Вы будете смеяться, но капитализм все-таки загнивает (2/2)

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/2587576/2587576_600.jpg…ДЕНЬ ОПРИЧНИКА

После 2008 года мировая экономика оказалась в ситуации политически отсроченного коллапса, избежать которого можно тоже только политически. Масштабная эмиссия окончательно подорвала доверие к финансовым институтам Запада.

Система мировых сбережений потеряла внутреннюю мотивацию. Зачем странам периферии копить доллары годами, если США могут напечатать их в любой момент и в любом количестве.

В результате глобального финансового демпинга под кредитный залог попали даже не активы и ресурсы стран бывшей периферии, а их историческая субъектность (жизнь с нуля). Государства (институт национальной солидарности) не хотят отказываться от прошлого. Мировой рынок уже не зависит от тарифов и пошлин. Показателем его устойчивости является военно-политическая состоятельность Центра.

Дилемма простая: смогут институты, которые выдавали гарантии по глобальному кредиту, принудить Иран, Россию, Китай и Индию (именно в такой последовательности) к их исполнению, или нет. Еще недавно единый мировой рынок в 2008 году разделили политически: ликвидность заперта в Центре, а промышленный проект (инвестиционная площадка) находится на периферии.

Политический контекст финансовой глобализации (денационализация) прикрывали насмешками о самой возможности целеполагания (во всем виноват Госдеп) и риторикой о "невидимой руке". Субъектность стран периферии формирует базовый риск глобализации. Риск потери капитализированных институтами Центра активов в случае национализации власти на местах.

Скрытая война против национального государства велась изначально. Вера, семья, брак, гендерные отношения, история – все основы старого миропорядка разрушались последовательно и целенаправленно. Главный удар наносился в проектной сфере: кредитно-денежная система и бюджетные отношения. Инструментом денационализации была коррупционная рента для местной элиты за отказ от прав на принятие решений (глобальный передел собственность).

Параллельно с ростом имущественного неравенства и географической миграцией капитала шел процесс глобального разгосударствления (перетекание богатства в частный сектор из государственного). Начиная с 1980 года чистая стоимость частного имущества (активы минус долги) выросла в два раза, а чистая стоимость государственного имущества упала в 5-6 раз.

Возникшая диспропорция резко сократила бюджетные возможности национальных администраций, что повлекло за собой ограничение госинвестиций в инфраструктуру, образование, здравоохранение и безопасность. Государство фактически вычеркнули из процесса проектирования будущего.

Многие наблюдатели связывают диспропорцию частного и государственного капитала с приватизацией в странах бывшего советского лагеря и встраиванием в мировой рынок экономик азиатских стран, прежде всего, Китая. Однако стоимость госимущества снижалась все это время почти во всех странах. К примеру, в Китае и России она упала с 60-70 % до 20-30 % (в 2-3 раза), а во Франции – с 17 до 3 % (в 6 раз).

Самые потрясающие цифры показали лидеры глобализации. В США стоимость чистого государственного имущества (активы минус долги) упала с 36 % по отношению к годовому национальному доходу до -17 %. В Англии этот показатель опустился со 100 % до тех же -17 %. Для сравнения, чистая стоимость частного имущества в странах Центра составляет 500-600 % от их годового дохода.

Структура собственности и долга, сложившаяся под воздействием глобализации, создает мощнейшие политические риски. По факту, государства Центра воспроизводят сегодня только долги. В развитых странах Европы госдолг приблизился к 90 % ВВП (небывалый с 1945 года уровень), в Португалии, Бельгии, Италии, Японии и США он превышает ВВП.

Необеспеченные обязательства федеральной администрации США (без учета штатов и муниципалитетов) составляют сегодня 260% ВВП. Рост продолжительности и качества жизни наращивает потребности пенсионной сферы и здравоохранения в деньгах, а платежеспособность падает (отрицательная доходность). Проценты по обслуживанию госдолга в странах Центра уже превзошли их инвестиции в высшее образование.

Когда богатство сосредоточено в руках узкого круга частных лиц, а долги числятся на государстве, появляется мотив подрыва обязательств. В противном случае, общество рано или поздно предъявит этот долг "узкому кругу ограниченных людей". Подрыв обязательств возможен только одним способом – вместе с государством (носитель долгов), как это и происходило в прошлом веке.

Следует отметить любопытный нюанс происшедшего трансферта глобального богатства. Доходы на капитал стали быстро расти только после 2000 года. До этого перераспределение текущих потоков стоимости шло, преимущественно, в пользу топ-менеджеров. Вначале 80-х США сильно снизили подоходный налог. Зарплаты и бонусы сотрудников высшего звена транснациональных корпораций достигли невероятных высот.

Если рассматривать этот феномен не в экономической метрике, а с точки зрения перераспределения социальной ответственности, то выглядит он, как формирование новой общественной прослойки накануне глубокой трансформации отношений собственности. Позже этот процесс ошибочно назовут формированием креативного класса.

У новой прослойки в отличие от малого и среднего бизнеса нет собственной стратегии развития (историческая проектность). Это не класс, а обслуга, служилые люди (конюшие, дворовые, стряпчие). Это дворницкая крупного капитала. Социальная опора новой конструкции власти (опричнина).

Главным здесь является вопрос о природе очевидно структурированного процесса общественной трансформации. Перемены шли под воздействием системных сил или работала, как нас уверяют, "невидимая рука"?

Если процесс модерировался (социальный инжиниринг), то можно себе только представить, насколько это должно быть увлекательное и захватывающее занятие: управлять не финансовыми или товарными потоками, а общественным ландшафтом. Это, примерно, как географию менять. Ощущаешь себя, наверное, богом.

BLACK OR WHITE

Самым революционным и, на мой взгляд, недооцененным наблюдением Пикетти является длинная статистическая линейка, соизмеряющая размеры капитала с совокупным доходом общества. Здесь внимательно:

На протяжении двух последних столетий соотношение размера капитала и общего дохода оставалось неизменным…

Что получается?

Если Пикетти прав в своих наблюдениях (фактологически, повторюсь, его никто не смог опровергнуть), то получается, что ни рост экономики, ни ее падение никак не влияет на соотношение капитала и совокупного дохода общества. Оба этих показателя растут и падают синхронно вместе с экономикой.

Что это означает?

Это означает, что капитал и совокупный доход общества не составляют замкнутую (саморегулируемую) систему. В отличие от цены на труд и на капитал, которые связаны между собой параллельно (снижение одного ведет к увеличению второго), сам капитал и общий доход соединены последовательно в неизменной пропорции (одно вытекает из другого).

Представляется, что, выяснив первичность одного из этих двух показателей (доход и капитал), станет понятен источник роста экономики, некий философский камень рынка. Что само по себе анекдотично. Рынок стремится к балансу спроса и предложения (покой), а развитие (рост) возможно только в условиях дисбаланса. Тем не менее, о первичности.

Капитал по своей физической природе не что иное, как часть изъятых у общества сбережений, используемых в качестве инвестиций. Сбережения формируются из текущих доходов, которые, в свою очередь, являются результатом инвестиций. Единожды возникнув, капитал в дальнейшем воспроизводит себя через разницу между ценой на капитал и труд (налог на будущее), что блестяще доказал в своей книге Пикетти.

При всей очевидности аналогии с дилеммой о курице и яйце, вопрос источника роста экономики не праздный. В случае с яйцом мы упираемся в эукариотов, далее все уже зависит от трактовки одноклеточных. В случае с экономикой мы упираемся в человеческие мотивации и общественную иерархию (амбиции).

Сутевым содержанием капитала является не наличие свободных ресурсов, а право распоряжаться ими по своему усмотрению, право на принятие решения. Капитал – это, в первую очередь, политическое изъятие из совокупного дохода, значит, с точки зрения рыночного фундаментализма он не может быть источником роста. Совокупный доход тоже результат процесса (следствие действия сторонних сил).

Экономика – она не про прибыль и способ обмена ценностями. Она про способ управления поведением людей. Это язык (один из) описания человеческой деятельности, а не матрица ее формирующая. Если убрать оборот, выручку и прибыль, человеческие амбиции никуда не денутся.

Иными словами, природа экономического роста носит не экономический характер, и ответ на вопрос об источнике этого роста не зависит от определения, что первично, совокупный доход или капитал.

Объяснить происками "невидимой руки" неизменность соотношения капитала к общему доходу последние 200 лет невозможно. За это время мировой ВВП вырос в 10 раз. За 2000 лет, предшествовавших запуску кредитной модели роста (замена "налога на будущее" как источника инвестиций "долгами будущего"), он не увеличился и вдвое.

Согласиться с тем, что рынок самопроизвольно, вопреки своим внутренним законам (личная выгода и концентрация капитала), в течение 200 лет удерживал мировую экономику в пределах коридора роста, значит, признать божественную сущность прибавочной стоимости. Тогда налоговую службу надо наречь божьим воинством (крестоносцы), а банкиров и биржевиков – слугами Господа (священнослужители).

Попытки экономиста Пикетти перейти к самостоятельному рассмотрению сил, направляющих рост и аккумуляцию богатства, говорят об отсутствии исследований, касающихся классовой природы и структуры современного общества. Такие исследования удел политэкономии, социологии и фундаментальных политических наработок.

30 лет господства концепции "конца истории" оставили после себя теоретическую пустыню, выжигая все, что не вписывалось в единственно верное учение рынка. В отсутствии социальной политики ее место заняла политика идентичности. В США сегодня черному парню поступить в университет легче, чем бедному.

Политика идентичности не несет в себе ничего плохого, если ее не использовать как инструмент драпировки имущественного неравенства. При нарастании классовых противоречий политика идентичности неизбежно ведет к появлению фашизма, как это произошло при крахе проекта Глобализации-1.0 (Pax Britannica).

ДО ОСНОВАНИЯ, А ЗАТЕМ…

Разгосударствление (денационализация), концентрация и миграция капитала (структурный и географический трансферт нищеты) являются составными частями единого проекта. Сбой любого из этих, синхронизированных между собой, процессов ведет к раскоординации работы всей системы. Проект теряет предсказуемость, и, как следствие, управляемость.

Объяснять имущественный разрыв, достигнутый за годы глобализации, талантом, трудолюбием и интеллектуальными особенностями отдельных личностей, все равно, что верить в программу помощи молодой семье. Сегодня одна тысячная населения Земли распоряжается 20% глобального богатства. Если динамика роста капитала последних 30 лет (средний и мелкий 2% в год, крупный 6%) сохранится, то через 30 лет одна тысячная населения планеты будет контролировать 60% всех мировых ресурсов.

Рушится основополагающего мифа рынка о разумности и справедливости его механизмов, действующих как в пределах национального контура экономики, так и в международной системе разделения труда. Вызов существующему мировому порядку формирует даже не имущественное неравенство само по себе, а его противоречие демократическим принципам, постулируемым Центром (равные возможности).

Свобода на уровне политической декларации (демократизация) и экономический элитаризм де-факто (либерализация) разрывают Pax Americana изнутри. Глобализация-2.0 создала единое финансовое пространство, а денационализировать его не успела. Страны периферии сумели консолидировать внутренние ресурсы и восстановить политический контроль над экономикой.

К моменту кризиса 2008 года объем сбережения "новых" экономик достиг уровня, способного менять рыночную конъюнктуру глобального проекта. Встал вопрос, в чьих интересах и на чьих условиях они будут инвестироваться. С помощью печатного станка США решили этот вопрос в одностороннем порядке в свою пользу. Сегодня мировой рынок захлебывается деньгами, а конвертировать их в промышленный рост не может.

Коррупционный формат взаимоотношений национальных элит с эмиссионно-кредитным Центром исчерпал себя. Институциональный разрыв (ключевые для общества решения принимаются "за морем-океяном", а социальные издержки ложатся на местную власть) ограничивает время его действия. Риски местных элит потерять власть постоянно нарастают.

С определенного момента реальный конфликт интересов Центра и периферии, скрытый за витриной демократизации, начинает актуализироваться в политической повестке. Социальные издержки начинают превышать материальные выгоды, создаются предпосылки для национального реванша. Наступает время жертвоприношения.

Коррумпированных "тиранов и деспотов" отправляют под нож с переменным успехом (арабская весна, цветные революции, уничтожении Ливии, война в Сирии и на Украине).

Переход Центра к военному формату решения проблемы означает, что мирный (экономический) путь решения этой проблемы там не видят. "Тираны и деспоты" делают свои выводы и консолидируются еще сильнее. Далее ситуация развивается по закону самосбывающегося прогноза, в разнос идет вся система.

Чтобы вернуть глобальной модели развития устойчивость, надо устранить причину кризиса – диспропорцию между имущественным неравенством и демократическими принципами. Либо ликвидировать неравенство (ограничить рост капитала), либо легитимизировать его (возродить колониальную систему). В политически конкурентном мире решить эту задачу можно двумя способами: договориться с национальными элитами, или ликвидировать (заменить) их.

Попытки игнорировать национальную природу общественного устройства в угоду финансовым показателям каждый раз упираются в социокультурную целостность общества, религиозную идентичность и историческую самобытность.

Иными словами, международная система разделения труда возможна только в виде межгосударственного взаимодействия, где риски социального неравенства и способы их разрешения спущены на места. В противном случае, экономические противоречия выливаются в цивилизационное противостояние.

Первая попытка создать капиталистический интернационал породила "Капитал" Карла Маркса и антагонистичный глобальный проект с опорой на трудовую монополию. Завершилась попытка кризисом в форме I мировой войны. Движущей силой кризиса был национальный реванш, а его итогом стало возвращение к Вестфальской системе (национализация международного механизма принятия решений, "мир миров").

Сталин переформатировал "трудовой интернационал" в проект построения социализма в рамках одного государства. "Капиталистический интернационал" ответил государственным проектом на основе идентичности (фашизм). Столкновение проектов было неизбежным (единая форма, прямо противоположное содержание), они друг друга аннигилировали.

II мировая война вопреки ожиданиям укрепила советский проект. Биполярная конструкция на долгие годы зафиксировала противостояние двух разных подходов к унификации мировой экономики, воплощенных в национальных форматах. После проигрыша и краха СССР форсированно стартовал второй этап финансовой глобализации, смерть которого мы сейчас и наблюдаем.

Симптоматика полностью соответствует началу I мировой. Новый "Капитал" и новый Маркс уже появились. Национальный реванш из стадии экономических противоречий перешел в форму военно-политического противостояния.

В 1998 году Китай и Индия отказались открыть (дерегулировать) свои внутренние рынки, обвалив Дохийский раунд переговоров ВТО. Номинированные в долларах "долги будущего" стран периферии, открывших свою финансовую систему, начали мигрировать на "историческую родину". Первым рухнул азиатский рынок, потом дефолт пришел в Россию и Аргентину. Стало понятно, что за чужой счет национальную экономику не построить.

Атака на башни ВТЦ в 2001 году легализовала угрозу глобального терроризма, но консолидация субъектов мирового рынка вокруг главного борца с террором не случилась. Противоречия растут, а их социальная подоплека игнорируется. Социалист Берни Сандерс напугал американских демократов сильнее протекционизма Трампа, а для английского истеблишмента лейборист Джереми Корбин страшнее Брекзита.

Трудовой проект для капиталистического интернационала опаснее национального реванша (Сталин хуже Гитлера). Вопрос лишь в том, продолжит Центр политику идентичности, прикрывая с ее помощью социальные противоречия, или к новой холодной войне "мир единого стандарта" и "мир миров" перейдут, минуя горячую фазу.

Речь идет не о случайном сбое системы, новом технологическом цикле (витке спирали). Речь об оправданности рыночных подходов в оценке социального устройства общества, о тупиковости либеральной модели прогресса. Беда в том, что научный подход в познании мира определяет его через замкнутые системы координат, а замкнутые системы к развитию не способны…