукой была также политика Франции. Нет сомнений в том, что французское правительство отчетливо представляло себе всю серьезность приближавшегося урагана. Это означало, что Франция не должна была допускать захвата фашистским рейхом других стран, а тем самым его усиления. Она могла опираться в этом на договор о взаимопомощи с СССР, однако французские правящие круги не желали сотрудничества с Советским Союзом.

С приходом к власти во Франции в 1936 году правительства Народного фронта все большую роль в определении внешнеполитического курса буржуазных партий стали играть внутриполитические соображения. Если раньше многие деятели выступали за проведение твердой самостоятельной внешней политики, за укрепление безопасности страны и в этой связи за сотрудничество с СССР, то после победы на выборах Народного фронта страх перед «красной опасностью» толкнул большинство из них на путь сговора с агрессорами «любой ценой», то есть на путь предательства национальных интересов страны{13}. Эти же соображения оказывали все возрастающее воздействие и на представителей правого крыла радикал-социалистской партии, входившей в состав Народного фронта. Это касалось, в частности, таких деятелей, как Э. Даладье, Ж. Бонна и др., игравших важнейшую роль в определении внешнеполитического курса Франции

Классовая основа политики как Англии, так и Франции была раскрыта М. М. Литвиновым в беседе с французским послом в СССР Р. Кулондром. Нарком отметил, что Англия стремилась бы к сближению с СССР, если бы этому не мешала социальная вражда к Советскому Союзу господствующих классов Англии. Это же можно сказать и о Франции, где немало влиятельных людей (Фланден и др. ) открыто выступают за «пакт четырех»{14}

Советский полпред во Франции Я. З. Суриц отмечал, что в этой стране все меньше проявляется стремление[161] придать действенный характер советско-французскому договору о взаимной помощи, подходить к нему с точки зрения его «первоначального предназначения». Этот договор, как и вообще отношения с СССР, рассматривается во Франции

«не в плане общей борьбы против германской угрозы, не в плане, словом, позитивном, а больше — негативном превалирует стремление удержать СССР подальше от Германии, не допустить и помешать германо-советскому сближению»{15}

Отречение французского правительства от франко-советского пакта Д. Ллойд Джордж считал проявлением совершенного безумия. Касаясь вопроса о том, кто может спасти Францию в случае войны, он справедливо указывал:

«Не Англия, а только СССР… Победа над Германией может быть решена только большой сухопутной армией. Такая армия имеется лишь у СССР»{16}

Правящие круги Франции тем не менее исходили из того, что ее наиболее важной союзницей является Англия. Однако это были ничем не обоснованные иллюзии. Особенно характерна в этом отношении следующая запись, сделанная 6 февраля 1938 г. в дневнике английским генералом Айронсайдом. Очевидно, наше правительство понимает, писал он, что, если мы снова высадим армию во Франции, это будет означать повторение боев 1914 — 1918 годов, но в более трудных условиях. Теперешнее правительство правильно решило не делать этого «даже перед лицом опасности, что Франция может оказаться разгромленной»{17}

Впрочем, военная доктрина самих французов в принципе соответствовала английской. Заместитель председателя французского правительства Э. Даладье считал, что Франция должна проявлять заботу о коммуникациях со своими североафриканскими колониями; в остальном же она «могла бы жить в безопасности за линией Мажино, невзирая на то, что может произойти в Центральной и Восточной Европе»{18}

Об агрессивных планах гитлеровцев было информировано и правительство Соединенных Штатов Америки. Помощник государственного секретаря США Дж. Мессерсмит писал 11 октября 1937 г., что планы германских фашистов сводятся к следующему: захват Австрии и Чехословакии; установление господства Германии в Юго-Восточной Европе; захват Украины; изоляция России; ослабление Франции путем расторжения ее союза с Россией;[162] постепенное расчленение Британской империи; наконец, действия против США {19}

И тем не менее Соединенные Штаты не только не намеревались принимать каких-либо мер против агрессоров, но поощряли политику соглашения с ними, проводившуюся правящими кругами Англии и Франции. Министр иностранных дел Франции И. Дельбос даже не скрывал во время встречи с М. М. Литвиновым 6 ноября 1937 г., что США толкают Францию на соглашение с Германией{20}. Такая позиция США объяснялась тем, что, как признает в своих воспоминаниях заместитель государственного секретаря США С. Уэллес, осенью 1937 года в Соединенных Штатах господствовало убеждение, что Гитлер не начнет войны против западных держав, пока он не уничтожит своего истинного врага — СССР{21}

Американский историк Ф. Шуман, характеризуя политику Англии, Франции и США, писал, что имущие классы западных держав «восхищались фашизмом и полагали, что их собственные интересы были бы обеспечены сохранением и распространением фашизма». Более того, многие политические деятели этих стран надеялись и уверовали, что «предоставление фашистской тройке свободы рук… приведет к германо-японскому нападению на Советский Союз», что «цивилизация» таким путем будет «предохранена от большевизма» и что Франция, Англия и Америка смогут оставаться нейтральными, пока «фашизм и коммунизм будут уничтожать друг друга»{22}

Стремясь к достижению соглашения с гитлеровцами, английское правительство решило направить в Германию одного из наиболее влиятельных членов правительства лорда-председателя Совета Галифакса (бывшего вице-короля Индии). 19 ноября 1937 г. состоялась беседа лорда Галифакса с Гитлером. Галифакс отметил заслуги Гитлера в «уничтожении коммунизма» в Германии, в связи с чем она может по праву считаться «бастионом Запада против большевизма». Он дал понять, что в случае заключения «широкого соглашения», по которому Германия обязалась бы уважать целостность Британской империи, английское правительство готово предоставить ей свободу рук в Центральной и Восточной Европе. Галифакс сказал, что это относится к планам Германии в отношении Австрии, Чехословакии и Данцига. Он сделал лишь оговорку о том, что Германия должна осуществлять свою экспансию, не прибегая к вооруженной силе{23}. [163]

Эта оговорка была связана с тем, что, учитывая существование военного союза между Францией и Чехословакией, английское правительство опасалось, что вторжение германских войск в Чехословакию могло бы привести к вооруженному конфликту, в который вслед за Францией оказалась бы втянута и Англия. А такая война означала бы крах всех расчетов английских реакционных кругов на войну между Германией и СССР.

Галифакс пришел в Германии в восторг от нацистских главарей, и прежде всего потому, что все они были «смертельными врагами коммунизма»{24}. 24 ноября он сделал на заседании английского правительства отчет о своем вояже. Выслушав его, Н. Чемберлен отметил, что цель поездки заключалась в выяснении позиции немцев по вопросу о возможности достижения англо-германского соглашения, и выразил глубокое удовлетворение итогами визита{25}

В конце ноября 1937 года в Лондон были приглашены французский премьер К. Шотан и министр иностранных дел И. Дельбос, с тем чтобы согласовать дальнейшие планы двух держав относительно переговоров с Гитлером. При этом была уточнена, в частности, их позиция в случае германской агрессии против Чехословакии. Чемберлен твердо заявил, что Англия «не должна быть втянута в войну из-за Чехословакии». Шотан, излагая позицию Франции, отметил, что ее договор с Чехословакией вступит в действие, если со стороны Германии будет иметь место вооруженное вмешательство, но если Германия осуществит аннексию Судетской области без прямого «акта агрессии», то договор «не вступит в силу»{26}

Это заявление Шотана свидетельствовало о том, что Франция была готова согласиться на расчленение своего союзника, лишь бы не были нарушены определенные «правила игры». Как мы увидим дальше, Чемберлен приложит все силы к тому, чтобы агрессивные действия Германии осуществлялись без грубого нарушения этих, «правил».

Во время неофициальных встреч английских и французских деятелей их политика обсуждалась еще более откровенно. И. Дельбос, прибывший в Варшаву после визита в Лондон, рассказывал о господствовавших в Англии настроениях: «Чемберлен убежден, что нет иного пути и следует договориться о сотрудничестве с Германией и Италией», Из переговоров с англичанами было [164] видно, сказал французский министр, что «в Лондоне настроение по отношению к СССР ухудшилось» и что

«Англия не имеет ничего против того, чтобы СССР остался вне пакта и даже более, чтобы возник конфликт между Германией и СССР»{27}

Состоявшиеся в Лондоне переговоры свидетельствовали о том, что ни Англия, ни Франция не собирались оказывать помощь и поддержку Чехословакии, если Германия будет добиваться осуществления своих планов, не прибегая к открытой агрессии. Тем более они не намеревались противодействовать захвату Германией Австрии.

При рассмотрении итогов англо-французских переговоров на заседании английского правительства Чемберлен сообщил, что была достигнута договоренность «продолжить попытку добиться общего урегулирования с Германией»{28}. На заседании внешнеполитического комитета английского правительства 24 января и 3 февраля 1938 г. подробно рассматривались вопросы, которые должны были быть урегулированы в англо-германском соглашении. При этом был поднят также вопрос о советско-французском и советско-чехословацком договорах о взаимопомощи. Участники заседания не скрывали, что они считали эти договоры препятствием к достижению соглашения с Германией. Английский посол в Берлине Н. Гендерсон, принимавший участие в дискуссии, прямо заявил, что «Чехословакии необходимо будет избавиться от ее соглашения с Советской Россией»{29}

Гитлер мог не беспокоиться и по поводу позиции правящих кругов Соединенных Штатов. 2 марта 1938 г. полпред в США А. А. Трояновский констатировал, что «судьба Австрии не вызывает здесь большого беспокойства. Изоляционисты всех толков в общем готовы примириться со всеми захватами фашистов»{30}

Аншлюс

В начале марта 1938 года Гитлер начал форсировать захват Австрии. Ради перестраховки бывший германский посол в Лондоне фон Риббентроп, назначенный министром иностранных дел Германии, прибыл 10 марта в Лондон «для нанесения прощальных визитов». Воспользовавшись приездом Риббентропа, Чемберлен и Галифакс снова предложили Гитлеру руку и сердце{31}, [165] В тот же день состоялась и другая встреча, менее официальная, но не менее важная. Это — беседа Гораса Вильсона, ближайшего советника Н. Чемберлена, явно имевшего задание последнего более откровенно изложить гитлеровцам сокровенные планы английского правительства, с сотрудником аппарата Риббентропа Э. Кордтом. Вильсон заявил, что Чемберлен преисполнен стремления

«продолжать свой курс на достижение соглашения с Германией и Италией».

Коснувшись сотрудничества между западноевропейскими державами и раскрывая конечную цель английского правительства, Г. Вильсон подчеркнул:

«Россия должна быть в настоящее время полностью оставлена в стороне. В один прекрасный день господствующая там система… должна исчезнуть»{32}

Риббентроп сразу же сообщил Гитлеру первые результаты выполненного им задания о выяснении позиции Англии на случай, «если австрийский вопрос нельзя будет урегулировать мирным путем». Он выражал уверенность, что никакого противодействия Англия оказывать не будет. Чемберлен и Галифакс добиваются, писал Риббентроп, «взаимопонимания четырех великих держав Европы, исключая Советский Союз»{33}

Гитлер лишний раз убедился в том, что он может действовать, не опасаясь вмешательства западных держав. 11 марта он издал директиву о вторжении в Австрию. Если другие меры окажутся безуспешными, писал он в этой директиве, «я намереваюсь вторгнуться в Австрию при помощи вооруженных сил»{34}. По распоряжению из Берлина австрийские нацисты предъявили канцлеру Австрии К. Шушнигу ультиматум о его отставке и назначении на его место главаря местных нацистов Зейсс-Инкварта. В ночь на 12 марта гитлеровские войска вступили в Австрию и присоединили ее к Германии. Эта акция гитлеровцев не встретила противодействия со стороны Англии, Франции и США. Как видно из записи в дневнике Н. Чемберлена от 13 марта, несмотря на аншлюс, он рассчитывал в один прекрасный день снова начать англо-германские переговоры{35}

Следует, однако, отметить, что в Лондоне, в Париже и в Вашингтоне не могли не понимать, что аншлюс был началом конца Версальско-Вашингтонской системы договоров, на которой основывалось их господствующее положение как в Европе, так и во всем мире. По этому поводу И. М. Майский писал 12 марта 1938 г., что в связи [166]с захватом гитлеровцами Австрии в правительственных кругах Англии наблюдается «явная растерянность».

«Престижу премьера нанесен сильный удар, а шансы близкой реализации «пакта четырех» сразу же упали»{36}

Захват гитлеровцами Австрии резко обострил положение в Европе. 14 марта НКИД констатировал в письме в ЦК ВКП(б), что это представляется важнейшим событием после первой мировой войны и

«чреватым величайшими опасностями и не в последнюю очередь для нашего Союза»{37}

СССР выступил с решительным осуждением гитлеровской агрессии. В советской печати широко публиковались материалы, разоблачавшие агрессивные действия фашистского рейха.

Касаясь захвата Германией Австрии, нарком иностранных дел СССР указывал в интервью представителям печати, что за последние годы Советское правительство неоднократно выступало с осуждением международных преступлений, заявляя о своей готовности «принять активное участие во всех мероприятиях, направленных к организации коллективного отпора агрессору». Советское правительство осудило военное вторжение в Австрию и насильственное лишение австрийского народа независимости{38}

Одновременно Советский Союз разоблачал и тех, кто своей политикой соглашательства с агрессорами сделал возможным захват немецкими фашистами Австрии, мостил Гитлеру дорогу в Вену. Можно с уверенностью сказать, указывала «Правда», что разгул фашистской агрессии является непосредственным следствием политического курса Чемберлена.

«Проводимая им политика открытого сговора с агрессорами и отказа от системы коллективной безопасности, — отмечалось в газете, — развязала руки поджигателям войны»{39}

Присоединение Австрии к фашистскому рейху коренным образом меняло всю обстановку в Европе и являлось крупным шагом вперед ко второй мировой войне. Гитлеровцы заняли выгодные стратегические позиции в центре Европы. Непосредственная угроза нависла над Чехословакией. [167]

Польский ультиматум Литве

Не бездействовали и реакционные правящие круги Польши, которые мечтали о новых захватах чужих земель, прежде всего советских. Посол США в Варшаве А. Биддл на основе своих бесед с польским министром иностранных дел Ю. Веком пришел к выводу, что Польша стремится к установлению тесных отношений с Германией и приветствует германо-итальянское сотрудничество против коммунистической России, так как рассматривает ее как своего главного врага{40}.

Гитлеровцы исходили из того, что внешняя и внутренняя политика Польши вполне соответствует политике Германии, Италии и Японии, и поэтому следовало бы привлечь ее к участию в антикоминтерновском пакте. Они неоднократно обращались к ней с соответствующими предложениями{41}. Не считая удобным открыто присоединяться к антикоминтерновскому пакту (во всяком случае в то время), Польша солидаризировалась с участниками пакта, в том числе в своей политике по отношению к СССР.

13 января 1938 г. Ю. Бек заявил министру иностранных дел Германии фон Нойрату, что он считает уничтожение большевизма «основной целью своей политики»{42}. 31 марта новый министр иностранных дел Германии фон Риббентроп не преминул поднять в беседе с польским послом в Берлине Ю. Липским «не выходящую у него из головы идею широкого антикоммунистического сотрудничества». Польский посол в ответ заявил, что он убежден в целесообразности сотрудничества Германии и Польши «в борьбе против коммунизма»{43}. Подогревая аппетиты польских правящих кругов, гитлеровцы подчеркивали, что Польше «недостаточно» выхода к Балтийскому морю и она должна иметь также «выход к Черному морю»{44}

Агрессивные устремления польских правящих кругов обращались и в сторону Литвы. В ночь на 11 марта польские пограничники спровоцировали инцидент на польско-литовской границе, чтобы создать повод для вторжения польских войск в Литву. Тогдашние польские правители рассматривали захват Литвы как «компенсацию» за поддержку агрессивных планов Германии в отношении Австрии{45}. Польский журнал «Пжеглёнд Повшехни» писал:

«В связи с аншлюсом мы должны получить какую-то компенсацию… Качественно, ввиду своего геополитического положения, Литва является очень ценной»{46}. [168]

12 марта в Варшаве срочно было созвано чрезвычайное совещание, в котором принимали участие генеральный инспектор вооруженных сил Э. Рыдз-Смиглы, премьер Ф. Складковский и Я. Шембек, замещавший отсутствовавшего в Варшаве министра иностранных дел Ю. Бека. Было решено добиваться политического подчинения Литвы Польше{47}

У литовской границы были сосредоточены крупные силы польских войск, и в любой момент можно было ожидать их вторжения в Литву.

Польша и фашистская Германия действовали в самом тесном контакте. Так, во время пребывания Бека в Берлине в январе 1938 года Геринг сообщил ему, что Германия считает своей очередной задачей аншлюс. Гитлер подчеркнул, что он готов прибегнуть в этих целях к применению силы.

Бек заявил гитлеровцам, что Польша не имеет каких-либо возражений против аншлюса:

«Польша имеет с Австрией только экономические отношения; у нас там нет каких-либо политических интересов»{48}

23 февраля и 12 марта во время очередных бесед с Герингом Бек и Липский снова подтвердили свои заявления о том, что Польша не возражает против захвата Германией Австрии. Геринг ответил, что

«Гитлер будет обязан Польше за такую позицию»{49}

Гитлеровцы «расплатились» с польскими правящими кругами уже 16 марта. Геринг пригласил в этот день Липского для разговора о дальнейшем германо-польском сотрудничестве. Польский посол ознакомил его с агрессивными планами Польши в отношении Литвы.

В тех же выражениях, в каких поляки дали свое согласие на захват Германией Австрии, Геринг сообщил о согласии Германии на захват Польшей Литвы, сделав оговорку только в отношении Клайпеды. Липский писал, что Геринг «проявил понимание нашей позиции. Он подчеркнул заинтересованность Германии в Клайпеде, в то же время выразив ее незаинтересованность в отношении Литвы»{50}. Геринг высказал, однако, беспокойство, что действия Польши могут повлечь за собой осложнения в ее отношениях в СССР.

И в этой связи он сделал «открытое предложение о польско-германском военном сотрудничестве против России». Липский сразу же известил Варшаву о позиции, занятой германским правительством в отношении «возможной акции Польши против Литвы»{51}, то есть в отношении вторжения в Литву польских войск,

Одновременно готовилось вторжение в Литву также германских войск. 17 марта Бек дал польскому посланнику в Берлине Липскому указания конфиденциально информировать Геринга, что «обострение отношений с Литвой возникло не только из-за пограничного инцидента». Липский должен был заявить, что если в случае отклонения Литвой польского ультиматума последует вторжение польских войск в Литву, то «польская сторона будет учитывать интересы Германии в Клайпеде». Липский немедленно выполнил это поручение и заверил Геринга, что будет держать германское правительство в курсе дальнейших событий. Липский считал эту беседу исключительно важной, так как в результате ее мог информировать Варшаву о позиции Германии «в связи с нашей возможной акцией против Литвы»{52}. Таким образом, Польша намеревалась захватить Литву, но за исключением Клайпеды, которую она была готова «уступить» Германии

Намерения Германии видны из заметки Риббентропа от 17 марта.

«В случае конфликта между Польшей и Литвой, — писал он, — следует в первые же часы оккупировать территорию Клайпеды. Необходимые меры уже приняты».

Начальник верховного командования вермахта Кейтель подготовил специальную карту с германо-польской демаркационной линией на территории Литвы, согласно которой германские войска должны были занять наряду с Клайпедской областью и некоторые другие районы Литвы{53}

Литва оказалась перед смертельной опасностью одновременно со стороны двух агрессоров — Польши и Германии, действовавших в тесном контакте.

От порабощения иностранными захватчиками литовский народ спасла только поддержка Советского Союза. 16 марта 1938 г. нарком иностранных дел СССР вызвал польского посла в Москве В. Гжибовского и сделал ему заявление о том, что серьезность положения заставляет Советское правительство обратить внимание польского правительства на то обстоятельство, что Советский Союз не смог бы остаться безучастным, если бы Литва оказалась под угрозой{54}

Одновременно Советское правительство приняло меры к тому, чтобы оказать воздействие на Польшу через ее союзницу — Францию. Нарком дал советскому полпреду в Париже указание немедленно повидать французского[170] министра иностранных дел Ж. Поль-Бонкура и поставить перед ним вопрос о необходимости принять меры к тому, чтобы «удержать Варшаву от безумной авантюры, которая грозит пожаром на всем востоке Европы». Полпред должен был информировать французского министра также о демарше, сделанном им В. Гжибовскому{55}. 18 марта Советское правительство, учитывая продолжавшееся обострение обстановки, сделало польскому послу еще одно серьезное предупреждение{56}

Вмешательство Советского правительства предотвратило захват Литвы Польшей и Германией. Кроме того, эти события являлись лучшим доказательством того, что агрессоры не имели бы успеха и в других районах Европы, если бы западные державы действовали вместе с Советским Союзом и не отступали перед агрессорами.

Польские правители, однако, не отказались от своих агрессивных устремлений. Это получило свое отражение, в частности, в их планах создания возглавляемого Польшей блока стран, расположенного между Балтийским и Черным морями. Они имели в виду превратить страны этого блока в союзниц Германии для войны против Советского Союза.

Вместе с тем этот блок должен был бы сделать невозможным оказание Советским Союзом помощи Чехословакии и Франции в случае нападения на них со стороны Германии{57}.

Польский посланник в Бухаресте А. Арцишевский доказывал румынскому королю, что гитлеровская Германия сильнее Советского Союза и что в случае назревания войны Польша войдет в блок, состоящий из Германии, Италии, Финляндии, Латвии, Эстонии, Венгрии, Австрии и Болгарии; Польша приветствовала бы присоединение к этому блоку Румынии, а вместе с ней — Югославии и Греции{58}.

В июле 1937 года начальниками генеральных штабов Польши и Румынии было заключено соглашение, в соответствии с которым в случае войны с СССР Польша обязалась выcтавить 350 тыс. солдат и Румыния — 250 тыс. солдат.

Было решено, что если в их руках окажется вновь приобретенная территория, то она будет поделена между ними: области к югу от линии Винница — Киев — р. Десна, включая Одессу, отойдут к Румынии, а к северу от этой линии, включая Ленинград, — к Польше{59}

Как будет показано дальше, Польша тесно сотрудничала с фашистским рейхом и в агрессии против Чехословакии. [171]