Русский богатырь

В августе 1942 года в Ейск, расположенный на берегу Таганрогского залива, вошли немцы. Оккупанты принесли с собой горе: каждый день шли грабежи, аресты, казни. Появляться на улицах и тем более попадать на глаза им было опасно. И только один человек, как ни в чем не бывало, спокойно вышагивал по городу. Это был высокий, кряжистый старик с лихо закрученными усами. На его потертом пиджаке, стягивающем мощную грудь, красовался орден Трудового Красного Знамени! Это был Иван Максимович Поддубный.

Немцы знали, кто был этот старик, и не трогали его. Более того, относились с уважением, при встрече здоровались. Поддубный сверкал на них глазами из-под мохнатых бровей и усмехался. Может, вспоминал, как укладывал на лопатки их соотечественников.

Однажды к нему приехал какой-то важный чин вермахта. Иван Максимович вышел из дома и по-дружески с ним поздоровался. Возможно, тот немец был его старый соперник. Или – тренировал борцов, с которыми Поддубный когда-то боролся. Об этом Иван Максимович никому не рассказывал. Может, только следователям НКВД, которые его допрашивали после ухода немцев на предмет связи с оккупантами…

Та встреча с офицером имела для Поддубного благоприятные последствия – ему дали работу маркера в бильярдной. Прославленный русский богатырь, бывший чемпион мира, молча смотрел, как немцы перекатывали шары. Конечно, Ивану Максимовичу было неприятно наблюдать за смеющимися и гогочущими оккупантами, но отказаться от той работы он не мог – за нее полагался продуктовый паек, без которого он бы умер от голода.

Однажды в бильярдной к Поддубному прицепился какой-то пьяный немец. То ли ему не понравился независимый вид старика, то ли – орден с выбитой надписью СССР с серпом и молотом. Он даже пытался схватить Ивана Максимовича за лацканы пиджака. Но через несколько секунд его тело уже летело за дверь. Разумеется, этому поспособствовал рассерженный наглостью чужака Поддубный.

Эта история имела продолжение. К счастью, не трагическое, а комическое. Бильярдную сотряс хохот немцев, а некоторые даже зааплодировали. Они были довольны, что воочиюувидели силу и мощь человека, которым когда-то восторгался весь мир.

Говорят, Поддубного звали в Германию тренировать атлетов Третьего рейха и – за солидные деньги. Однако он решительно отказался: «Я – русский борец. Им и останусь». Немцы с уважением кивнули в ответ: мол, понимаем…

Он был не просто уникальный борец, а феномен, чудо природы – не сказочный, а реальный Илья Муромец. На протяжении своей долгой спортивной карьеры Поддубный побеждал сильнейших борцов в пятидесяти городах четырнадцати стран мира.

Многие атлеты мечтали положить его на лопатки, но всякий раз уходили после схваток с Поддубным, понурив голову и потирая ушибленные места. Некоторых и вовсе уносили на носилках. Как, например, самоуверенного японца, называвшего себя профессором джиу-джитсу. Тот бой, непомерно разрекламированный, закончился через несколько… секунд. Японец в прыжке попытался нанести удар, но Поддубный увернулся, поймал своими железными руками тело соперника и, что есть силы, швырнул на ковер. Через мгновение зал огласил страшный крик – русский сломал хвастуну ногу.

В роду будущего чемпиона мира, кроме Ивана, были отменные здоровяки. Дед по материнской линии до девяноста лет сохранял удаль, а прожил почти столетие. Иван – один из четырех сыновей крестьянина Максима Ивановича Поддубного из села Богодуховка Золотоношского уезда Полтавской губернии был не самым могучим в семье. Его младший брат Митрофан, ростом за два метра, косая сажень в плечах, однажды вытащил из ямы упавшего туда вола. Как-то он затеял с Иваном соревнование: кто поднимет больше гирь. И вышел победителем.

Митрофан служил в лейб-гвардии, вернувшись на родную Полтавщину, пел в церковном хоре. Но борцом не стал, хотя старший брат, когда уже обрел известность, уговаривал.

Отец сыновей Максим Иванович, особо не напрягаясь, таскал на себе по два пятипудовых мешка пшеницы. На сельских праздниках в борьбе на поясах побеждал всех соперников. Шутки ради опрокидывал быков, останавливал телеги, схватив за колесо. Да и другие фокусы придумывал для демонстрации своей удали.

Небольшое отступление. В списке репрессированных стоит и фамилия Поддубных. В причастности к кулакам обвинили Максима Ивановича, его жену Анну Даниловну, их дочь Евдокию, других родственников. Они, вчерашние бедняки, стали обладателями земельных наделов, которые заработал своим нелегким трудом чемпион мира. Больше своих близких он не видел – их сослали в отдаленные районы России…

Иван Поддубный показывал свою силу еще в молодости. Крестьянский быт был суров, работа – от зари дотемна. Иван был старшим, и его ярмо было тяжелей других. А на досуге он развлекался и – очень своеобразно. Например, выходил драться один против целой ватаги сверстников. Умывался кровью, получал тумаки-синяки, но не сдавался.

В своей автобиографии Поддубный вспоминал, что в 1892 году «не захотел больше жить в деревне и уехал на заработки». Было Ивану за двадцать, но борцовский ковер он никогда не видел. Прежде чем мериться силой с другими, поработал портовым грузчиком в Севастополе и Феодосии.

Однажды Иван отправился в цирк, на представление силачей и борцов. Борьба в конце XIX века была необычайно популярна в России. Появился даже термин «борьбомания», означавший повальное увлечение этим видом спорта. И Поддубный, благо Бог ему силушки дал с избытком, им увлекся.

Он быстро пошел в гору и, обучившись необходимым приемам, стал побеждать известных в ту пору атлетов – Георга Луриха, Ивана Бороданова, Никиту Разумова, итальянца Сен Паппи и других. Вскоре богатырь с Полтавщины обрел всероссийскую известность. Народ валом валил на русского Геркулеса, прозванного Иваном Железным.

Известный спортивный меценат, граф Григорий Рибопьер, глава Санкт-Петербургского атлетического общества, прослышав о молодецкой удали Поддубного, предложил ему участвовать в чемпионате мира 1903 года по французской, то есть, классической борьбе. До турнира борца изрядно потренировал другой француз – Эжен де Пари. Так к силе и медвежьей хватке Поддубного прибавилась техника. Он уже не лез напролом, а когда требовалось, брал хитростью, разнообразием приемов.

Но победы давались нелегко. «Я ежедневно тренировался с тремя борцами: с первым 20 мин., со вторым – 30 мин., и с третьим – 40-50 минут, пока каждый из них не оказывался окончательно изнуренным до такой степени, что не мог уже владеть руками, – рассказывал Поддубный. – После чего в продолжении 10-15 минут бегал с пятифунтовыми гантелями в руках, которые вследствие усталости были почти непосильным грузом для кистей моих рук. Далее меня сажали на 15 минут в паровую ванну с температурой до 50 град. По окончании принимал душ; один день полуледяной водой, другой – с температурой около 30 град. Потом закутывали меня в простыню и теплый халат минут на 30, дабы из организма испарилась лишняя влага и достигалась правильная циркуляция крови, а параллельно с этим – дать отдых организму для предстоящей 10-километровой прогулки, которая проводилась самым быстрым гимнастическим шагом…»

Поддубный ежедневно выполнял упражнения с огромными гирями и штангой, весящей более центнера. Обливался холодной водой и принимал еду строго по часам. Он был вегетарианцем и в большом количестве поглощал крупяные и мучные изделия, фрукты, мед.

На чемпионате мира своих соперников-иностранцев русский борец с легкостью укладывал на лопатки. Наверняка одолел бы он и грозного Рауля де Буше, прозванного «Тигром Франции». «Оказалось, что до начала состязаний Рауль в продолжении трех месяцев тренировался с Антоничем, который всякий раз натирал его по турецкому способу оливковым маслом, – вспоминал Поддубный. – Что и дало свой результат при борьбе Рауля со мной. Впитанное организмом масло начало выступать наружу вместе с потом и не дало возможности ничего сделать с Раулем».

К тому же на ковре де Буше не просто избегал «тесного» общения с Поддубным, а просто от него убегал. Однако «слепые» или подкупленные арбитры присудили победу французу с лукавой формулировкой: «за красивые и умелые уходы от острых приемов». Впрочем, иное мнение выразил российский журнал «Спорт», давший такой комментарий: «Поддубный неожиданно был побит при помощи счета очков. Счет очков производится крайне произвольно, с расчетом, чтобы победил тот борец, который особенно нравится устроителям». Вот такие странные нравы царили тогда.

Для француза эта победа оказалась пирровой. На международном турнире в Санкт-Петербурге француз снова встретился с Поддубным. Месть была жестокой – русский схватил его, бросил со всего маха на ковер, стал ломать спину. Де Буше истошно кричал, был вне себя от страха. Рассвирепевшего Поддубного оттаскивали от несчастного француза несколько человек. Это им удалось, Де Буше же чуть не лишился чувств, он бился в истерике, словно едва не попал в пасть дикому зверю.

В 1904 году Поддубный принял участие в турнире в Санкт-Петербурге за звание чемпиона мира. Ему противостояли сильные атлеты: немец Эрнст Зигфрид, болгарин Никола Петров, русский Иван Шемякин, двукратный чемпион мира француз Поль Понс, его соотечественники Эмабль де ла Кальметт и все тот же Рауль де Буше.

Поддубный стал победителем на радость жителей столицы Российской империи. Народ ликовал, в ресторанах и трактирах поднимали бокалы за победу россиянина, в воздухе разлетались огни фейерверков. Санкт-Петербург угомонился только к рассвету…

Иван Максимович четырежды – по другим сведениям пять раз – становился сильнейшим на планете. Ходили слухи, что он за всю свою блистательную карьеру не проиграл ни одной схватки. Нет, конечно. Случалось, Поддубный уступал, но в самых важных, престижных турнирах занимал первые места.

Когда ему было уже за пятьдесят, он уступил рязанскому атлету Чуфистову. После боя Поддубный, поздравив соперника с победой, сказал с горечью: «Эх, Ванька, не тебе я проиграл, а старости своей…»

В 1910 году Поддубный, выигравший все, что мог, решил завершить карьеру. Уехал на родину, в Полтавскую губернию, купил дом, землю и стал вести хозяйство. Но предприниматель из него оказался неважный, и через два года Поддубный разорился. Чтобы хоть немного поправить свои дела, Иван Максимович вернулся на ковер, хотя ему было уже за сорок.

Он пережил смуту революции и ужас Гражданской войны: в Житомире Поддубного едва не убили пьяные анархисты, в Керчи в него стрелял пьяный офицер.

Шли годы, Поддубный погрузнел, покрылись «снегом» его усы. Но слава по-прежнему сопровождала гиганта. А вот доверчивость подводила.

Конкуренты обманули его, когда он завел хозяйство. Вокруг пальца обвела первая жена, сбежавшая с любовником и прихватившая все награды. И в Америке, куда Иван Максимович ездил на заработки, его тоже провели или, выражаясь современным языком, «кинули»…

В США борец, которому было уже далеко за пятьдесят, особо не напрягаясь, побеждал соперников, которые годились ему чуть ли ни во внуки. Русский богатырь собирал полные залы в Чикаго, Филадельфии, Лос-Анджелесе, Сан-Франциско. Публика, видя, как он управляется с соперниками, не восторгалась, а просто бесновалась.

Однако за свои выступления борец не получил ни цента, ибо подписывал контракты не глядя. Оказалось, что деньги он мог получить, лишь согласившись принять американское гражданство. Поддубный же был русским до глубины души. Он плюнул на все и вернулся домой с пустыми руками…

Говорят, что в одном из банков США до сих пор хранится денежный счет с впечатляющими цифрами гонораров Поддубного. Почти за сто лет та сумма «обросла» огромными процентами…

В 1939 году Поддубному присвоили звание заслуженного мастера спорта. Он участвовал в параде физкультурников на Красной площади, был удостоен ордена Трудового Красного Знамени. Ту награду Иван Максимович носил с великой гордостью и не снимал даже когда в Ейск, где он провел последние годы своей жизни, пришли немцы.

Отпылала Великая Отечественная. Превратилась в пепел и слава Поддубного – его забыли. Старик почти нищенствовал, еле одолевал недуги. Да и еды не хватало. Иван Максимович то ли написал письмо, то ли собирался, но гордость помешала – заместителю председателя Совета министров СССР Клименту Ворошилову. Он просил, якобы, чтобы ему помогли с лечением и дали дополнительный паек…

В Ейске установлен памятник знаменитому спортсмену – герой многих победных сражений на борцовском ковре стоит, расправив плечи и скрестив руки на груди, словно вопрошая: «Ну, кто еще осмелится бросить мне вызов?» Рядом на постаменте – две гири, которыми любил «баловаться» Иван Максимович. Отчаянный был мужик, с подлинно русским крепким характером.