Русские «реднеки»
С момента распада Советского Союза, да, пожалуй, и раньше, когда советская цензура сначала ослабла, а потом и вовсе исчезла, стали видны реальные умонастроения нашего народа. И за прошедшие 20-25 лет они практически не изменились. По мировым меркам подавляющее большинство русских является весьма правыми и консервативными по своим взглядам.
Несмотря на, по факту, прошедшую в нашей стране сексуальную революцию, большинство из нас привержено семейным ценностям. О своей слишком уж бурной сексуальной жизни люди стесняются распространяться публично. Намек на то, что у нас могут ввести что-то типа европейской ювенальной юстиции и начать забирать детей из семей по ничтожным поводам, вызвало массовое бешенство. Большинство из нас чрезвычайно гомофобны и никак этого не стесняются. Уровень ксенофобии в нашем обществе сам по себе вполне среднеевропейский, но большинство из нас, в отличие от европейцев и североамериканцев, совершенно не стесняется сказать в разговоре, что их чрезвычайно раздражает обилие на улице нерусских лиц. Привязанность к семье соседствует у многих из нас с практически страстной влюбленностью в собственный автомобиль. По крайней мере, у тех, у кого он есть. Подавляющее большинство из нас исключительно серьезно относится к зарабатыванию денег, и одним из важнейших выражений нашей приверженности семейным ценностям является уверенность в необходимости для каждого мужчины «кормить семью». Наконец, притом что подавляющее большинство из нас имеет весьма смутные религиозные убеждения, но это же подавляющее большинство уверено в собственном «православии» и исключительно уважительно и серьезно относится к Русской Православной Церкви. Ах да. Еще большинство из нас любит смотреть футбол и болеть за любимую команду.
Так что мы по всем признакам типичные, как говорят в Америке, «реднеки», «красношеие». Так в Америке называют типичных южан, техасцев, так сказать. Можно с уверенностью сказать, что у нас, как и в Америке, давно образовалось «моральное большинство». Большинство, верное своим консервативным убеждениям, и с большим неодобрением посматривающее на либералов-вольнодумцев.
Сегодня мы можем это видеть особенно ясно. Хулиганская выходка так называемой «панк-группы «Пусси Райот» и последовавший за этой выходкой взрыв антиклерикальной истерии среди либеральной интеллигенции вызвал немедленный взрыв противоположных настроений среди большинства нашего народа. Дошло до того, что, согласно недавнему соцопросу, две трети населения нашей страны поддерживают идею православных народных дружин.
Однако есть одно весьма серьезное отличие умонастроений нашего народа по сравнению с классическими европейскими и американскими правоконсервативными взглядами. С одной стороны, мы совсем как наши западные соседи уважаем труд, считаем, что успех должен быть заслуженным, а деньги – заработанными, сочетаем патриотизм к «нашей стране» с недоверием к «лезущему во все дыры государству», требуем: «Вы нам только не мешайте и не лезьте в наши дела, и все будет хорошо» и хотим платить маленькие налоги.
Но, с другой стороны, в отличие от большинства западных правых, мы сторонники бесплатного образования и здравоохранения, ценим многие виды наемного труда не меньше, а то и сильно больше, чем труд предпринимателя, относимся к значительной части предпринимательского сообщества с ничуть не меньшим, а то и с большим недоверием, чем к госчиновникам, большей частью считаем справедливым требования повышения зарплат и пенсий, считаем вполне приемлемым наличие некоторых форм государственного управления в экономике, а многие предприятия и даже целые отрасли народного хозяйства хотели бы национализировать.
То есть моральные и культурные предпочтения нашего народа практически совпадают со взглядами американских и европейских правых. Как я уже говорил, наше моральное большинство имеет те же взгляды, что и моральное большинство на Западе. А вот социально-экономические взгляды нашего народа только частично совпадают со взглядами западного морального большинства. Использовав старое американское обозначение, можно сказать, что молчаливое большинство у нас имеет взгляды, не вполне совпадающие с молчаливым большинством на Западе.
Как в нашем народе сочетаются эти, по мировым меркам, сильно левые взгляды с описанными выше сильно правыми? Собственно, ответу на этот вопрос я и посвящаю дальнейший текст.
Для того чтобы объяснить, почему я (и, как я уже говорил, отнюдь не один я) не могу согласиться с классической правой точкой зрения на экономику, мне нужно сначала ее более-менее строго сформулировать.
Правые исходят из того, что люди существенно неравны. Это означает, в частности, что вознаграждение за деятельность человека должно соответствовать его заслугам. Теорию о всеобщем равенстве правые считают вредным заблуждением. Почему, – говорят они, – лентяй, преступник, алкоголик и другие социальные паразиты и иждивенцы должны жить так же хорошо, как трудолюбивые, инициативные и творческие люди? Правые считают претензии очень многих людей на определенное место в обществе и определенное вознаграждение крайне завышенными. С чего это, – говорят они, – каждый биоматериал, годный с точки зрения Ницше разве что на утилизацию, претендует на какое-то «достойное место в обществе»? Если на рынке труда для тебя и таких, как ты, нету ни места офисного служащего, ни места научного работника, ни места журналиста, так и иди на те места, которые есть на рынке труда. Например, грузчиком или уборщиком мусора. А там и посмотрим, что из тебя выйдет. Потому что достойный человек всегда пробьется через все неблагоприятные обстоятельства. А если не пробился, так значит и недостоин.
В этой позиции, на мой взгляд, очень много верного. Однако есть и очень много того, что не позволяет с ней полностью согласиться. Да, люди действительно неравны. Есть более умные, а есть и глупые. Есть таланты, а есть бездари. Есть трудолюбивые, а есть лентяи. Есть люди благородные, а есть и полные ублюдки. Есть гении, а есть и настоящие дегенераты. Тот самый биоматериал, о котором я говорил выше. И, конечно, социальная система, при которой умные, талантливые, трудолюбивые, порядочные и жервенно-героические живут лучше лентяев, дураков, бездарей и негодяев, представляется вполне справедливой.
Однако в таком ли мире мы живем? Опыт современной российской жизни дает на этот вопрос резко отрицательный ответ. Мы видим, что, в первую очередь, в нашем обществе достигают успеха совсем другие люди – наглые, агрессивные, злобные, напористые, умеющие пихаться локтями и делать подножки, хитрые, изворотливые, бесчувственные и безжалостные. Одним словом – бандиты, жулики и воры. Такого ли «вознаграждения по заслугам» желают правые? Разумеется, нет.
Но правые, на мой взгляд, не понимают, что тот «свободный рынок», который они проповедают, рынок, как они говорят, «освобожденный от бюрократического вмешательства государства и от социального паразитизма», ведет именно к таким последствиям.
Почему так происходит? Потому что правые имеют в виду один рынок, а на самом деле, сегодня существует совсем другой. Правые, на мой взгляд, опираются на рыночную модель, о которой мечтали крестьяне и горожане эпохи абсолютизма в Европе, и которую удалось на какое-то время реализовать этим крестьянам и горожанам в Северной Америке. Такое общество – это свободное общество свободных людей. Свободных и вооруженных.
Свободные крестьяне производят сельхозпродукцию. Необходимые им производственные и потребительские товары производят свободные ремесленники. Свою продукцию те и другие реализуют на рынке. Где сами, а где при помощи свободных торговцев. И безопасность в таком обществе тоже реализуют сами граждане. Иногда сами, иногда при помощи выборной полиции, а когда надо, все вместе – народным ополчением. Чиновников в таком обществе почти нет. Мэров, шерифов и судей выбирают сами граждане. И в таком обществе действительно реализуются те цели, к которым призывают правые. Ведь в таком обществе подавляющее большинство населения является одновременно предпринимателями и собственниками.
Беда в том, что такого общества сегодня нету. И если бы мы даже захотели его построить, то смогли бы реализовать его только в части общества, в одном из социальных секторов.
После промышленной и научной революций XIX века наше общество изменилось, и изменилось, я полагаю, необратимо. Вернуть его обратно я не вижу никакой возможности.
Сначала возникли крупные предприятия, то есть предприятия настолько крупные, что хозяин просто физически не может знать лично всех своих работников. Потом возникли наука и техника как отдельные сферы деятельности. Предприятия оказались неспособны существовать без привлечения технических специалистов и специалистов по управлению. В школе появились учителя различных предметов. Университеты стали массовыми. Отдельных врачей заменили больницы и поликлиники. Региональное и муниципальное управления также выделились в отдельную сферу деятельности.
А потом укрупнение производства пошло и дальше. Предприятия стали объединяться сначала в промышленные, а потом в торгово-промышленные и финансово-промышленные корпорации. Еще через какое-то время корпорации стали транснациональными.
В таких условиях управление обществом старыми методами стало невозможно. Возникла необходимость в массовом привлечении специалистов нового типа – чиновников, управленцев и инженеров. Наука, образование и здравоохранение стали массовыми профессиями. В этих условиях простой рыночный обмен между производителями, требующий для своего осуществления, как максимум, купцов и лавочников, стал невозможен. Стало невозможным и свести все управление обществом к прямой муниципальной демократии. На крупном производстве возникла необходимость урегулировать отношения между собственниками и работниками иными методами, чем те, которые засвидетельствовали свою оптимальность в малом бизнесе. Непосредственные договоренности между хозяином и работником, отлично работавшие на малых предприятиях, в крупном производстве становятся невыполнимыми. Без той или иной формы коллективного договора между работниками и собственниками обойтись не удается.
Да и государство начинает влиять на цены и зарплату. В обществе свободных и независимых производителей монополизм почти невозможен. Производители, выступающие одновременно и в роли потребителей, в таком обществе легко уравновешивают друг друга. А в обществе крупных производств и, тем более, в обществе крупных корпорации, такого уравновешивания автоматически не происходит. Без наличия внешней регулирующей силы соблазн понижать зарплату своим работникам и повышать цены на свою продукцию становится непреодолимым.
В условиях господства крупных предприятий, государство также оказывается вынужденным помогать малому бизнесу. Возможность взять кредит под бизнес-план, а не под залог единственной квартиры, или возможность взять необходимое оборудование в лизинг – аренду с выкупом, позволяет малому бизнесу не быть немедленно разоренным бизнесом крупным. Да и сам малый бизнес сильно меняется. В нем гораздо большее значение, чем раньше, начинают иметь специалисты. И бизнес либо часто создается самими этими специалистами, либо собственник осознает необходимость платить специалисту зарплату, сопоставимую с собственным доходом, а то и превосходящую его.
Все это серьезно подрывает одно из самых основных положений правой идеологии. Предприниматель перестает быть главным передовым классом всего общества. Наемные работники оказываются вполне сопоставимыми по приносимой им общественной пользе с предпринимателями. И дело тут не только в таких социально значимых фигурах как управленец, ученый, университетский профессор, инженер-конструктор или заслуженный генерал. Но и массовые профессии инженера на производстве, квалифицированного рабочего, школьного учителя, поликлинического врача и участкового полицейского приобретают ничуть не меньшее общественное значение, чем предпринимательская деятельность.
И, наконец, последнее. Правая идеология является идеологией консервативной. Консерватизм есть цивилизованная и культурная форма национализма. Консервативная идеология – это не просто любовь к своему народу и приверженность к нему в большей мере, чем к другим народам. Это и уважение к своему народу. Уважение к его исторически сложившемуся образу жизни, и категорическое нежелание революционной ломки этого образа жизни. Поэтому-то консерватизм и является сторонником осторожных и постепенных изменений. Что, разумеется, никак не препятствует трезвому взгляду на свой народ и говорению ему горькой правды в лицо. Но ведь у нас другая история, чем у наших западных соседей. Хотим мы того или не хотим, но более половины тысячелетия мы прожили в условиях чрезвычайно сильного государства военно-мобилизационного типа. И значительную часть этого времени большая часть нашего народа прожила в общине, причем общине передельного типа. А после этого почти сто лет мы жили, как к ней не относиться, при советской власти.
А значит, и правоконсервативный подход к условиям и формам государственного и общественного строительства у нас должен быть несколько иным, чем на Западе. Впрочем, и на Западе все не так просто. Во Франции, к примеру, Марин Ле Пен пропагандирует гораздо более социально ориентированную идеологию, чем ее отец. Да и в Америке Майкл Линд давно уже вносит в идеологию демократов национал-патриотическую составляющую. А теперь и Рик Санторум призывает правых республиканцев к социально-ориентированной политике.
Надеюсь, мне удалось показать, почему у нас в стране правоконсервативная идеология, оставаясь в вопросах морали и культуры той же, что на Западе, в социально-экономических вопросах имеет серьезные отличия. И мне кажется, что то, что я сейчас скажу, будет выражать взгляды и нашего морального большинства, и нашего молчаливого большинства.
Разумеется, люди неравны. И вознаграждение должно соответствовать вкладу. Но все люди, по крайней мере, внутри одного народа, равноценны, являются братьями и сестрами. Хотя бы и «многоюродными». А это значит, что сильные должны помогать слабым, а смелые – робким. И задача обеспечения такого рода солидарности всего народа является важнейшей задачей национального государства.
И справедливо не только то, чтобы каждый получал достойное его вознаграждение. Справедливо и то, чтобы каждый работающий и каждый неработающий по уважительной причине (я имею в виду, в первую очередь, стариков, детей и инвалидов) мог иметь такой доход, который обеспечивает ему достойную жизнь.
А это вполне соответствует так называемым «базовым ценностям социал-демократии» – свободе, справедливости и солидарности. Недаром российские солидаристы – Народно-Трудовой Союз и предшествовавший ему Национально-Трудовой Союз нового поколения еще в 20-е годы позаимствовали у немецких социал-демократов этот лозунг.
Свобода, разумеется, имеется в виду не только политическая и гражданская, но и экономическая. Как написано в знаменитой Берлинской программе СДПГ – «рынка – сколько возможно, планирования – сколько необходимо». А под солидарностью имеется в виду не только «солидарность трудящихся», но и общенациональная солидарность, солидарность всего народа.
И сегодня еще неизвестно, кто в нашей стране больше соответствует базовым ценностям – правые консерваторы или «евросоциалисты», считающие своими основными задачами защиту прав ваххабитов и ЛГБТ.
При таком понимании правой идеологии неожиданно новое звучание приобретает старый лозунг – «Наше дело правое, победа будет за нами!».
