Гедонизм и бесноватость – разные вещи?

Гедонизм и бесноватость: разные вещи
Если человек хочет жить лучше с техническим основанием для этого – это называется «научная организация труда».

Если человек хочет жить лучше без оснований, просто так, ничего не меняя, но с завтрашнего дня – это гедонизм, потребительское отношение, очень свойственное людям 80-х.
https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/2686223/2686223_600.jpg
Всяческое «реформирование» у нас с самого начала попахивало серой, но вначале казалось, что люди хотят получить куш послаще и побольше.

И вот вопрос: где и когда расслабленное и мягкотелое потребительство «перестройки» стало перетекать в железную ярость «майданов»?

Есть такое понятие – «средний уровень жизни». Оно имеет смысл в социалистической экономике[1], куда меньше имеет смысл в рыночной экономике[2] – но по сути своей является идеей обобщения в рамках абстрактного мышления.

Отстаивая «права человека вообще» – мы отстаиваем одновременно и свои права, и права других людей, в обобщённом понятии «человек» (это и я, и не-я). Поэтому человек, который борется за улучшение средних показателей – представляет не только себя, но и всех своих сограждан, выступая как бы их агентом.

Можно ругать потребительские настроения, когда они не имеют достаточного основания (требуют дать всем побольше, не понимая, где эту прибавку взять) за утопизм, но в целом у них есть ряд положительных качеств.

Социальный гедонизм, поскольку он (пусть даже и без достаточного основания) ратует за улучшение жизни в целом – пронизан солидарностью, конструктивностью, он позитивно настроен и беззлобен.

Он чужд «охоте на ведьм», расправа не является его целью, у него – совершенно другие приоритеты. Одна из важных черт «повышательного» гедонизма – терпимость к чужому мнению, уживчивость, широкий спектр взглядов, отсутствие мрачного истребительного фанатизма.

Что и логично: если мы хотим лучшей жизни – так надо жизнь улучшать, а не ухудшать. Строить, а не ломать. Обогащать, а не разорять.

Поэтому гедонистические движения первых лет «либерализации» были очень пёстрыми и многоликими, соединяли в себе, порой, казалось бы, несоединимое.

Если ты борешься за то, чтобы больше стало колбасы – то человек с другой точкой зрения из другой партии, с другими символами, пристрастиями, взглядами – тебе не враг. Ему тоже нужна колбаса. Изобилие колбас нужно всем!

+++

Что случилось с либералами потом? Почему они это благодушие «повышения уровня жизни» сменили мрачным и фанатичным душегубством, ненавистью ко всем инакомыслящим, острой нетерпимостью со всеми несогласными?

Почему они готовы бешено истреблять оппонентов, требуют себе монополии на истину, решительно не согласны с многоголосьем и какими-то возражениями их «линии партии»?

Проще говоря – откуда у либералов взялись такие, их же языком говоря, явные тоталитарные замашки?

Современный майдан – это уже не о росте, не об уровне, и не о жизни. Понятие «рост уровня жизни», когда-то вдохновлявшее массы на реформы – безнадёжно потеряно, как на Западе, так и на наших руинах.

Современный майдан мутировал в скопище фанатиков, безразличных к уровню жизни, мечтающих лишь о торжестве своего «символа веры» – за отказ поклоняться которому они мечтают сжигать на кострах и линчевать иными способами.

Либералы-западники из людей, желающих жить получше – превратились в тоталитарную секту, отрицающую право на жизнь у тех, кто мыслит по-другому, не так, как они. Главная примета современных либералов – ненависть к таким завоеваниям предыдущих (традиционных) либералов, как свобода совести, слова, собраний, дискуссий и мнений.

Первое, что делает любой прибалтийский или бандеровский режим (а имя им легион) – запрещает карательными методами всяческое инакомыслие, свободу высказываний и демонстраций, сажает за всякое несогласие в тюрьмы или убивает.

«Есть только два мнения: наше и преступное» – говорят, словно сговорившись, в унисон все майданно-либеральные хунты.

Ну, и не только говорят! Если сравнить уровень гражданских свобод в РФ – и в странах Балтии, на Украине, то просто диву даёшься: насколько широк спектр разноголосицы в России, и насколько «шаг влево, шаг вправо» карается у, казалось бы, записных друзей свободы!

Естественно, ни о какой широте или спектре мнений в странах победивших майданов речи давно не идёт: за попытки порассуждать, чей Крым, совершенно обыденные в России – там сядешь, и надолго. Или попросту расстреляют…

+++

С чем связано такое преображение гедонизма (желания пожить побогаче и пороскошнее) в бесноватость узколобой тоталитарной секты, одержимой бредовыми, маниакальными идеями?

Всё дело в том, что нравственное состояние человека не отрицает бытового уюта, материального достатка – и даже решительно настаивает на нём.

С точки зрения традиционной (она же единственная) нравственности люди не должны бедствовать в нищете.

Нравственность борется с нищетой – начиная с посильного подаяния на церковной паперти, благотворительности в пользу бедствующих – и заканчивая революционными движениями, ниспровергающими режимы, ввергающие людей в нищету и бытовую безысходность.

Но – не отрицая, и требуя благосостояния для людей – нравственность не всеядна. Её «капризность» проявляется в том, что далеко не всякому благосостоянию она рада.

То есть нормальный нравственный человек обеими руками «за» – если речь идёт о рационализации, изобретательстве, облегчении жизни средствами технической смекалки, улучшения организации труда, и т.п.

Но существует понятная ему грань (пока он нормальный, нравственный человек) – за которой то же самое благосостояние личности вызывает у него гнев и омерзение.

Например – есть предмет: дом, диван, шуба и т.п. А есть способ, которым предмет добыт. Способы делятся на чистые и нечистые. Чистые – вызывают восхищение у нравственного человека, нечистые – прямо противоположное чувство.

Но
ведь предмет-то (диван, например) – один и тот же, он сам в себе не отличается – сделан он своими руками, или украден в ходе разбоя! На предмете способ его добычи не написан.

И потребительские качества предмета не зависят от способа его добычи. Диван, заработанный честным трудом, может быть плохеньким. А украденный с максимальным цинизмом – с точки зрения качества вещи прекрасным.

+++

Казалось бы, с точки зрения линейной плоской логики, «борцы за свободу» должны идти от казарменного единомыслия и запретов на «мыслепреступления» – к широте многообразия, самовыражения, неодинаковости.

Но они движутся в сторону, прямо противоположную. Единственное многообразие, которое они себе позволяют – содомия, множество форм блуда и разврата, да и то в последнее время они всё сводят к гомосексуализму, явно пытаясь объявить двуполые отношения «мерзким извращением»…

А всё, что выше половых органов – вопросы экономики, политики, истории, культуры, разного рода гуманитарных предпочтений – то тут теснота духа инквизиторская и старообрядческая. Почему?

+++

Если этого не понимать, то мы не поймём и вырождения благодушного потребительства в сектантскую кровавую бесноватость.

Весь фокус в том, что и нравственности и цинизму нужен один и тот же предмет (квартира, мебель, авто и т.п.). А линия раздела между ними проходит в стороне от предметов-вещей, по способам добычи благосостояния. Каким образом оно достанется тебе в руки?

1) Как твоя доля в прекрасно обустроенной стране со счастливым и обеспеченным народом?

2) Или как кровавый трофей, взятый с бою у этого самого народа, корчащегося в агонии конкурентной резни за блага?

Конечно, пока человек нормален, не выродился в социального дегенерата с ущербным мышлением, он прекрасно понимает, что квартиры отличаются не только жилплощадью. Помимо потребительских качеств, у всякого блага есть способ его добычи – впрочем, автономный от его вещественной сущности.

Но, по мере деградации мышления, человек утрачивает «эти тонкости» и сосредотачивается только на самом предмете. Который становится маниакальной идеей, и который нужно добыть любой ценой.

Имеется в виду – любой для окружающих. Хотя и сами стяжатели очень часто «гибнут за металл», в кровавой борьбе за перераспределение в свою пользу не щадя не только людей, но даже и самих себя.

Так и происходит перерождение прекраснодушной маниловщины «перестройки» в кровавый содом майдана. Начали за здравие – кончили за упокой.

На поздних стадиях агрессивного потреблядства уже не идёт речи ни о каком «уровне жизни», «благе народа», «правах человека» – это отмирающие понятия. Предмет потребления вожделеют уже в отрыве от какого-то различения способов его получения. Его надо урвать себе, лично, перешагнув через всех, по головам и по трупам – и пусть даже после этого погибнет мир!

А раз так, то и свобода понимается совсем иначе.

Уже не как «свобода людей», «свобода для всех», не как обобщённая идея для каждого. А только как свобода для себя, для одного, как личный произвол, который ломает всякое сопротивление своему самодурству.

В этом смысле самыми «свободными» людьми были древневосточные деспоты, которые могли не только казнить подданного в гневе, но и на кол его посадить, и кожу заживо содрать, и вообще – были максимально свободны в выборе своих поступков, решений.

+++

Кратко говоря, примесь потреблядства к демократии превращает свободу в каннибализм.

+++

Понимая это – мы понимаем путь эволюции «перестроечной» толпы, этих «народных фронтов» от требований свободы к жесточайшей репрессивной диктатуре, подавляющей всякое инакомыслие, сносящей все неугодные памятники и запрещающей все неугодные символы.

Вся «многопартийность» в западной либеральной деспотии сводится всего лишь к выбору между одинаковым. Это не выбор между яблоком или помидором, это даже не выбор между красным или зелёным яблоками.

Это – ложный выбор между одним зелёным яблоком и другим зелёным яблоком. Которые так сходны, что поменяй их местами – не заметишь подмены!

Исключается то рациональное зерно, которое изначально было в идеях демократии и либерализма (в их версиях XIX века) – найти способ сосуществования разных без взаимоистребления. Найти этот способ мирного сосуществования хотя бы в тех пределах, какие возможны в реальности (ибо, конечно, совсем уж разные ужиться не смогут, и это всем понятно).

То есть – расширить спектр разрешённой разноголосицы, разницы мнений, мирного сожительства с несогласными с тобой.

«Демократия и либерализм» в XXI веке проходят стремительную конвергенцию признаков с фашизмом (как у рыбы с дельфином). Их практические проявления становятся неотличимы от фашизма.

Потому что суть фашизма – не усики Гитлера.

Суть фашизма – замена принципов справедливости силой воли. Когда владение, частная собственность – отказались как-то объяснять себя нуждами общественного блага, и опираются на голое насилие: «это так, потому что мы так решили».

И никакой рационализации – иных причин, кроме насилия, владению и собственности не нужно.

+++

Стремление к благополучию, бытовому уюту, потребительскому процветанию – естественно для человека. Оно заложено и в христианстве, и в социализме, которые, каждое по мере своих сил и разумения – ищут способы снабдить человека материальными благами.

Никто – кроме безумцев – не собирается воспевать нищету и голод в пику «зажравшимся».

Но суть христианской цивилизации в том, что нужно быть разборчивым в средствах обогащения. Она потому и породила социализм, как продукт христианской цивилизации, что была убеждена веками: не всякий способ получения благ приемлем.

Ведь социализм не стремится свернуть производство, разрушить полезные обогатительные машины – наоборот, он из кожи вон лез, чтобы их развивать и умножать! А зачем нужно производство, машины? Чтобы дать человеку материальные блага!

Так значит – эти блага и есть главное в жизни, конечная цель всякой деятельности?

Эта мысль, превращаясь у стяжателя в маниакальную – плавно, как на салазках, скатывает советского школьника в состояние майданного крикуна.

Потому что стяжатель видит, что рекомендованные способы обогащения – неэффективны. А наиболее эффективные – запрещены «тоталитарным строем».

Если всех убить и всё отнять – можно за день стать миллиардером. А если «развивать свиноводство», как призывал советский плакат – так это долгая история с жалким потребительским итогом.

Поймите правильно – и при социализме свиноводство развивали не бесплатно, не одним голым энтузиазмом! Труд свинарей оплачивался – и чем больше они развивали свиноводство – тем выше он оплачивался. Передовики производства имели больше благ для домашнего уюта, чем лентяи и алкаши.

Но, какую бы премию ты не получил за развитие свиноводства или льнопрядения – с прибылью от грабежа и разбоя она сравниться не может.

И если приоритет в обогащении личности – то путь туда через бандитизм короче в сто раз, чем «развивая свиноводство» всему народу (а не одному себе) во благо.

+++

Будем немножко марксистами: есть базис и надстройка. Как только у человека в голове мутировало представление о заработке (чем больше платят, тем лучше, остальное не важно) – у него в голове мутирует и представление о свободе.

Это уже не та свобода, которая грезилась романтикам, мечтателям – видевших свободу в уважении людьми достоинства друг друга.

Это ассирийская свобода произвола, свобода десоциализированной и распоясавшейся личности, орудие этой свободы – не кисть и не перо, не красноречие – а дубина неандертальца.

И социальный дегенерат идёт не отстаивать свободу всем, а вышибать свободу лично для себя. Истребляя на своём пути всё, что кажется ему помехой его хотелкам и взглядам на будущее.

—————————————-—————————-

[1] Имеется в виду принцип «тарифной сетки», взаимной увязки доходов, при которой нельзя поднять зарплаты или иным способом улучшить жизнь одной категории граждан, не подняв другим. Поэтому «средняя» величина в статистике имеет непосредственное отношение ко мне: будет больше у других, будет больше и у меня.

В системах автономного хозяйствования такой связки нет: рост доходов у одной группы никак не сказывается на достатке других групп, или даже сказывается отрицательно. Одним больше – другим меньше и т.п.

[2] В условиях рынка «средняя зарплата» или иной средний показатель – подобны «средней температуре по больнице». Один окоченел, у другого сильный жар, но в среднем – получается нормальная температура 36,6.

В отсутствии тарифных связок чей-то рост никак не влияет на моё положение, и наоборот. Так что в рыночной экономике «средние показатели» – весьма условная, и ограниченная в использовании величина, дающая только самое приблизительное представление о делах в обществе.