Образ для понимания: к 68-летию жизни без вождя народов

Датой рождения Иосифа Виссарионовича Джугашвили в XX веке считалось 21.12.1879. Только недавно по книге крещений приходской церкви в Гори установлено, что родился он 18.12.1878 — на год и три дня раньше. Вероятнее всего, при первом аресте он назвался несовершеннолетним, а потом не считал нужным менять дату, попавшую в официальные документы.

Дата смерти его же, ставшего в начале XX века Сталиным, тоже вызывает некоторые сомнения. Несмотря на публикуемые в последние дни жизни официальные сообщения о ходе болезни, многие полагают, что на самом деле он умер парой дней раньше. Тогда еще шли разборки в верхушке руководства, о смерти не объявили до первого передела власти. Тогда, кстати, сократили высший орган правящей партии с 25 до 15 человек, вытолкав оттуда десяток явных технократов, введенных по его настоянию 16.10.1952 — менее чем за пять месяцев до его смерти: вряд ли такое решение рискнули бы принять, если бы он хотя бы теоретически мог выздороветь.

Несомненно (для всех, кроме наших либероидных младших братьев по разуму, все еще верующих в сказки дедушки Никиты, нарисовавшего под видом кровавого тирана свой довольно точный автопортрет) лишь то, что нас тогда покинул один из сильнейших государственных деятелей XX века. Лучший в том веке (и один из лучших за всю историю) руководитель России (именуемой к моменту общего признания его руководителем уже лет 5–10 Союзом Советских Социалистических Республик).

Как политический консультант стараюсь учиться на историческом опыте. Изучая действия Иосифа Виссарионовича, неизменно убеждаюсь: находясь в его условиях и располагая только доступными ему сведениями, принял бы не лучшее (а, скорее всего, заметно худшее) решение, чем он.

Опять же, по опыту политических консультаций знаю: ни одно решение руководителя не исполнится, если все непосредственно подчиненные против. Учитывая размах разногласий среди тогдашних коммунистов, впервые в истории пытавшихся превратить теорию, лишь в общих чертах описывающую желанное будущее, в практику, можно только удивляться, сколь заметная доля решений, принятых под руководством Джугашвили, осуществлена. И сколь малая доля его оппонентов дошла до прямого противодействия, за что и поплатилась отставками, а то и уголовным осуждением.

Много лет я отмечал день смерти Сталина едва ли не как день моего второго рождения. В начале января 1953‑го в «Правде» — тогда главной официальной газете — опубликовано сообщение об аресте 15 титулованных врачей Кремлевской больницы. В их числе шесть евреев (к тому времени отношения Израиля с активно помогавшим его созданию СССР изрядно испортились, так что в статье подчеркивалась связь арестованных с зарубежьем). Пошли слухи о массовой депортации в Еврейскую автономную область. Я, рожденный 09.12.1952, вряд ли выдержал бы тяготы дороги в спартанских условиях и последующей зимней жизни в тайге (на всех переселенцев не хватило бы жилья). Уже в послесталинское время появилась легенда о намеченном на 8 марта торжественном повешении фигурантов дела врачей на Лобном месте (где на самом деле никогда никого не казнили, но только оглашали приговоры) как сигнале для депортации, а смерть кровавого тирана отменила весь этот ужас.

Но на рубеже тысячелетий весьма антисталинский историк Геннадий Васильевич Костырченко (второй том первой версии его труда «Тайная политика Сталина» именуется «Власть и антисемитизм») попытался найти доказательства подготовки депортации в архиве министерства путей сообщения. Там обнаружились сведения о десятке депортаций. Ведь для перевозки десятков, а то и сотен тысяч человек нужно не только подать в нужное время и нужное место подвижной состав, но и расчистить для него окна в расписании, и заблаговременно завезти на крупные станции по маршруту следования запасы продовольствия и медицинский персонал, зарезервировать места для снимаемых с поездов по болезни… Если бы Костырченко не нашел подобных документов за зиму 1952–1953 годов, он мог бы заявить, что кровавая гэбня съела все бумаги. Но в архиве обнаружились (в количестве, какое никаким фальсификаторам не под силу нарисовать) документы о текущем планировании совершенно иной деятельности, заведомо несовместимой с депортацией. Костырченко написал об этом в журнале московской еврейской общины «Лехаим» («За жизнь»), но широкой публике по сей день неведомо, что данная злая фантазия, зародившаяся еще при жизни вождя народов, не имеет ничего общего с реальностью.

Полагаю, еще многие черные легенды такого рода будут опровергнуты документально. Хотя и не все: например, когда нашей страной руководил Никита Сергеевич Хрущев, немало архивных документов изъято и уничтожено (о них мы знаем только из книг учета), а при Михаиле Сергеевиче Горбачеве и Борисе Николаевиче Ельцине в те же архивы вброшено (в основном под руководством Александра Николаевича Яковлева) немало фальшивок (к чести их изготовителей значительная часть липы исполнена — судя по всему, сознательно — столь халтурно, что ее разоблачение доступно даже неспециалистам).

Написанные в стол (без надежды на публикацию) мемуары главного маршала авиации Александра Евгеньевича Голованова содержат, помимо прочего, фразу, вроде бы сказанную Иосифом Виссарионовичем в его присутствии:

«Я знаю, что, когда меня не будет, не один ушат грязи будет вылит на мою голову. Но я уверен, что ветер истории все это развеет…»

В книге Феликса Ивановича Чуева «140 бесед с Молотовым» эта же фраза со слов другого участника предполагаемой беседы — Вячеслава Михайловича Скрябина (по партийному псевдониму — Молотов) — изложена в иной редакции:

«Я знаю, что после моей смерти на мою могилу нанесут кучу мусора, но ветер истории безжалостно развеет ее!»

Воспоминания — далеко не надежнейший исторический источник. Поэтому можно сомневаться в данном проявлении пророческих возможностей вождя. Но несомненно, что ветер истории уже развеивает подобные грязь и мусор.