Умер Владислав Крапивин
https://img.gazeta.ru/files3/96/13223096/upload-006-pic905v-895×505-57462.jpg
Сегодня после тяжелой болезни ушел известный советский писатель Владислав Крапивин.
Практически все так или иначе читали его романы и повести для детей и юношей, что и позволяет причислять его к классикам отечественной детской и юношеской литературы.
Не скажу, что в числе советских писателей того периода он был у меня самым любимым, но его творчество было добротным и осмысленным, а посылы его произведений были направлены на воспитание лучшего в людях.
Отдельно стоит отметить ту часть творчества, которая была связана с Севастополем.
Ниже, материал двухлетней давности о том, как Крапивин был связан с городом-героем. Мне этот материал запомнился именно общественно-политической позицией Крапивина по Крыму и Севастополю, который не побоялся ее открыто заявить, в отличие от многих прочих "властителей дум".
Самый Севастопольский писатель
"Наконец-то мы вместе", – сказал Владислав Крапивин после судьбоносного референдума. "Я сейчас хожу как именинник».
Этот, в сущности, совсем не центральный момент из повести Владислава Крапивина "Журавленок и молнии", когда главный герой, Юрка Журавин (он же Журка), в отчаянии бредет по улице, повторяет услышанное ранее стихотворение и на вопрос "куда идти" отвечает: "К Ромке" (это его недавно погибший лучший друг). Но он почему-то отпечатался в моем сознании на всю жизнь. Немудреный фрагмент и немудреная же рифма "кромка – Ромка" оказалась "томов премногих тяжелей". Наверное, какие-то индивидуальные особенности восприятия – но это ведь далеко не единственный фрагмент крапивинских книг, так засевший мне в голову, просто один из самых ярких.
При этом, конечно, и речи нет о каком-то моем "фрагментарном" восприятии творчества Владислава Петровича, которому сегодня исполняется восемьдесят лет. Нет и еще раз нет! Фрагменты, цитаты – это, говоря языком нынешнего информационного общества, ключевые слова и тэги, позволяющие мигом вспомнить весь сюжет, чем он меня потряс и какие уроки я из него вынес. Вот и при бесхитростном "кромка-Ромка" я вспоминаю, как в конце "Журавленка" Журка в страшную грозу стоит у провала, образовавшегося на дороге от бурных потоков воды, и намотанным на театральную шпагу пионерским галстуком сигналит водителям, чтобы они объезжали опасное место.
«Опять вспыхнула над головой трескучая оглушительная звезда. Журка пригнулся и вытянулся вновь.
"Если ударит в клинок, я, наверно, не услышу грома", — подумал он. И стоял…
Молнии рубили ливневое пространство над соседними крышами, и каждая могла пройти обжигающим ударом через тонкую сталь клинка и струны Журкиного тела.
Не ударит? Не попадет?
Может быть, нет.
На этот раз, наверное, нет…
Но впереди еще столько гроз…
И если вы увидите под ливнем и молниями Журавленка, пожалуйста, поспешите ему на помощь»
Юный читатель другого замечательного и мною любимого советского писателя, Л.Пантелеева, сказал, что у него в произведениях "рассказывается все как было". И вправду, Пантелеев, за исключением небольших этюдов вроде рассказика "Фенька" о девочке_с_пальчик, питавшейся гвоздями и чернилами, был великолепным реалистом. За счет простого описания невыдуманных событий – порой чудовищных и душераздирающих, вроде жизни в блокадном Ленинграде – он показывал, как было – и одновременно как должно и не должно быть.
У Крапивина чуть другое – задолго до появления в нашем обиходе термина "магический реалист" он отчасти был приверженцем именно этого жанра и метода. Я не говорю о фантастических и фэнтезийных книгах Владислава Петровича, составляющих существенный пласт его творчества (чего стоит один цикл "В глубине Великого Кристалла"). Но и в формально лишенных трансцендентных мотивов книгах Крапивина постоянно и убедительно описывается тема Чуда, соприкосновения с чем-то высоким, превосходящим человеческий разум и мир. Юрка Журавин в приведенной мной сцене возле дорожного провала – это и Данко, и Прометей…и тот, кто несет Свет и Спасение. Крапивин, внук священника, крестившийся в шестьдесят с лишним лет, христианин и критик многих аспектов жизни Церкви, был – как и Пантелеев – одним из советских христианских писателей, усердно несших суть истины Евангелия без упоминания его терминологии и формы (это порой более полезно для читателя, чем слово "Бог" в каждом абзаце).
Крапивин – писатель и одновременно педагог. В созданный им в начале 1960-х на Урале детский отряд «Каравелла», имевший девиз «Я вступлю в бой с любой несправедливостью, подлостью и жестокостью, где бы их ни встретил, я не стану ждать, когда на защиту правды встанет кто-то раньше меня» и подвергавшийся суровой критике официальных чиновников от образования, хотели попасть дети их разных уголков Советского Союза.
Всех там принять не могли по объективным причинам – но Владислав Петрович старался заочно поделиться с советской детворой ценностями своего «отряда верных». И на страницах журнала "Пионер", взявшего шефство над отрядом, и, конечно, на страницах своих книг.
Один современный блогер сурово обругал Крапивина за якобы формирование извращенного детского мировоззрения, приводя в качестве примера сцену из повести «Оруженосец Кашка»: на железнодорожной станции комсомольцы из проходящего поезда стыдят Кашку за торговлю собранной в лесу клубникой («Я таким вот пацаненком был, когда на целину первые эшелоны шли. Мы со своих огородов помидоры тягали и к вагонам тащили, чтобы ребятам дать на дорогу. А тут – "питнадцать копеек"»), а он, не обидевшись и проникшись к старшим ребятам симпатией, отдает им ягоды бесплатно.
С позиции сегодняшнего сурово-капиталистического дня комсомольцы выглядят рейдерами-манипуляторами (а самый говорливый, Борис, в чем-то и вправду является таковым), Кашка же – их наивной жертвой. Но, простите, в человеке и так в силу его биологии сильны – намного сильнее остальных – такие черты, как рвачество, жажда выгоды, животный индивидуализм, эгоизм, цинизм. Зачем развивать то, что и так доминирует – лучше стремиться усилить более подавленные и вполне христианские свойства: альтруизм, солидарность, помощь ближнему своему.
Кто-то скажет, что такого рода индоктринация испортила наш народ, и те, кто был менее ей подвержен и сохранил биологическое начало в практически неизменном виде, после 1991-го сели на шею более "изувеченным альтруизмом" и до сих пор не слезают. Не уверен, что при других идеологических установках все сейчас было бы лучше. Государство, где все, повсюду и на всех уровнях, диагонально и вертикально, друг другу волки, все равно имеет меньше перспектив, чем то, где хоть и в самом истертом виде сохранились высокие человеческие идеалы и следы их воспевания, пусть и в качестве должного, а не сущего. Мы ведь сейчас доедаем остатки советского наследства не только в военной, промышленной и инфраструктурной сфере, но и в педагогической, культурной и морально-этической тоже.
И, конечно, Крапивина и его творчество нельзя представить в отрыве от Севастополя. Впервые посетив его в студенческие годы, Владислав Петрович влюбился в Город Русской Славы и сделал его одной из самых главных опорных точек своего творчества. Под своим именем Севастополь фигурирует в таких книгах, как «Мальчик со шпагой», «Граната», «Шестая Бастионная», «Сандалик, или Путь к Девятому бастиону» и «Давно закончилась осада». В иных – как вымышленный Византийск или просто Город. Именно под именем Города Севастополь легко узнается в легендарной повести «Трое с площади Карронад», экранизированной в 2008 году, в год семидесятилетия писателя.
Неудивительно, что севастопольцы отвечают Крапивину, считающему их город своей второй малой родиной, взаимностью. В 2010 году, еще при украинской оккупационной юрисдикции, группа общественных активистов предложила присвоить Владиславу Петровичу звание почетного гражданина города – однако горсовет предпочел удостоить этого звания бывшего директора Инкерманского завода марочных вин Анатолия Филиппова (заслуженного и хорошего, вполне возможно, человека, не знаю). Хочется верить, что теперь награда все-таки найдет своего героя. Но и тогда Владислав Петрович не обиделся, прекрасно различая Город и управляющих им временщиков. И март 2014-го стал одним из самых счастливых моментов в его жизни. Он написал севастопольцам письмо поддержки и позже не раз восторженно говорил о тех днях. Вот лишь несколько крапивинских высказываний.
Ещё в 1990-е, когда Севастополь отдавали Украине, я говорил, что это чудовищная дурь на грани преступления. Что надо не присоединять к Украине Севастополь и Крым, а наоборот – наглухо перекрыть Крымский перешеек и поставить там наши силы. Чтобы и в голову никому не пришло посягнуть на эту землю.
А когда началось воссоединение, восторжествовали историческая логика и справедливость. Я понял, что мой Севастополь возвращается. Сам в Крым я приехать не мог – уже еле ходил. Но позволил себе открыть бутылку коньяка и позвонил севастопольским друзьям: «Ребята, наконец-то это случилось! Давайте!»
Меня это [передача Севастополя Украине] потрясло и возмутило. Мой город, к которому я привязан как к родному, вдруг оказался за границей. А по поводу одного чиновника, который решил сделать широкий политический жест и отдал одной стране нашу землю, я и говорить не хочу. Я всегда надеялся, что когда-нибудь все вернется на место. Севастопольцы — удивительные люди. Они очень влюблены в свой город… После референдума я достал полбутылки коньяка, поставил перед собой, включил легендарную песню про Севастополь, набрал по телефону своих севастопольских друзей. Говорю: «Ну, ребята, наконец-то оно случилось. Наконец-то мы вместе». Теперь можно писать про Севастополь как про свой город, без оглядки, без грустного напоминания, что этот город вроде бы уже не мой. Я сейчас хожу как именинник. Я рад, что Крым присоединился к России. Это всегда была наша, русская земля. Крымская война — это наша война за свободу. Крым всегда был связан своей историей с Россией. Кому это не нравится, пусть сидит и надувает губы. Его дело…Всякие западные страны идут по пути обособления, а Россия как была, так она и есть, и останется. Это все-таки гораздо лучше, чем отдать Крым на разграбление чужой стране. Всяким «майданам» и так далее. Мое мнение однозначное: Крым — это русская земля, Севастополь — русский город. И слава Богу, что они присоединились.
А вот не прямо про Севастополь, но все равно характерно и актуально.
Знаете, дети всегда задают вопросы вроде «Ты за кого?» И ждут чёткого ответа. Вот и в отношении войн надо всё определять в зависимости от конкретной ситуации. Когда стреляют по безоружным, по мирному населению, по детям, понятно, что те, кто так делает, – мерзавцы и сволочи. Когда украинские деятели сжигают живьём запертых в здании людей, как это было в Одессе, сразу становится понятно, кто за кого.
Прав всё равно окажется тот, кто с оружием в руках встал на защиту человеческой жизни. В конце концов, в уставе нашего отряда есть пункт: «Я вступлю в бой с любой несправедливостью, подлостью и жестокостью, где бы их ни встретил. Я не стану ждать, когда на защиту правды встанет кто-то раньше меня».
Владислав Петрович не живет в Севастополе, но он самый севастопольский из современных русских писателей. И как знать, может, ему еще удастся на своем веку порадоваться возвращению в русскую гавань других городов нашей Славы, в том числе и военно-морской – например, Одессы. Долгих и плодотворных лет жизни Вам, дорогой Владислав Петрович!
https://sevastopol.su/news/samyy-sevastopolskiy-pisatel – цинк
https://s.ura.news/1200/images/news/upload/news/447/676/1052447676/411258_Yubiley_pisatelya_Vladislava_Krapivina_Ekaterinburg_krapivin_vladislav_portret_250x0_3999.2666.0.0.jpg
Мир праху.
Сегодня после тяжелой болезни ушел известный советский писатель Владислав Крапивин.
Практически все так или иначе читали его романы и повести для детей и юношей, что и позволяет причислять его к классикам отечественной детской и юношеской литературы.
Не скажу, что в числе советских писателей того периода он был у меня самым любимым, но его творчество было добротным и осмысленным, а посылы его произведений были направлены на воспитание лучшего в людях.
Отдельно стоит отметить ту часть творчества, которая была связана с Севастополем.
Ниже, материал двухлетней давности о том, как Крапивин был связан с городом-героем. Мне этот материал запомнился именно общественно-политической позицией Крапивина по Крыму и Севастополю, который не побоялся ее открыто заявить, в отличие от многих прочих "властителей дум".
Самый Севастопольский писатель
"Наконец-то мы вместе", – сказал Владислав Крапивин после судьбоносного референдума. "Я сейчас хожу как именинник».
Этот, в сущности, совсем не центральный момент из повести Владислава Крапивина "Журавленок и молнии", когда главный герой, Юрка Журавин (он же Журка), в отчаянии бредет по улице, повторяет услышанное ранее стихотворение и на вопрос "куда идти" отвечает: "К Ромке" (это его недавно погибший лучший друг). Но он почему-то отпечатался в моем сознании на всю жизнь. Немудреный фрагмент и немудреная же рифма "кромка – Ромка" оказалась "томов премногих тяжелей". Наверное, какие-то индивидуальные особенности восприятия – но это ведь далеко не единственный фрагмент крапивинских книг, так засевший мне в голову, просто один из самых ярких.
При этом, конечно, и речи нет о каком-то моем "фрагментарном" восприятии творчества Владислава Петровича, которому сегодня исполняется восемьдесят лет. Нет и еще раз нет! Фрагменты, цитаты – это, говоря языком нынешнего информационного общества, ключевые слова и тэги, позволяющие мигом вспомнить весь сюжет, чем он меня потряс и какие уроки я из него вынес. Вот и при бесхитростном "кромка-Ромка" я вспоминаю, как в конце "Журавленка" Журка в страшную грозу стоит у провала, образовавшегося на дороге от бурных потоков воды, и намотанным на театральную шпагу пионерским галстуком сигналит водителям, чтобы они объезжали опасное место.
«Опять вспыхнула над головой трескучая оглушительная звезда. Журка пригнулся и вытянулся вновь.
"Если ударит в клинок, я, наверно, не услышу грома", — подумал он. И стоял…
Молнии рубили ливневое пространство над соседними крышами, и каждая могла пройти обжигающим ударом через тонкую сталь клинка и струны Журкиного тела.
Не ударит? Не попадет?
Может быть, нет.
На этот раз, наверное, нет…
Но впереди еще столько гроз…
И если вы увидите под ливнем и молниями Журавленка, пожалуйста, поспешите ему на помощь»
Юный читатель другого замечательного и мною любимого советского писателя, Л.Пантелеева, сказал, что у него в произведениях "рассказывается все как было". И вправду, Пантелеев, за исключением небольших этюдов вроде рассказика "Фенька" о девочке_с_пальчик, питавшейся гвоздями и чернилами, был великолепным реалистом. За счет простого описания невыдуманных событий – порой чудовищных и душераздирающих, вроде жизни в блокадном Ленинграде – он показывал, как было – и одновременно как должно и не должно быть.
У Крапивина чуть другое – задолго до появления в нашем обиходе термина "магический реалист" он отчасти был приверженцем именно этого жанра и метода. Я не говорю о фантастических и фэнтезийных книгах Владислава Петровича, составляющих существенный пласт его творчества (чего стоит один цикл "В глубине Великого Кристалла"). Но и в формально лишенных трансцендентных мотивов книгах Крапивина постоянно и убедительно описывается тема Чуда, соприкосновения с чем-то высоким, превосходящим человеческий разум и мир. Юрка Журавин в приведенной мной сцене возле дорожного провала – это и Данко, и Прометей…и тот, кто несет Свет и Спасение. Крапивин, внук священника, крестившийся в шестьдесят с лишним лет, христианин и критик многих аспектов жизни Церкви, был – как и Пантелеев – одним из советских христианских писателей, усердно несших суть истины Евангелия без упоминания его терминологии и формы (это порой более полезно для читателя, чем слово "Бог" в каждом абзаце).
Крапивин – писатель и одновременно педагог. В созданный им в начале 1960-х на Урале детский отряд «Каравелла», имевший девиз «Я вступлю в бой с любой несправедливостью, подлостью и жестокостью, где бы их ни встретил, я не стану ждать, когда на защиту правды встанет кто-то раньше меня» и подвергавшийся суровой критике официальных чиновников от образования, хотели попасть дети их разных уголков Советского Союза.
Всех там принять не могли по объективным причинам – но Владислав Петрович старался заочно поделиться с советской детворой ценностями своего «отряда верных». И на страницах журнала "Пионер", взявшего шефство над отрядом, и, конечно, на страницах своих книг.
Один современный блогер сурово обругал Крапивина за якобы формирование извращенного детского мировоззрения, приводя в качестве примера сцену из повести «Оруженосец Кашка»: на железнодорожной станции комсомольцы из проходящего поезда стыдят Кашку за торговлю собранной в лесу клубникой («Я таким вот пацаненком был, когда на целину первые эшелоны шли. Мы со своих огородов помидоры тягали и к вагонам тащили, чтобы ребятам дать на дорогу. А тут – "питнадцать копеек"»), а он, не обидевшись и проникшись к старшим ребятам симпатией, отдает им ягоды бесплатно.
С позиции сегодняшнего сурово-капиталистического дня комсомольцы выглядят рейдерами-манипуляторами (а самый говорливый, Борис, в чем-то и вправду является таковым), Кашка же – их наивной жертвой. Но, простите, в человеке и так в силу его биологии сильны – намного сильнее остальных – такие черты, как рвачество, жажда выгоды, животный индивидуализм, эгоизм, цинизм. Зачем развивать то, что и так доминирует – лучше стремиться усилить более подавленные и вполне христианские свойства: альтруизм, солидарность, помощь ближнему своему.
Кто-то скажет, что такого рода индоктринация испортила наш народ, и те, кто был менее ей подвержен и сохранил биологическое начало в практически неизменном виде, после 1991-го сели на шею более "изувеченным альтруизмом" и до сих пор не слезают. Не уверен, что при других идеологических установках все сейчас было бы лучше. Государство, где все, повсюду и на всех уровнях, диагонально и вертикально, друг другу волки, все равно имеет меньше перспектив, чем то, где хоть и в самом истертом виде сохранились высокие человеческие идеалы и следы их воспевания, пусть и в качестве должного, а не сущего. Мы ведь сейчас доедаем остатки советского наследства не только в военной, промышленной и инфраструктурной сфере, но и в педагогической, культурной и морально-этической тоже.
И, конечно, Крапивина и его творчество нельзя представить в отрыве от Севастополя. Впервые посетив его в студенческие годы, Владислав Петрович влюбился в Город Русской Славы и сделал его одной из самых главных опорных точек своего творчества. Под своим именем Севастополь фигурирует в таких книгах, как «Мальчик со шпагой», «Граната», «Шестая Бастионная», «Сандалик, или Путь к Девятому бастиону» и «Давно закончилась осада». В иных – как вымышленный Византийск или просто Город. Именно под именем Города Севастополь легко узнается в легендарной повести «Трое с площади Карронад», экранизированной в 2008 году, в год семидесятилетия писателя.
Неудивительно, что севастопольцы отвечают Крапивину, считающему их город своей второй малой родиной, взаимностью. В 2010 году, еще при украинской оккупационной юрисдикции, группа общественных активистов предложила присвоить Владиславу Петровичу звание почетного гражданина города – однако горсовет предпочел удостоить этого звания бывшего директора Инкерманского завода марочных вин Анатолия Филиппова (заслуженного и хорошего, вполне возможно, человека, не знаю). Хочется верить, что теперь награда все-таки найдет своего героя. Но и тогда Владислав Петрович не обиделся, прекрасно различая Город и управляющих им временщиков. И март 2014-го стал одним из самых счастливых моментов в его жизни. Он написал севастопольцам письмо поддержки и позже не раз восторженно говорил о тех днях. Вот лишь несколько крапивинских высказываний.
Ещё в 1990-е, когда Севастополь отдавали Украине, я говорил, что это чудовищная дурь на грани преступления. Что надо не присоединять к Украине Севастополь и Крым, а наоборот – наглухо перекрыть Крымский перешеек и поставить там наши силы. Чтобы и в голову никому не пришло посягнуть на эту землю.
А когда началось воссоединение, восторжествовали историческая логика и справедливость. Я понял, что мой Севастополь возвращается. Сам в Крым я приехать не мог – уже еле ходил. Но позволил себе открыть бутылку коньяка и позвонил севастопольским друзьям: «Ребята, наконец-то это случилось! Давайте!»
Меня это [передача Севастополя Украине] потрясло и возмутило. Мой город, к которому я привязан как к родному, вдруг оказался за границей. А по поводу одного чиновника, который решил сделать широкий политический жест и отдал одной стране нашу землю, я и говорить не хочу. Я всегда надеялся, что когда-нибудь все вернется на место. Севастопольцы — удивительные люди. Они очень влюблены в свой город… После референдума я достал полбутылки коньяка, поставил перед собой, включил легендарную песню про Севастополь, набрал по телефону своих севастопольских друзей. Говорю: «Ну, ребята, наконец-то оно случилось. Наконец-то мы вместе». Теперь можно писать про Севастополь как про свой город, без оглядки, без грустного напоминания, что этот город вроде бы уже не мой. Я сейчас хожу как именинник. Я рад, что Крым присоединился к России. Это всегда была наша, русская земля. Крымская война — это наша война за свободу. Крым всегда был связан своей историей с Россией. Кому это не нравится, пусть сидит и надувает губы. Его дело…Всякие западные страны идут по пути обособления, а Россия как была, так она и есть, и останется. Это все-таки гораздо лучше, чем отдать Крым на разграбление чужой стране. Всяким «майданам» и так далее. Мое мнение однозначное: Крым — это русская земля, Севастополь — русский город. И слава Богу, что они присоединились.
А вот не прямо про Севастополь, но все равно характерно и актуально.
Знаете, дети всегда задают вопросы вроде «Ты за кого?» И ждут чёткого ответа. Вот и в отношении войн надо всё определять в зависимости от конкретной ситуации. Когда стреляют по безоружным, по мирному населению, по детям, понятно, что те, кто так делает, – мерзавцы и сволочи. Когда украинские деятели сжигают живьём запертых в здании людей, как это было в Одессе, сразу становится понятно, кто за кого.
Прав всё равно окажется тот, кто с оружием в руках встал на защиту человеческой жизни. В конце концов, в уставе нашего отряда есть пункт: «Я вступлю в бой с любой несправедливостью, подлостью и жестокостью, где бы их ни встретил. Я не стану ждать, когда на защиту правды встанет кто-то раньше меня».
Владислав Петрович не живет в Севастополе, но он самый севастопольский из современных русских писателей. И как знать, может, ему еще удастся на своем веку порадоваться возвращению в русскую гавань других городов нашей Славы, в том числе и военно-морской – например, Одессы. Долгих и плодотворных лет жизни Вам, дорогой Владислав Петрович!
https://sevastopol.su/news/samyy-sevastopolskiy-pisatel – цинк
https://s.ura.news/1200/images/news/upload/news/447/676/1052447676/411258_Yubiley_pisatelya_Vladislava_Krapivina_Ekaterinburg_krapivin_vladislav_portret_250x0_3999.2666.0.0.jpg
Мир праху.
Мир праху ,я за всех ,кто считал и считает Севастополь только русским.Севастополь -история в камне ,это тебе не деревня Сочи ,с хутором Роза,напичканные деньгами и черными,вот хохлов бы ещё поразгонять по окрестностям и полям.
Знакомый отдыхал в Крыму с детьми (14-16 лет, сын и дочь). Захотел их свозить в Севастополь. С трудом уговорил посмотреть город , бухты, Херсонес. Дети отказались смотреть кровавую историю города, как они сказали.
Единственный по-настоящему Детский Писатель!
“Пионер” и УС я особо ценил за его публикации. И обязательно с иллюстрациями Е.Стерлиговой!
Это как Линдгрен и Виклунд, Булычев и Мигунов, Волков и Владимирский.
Спи спокойно…