Георгий Малинецкий. «Чем закончилась реформа РАН?»

http://communitarian.ru/upload/iblock/d52/d52851974507433bb0eeebca55748e54.jpg

О судьбе Российской академии наук беседуют Д. Перетолчин и российский математик, заведующий отделом моделирования нелинейных процессов Института прикладной математики РАН им. М.В. Келдыша Георгий Малинецкий

Дмитрий ПЕРЕТОЛЧИН: Георгий Геннадьевич, в прошлом году началась реформа Российской академии наук, закончился ли процесс и что мы имеем теперь?

Георгий МАЛИНЕЦКИЙ: Буквально сейчас работает согласительная комиссия под началом вице-премьера Ольги Голодец. Решается следующий вопрос: примет ли Правительство Устав Академии в том виде, в котором его приняли академики на своём общем собрании. Вы знаете, какой главный вопрос обсуждается – а является ли Академия научной организацией? Всё остальное – согласовать удалось. Но Дмитрий Викторович Ливанов настаивает, что Академия – не научная организация. Вот до чего мы дошли… Давайте посмотрим на подоплёку. Что такое научная организация? Это организация, которая занимается добыванием знаний, экспертизой и прогнозом. В принятом законе всё это прописано.

ДП: В законе, который регулирует деятельность Академии наук?

ГМ: Именно так, он был принят в сентябре 2013 года. Каждая из функций там прописана. Но Дмитрий Викторович говорит, нет, а тут не написано, что она научная организация и мы из Устава это должны вычеркнуть. Что это будет означать? Это будет означать, что все льготы, налоговые, связанные с землёй, с недвижимостью будут отменены даже для той обрезанной Академии, которая осталась после 2013 года. Естественно, если платить налоги по полной ставке, если организация не будет научной, то просто это будет означать, что Академия не сможет даже иметь скромного домика на Ленинском, 14. 

ДП: В какой форме реформа придаёт РАН черты финансовой организации, академия должна будет приносить прибыль?

ГМ: Это было бы гораздо понятнее, естественнее и проще. Здесь речь идёт об идеологии. Давайте вспомним, а что такое советская Академия Наук? – это штаб науки. То есть это координация научной деятельности, это крупные масштабные проекты. Я имею честь работать в Институте прикладной математики им. М.В. Келдыша РАН (ИПМ РАН). Там боролись два взгляда. 

Выдающийся физик Лев Андреевич Арцимович в шутку говорил, что наука – это лучший способ удовлетворять личное любопытство за государственный счёт. В каждой шутке есть доля шутки, всё остальное – правда. Келдыш ему возражал. Наука, рассматриваемая как масштабный социальный институт, должна выбрать один – максимум два приоритета, ясных, понятных и важных для общества, и сосредоточиться именно на этом. (Тогда это были космические исследования и использование атомной энергии.) Это подтянет и теоретическую науку. Это поднимет науку в целом в стране и поднимет саму страну. Такой был взгляд на науку в эпоху расцвета. 

Что произошло, что происходит сейчас? Вы, наверное, читали замечательный роман Александра Беляева «Голова профессора Доуэля». Некие умники отрезали голову, тело выбросили, и стали питать голову кислородом – это именно то, что произошло с Академией наук. Именно в 2013 году из Академии наук сделали эту фантастическую абракадабру – голову профессора Доуэля.

ДП: Существует интервью с г-ном Велиховым, на протяжении которого он рассказывает о том, как ему удавалось в рамках проекта ТОКАМАК (тороидальная установка для магнитного удержания плазмы с целью достижения условий, необходимых для протекания управляемого термоядерного синтеза.- прим. ред.) решать любой вопрос с Рейганом, с Бушем, с Клинтоном, с Альбертом Гором. То есть все вопросы, касающиеся проекта, почему-то решались вне, скажем так, нашей государственности.

ГМ: Советский Союз был научной сверхдержавой. Это вторая наука мира. Может быть, в каких-то областях – первая. Мы вели исследования по всему фронту. Что такое сейчас российская наука? По доле финансирования в валовом внутреннем продукте (ВВП) мы находимся примерно на 20-м месте, плюс-минус одно место. Как только к власти пришли демократы, и началась эра демократии и развала, то с мыслью о том, что нужно уничтожить Академию, выступил Борис Салтыков, министр науки в ельцинском правительстве. Он говорил, что это опора советского строя и имперские амбиции. 

В середине 90-х Америка хотела как бы «поддержать» наше образование. По счастью, нам удалось отказаться от этого и это продлило жизнь нашего образования на десять лет. Иначе, тот развал, который творится сейчас, произошел бы гораздо раньше. И тогда речь зашла, а во что надо вложиться? Американцы очень хорошо сказали (мы предлагали тогда поддержать точные науки, объясняя, что у нас есть очень сильная математическая школа, блестящие физики): «Когда в стране есть много людей, хорошо знающих физику и математику, у страны появляются ядерные и космические амбиции. Мы сделаем всё, чтобы этого не было». Что касается нашей науки, давайте скажем следующее: великая наука нужна великой стране. 

Сегодня есть два гиганта – это Китай и США. У них публикуется каждая третья научная статья, издаваемая в мире. Если мы добавим к этому Великобританию, Японию и Германию, то будет половина. То есть наука очень жёстко связана и с экономикой, и с оборонным потенциалом. Но мы полагаем, как в 90-е годы или как во времена горбачёвщины, что у нас нет врагов и нам не от кого защищаться, значит и армия нам не очень нужна. Или вспомним гайдаровские идеи о том, что и промышленность нам не нужна; всё, что надо – мы купим за нефть и газ. 

ДП: То есть нам и Академия наук не нужна.

ГМ: Конечно. В рамках этой парадигмы пока, к сожалению, всё и развивалось. Евгений Павлович Велихов выступил с инициативой, очень активно и очень громко о том, что Академия наук, по сути, должна быть разрушена. Он считает, что должно быть собрание институтов-корпораций, каждая из которых должна искать деньги, должна зарабатывать и так далее.

ДП: Учитывая его контакты он их найдёт, я так думаю.

ГМ: Это крайне интересно, но следующий вопрос – найдёт ли? Более того, он сказал, что Академия наук в нынешнем варианте – это ГУЛАГ, где академики смотрят за членкорами, членкоры смотрят за профессорами и этот ГУЛАГ надо уничтожить. То есть в огромной степени мы столкнулись с той ситуацией, которая соответствует французской пословице «Предают только свои». Евгений Павлович Велихов, который в своё время был членом ЦК КПСС, вице-президентом РАН, а сейчас является председателем Общественной палаты, делает всё, чтобы Академию наук уничтожить. 

Что касается финансирования. Начиналось со слов, что мы будем работать с Западом, и всё это будет чудесно, что Запад нас поддержит деньгами, даст нам технологии и вообще наука интернациональна. Вы знаете – это бред, коллеги. Наука национальна! Допустим, известны законы, уравнения, общие принципы, но их воплощения в конкретных изделиях, в экспериментальных установках разные в каждой стране. Прежде всего, наука решает проблемы данной страны. И существует совершенно разное отношение к науке со стороны общества и государства. Поэтому в огромной степени люди говорят не о некоем общем стандарте, а о национальной инновационной системе. Прежде всего, нужно понять: какая будет Россия, и какая этой России нужна наука. Почему это важно? Потому что технология – это сегодняшний день, образование – завтрашний, а наука – послезавтрашний. 

Сначала нужно посмотреть на то, что мы хотим отстроить в стране, а, исходя из этого, будем решать все остальные вопросы. Когда речь заходить о том, что Запад нас слегка профинансирует, то, конечно же, это блеф. Наш институт в своё время подписал договор с фирмой «Боинг» на расчёты их конструкций. Я неоднократно выступал на Учёном совете и говорил, что это будут поломанные судьбы. По сути дела, отправляли людей во внутреннюю эмиграцию. Вы работаете на эту фирму, у вас появились новые идеи и вы хотите доложить их на конференции, но вам не позволят это сделать – разрешение нужно получить в Сиэтле. Людям платили деньги, но у них нет за спиной сделанного дела. Вы прекрасно понимаете, что если есть дело, которое сделано на 100%, то это дело сделанное. А здесь стратегия «Боинга» такова: дело делается на 95%, а те самые 5%, которые завершают дело, делаются там, в США. 

Я не говорю даже о дискриминации, когда за одну и ту же работу наши расчётчики получают в разы меньше, чем американские. Не говорю об утечке мозгов, потому что как только человек начал быть действительно ценным, то его вполне можно забрать в США. Поэтому это работа «на дядю». Очевидно, Евгений Павлович видит в работе «на дядю» некий светлый идеал. Но когда мы работаем «на дядю», очевидно, что мы будем идти от одного поражения к другому.

ДП: Какой-то прогноз, исходя из того что есть – существует? Какую форму РАН как организация приобретает сейчас, что было и что стало?

ГМ: Изначально была заложена идея, что есть организация, руководители которой, а именно президенты и вице-президенты выходят на первых лиц страны. Они, с одной стороны, понимают, что нужно стране, с другой стороны, выходят с инициативами. Как, например, был академик Семёнов Николай Николаевич, лауреат Нобелевской премии, директор Института химической физики. Проанализировав происходящее в хрущёвские времена, он понял, что нам крайне нужна программа химизации – это полимеры, удобрения и очень многое другое. Он сумел убедить Хрущева, что такая масштабная программа нужна. В Академии рождаются многие принципиальные вещи. 

Второе. Если вы что-то хотите создать, у вас есть какие-то планы, идеи – нужна экспертиза, нужно понять: эта вещь будет работать или не будет, или это авантюра, или это противоречит законам природы. В принципе, хорошо бы создать вечный двигатель, тогда можно бы без зарплаты, наверное, жить. Но законам природы это противоречит. 

Поэтому для того, чтобы многие важные и значимые проекты проанализировать, Академия наук тоже нужна. Она сыграла очень большую роль в том, что северные реки не стали поворачивать на юг. Есть президент Академии, есть вице-президент, есть Президиум Академии – те люди, которые представляют разные отрасли. Вице-президент курирует некий блок направлений, несколько отделений Академии наук, куда входят специалисты. Например, есть отделение физики, отделение химии, отделение математических наук. Дальше. У этого отделения есть институты. В результате возникает такая система, когда исследования: а) координируются; б) прогнозируются; в) поддерживаются ресурсами: скажем, человек сделал некое открытие – ему совершенно необходимо купить установку, ему помогают.

ДП: Это некая взаимосвязанная структура, которая как-то работает. Сейчас она примерно так и выглядит?

ГМ: Нет, теперь она выглядит кардинально иначе – как голова профессора Доуэля. А именно – у вас есть члены-корреспонденты и академики. Причём не одной Академии, а сразу трёх – Академии меднаук, Академии обычных наук и Академии сельскохозяйственных наук. Почти две тысячи человек. Их собрали воедино и они стали клубом, у них формально нет никакой связи с институтами. Институтами, точнее имуществом институтов, по тому закону, который был принят, ведает ФАНО (Федеральное агентство научных организаций). Ни о каком научном руководстве, ни о какой координации действий речи не идет.

ДП: То есть не осуществляется связь между этими различными частями. 

ГМ: Вероятно, для вас не секрет, что в стране идёт холодная гражданская война, а именно – левая рука делает то, что считает нужным, правая рука – не то, чтобы она не ведает, но она делает прямо противоположное. Например, за некоторое время до реформы РАН, ученым было поручено разработать программу фундаментальных научных исследований государственных Академий наук на 2013-2020 гг. Разработали, законодательно утвердили, а потом развалили Академию. Правая рука делает одно, левая – противоположное. Однако еще не вечер.

http://zavtra.ru/content/view/chem-zakonchilas-reforma-ran/