«Жалейте не мертвых, жалейте живых»
https://ic.pics.livejournal.com/colonelcassad/19281164/4175203/4175203_900.png
«Жалейте не мертвых, жалейте живых»: как в России обстоят дела с помощью военнослужащим при ПТСР
За все время своего существования Россия, как и Российская империя, успела принять участие далеко не в одной войне. Каждая из них так или иначе сопровождалась жертвами как среди гражданского населения, так и среди непосредственно военного контингента. Однако куда существеннее то, в каком физическом и ментальном состоянии вернулись те, кто выжил.
История трагических военных конфликтов и противостояний не только родила победы и поражения, но и оставила неизгладимый след в жизни многих людей и общества в целом. Засилье жестокости, насилия и страха – коллективная травма, вынесенная на периферию общественного сознания. Сегодня, когда наша страна вновь проходит через этап вооруженного конфликта, вопрос судьбы тысяч морально покалеченных военных и добровольцев ставится ребром – речь идет о посттравматическом стрессовом расстройстве (ПТСР). Недостаточно выжить на войне, главное – выжить после. И это реальная проблема последующей интеграции проведшего время и многое повидавшего на фронте человека обратно в общество. Когда в бою все решается вынужденной жестокостью, перенос аналогичных практик в мирную жизнь по завершении службы становится обыденностью. И мирная жизнь в данном случае ограничена лишь гражданкой, потому что то, что происходит в головах вернувшихся, – далеко от спокойствия и умиротворенности.
По масштабу и интенсивности СВО превзошла остальные военные столкновения, в которых участвовала Россия. Это означает, что ветеранов боевых действий станет кратно больше и они лишь пополнят ряды тех, кто отслужил в Афганистане или участвовал в Чеченской войне. Уже сейчас мы наблюдаем разгорающийся пожар в виде криминальных и оперативных сводок. И это прямой знак государству, которое еще вчера должно было начать работать на упреждение. Сегодня в социум постепенно возвращаются тысячи участников боевых действий – на гражданке многие из них сталкиваются с обостренным чувством справедливости, с ощущением покинутости и недооцененности, с тяжелыми психологическими расстройствами и трудной социальной адаптацией. Это проблема, которая в перспективе будет лишь усугубляться, если мы так и оставим этих людей наедине с собой. Далеко не каждый может самостоятельно осознать, что именно с ним происходит и происходит ли в принципе. Важно понимать, что ПТСР – это реальное состояние, которое требует профессиональной помощи и социальной поддержки. А потому работа в данном направлении должна стать для государства одним из приоритетов.
Как развивался подход к лечению ПТСР у военных?
Современный подход к проблеме ПТСР в окончательном варианте оформился довольно поздно – лишь к началу 80-х годов XX века. Тем не менее история данного психического расстройства куда как обширнее и дольше, парадигма его лечения вырабатывалась десятилетиями. Впервые описания психологических изменений и психопатологических расстройств у участников боевых действий появились еще в трудах древнейших философов и историков, например, у Геродота и Лукреция. Научные же исследования как таковые начались позднее, при этом сведения о психических расстройствах, возникающих у военнослужащих по возвращении к мирной жизни, носили разрозненный и отрывочный характер. Комплексное научное описание систематики хронического военного невроза сформировалось к середине XIX века Абрамом Кардинером, включившим в клиническую картину возбудимость, безудержный тип реагирования, фиксацию на обстоятельствах травмы, уход от реальности и предрасположенность к неуправляемым агрессивным реакциям. Не последнюю роль сыграла промышленная революция, а именно создание обширных транспортных систем (в частности, железных дорог), а впоследствии – крупные аварии с жертвами и пострадавшими. Так, в 1867 году в Филадельфии появилась монография «О железнодорожных и других травмах нервной системы» за авторством Джона Эрика Эриксена. Он обстоятельно описал нервно-психические расстройства у людей, травмированных в результате крушений поездов. Так, кроме того, что тяжелораненые вследствие железнодорожных аварий получили увечья на физическом уровне, у пострадавших в том числе наблюдались невротические проявления: бессонница, тревожность, апатичность и так далее. На подобные симптомы жаловались и те, кто просто стал очевидцем произошедшего.
В это же время человечество становится свидетелем первого крупного вооруженного противостояния современного типа, результатом которого было большое количество людских потерь. И здесь мы говорим о Гражданской войне в США (1861-1865). В медицинский обиход вошло понятие «солдатское сердце», предложенное Джейкобом Мендесом Да Костой, описавшим изменения в психологии бывших участников конфликта. На тот момент симптомы приписывали «меланхолии» или «слабо выраженному психозу». Аргументировалось это неудовлетворенностью, недовольством и тоской по дому. В принципе, описанный Да Костой синдром имел схожесть с нынешним определением ПТСР. В дальнейшем психолого-психиатрические последствия травмирующих событий оценивались преимущественно с чисто синдромальных позиций применительно к какой-либо одной, ведущей, психотравме. Так появились: «синдром выживших», «синдром концлагерей», «постэмоциональный синдром» и другие.
На базе всех этих изысканий медицина уже разработала понятие «травматический невроз», который, как предполагается, ввел в обиход немецкий невролог Герман Оппенгейм, фактически описавший симптомы того, что сейчас мы и называем ПТСР. По результатам исследований упомянутых ученых и сформировалась современная медицина катастроф, включающая в себя в том числе и вооруженные противостояния. Ее родоначальником считается швейцарец Эдуард Штирлин. Впрочем, исследователи из России и иных частей бывшего СССР также сделали свой вклад в данное направление – Лев Брусиловский, изучавший результаты влияния на психику землетрясения на Крымском полуострове в 1929 году. Особое внимание исследователей было уделено воздействиям стрессов военного времени на последующее психическое состояние комбатантов – участников боевых действий.
В принципе каждое новое вооруженное противостояние становилось предметом для исследования проблем психологического толка и формирования травматических неврозов. Еще в 1916 году, до окончания Первой мировой войны, немецкий психиатр Эмиль Крепелин доказал, что глубокие психические потрясения, формирующиеся в психологические травмы, ведут к серьезным расстройствам в дальнейшем. Причем в большинстве своем они остаются с человеком до конца жизни. Затем окопная мясорубка Первой мировой войны сменилась Второй мировой, по результатам которой американский антрополог и последователь Фрейда Абрам Кардинер провел исследование по вопросу того, что сегодня именуется ПТСР. На тот момент расстройство интерпретировалось как «военный невроз» и последующая социальная интеграция экс-комбатантов в гражданскую жизнь послевоенного времени. И здесь уже поднимается важный вопрос, на который мы должны обратить особое внимание, учитывая события сегодняшнего дня: Кардинер заключил, что возникновение и последующее становление данного невроза по сути своей есть результат неудачи этой самой интеграции.
Очередным толчком к исследованиям на поприще ПТСР стала война во Вьетнаме, которая уже дала травмам, полученным участниками боевых действий, название «вьетнамский синдром». В 1970 году в результате работ ряда психиатров, особенно Роберта Джея Лифтона и Хаима Шатана, которые провели обширные интервью с ветеранами Вьетнама, страдающими от так называемых флешбэков, паранойи и иных симптомов, травматичное состояние получило широкую известность. Военнослужащим, прошедшим вьетнамский конфликт, оказались свойственны состояния отчуждения и безразличия с утратой привычных интересов, повышенная возбудимость и раздражительность, повторяющиеся сновидения «боевого» характера, ощущения собственной вины. По различным оценкам, во вьетнамской войне американцы потеряли погибшими от 40 тыс до 60 тыс человек, из них, по данным медицинского журнала Federal Practitioner, 20 тыс самоубийств пришлись на 1993 год. В итоге были выработаны комплексы симптоматики у комбатантов, которые на тот момент не соответствовали ни одному из определенных ранее заболеваний. Так, в 1980 Марди Хоровиц и ряд исследователей предложили выделить его как самостоятельный синдром под названием посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). В дальнейшем он же выработал диагностические критерии заболевания, принятые сначала для американских классификаций психических заболеваний, а позже уже для МКБ-10 – Международная статистическая классификация болезней и проблем, связанных со здоровьем, Десятого пересмотра – версия классификатора МКБ, разработанная в 1989 году, принятая ВОЗ в 1990 году и заменяемая в 2022 очередной версией МКБ (11-го пересмотра).
В отечественной психиатрии интерес к ПТСР был вызван военными действиями в Афганистане (1979-1989), аварией на Чернобыльской АЭС (1986), землетрясением в Армении (1988) и иными общественными потрясениями, в том числе и двумя чеченскими кампаниями. Здесь уже в игру вступает и так называемая военная психология, которая выделилась в отдельную дисциплину в начале XX века, – в 1908 году в петербургском Обществе ревнителей военных знаний был учрежден отдел военной психологии под руководством Герасима Шумакова, который по праву считается основателем военной психологии. В этой тематике работали многие отечественные исследователи, труды которых были утеряны в советские времена. На тот момент над наукой довлела идеология, ввиду чего происходили смешение предмета изучения с официальными нарративами и подмена научного анализа и методологии пропагандой. В соответствии с постановлением ЦК ВКП(б) «О педологических извращениях в системе наркомпросов» от 1936 года военно-психологические лаборатории были практически полностью ликвидированы. Продолжались разве что исследования в области изучения психологических состояний летчиков. И только в 90-е годы отношение к расстройствам психологического спектра претерпело изменения.
Однако же, стоит отметить, что и в Европе, и в СССР, и в США долгое время происходила обширная стигматизация военнослужащих с ПТСР, они же создавали иллюзию нормальности и обыденности таких состояний. Признание наличия проблемы рассматривалось как проявление слабости и трусости. В том же Союзе психические расстройства изначально классифицировались как различные формы контузии. Некоторые историки придерживаются мнения, что такое положение вещей было вызвано «маскирующей» терминологией – то есть в данную категорию попадали не только военнослужащие с черепно-мозговой травмой и повреждениями в результате взрывной волны, но и психически нестабильные солдаты, испытавшие психологический шок.
Афган, Чечня, СВО – как сложилась и сложится жизнь солдат после конфликтов
По данным информационный системы «Правосудие», с января 2008 по март 2015 под судом находились 1177 бывших солдат, которые были удостоены различных боевых наград. В сравнении с населением нашей большой страны эта цифра не кажется особо существенной, тем более если учитывать количество военнослужащих. Однако это мы не говорим о тех, кто по итогу ушел в пьянство, наркоманию или же – в наиболее печальном варианте – покончил жизнь самоубийством.
В Афганской войне принимали участие по меньшей мере 620 тыс человек. При этом, по данным Союза ветеранов Афганистана, это число составляет 1,5 млн. Как заявляет организация, по завершении боевых действий как минимум 35% военнослужащих крайне нуждались в психологической поддержке, и вместе с тем до 70% были готовы вновь отправиться в горячую точку. Согласно информации на ноябрь 1989 года, 372 тыс отслуживших переживали алкоголизм различной степени тяжести, в том числе и наркоманию. На конец 1989 года 3,7 тыс солдат прошли обвиняемыми по делам об убийстве или грабежам.
В двух чеченских кампаниях воевали не менее 600 тыс военнослужащих. По данным Центра социальной и судебной психиатрии имени Сербского, к 2003 году у 70% ветеранов было зафиксировано ПТСР, а к 2004 году попытку покончить с собой предприняли более тысячи человек. По состоянию на 2005 год 13 тыс ветеранов Чеченской войны состояли на учете в психоневрологических диспансерах, 100 тыс были осуждены за тяжкие преступления. Уже в 2022 году адвокатское отделение «Травмпункт» заявило об увеличении на 4% количества убийств и покушений на убийство. Как уточняет организация, рост показателей произошел впервые за 20 лет. Причем отмечается, что это может быть связано с проводимой СВО, что в принципе резонно, учитывая опыт истории и влияние войн и конфликтов на военнослужащих. Однако стоит обозначить, что пока украинский вопрос не будет решен, говорить об объективности таких данных нельзя в силу неполной статистики.
По данным Росалкогольрегулирования, по сравнению с 2021 годом сейчас наблюдается рост потребления спиртного. Розничные продажи крепких напитков (более 9%) в 2022 году увеличились на 6,8%, водки – на 5,9%, а всей алкогольной продукции (не учитывая пиво, медовуху и сети общепита) – на 3,5%. При этом 70-80% убийств в России совершаются именно в состоянии алкогольного опьянения. «Травмпункт» видит причину роста преступности среди военнослужащих в том числе и в приобретенном ПТСР. По информации Минздрава, у военнослужащих, принимавших участие в боевых действиях, вероятность развития данного расстройства составляет 3-11%. Среди раненых этот процент выше – 30%.
На Readovka уже вышли интервью с участниками вышеупомянутых боевых действий. И в каждом из них отчетливо высказывается один тезис – никакой реабилитации не было, ее просто не существовало.
Ни после Афгана, ни после Чечни государство так и не озаботилось в должной мере тем, чтобы поддержать своих же граждан.В результате Россия столкнулась с самоубийствами, неспособностью тех, кто еще вчера преодолевал себя и сражался за Родину, вернуться к мирной жизни, здесь же и закономерные проблемы с законом.
И то, что должно стать для нас если не главной, то одной из приоритетных задач, – это то, чтобы реабилитация и психологическая помощь для военнослужащих появились после СВО. Война на Украине, где происходят по-настоящему кровопролитные бои, – сейчас куда как более значительная угроза, а последствия, если ничего не предпринять, будут еще хуже. Как рассказал Readovka один из бойцов, вернуться домой – все равно что похоронить убитого товарища, такое же тяжелое и страшное событие, в котором ты не знаешь, как быть.
В скором времени в мирную жизнь на гражданке начнут возвращаться сотни тысяч солдат, причем кто-то из них обменял тюремное заключение на поездку на фронт. Эти люди и без того находились в не самых комфортных условиях, опустим причины, по которым они в них оказались, все-таки это череда стрессовых событий. Кто-то уже искупил свою вину, кто-то скоро окажется в родной обители, и мы не можем просто бросить их на произвол судьбы. Уже сейчас мы периодически встречаем в новостных сводках очередную заметку о том, как на самом деле происходит это возвращение в нормальный мир – не так успешно, как хотелось бы. Известно о случаях самоубийства мобилизованных, которые убивали себя непосредственно на фронте или в воинских частях, либо во время отпуска, в преддверии возвращения на СВО. Причем родственники отмечают, что мужчин мучили панические атаки и тревожность. Сообщалось и об убийствах, совершенных вернувшимися с войны солдатами. Так, в Батайске мужчина задушил жену, а после заколол себя. Не единичны истории, когда преступления совершались в состоянии алкогольного опьянения или же в пылу конфликта, как это произошло в кафе Ангарска, где участник ЧВК «Вагнер» расстрелял двух человек.
Поэтому главное – создать условия для оказания должной психологической помощи тем, кто в ней нуждается. Важно показать этим людям, что страна их не бросит, что нам есть дело до их проблем. И что еще более важно – дать понять, что обратиться за поддержкой не стыдно, а нормально, нужно и полезно. Мы живем в то время, когда массовое недоверие к психологам-психотерапевтам соседствует с постепенным осознанием обществом их пользы. Но душевные травмы – такие же, как и физические. Они тоже требуют лечения и излечимы. Стигма психологических проблем должна быть разрушена. Когда, если не сейчас? В противном случае нас ждет повторение истории некогда самого молодого английского офицера Первой мировой Реджинальда Баттерсби, который уже в предсмертном забытьи, в возрасте 77 лет, вернулся в так и не отпустившую его войну с криками: «Боши идут!»
(с) Анастасия Ященко
https://readovka.news/news/168296 – цинк (по ссылке еще злободневные интервью с ветеранами Афгана, Чечни и СВО)
Да, проблема объективно есть. Знаю даже на личном опыте, сталкивался с бойцами, для которых участие в боевых действиях оставило тяжелые психологические травмы. Поэтому конечно вопросами психологической поддержки и реабилитации надо заниматься уже во время войны. Среди знакомых уже появились те, кто занимается подобными вопросами на региональном уровне.
Комментарий редакции
Основные тезисы статьи:
1. ПТСР – реальное расстройство, возникающее у многих участников боевых действий и требующее профессиональной помощи.
2. Исторически сложилось, что после войн и конфликтов в России/СССР не было должной реабилитации и помощи ветеранам с ПТСР.
3. После Афгана, Чечни многие ветераны столкнулись с алкоголизмом, наркоманией, преступностью и самоубийствами из-за отсутствия помощи.
4. Сейчас после СВО также наблюдается рост преступности и самоубийств среди вернувшихся, что связано в том числе с ПТСР.
5. Необходимо на государственном уровне наладить систему реабилитации и психологической помощи ветеранам после СВО, чтобы избежать повторения негативного опыта прошлого.
Вывод: статья поднимает важную проблему ПТСР среди ветеранов войн и необходимости создания системы реабилитации и психологической помощи им после возвращения с войны, опираясь на исторический опыт России. Это актуально после СВО, чтобы не допустить роста преступности и самоубийств среди вернувшихся из зоны конфликта.
