Нефтяные кризисы 1973 и 2020 годов
Кризис в мировой энергетической отрасли, начавшийся в марте 2020 года все еще далек от завершения. Несмотря на то, что постепенно многие страны начинают снижать жесткость карантинных мер против пандемии COVID-19, никто не берется предсказать темпы восстановления экономики и, следовательно, темпы восстановления спроса на энергетические ресурсы.
https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/2403805/2403805_600.jpg
Нефтедобывающие, газодобывающие и угледобывающие компании не только снижают объемы добычи – друг за другом они снижают свои инвестиционные планы по всему спектру проектов, от геологоразведки до строительства и расширения заводов по переработке, по сжижению природного газа.
По оценкам Международного Энергетического Агентства, только в этом году отрасль лишится 400 млрд долларов ранее планировавшихся инвестиций, что становится предвестником грядущего кризиса противоположной направленности – недостатка объемов углеводородов, который может начаться через несколько лет.
Ряд экспертов, отталкиваясь от этого факта, заговорили о том, что необходимо увеличивать инвестиции в развитие ВИЭ – генерирующие мощности, использующие энергию ветра и солнца, не зависят от топлива, а потому «зеленая энергетика» это не только модно и современно, но еще и способ увеличить стабильность экономики.
То, что при этом новостей о прорывных достижениях в развитии технологий накопления энергии, что ВИЭ-энергетика все так же остается принципиально не диспетчиризуемой, адептов «зеленой энергетики» нисколько не смущает.
Анализ ситуации в мировой энергетике, опубликованный фондом «Сколково», к примеру, вообще не содержит понятия «атомная энергетика», хотя одна из основных заявленных тем этого доклада именно стабильность развития энергетики.
В Германии совершенно серьезно обсуждаются перспективы масштабного развития водородной энергетики, причем возможным вариантом транспортировки рассматривается имеющаяся газотранспортная и газораспределительная системы — без оглядки на то, что химическая активность водорода настолько высока, что требует использования совершенно других методов защиты внутренних поверхностей газовых труб, которые не были рассчитаны на такую нагрузку.
Но подобного рода «экзотика» — следствие всеобщей растерянности, в настоящее время никто не способен дать точный ответ, какой будет посткарантинная энергетика. Как будет выглядеть структура спроса, восстановится ли его объем полностью, все ли из добывающих компаний смогут остаться на рынке, сохранятся ли у крупных компаний и нефтедобывающих стран их сегменты рынка? Десятки вопросов, никакой определенности, нервы на пределе у многих.
Пожалуй, апофеозом всеобщего напряжения можно считать прозвучавшее предложение одного из чиновником министерства энергетики США, который заявил о том, что правительство этой страны может рассмотреть возможность долевого участия в капитале сланцевых компаний, оказавшихся в затруднительном положении.
Это напрямую противоречит действующему законодательству США, а заявлять подобное, когда до выборов президента в этой стране остается менее полугода можно действительно только от растерянности, от непонимания путей выхода из сложившейся ситуации.
Нефть для Штатов – две стороны одной медали
Нефть это не только самый продаваемый в мире товар, определяющий стоимость остальных энергоресурсов – это товар еще и «политический». С первых лет становления мирового рынка нефти она была инструментом международной политики, предметом бесконечного спора, о том, какой из двух подходов окажется сильнее: «Кто имеет ресурсы, тот имеет власть» или же «Кто имеет власть – тот всегда решит вопрос с ресурсами». Но кризис, при всем негативе, его сопровождающим, хорош тем, что помогает получить точные ответы на самые сложные вопросы.
Если все нефтедобывающие страны в настоящее время ведут борьбу не за некую мифическую «победу», то КНР, государство с однопартийной системой и пятилетними планами комплексного развития уже выиграл все, что возможно. «Внезапно» выяснилось, что на территории Китая объем резервуаров для хранения нефти не уступает парку резервуаров в США, что у китайского правительства имелись финансовые резервы для закупки сотен миллионов баррелей нефти, которые с хирургической точностью были задействованы в тот момент, когда нефтяные котировки достигли минимума.
Прямо противоположный пример – те самые Штаты, в которых сланцевая отрасль находится на грани полного коллапса, что стало прямым следствием торжества либеральной экономики в этой стране. Антимонопольное законодательство Штатов настолько жестко, что Дональд Трамп не имел и не имеет никаких возможностей присоединиться к соглашению ОПЕК+, США, как государство, имеет крайне скудный арсенал средств для серьезного вмешательства в добычу нефти частными компаниями.
Мифы о том, что нефтяная отрасль занимает крошечную долю ВВП Штатов, мы уже разбирали – реально эта отрасль обеспечивает около 10% ВВП и не менее 10 млн рабочих мест в этой стране. Но и это – еще не вся значимость нефтяной отрасли для США, политический аспект имеется, и он весьма важен.
С момента начала так называемой «сланцевой революции» добыча нефти в Штатах выросла с 7,9 млн баррелей в сутки в 2012 году до 12,24 млн баррелей в сутки – такую рекордную отметку нефтяники США достигли в 2019 году.
Несмотря на то, что по объемам импорта нефти Штаты уступают только Китаю, в 2019 году они стали нетто-экспортером – «чистый» экспорт составил 2,2 млн баррелей в сутки. Обычно максимум внимания обращают именно на этот результат – США снова стали участником мирового рынка нефти, начали борьбу за собственные сегмента на нем и так далее. Но есть и совсем другая сторона вопроса.
Дональд Трамп выиграл президентские выборы в ноябре 2016 года, по итогам следующего, 2017 года объем добычи нефти в Штатах составил 9,6 млн баррелей в сутки, объемы экспорта и импорта сравнялись друг с другом. Именно 2017 год стал знаковым для США – они вышли на самообеспечение нефтью, и это обеспечило Трампу возможность начала санкционной политики в отношении нефтедобывающих стран.
Первым под дискриминационные меры со стороны США попал Иран, для чего Трамп вышел из СВПД, Совместного Всеобъемлющего Плана Действий по ядерной программе Ирана, которое его предшественник Барак Обама считал своим едва ли не высшим достижением на международной арене. Иран занимает четвертую строчку в мировом табеле о рангах по запасам нефти – ее здесь не менее 155 млрд баррелей, основные сорта – Iranian Light и Iranian Heavy.
В январе 2019 года санкции США против окружения президента Венесуэлы Николаса Мадуры были расширены на нефтяной сектор этой страны, которая является «главной нефтяной кладовой планеты» — запасы оцениваются в фантастические 300 млрд баррелей. Тотальный крах сланцевой отрасли Штатов – это угроза их санкционной политики, это угроза «потери лица».
Еще одна ирония судьбы – химические свойства нефти сорта Urals являются причиной того, что Штаты не вводят полномасштабные санкции против нефтяной отрасли России. Матушка-природа распорядилась так, что на территории США преобладают месторождения нефти легких сортов, для обеспечения своих потребителей полным ассортиментом нефтепродуктов Штаты вынуждены импортировать нефть тяжелых сортов.
Если НПЗ, расположенные на севере этой страны традиционно используют тяжелую нефть Канады, то южные НПЗ не менее традиционно использовали тяжелую нефть Венесуэлы. Санкции Штатов против нефтяной отрасли Боливарианской Республики Венесуэла отрезали американские НПЗ от этого сырья.
Наиболее близкая по химическому составу к венесуэльскому сорту Merey 16 – нефть сорта Iranian Heavy, доступ которой на американский внутренний рынок закрыт санкционным режимом, введенным Трампом.
Единственным сортом нефти, который НПЗ южных штатов Америки могут перерабатывать без существенных изменений в технологических цепочках, оказалась нефть марки Urals. Физический объем поставок Urals в США за 2019 год вырос втрое – это, собственно говоря, и является основной причиной того, что Трамп отказывается идти на поводу у американских «ястребов», требующих ужесточить дискриминационные меры по отношению к России.
Поставки Urals в Штаты растут и в 2020 году, несмотря на все проблемы с резко упавшим спросом на нефтепродукты, с дефицитом свободных резервуаров для хранения нефти. Под диктовку Трампа США без малейшего стеснения выходят из одного международного договора за другим – из Парижского соглашения по климату, из договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности, из договора «Об открытом небе».
А вот полномасштабных дискриминационных мер против Роснефти и Газпрома как не было, так и нет – американцы понимают, что для России эти компании являются «единым комплексом», их «атака» на газовом направлении может получить асимметричный ответ на нефтяном фронте, срыв на открытое противостояние Штатам попросту не выгоден.
При всей сложности международных отношений внутри России руководители государства и ведущих нефтегазовых компаний подвергаются постоянной и ожесточенной критики, причем как со стороны представителей либерально-ориентированной части политического сектора, так и со стороны тех, кто декларирует свою приверженность левым взглядам.
Если господа либералы критикуют Путина, Сечина и Миллера за излишнюю, по их мнению, государственную монополию в нефтегазовом секторе, то на противоположном фланге исключительно недовольны тем, что Россия «при Путине села на нефтяную иглу и социально-экономическая ситуация целиком и полностью зависит только от нефти».
Истина, на наш взгляд, как и обычно, находится где-то посередине. Пресловутая «нефтяная игла», диаметр которой явно преувеличен, появилась далеко не сегодня, а что бывает при отсутствии государственного регулирования нефтяного сектора, мы можем наблюдать в режиме «онлайн» на примере США.
Если при кризисе перепроизводства, произошедшем в 2015-2016 годах банкротства сланцевых компаний начались через полгода после его начала, то по состоянию на конец мая 2020 года в Штатах успели обанкротиться уже 17 таких компаний и, по оценке МЭА, к концу года их число может вырасти до 73-х. Конечно, у нас и своих проблем в нефтяном секторе предостаточно, но сокращения сотен тысяч рабочих мест точно не наблюдается.
Этапы развития советского экспорта нефти
Для того, чтобы здраво оценить «фактор нефтяной иглы», стоит припомнить, как развивался экспорт сырой нефти и нефтепродуктов на протяжении предыдущего этапа развития России – в годы Советской власти. Конечно, рассказ об этом не может поместиться в рамки одной публикации, но беглый анализ вполне возможен.
В развитии советского экспорта нефти можно условно выделить четыре этапа. После Гражданской войны у Советской России проблем было много – нужно было не только в сжатые сроки суметь восстановить разрушенное войной, но идти в развитии вперед.
Нефтяная отрасль в царской России была достаточно развита, но основным экспортным товаром был керосин, спрос на который в начале 20-х упал в несколько раз – миру был нужен бензин, эпоха керосина как главного продукта нефтепереработки ушла в прошлое. Бензин нужен был и юному Советскому Союзу, но для строительства современных НПЗ не было ни средств, ни технологий, ни квалифицированных кадров.
Знакомая ситуация, не так ли? Вот только есть коренное отличие от сегодняшней ситуации: в 1932 году из Союза на экспорт было поставлено около 500 тысяч тонн сырой нефти, а нефтепродуктов – 5,5 млн тонн, в 11 раз больше. Экспортировали … мазут, куда как менее «технологичный» продукт, чем керосин.
Но ничего другого НПЗ, доставшиеся от Империи, производить были не способны, они были «заточены» под производство керосина, мазут был товаром «второго сорта». Зато мазут охотно покупали в Европе – в 1932 году доля нефти и нефтепродуктов в советском экспорте составила почти 20%. Но это был государственный экспорт — внешняя торговля была монополизирована государством, поскольку Советская власть не верила в «эффективного частного собственника» и действовала по принципу «Хочешь сделать хорошо – сделай сам».
И этот метод сработал – практически все полученные валютные средства были вброшены в скупку технологий, в скупку иностранных специалистов, в строительство современных НПЗ, которые производили уже авиационный керосин, бензин, дизельное топливо.
В 1933 партия сказала экспорту нефти «Стоп» — и он стал стремительно сокращаться. В 1939 году на экспорт было поставлено 244 тонны (без тысяч, просто 244 тонны) нефти и 450 тысяч тонн нефтепродуктов. Это составляло 2% от союзной добычи, вся остальная нефть уходила на удовлетворение стремительно росшего спроса в стране, проходившей стремительную индустриализацию и одновременно — механизацию сельского хозяйства.
Доля нефти в советском экспорте снизилась до 6,5%, в три раза. Еще раз: до 1932 СССР наращивал экспорт нефти, цинично пользуясь тем, что на Западе как раз в это время разразилась Великая депрессия, в результате технологии и специалисты а) подешевели и б) то и другое охотно продавали даже идеологическим противникам, поскольку платежеспособных покупателей физически не существовало.
На вот таких примерах и нужно рассказывать про «эффективных частных собственников» – за океаном они в это время жгли и топили продовольствие, а государственный собственник в СССР получил несколько иные результаты.
Добыча нефти увеличилась в три раза по сравнению с 1923 годом, производство тракторов с 1929 по 1939 годы увеличилось в 14,6 раза, производство автомобилей – в 118 раз, про военную технику говорить вообще не получается – количество танков, самолетов, грузовиков выросло в невероятное количество раз, калькулятор с такими числами справляется с трудом. А в 1940 году экспорт нефтепродуктов внезапно вырос – в Германию за год было поставлено 657 тысяч тонн.
Так выглядели условия Договора о ненападении между СССР и Германией от 23 августа 1939 года. Но при этом СССР не был главным поставщиком нефти в Третий рейх – скромная Румыния экспортировала в Германию в 2,5 раза большие объемы. 1940 год – окончание второго этапа развития нефтяного экспорта в СССР. Но тема советских поставок в Германию по договору 1939 года обширна настолько, что в подробности погружаться в рамках одной статьи нет никакого смысла.
Третий этап советского экспорта нефти наступил в 1945 году, когда СССР снова вынужден был восстанавливать эту промышленность – добыча нефти в 1945 году составила 60% от довоенного уровня, менее 20 млн тонн.
Экспорт, тем не менее, рос – странам Восточной Европы нужны были нефтепродукты, это был, так сказать, наш ответ на американский план Маршалла.
Но восстанавливалась нефтедобыча быстро – привели в порядок кавказские промыслы, а с средины 50-х максимум сил бросили на «второй Баку» — нефть Волго-Уральской нефтяной провинции. 1955-й: добыча – 70 млн тонн, экспорт нефти – 3 млн тонн, экспорт нефтепродуктов – 5 млн тонн. 1965: добыча – 242 млн тонн, экспорт нефти – 43 млн тонн, нефтепродуктов – 21 млн тонн.
Проценты считать опять невозможно. 10 лет – рост добычи в 3,5 раза, рост экспорта нефти – в 15 раз, рост экспорта нефтепродуктов – в 4 раза. Экспорт нефти рос быстрее, чем экспорт нефтепродуктов – мы просто не успевали строить еще больше НПЗ, за 20 послевоенных лет только крупных было построено 16 штук по всей стране. Куда шел экспорт?
В 1959 году началось строительство магистрального нефтепровода «Дружба», протяженность которого на том этапе составила 4’700 км, мощность – 8,3 млн тонн или 60 млн баррелей нефти в год.
Завершили строительство «Дружбы» в 1964 году, нефть из Альметьевска пришла в ВНР (Венгерскую Народную Республику), ЧССР (Чехословацкую Социалистическую Республику), ПНР (Польскую Народную Республику) и в ГДР (Германскую Демократическую Республику), где на советской нефти стали планомерно строить один НПЗ за другим.
Нефть пошла и дальше, в Западную Европу, хотя Штаты и пытались остановить своих подчиненных – опасались, что из-за дешевой нефти НАТО может треснуть по швам. И эти опасения не были химерой – СССР убедительно показывал, что умеет пользоваться нефтью как политическим оружием.
Октябрь 1956 года – Суэцкий кризис, как это принято называть, а по факту – тройственная агрессия Англии, Франции и Израиля против Египта, президентом которого в то время был Герой Советского Союза Абдель Насер. Штаты … выступили против агрессии и не поддержали союзников – им категорически не нравились две европейские колониальные державы, которые имели слишком большое влияние на Ближнем Востоке.
Ответом Англии и Франции стало нефтяное эмбарго против Египта, на что тут же последовал ответ со стороны СССР: поставки нефти в Египет в 1955 году составляли 400 тысяч тонн, а в 1956 году – 1,5 млн тонн. В этом случае цели СССР и США совпали – бывало и так. Но всего через пять лет интересы разошлись:
Фидель Кастро национализировал все НПЗ Кубы, в ответ Джон Кеннеди в том же 1961 году ввел эмбарго против Острова Свободы. Объем поставок советской нефти на Кубу в 1962 году (год Карибского кризиса) составил 4,8 млн тонн, хотя за год до этого поставок просто не было.
«Золотой век» советской нефтянки
Четвертый этап развития советского экспорта нефти начался в 1974 году, однако этому предшествовал мощнейший подготовительный период. В 1965 году было открыто гигантское нефтяное месторождение в Самотлоре (7 млрд тонн доказанных запасов) и Заполярное нефтегазоконденсатное, в 1969-м – Ямбургское нефтегазоконденсатное.
Перечислять можно долго – Федоровское, Мамонтовское, Уренгойское газовое, а общее число открытий месторождений нефти и газа на территории Западной Сибири к 1970 году составило более 80.
Добыча нефти в Западной Сибири: 1965 год – 953 тысячи тонн, 1970 – 28 млн тонн, 1975 год – 141 млн тонн. Конец 60-х – начало 70-х – годы, когда в Сибири в невероятном темпе росли новые и новые города и поселки: Сургут, Нижневартовск, Мегион, Уренгой и Новый Уренгой, Когалым, Лангепас, Нягань.
Так что экономисты и политики могут относиться к Советскому Союзу начала 70-х по-разному, а для нефтяной, газовой отрасли это был самый настоящий «золотой век». Именно начало 70-х годов прошлого века – то время, когда были не только разведаны новые углеводородные месторождения, но и проведена масштабная подготовка к их промышленному освоению.
У нефтегазовой отрасли Советского Союза, а теперь и у России была и есть проблема, которая никуда и никогда не исчезнет, и которой нет ни у одной другой страны – огромные расстояния от месторождений до потенциальных рынков сбыта.
Кроме того, эта проблема накладывается на другую, которую Россия не может решить вот уже полтысячи лет – неравномерность нашего пространственного развития. Из 150 млн населения современной России за Уральским хребтом, в нашей азиатской части проживает всего 20 млн человек, менее 15% населения. Месторождения углеводородов в Сибири и в Арктике, а промышленные центры большей своей частью – на нашей европейской территории.
Единственный способ, который можно было использовать 50 лет тому назад – строительство новых и новых магистральных трубопроводов, при этом технология производства труб большого диаметра окончательно освоена в 2018 году.
И этот факт – еще один из числа тех, которые старательно «не видят» многочисленные даже не критики, а критиканы руководства нашей страны, которые предпочитают уводить в тень то, что многие проблемы в нашей стране существовали на протяжении десятилетий.
Вероятно, отсутствие свободы слова в ее современном понимании в СССР, действительно было отрицательным фактором, но можно с чистой совестью констатировать – на рубеже 60-70-х годов огромной стране было не до дискуссий, страна «просто» работала для того, чтобы углеводородные богатства наших недр помогли поднять уровень жизни.
Да, и в наше время есть примеры того, как крошечные поселки постепенно превращаются в небольшие города, но эти примеры – штучные, а 50 лет назад таких примеров было в десятки раз больше.
При этом в СССР тех лет хватало знаковых событий и без нефтегазовой отрасли – на великих сибирских реках строились мощные ГЭС, новые «фабрики электричества», строилась новая промышленность.
Одновременно со всеми гигантскими стройками именно к концу 60-х годов советский атомный и ракетный проекты достигли того уровня, при котором не только Советский Союз, но и США вынуждены были зафиксировать – военный потенциал двух сверхдержав сравнялся, шансы возможности военного успеха в войне против нашей страны стали равны нулю – любая агрессия имела только один возможный исход, называемый крайне неприятно звучащим словом «взаимоуничтожение».
Сейчас об американском президенте США Ричарде Никсоне если и вспоминают, то только в связи с знаменитым «Уотергейтом», шпионском скандале, закончившемся его досрочной отставке.
А вот о том, что в 1972 году он на встречах с генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Ильичем Брежневым обсуждал вопросы возможных поставок сжиженного природного газа, вспоминают только специалисты по государственным архивам.
До эпохи «сланцевой революции» на тот момент оставалось более 40 лет, и руководители двух государств рассматривали проект строительства не только магистральных газопроводов от сибирских месторождений до атлантического побережья, но и заводов по сжижению газа, и строительства флота специализированных танкеров-газовозов.
Впрочем, проекту этому было не суждено сбыться не только из-за внутренних проблем в США, среди высших политиков которых во все времена хватало влиятельных «ястребов» и не только из-за «Уотергейта» — основной причиной стал всемирный нефтяной кризис 1973 года. Как и у любого другого кризиса, у нефтяного-73 имелся целый ряд причин, и только позднее возник повод…
***
Источник.
.
