«Предел южного холода»: как русские открыли Антарктиду

200 лет назад закончилась эпоха великих географических открытий. Точку в 400-летнем марафоне открытия европейцами всего остального мира поставили русские моряки. Россия последней включилась в эту эпопею, и едва успела вписать свое имя в ее летопись, открыв последний, шестой материк — Антарктиду.

https://imgprx.livejournal.net/5b796f48768f800f2b4efd66a8ceed29b2520d77/NAjeTX_ypfLOzaa5w8s2gaksnBSnMh44-p51Uj4QwWwn42itkGDfIN-U9OxHE6ddG38jei2j3VOM56AJ6XN36_ZTtFH8CAI13SqZPriDmelrE9S0n7dEkqWB6d-wa06ZuoTzO-mdW5GyxlyUHcQ8sw

В этой главе команда отважных моряков по указу императора собирается в опасную экспедицию на поиски Антарктиды — края, где никто прежде не бывал. Даже самые прославленные ученые и мореплаватели не знали наверняка, есть ли земля среди покрытых льдом морей. Путешественникам выдают деньги, продукты и снаряжение и два далеко не идеальных корабля — и они отправляются в путь…

*

…Капитанов тоже искали в авральном порядке. Главным начальником антарктической экспедиции и капитаном судна «Восток» всего за месяц до отплытия назначили Фаддея Беллинсгаузена. А командовать вторым кораблем экспедиции, шлюпом «Мирный», приказали Михаилу Лазареву…

…Кроме того, на шлюпы набрали 58 унтер-офицеров и мастеровых, 11 офицеров, двоих лекарей (по одному на каждое судно), астронома, художника и, согласно требованию морского министерства, иеромонаха Дионисия. Всего 190 человек.

31 марта 1819 года государь подписал приказ о финансировании экспедиции. На нее выделялось 100 тысяч рублей, не считая стоимости самих судов, снаряжения команды и денежных премий офицерам. На команду решили не скупиться. Стандартный оклад матроса первой статьи составлял 13 рублей 11 копеек в год.

Но император велел увеличить жалование матросам экспедиции сразу в восемь раз (примерно до 100 рублей). Правда, часть им выплатили обесценившимися бумажными ассигнациями, а это значит, что жалование превысило норму всего в 2,5 раза…


…Путешественники прибывают в Англию за атласами и оборудованием.

Они еще не знают, что в картах будут ошибки, а техника окажется неисправна. В Лондоне офицеров привлекают достопримечательности, а простых матросов – развлечения другого рода, чреватые сифилисом. Следом на пути — Канары, где команда запасается вином, и Бразилия — с ромом, табаком и дешевыми рабами.

4 июля 1819 года в шесть часов вечера все четыре шлюпа двойной полярной экспедиции снялись с якорей и отправились в плавание. «Мы видели изъявления всеобщего нам желания счастливого плавания: зрители махали шляпами и кричали „ура!“», — вспоминал Беллинсгаузен…

*

…Помимо консервов, экспедиция нуждалась и в других западных технологиях. У датчан и британцев купили новейшие карты, морские альманахи, описания дальних плаваний и плохо известных земель, труды по навигации, гидрографии и магнетизму, а также много разной техники: машину для опреснения воды, хронометры, телескоп, глубоководный термометр и секстанты — инструменты для определения высоты Солнца над горизонтом.

Правда, Беллинсгаузен лично обнаружил в британском морском альманахе 108 ошибок, купленные в Англии хронометры почти сразу начали отставать, а глубоководный термометр вообще сломался уже при втором использовании.

И все же Запад оставался для русских желанным источником знаний и компетенций. С самого начала было принято решение выписать из Германии двух натуралистов для научных исследований в пути. Из России в Антарктику отправился единственный ученый – 25-летний профессор Казанского университета астроном Иван Симонов.

А вот оба ученых немца в Копенгаген, где они должны были присоединиться к экспедиции, не явились, сославшись на недостаток времени для подготовки.

Свободное от поиска ученых время в Европе тоже тратили с пользой. Правда, культурная программа зависела от социального положения моряков. Офицеры во главе с Беллинсгаузеном осмотрели Вестминстерское аббатство с его музеем, Тауэр, Собор Святого Павла и даже посетили театры.

Простые матросы в музеи не попали, но тоже провели время не без удовольствия. Во всяком случае, после отплытия у троих «служителей» на шлюпе «Мирный» штаб-лекарь Берх обнаружил венерическое заболевание…



IV
Океан.
Мир номер два

Впереди у наших героев – полтора года тоски среди ледяных волн, и первая встреча со смертью. Моряки скучают, поправляют настроение алкоголем, закусывают мясом пингвинов и любуются северным сиянием. Совсем скоро они откроют множество неизведанных островов и — случайно — новый континент, но не поймут этого.

Полтора года «взорам мореплавателей представлялись только вода, небо и горизонт». Это единообразное зрелище навевало, по словам Беллинсгаузена, «некоторое уныние».

Жара и периодические штили в тропиках «причиняли досаду», но настоящие испытания начались, когда россияне достигли «пределов южного холода», то есть высоких широт южного полушария.

Соленая пища, несвежая вода, спертый воздух, тяжелая, рутинная работа, а также постоянный страх быть раздавленными льдами или утонуть во время шторма действовали на моряков крайне удручающе.

«Сердце человеческое охладевает, чувства сближаются с окружающими предметами, человек бывает пасмурен, задумчив, некоторым образом суров и ко всему равнодушен» — писал Фаддей Беллинсгаузен.
Кислые щи и тюлени на ужин

На кораблях был введен жесткий распорядок дня. «Служителей» разделили на три вахты. Обед и ужин подавали незадолго до полудня и в половину шестого, чтобы успели поесть заступающие на новую смену моряки. Готовили щи и кашу, добавляя в них солонину. А иногда и свежее мясо – на корабле были живые куры, свиньи и бараны. Когда получалось, устраивали также охоту и рыбалку.

В антарктических водах дичью чаще всего служили пингвины, мясо которых вымачивали в уксусе и добавляли в кашу. Иногда попадались тюлени, морские птицы и даже акулы. А по праздникам – например, в годовщину избавления России от нашествия Наполеона — Беллинсгаузен велел поднимать настроение команды «любимыми кушаньями русских»: кислыми щами и пирогами с рисом и рубленым мясом.

С тоской пытались бороться и при помощи алкоголя. Кружка пива, которое варили из специально купленного в Англии сусла, стакан пунша или немного рома к чаю поднимали настроение — особенно в близких к полюсу высоких широтах, где непрерывно шел мокрый снег, а горизонт затягивался «мрачностью». «После сего служители были столь веселы, как бы и в России в праздничные дни, невзирая, что находились в отдаленности от своей отчизны, в Южном ледовитом океане, среди туманов, во всегдашней почти пасмурности и снегах», — радовался Беллинсгаузен.

В восемь часов вечера объявляли отбой и раздавали койки-гамаки, которые матросы подвязывали на оборудованной под жилье орудийной палубе. На «Востоке» эта палуба размещалась над трюмом и была размером со школьный класс.

В ней висели гамаки более ста мужчин. За два часа до сна, если погода позволяла, всех выгоняли на открытую верхнюю палубу. «В сии два часа обыкновенно занимались разными нашими простонародными увеселениями, как-то: пением, рассказыванием сказок, игрою в чехарду и плитку, скачкою через человека, плясками, а между тем в палубе очищался воздух».


Поскольку «чистота и опрятность много способствуют к сохранению здоровья, то я велел белье переменять два раза в неделю и строго за сим наблюдал», — пишет начальник экспедиции. Некоторые матросы, по народной привычке, старались тихо саботировать гигиенический режим, надевая грязную рубаху вместо выданной чистой, чтобы меньше стирать. Но «таковые поступки никогда не оставались без должного наказания».

По мере продвижения к югу главными проблемами становились сырость и холод. Уже 10 декабря 1819 года «теплота приметно уменьшилась», несмотря на наступление лета в южном полушарии. На обоих шлюпах задраили люки на верхние палубы, а в один из них вставили стекло — чтобы сохранить дневное освещение в жилой палубе.

Также на ней установили чугунные печки и стали использовать в качестве батарей каленые пушечные ядра, но температура воздуха все равно порой не поднималась выше восьми градусов. Трижды в сутки приходилось убирать конденсат с обшивки, а просушка мокрой одежды стала настоящим испытанием.

Беллинсгаузен твердо настаивал на том, чтобы все члены экипажа мылись раз в две недели. Матросы от этой затеи были, опять же, не в восторге — чтобы сэкономить дрова, воду нагревали лишь до 15 градусов. Зато «чистота тела немало способствовала поддержанию здоровья служителей».

В высоких широтах всем выдали теплые вещи. Русскому простолюдину того времени такой комплект одежды показался бы настоящей роскошью. Но обойтись без всего этого в условиях антарктического лета — при постоянных штормовых ветрах, температуре, которая опускалась до –6, и почти непрекращающихся осадках — было бы невозможно…

*

…Острова имени бунтаря и министра

15 декабря 1819 года «Восток» и «Мирный» подошли к последним известным в те времена клочкам суши на юге, островам Южная Георгия и Уэльс, где встретили английских китобоев, последних на своем пути людей перед предстоящим 3,5-месячным плаванием вдоль антарктических льдов. Один из промысловиков, заброшенных в эту забытую богом и людьми даль, внезапно оказался русским, который «бежал во время пребывания наших военных кораблей в Англии и скитался по трудным промыслам для пропитания».

После Южной Георгии начались первые открытия: корабли вошли в неизведанные воды. «Нашли три острова новых, никакими мореходцами непросвещены, кроме наших двух судов; и один остров – горит земля, дым валит, как тучи ходят», — записал матрос Егор Киселев, дневник которого сохранился до наших дней.

На первый, вулканический, остров высадился отряд во главе с заместителем Беллинсгаузена Иваном Завадовским, именем которого и назвали этот кусок суши. Сидевшие на прибрежных скалах толпы пингвинов «не уступали дороги иначе, как по ударении их хлыстом». Долго оставаться на берегу первооткрыватели не смогли из-за «необыкновенно дурного запаха от множества помета». Второй остров получил имя третьего лейтенанта (современный аналог — младший лейтенант) Аркадия Лескова, офицера шлюпа «Восток».

Еще один открытый остров назвали именем 26-летнего лейтенанта Константина Торсона с «Востока». Но его имени не осталось на географических картах. Ровно через 6 лет после открытия острова этого блестящего офицера арестуют по делу о восстании на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. Его приговорят к «политической смерти» и 20-летней каторге в Сибири. Все его прежние заслуги будут преданы забвению, а названный в его честь остров переименуют в Высокий.

Вместе три необитаемых острова получили название архипелага Траверсе — в честь морского министра империи. Имена министра и бунтовщика, каждый из которых по-своему служил России, оказались связаны в Южном ледовитом океане, на подступах к последнему неизвестному людям материку.

Корабли медленно продвигались на юго-восток. 20 декабря видели первый айсберг («Плавающая громада льда, которую мы увидели в первый раз, привела нас в величайшее удивление»). С каждым днем этих гигантов вокруг становилось все больше. 3 января «Восток» задел несколько плавающих льдин, а 9-го налетел на айсберг «Мирный». В обоих случаях серьезных повреждений удалось избежать, но нервы у всех были на взводе.

Следуя инструкции морского ведомства, Беллинсгаузен «употреблял всевозможное старание и величайшее усилие для достижения сколько можно ближе к полюсу, отыскивая неизвестные земли и не оставлял сего предприятия иначе как при непреодолимых препятствиях». Но непреодолимые препятствия были тут как тут. Корабли упирались в сплошные ледяные поля. Приходилось поворачивать на восток, чтобы через какое-то время снова пробиваться в сторону полюса.

Монотонное плавание во льдах иногда прерывалось охотой. 7 и 8 января «наловили на ледяном острову руками птиц пингвинов штук до 70, — радовался Егор Киселев. — Употребляли в пищу господа и служители, как вареное мясо». Несколько живых птиц посадили в курятник и стали кормить салом и сухарями. Пингвины сало ели, но жить так не хотели — и через несколько дней все умерли.

Немецкие натуралисты остались дома, поэтому все наблюдения за природой легли на плечи Беллинсгаузена и его офицеров. Капитан подробно описывал каждого кита, альбатроса или чайку, которые оказывались рядом с кораблем. А его лейтенанты, в свою очередь, старались застрелить каждое новое животное, чтобы из его туши сделать чучело и отвезти ученым в Петербург.

Художник экспедиции Павел Михайлов без устали с почти фотографической точностью рисовал каждую попавшуюся тварь. Он добросовестно выполняя инструкции, полученные как от Морского ведомства, так и от Академи Художеств — «чтобы все представляемое было верным изображением видимого».

15 января корабли экспедиции впервые пересекли Южный полярный круг. А на следующий день встретили льды, которые, по выражению Беллинсгаузена, «представились сквозь шедший тогда снег в виде белых облаков». Этот момент сегодня считается открытием Антарктиды: перед взорами русских моряков лежал шельфовый ледник, который теперь называется именем Беллинсгаузена (и расположен у моря Лазарева). Земли видно не было, хотя до нее оставалось совсем недалеко.

Путешественники так и не поняли: в этот момент они совершили главное открытие всего плавания. Беллинсгаузен и вовсе отметил в судовом дневнике, что удивительная синева здешнего моря служит «доказательством отдаленности берега».

Условия работы на «Востоке» и «Мирном» у полюса становились все более экстремальными. Участившиеся шторма так раскачивали суда, что ледяная вода захлестывала высокие мачты с парусами. Шлюпы теряли управление, и каждый новый водяной вал мог бросить их на плавающие вокруг айсберги.

21 февраля на «Мирном» умер матрос Федор Истомин. Это была первая смерть в экспедиции — и первая смерть человека в Антарктике. Доктор Николай Галкин диагностировал у матроса тиф. Беллинсгаузен позднее писал, что спасти Истомина не получилось из-за «сильного действия сурового климата».

Сколько людей погибло за время экспедиции?

Несмотря на экономию, в феврале стали заканчиваться дрова. Оставалось жечь опустевшие бочки. Но, несмотря на все эти проблемы, Беллинсгаузен с Лазаревым до самого конца полярного лета не оставляли попыток зайти как можно дальше на юг. Чтобы поднять настроение команды, офицеры стали уделять особое внимание народным традициям. Например, в последние дни перед Великим постом на кораблях пекли блины из перетертого в муку риса и налегали на пиво и вино — по стакану сверх нормы.

Наконец южное лето закончилось. О приближении сезона осенних штормов свидетельствовали участившиеся полярные сияния. Особенно величественным было виденное 3 марта. «Горит небо, и уже недалече!» — переговаривались потрясенные матросы на «Мирном».
«На юге представилось нам сначала два столба бело-синеватого цвета, подобно фосфорическому огню, со скоростью ракет из-за облаков на горизонте исходящие; каждый столб был шириною в три диаметра солнца.

Наконец, к довершению явления, все небо объято было подобными столбами. Мы любовались и удивлялись сему необыкновенному зрелищу. Свет был так велик и обширен, что можно было без труда читать самую мелкую печать» – описывал сияние Беллинсгаузен.

4 марта Беллинсгаузен принял решение оставить высокие широты и отправиться на зимовку в Австралию и теплые тропические моря. Перед этим шлюпы разлучились: «Восток» должен был идти прямо в Сидней, а «Мирному» поручалось обследовать акваторию к югу от Тасмании.

Пасху отметили уже неподалеку от австралийских берегов: матросы разговелись куличами и принялась за уборку корабля, просушку белья и прочие накопившиеся дела. Из Сиднея Беллинсгаузен отправил морскому министру рапорт, в котором написал, что, несмотря на мужество, стойкость и умения всех членов команды, за 130 дней, проведенных в открытом ледяном море, «признаков большой южной земли нигде не встречено», а «если такая земля и существует, то должна быть во льдах, покрыта ими и опознать оной нет возможности».

V
Дикие.
Мир третий

Путешественники зимуют в Австралии, где чинят прохудившиеся корабли и гуляют по эвкалиптовым лесам. Следом их ждет Новая Зеландия — там гостям предлагают женщин в обмен на пилы и топоры — и райский остров Таити, правитель которого одобряет победу России над Наполеоном и выпрашивает у русских алкоголь.

29 марта 1820 года «Восток» бросил якорь в Сиднее, а 7 апреля в порт прибыл и «Мирный». Команды были измотаны. У троих матросов появились признаки цинги. Заболели все корабельные животные. Сами суда тоже сильно пострадали и нуждались в ремонте. На починку шлюпов и восстановление сил ушло больше месяца.

На протяжении всего месяца в порту Сиднея офицеры изо всех сил стремились заменить матросам увольнительные в город прогулками по эвкалиптовому лесу. Беллинсгаузен объяснял это чрезвычайной распространенностью венерических заболеваний, «беспрерывно завозимых ссылочными из Англии». Но несколько матросов все же умудрились подцепить «прилипчивые» болезни.

Что тогда происходило в Австралии?

«Обыватели в городе англичане, по островам живут премножество диких, в лесу как зверь живут, не имеют никаких квартир, питаются с деревьев шишками и рыбой», — записывал свои наблюдения Егор Киселев.

Как только корабли бросили якоря, к ним на лодке приплыло семейство «природных жителей», у главы которого на груди красовалась выданная властями колонии медная бляха с именем и титулом на английском языке: «Bongaree Chief of the Broken-Bay – Tribe 1815».

Англичане делали ставку на «косвенное управление» туземцами и назначали среди них «ответственных лиц» — вождей и старейшин. С этим Бонгари офицеры русской экспедиции завели своего рода дружбу. Ему дарили разные безделушки, его угощали и привлекали для мелких услуг. С остальными аборигенами таких же приятных отношений не сложилось.

«На лодках они выезжали ежедневно к выходу из бухты в море, удили рыбу и спешили в город, дабы отдать условленную часть, остальную же пропивали или меняли на табак.

Каждый вечер возвращались пьяные, с ужасным криком, угрожали друг другу, а иногда брань их оканчивалась дракой», — описывает быт туземцев Беллинсгаузен. Однажды Бонгари приплыл попросить рому весь в крови. На вопрос капитана «Кто тебе проломил голову?» он равнодушно отвечал: «Мой народ, быв пьян».
Какие беды европейцы принесли туземцам?

Целомудрие за топор

24 мая «Восток» и «Мирный» прибыли к берегам Новой Зеландии. Моряки везли с собой подарки из самой России. «Дабы побудить диких к дружелюбному с нами обхождению, а нам доставить возможность получить от них посредством мены свежие съестные припасы и разные изделия, отпустили в Санкт-Петербурге разных вещей, могущих нравиться народам, которые почти в первобытном природном состоянии», — отчитывался о материальных ценностях Беллинсгаузен.

Среди этих вещей были ножи, пилы, топоры и другие инструменты; колокольчики, бубенчики, цветные ткани и разные мундиры для местных старейшин; посуда, барабаны, охотничьи рожки; иголки, нитки, гвозди; зеркала, сережки и другие женские украшения; посуда, бисер, одеяла и прочее. Для самых важных туземцев были отчеканены бронзовые и серебряные медали с изображением Александра I.

Первая встреча с аборигенами-маори обошлась без конфликтов. Но на ночь на кораблях все же поставили вооруженных часовых, пояснив эту меру так: «Сия предосторожность нужна по известным коварным поступкам зеландцев, которые между собой в непрестанной войне и едят мясо неприятелей».

Россиян не съели. С ними вместо этого торговали. Выменянные у туземцев-маори этнографические артефакты и рисунки художника Павла Михайлова впоследствии стали историческим источником первостепенной важности, поскольку уже через восемь лет после русской экспедиции живший на этом месте клан был полностью уничтожен колонизаторами.

Туземцы высоко ценили европейские товары. «Они за топор готовы были жертвовать нам целомудрием своих женщин», — пишет Беллинсгаузен. Ему самому старейшина клана маори предлагал во «временное супружество» «не старую, но довольно отвратительного лица женщину», чтобы отблагодарить за сделанные подарки.

Российский капитан вежливо отказался. А в судовом дневнике записал: «Вероятно, европейцы, прежде нас посетившие сие место, подали новозеландцам повод предлагать такие услуги или торговать женским полом, при том же торг сей, принося островитянам много драгоценных для них вещей, поощрял их к таковым постыдным промыслам».

Среди заезжих европейцев женщины из этих краев действительно были популярны – острова Океании тогда славились как настоящий сексуальный рай. Однако русским местные женщины не понравились.

«Будучи малорослы и толсты, с черными, длинными, в беспорядке висящими по лицу волосами, с наколотыми и окрашенными синей краской губами, от лица до ног вымазанные рыбьим жиром и желтой краской, имея замаранную, наполненную насекомыми и не завязанную на груди одежду, заставили они русских путешественников отвратить от себя взор. Матросы наши отплевывались, удивляясь, как английские могли быть к ним неравнодушны», — описывает вкусы своей команды капитан.


Русская слава на Таити

На некоторых островах аборигены встречали пришельцев не прелестями своих женщин, а оружием. «Тут народу дикого премножество; когда мы стали подходить, тут они зажгли лес во многих местах и кричат благим матом и махают руками, чтоб мы пошли прочь», — описывал встречу цивилизаций Егор Киселев.

Однажды русские даже выстрелили из ружей над головами воинственных жителей. Те, видимо, еще никогда не видели огнестрельного оружия, и после первого испуга стали насмехаться над неудачливыми пришельцами: «Видя исходящий огонь из ружья, вероятно, заключали, что мы их хотим обжечь, для того мочили тело водой, которую черпали руками из моря».

В июле и августе 1820-го «Восток» и «Мирный» чуть ли не ежедневно открывали новые острова, которые называли в честь российских генералов. Большинство этих названий на картах не прижились, вытесненные местными, английскими или французскими именами. Но, например, в принадлежащем Франции архипелаге Туамоту до сих пор есть остров, названные именем героя Бородинской битвы Николая Раевского.

Кульминацией тропической части экспедиции стало посещение острова Таити – одного из самых больших, населенных и развитых в Океании. На Таити к приходу европейцев уже существовали раннеклассовые государства. С помощью англичан местная династия Помаре успела на рубеже XIX века объединить весь остров и окружающие его атоллы. Поэтому русских моряков ждал «королевский прием». Сперва сам повелитель острова Помаре II явился с визитом.

Когда таитянский вождь с семейством и приближенными вошел в кают-кампанию «Востока», случился любопытный эпизод: «Король повторил несколько раз: „Рушень, рушень“ („Русские, русские“), — потом произнес имя Александра и, наконец, сказав „Наполеон“, засмеялся». На противоположном конце света, на крохотном экзотическом острове, который европейцы открыли всего несколько десятилетий назад, уже знали не только о существовании России, но и о ее военных победах.

Пока команда запасалась на Таити свежей водой, кокосами, солила лимоны (их потом будут использовать вместо кислой капусты как профилактическое средство от цинги), Беллинсгаузен с Лазаревым собирали коллекции для петербургских музеев. Гвозди, ножи, топоры и украшения меняли на местную этнографическую экзотику: оружие, предметы быта и культа. Русские капитаны раздарили местным вождям целый мешок серебряных и бронзовых медалей с профилем российского государя — в знак установления добрых и союзных отношений империи с «дикарями».

Но больше всего из подарков таитянам нравились ром и пунш. Прежде, поведал морякам Помаре, таитяне и сами делали алкогольный напиток. Но, выпив его, они становились «беспокойны», и вождь запретил спиртное, хотя сам был большим его ценителем. Рассказав эту поучительную притчу, он тут же попросил в подарок бутылку рома.

Король Таити вскоре скончается от алкоголизма. Регентами при его детях будут английские миссионеры. А его внук, Помаре V в 1880-м отречется от престола в пользу французского правительства. Таити станет французской колонией, а последний король острова умрет в своем доме от пьянства.

VI
Путь домой.

Наши герои не сдаются. Они снова отправляются к берегам Антарктиды, и вот теперь-то Беллинсгаузен уверен: он видит материк (на самом деле нет). Наконец-то моряки возвращаются в родные края. Судьба уготовила для них не только славу и награды: кого-то ждет ссылка в Сибирь, а других — сумасшествие и смерть.

Открыв и описав еще четыре острова, экспедиция снова направилась в Австралию, чтобы там пополнить запасы перед последней частью своего плавания. По прибытии туда команды обоих шлюпов снова занялись делами: оборудовали обсерваторию, наблюдали за звездами, собирали этнографический, географический материал и даже сведения об экономике далекой колонии.

Гербарий «Востока» в итоге включал в себя 25 видов австралийских растений. На борт взяли также 84 птицы (в основном, попугаев) и даже живого кенгуру. Художник Михайлов не останавливаясь рисовал пейзажи и портреты аборигенов. Матросы тем временем ремонтировали корабли. На все это ушли сентябрь и октябрь

Наконец все было готово. На борт подняли необходимые припасы и купленную в расчете на долгое плавание живность. «Кроме кур, уток, баранов, взяли сорок шесть свиней». 31 октября оба шлюпа снялись с якорей и отправились к берегам Антарктиды. Снова потянулись однообразные дни.

Пока погода позволяла, матросы играли со взятым на борт «чистоплотным кенгуру», пытались научить купленных в Австралии какаду русским словам и веселили офицеров подражаниями песням и пляскам диких племен. Иногда, пока жилая палуба проветривалась, матросы «пели песни, играли, забавляясь русской, казацкой и цыганской плясками; иные пускались в английские контрдансы, которым выучились на шлюпе; перескакивали друг через друга». Культурная жизнь русских моряков заметно интернационализировалась.

На Новый год матросы пили за здоровье государя кофе с ромом. «Сие необыкновенное для матросов питье было им приятно, и они весь день до самого вечера время проводили весьма весело», — отметил в отчете Беллинсгаузен. Но, несмотря на бодрое состояние духа, и эвкалиптовые заплатки на корпусах судов, число течей в них быстро увеличивалось. 5 января они снова на что-то налетели, вода стала прибывать по 9-10 дюймов в час. Помпа для откачки воды несколько дней подряд работала не переставая. Пока 10 января не раздался голос впередсмотрящего: «Берег! Берег!»

Беллинсгаузен присвоил открытому острову имя создателя русского флота императора Петра I. Впрочем, подойти к его берегу не позволили льды. Люди впервые ступили на эти берега лишь в 1929 году. Сделала это норвежская экспедиция, которая объявила открытый русскими остров частью Норвежского королевства.

Спустя неделю случилось еще одно важное географическое открытие экспедиции. «Берег этот получил название Александра I и, вероятно, тоже состоит из одного, а может быть, и нескольких островов», — писал позже Михаил Лазарев. И был прав. А вот Беллинсгаузен надеялся, что на этот раз ему удалось увидеть материк: «Я называю обретение сие берегом потому, что отдаленность другого конца к югу исчезала за предел зрения нашего».



Конкуренты

В январе 1821 года русские корабли подошли к берегам Южных Шетландских островов, где увидели несколько промысловых судов. Капитана одного из них пригласили на борт.

Это был американец Натаниэль Палмер. Беллинсгаузен не мог этого знать, но Палмер стал одним из двух его главных конкурентов в борьбе за славу первооткрывателя шестого материка. Дело в том, что за два года, пока русские моряки плавали вокруг Антарктиды, к ее берегам успели подойти еще два корабля. Первым управлял Палмер, вторым — англичанин Эдвард Брансфилд.

Между тем, путешествие вокруг света заканчивалось: до конца лета в южном полушарии оставался еще месяц, но корабли пришли в такое плохое состояние, что Беллинсгаузен принял решение поворачивать к дому. Тем более что основные цели экспедиции были уже выполнены. «Восток» и «Мирный» взяли курс на Рио-де-Жанейро, куда они прибыли в феврале.

За полтора года многое в Рио изменилось. В Португалии произошла революция, которая перекинулась и на ее колонию Бразилию. Русские приплыли как раз в тот момент, когда события достигли кульминации. «Был в Анжинеро бунт, обыватели с войском», — записал 9 марта Егор Киселев.

Из-за беспорядков и стрельбы в городе матросы «не помышляли проситься на берег для прогулки».

Беллинсгаузена это как раз устраивало: «матросы столь долгое время быв на шлюпах в надлежащей трезвости, вырвавшись на свободу, бросятся на то, что им более всего запрещалось, а именно на крепкие напитки, а потом познакомятся с женщинами. От сего последуют болезни: свежий ром производит кровавый понос, а связь с женским полом в приморских торговых местах нередко оставляет по себе следствия, неудобоисцелимые на море».

Вместо увольнительных и знакомств с женщинами россияне при полной иллюминации праздновали Пасху.

23 апреля «Восток» и «Мирный» покинули гавань Рио-де-Жанейро и — с заходом в Португалию — отправились в Россию. Путь занял почти три месяца, но обошелся без приключений. «В 6 часов утра 24 июля достигли Кронштадта, салютовали крепости и стали на якорь на том самом месте, с которого отправились в путь», — подвел итоги Беллинсгаузен.
Что было потом

Государь император лично нанес визит на шлюпы и провел с командой несколько часов. Наградой Беллинсгаузену стал чин капитан-командора, орден Святого Владимира третьей степени, пенсия в 1200 рублей и доход с поместья в Курляндии в тысячу рублей серебром. Лазарев был произведен в капитаны второго ранга, ему пожизненно сохранили добавочное лейтенантское жалованье.

Офицеры и мичманы «Востока» и «Мирного» удостоились орденов. Всем участникам плавания, в том числе нижним чинам, было назначено двойное жалованье на весь срок действительной службы.

На время похода было велено считать каждый день за два, а нижним чинам дополнительно добавили три года выслуги. Иеромонах Дионисий получил двойной лейтенантский оклад и пожизненную пенсию, которой не успел воспользоваться: он повредился в уме и через три месяца скончался.

Список чиновников, находившихся в экспедиции на шлюпах «Восток» и «Мирный» и награждённых по высочайшему повелению различными наградами. В списке в числе прочих указан художник Павел Михайлов. 24 августа 1821 года

Экспедицию посылали за славой. И моряки сделали все, что от них зависело. Но подсчитать баланс привезенной славы современники не могли. И споры об этом продолжаются до сих пор.

Какое расстояние было пройдено за экспедицию?

86 475 вёрст = 92 251,5 км = 2,25 оборота Земли

«В 6 часов утра 24 июля достигли Кронштадта, салютовали крепости и стали на якорь на том самом месте, с которого отправились в путь… В (общей) сложности прошли всего 86 475 верст; пространство сие в 2 1/4 раза более больших кругов на земном шаре. В продолжение плавания нашего обретено двадцать девять островов» — подводил итоги Беллинсгаузен.

Не все из обретенных островов были настоящими открытиями: на многих из них уже жили туземцы, а некоторые даже посещали европейцы. Но и в таких случаях, русской Антарктической экспедиции принадлежит честь первого систематического описания этих земель и нанесения на карту их очертаний. А вот острова Траверсе, остров Петра I, Земля Александра I, остров Аракчеева (сегодня — Фангатау) и ряд других до плавания Беллинсгаузена и Лазарева были вообще неизвестны науке.

Экспедиция обследовала моря, которые до этого оставались белыми пятнами для европейцев. Составленные Беллинсгаузеном карты многих мест (например, Южной Георгии и Южных Сандвичевых островов) оставались лучшими на протяжении целого столетия и использовались моряками и учеными многих стран.

Научные наблюдения, сделанные в ходе экспедиции, несли на себе отпечаток авральной подготовки к плаванию. Так, нехватка научного персонала сказалась на качестве и регулярности метерологических и океанографических замеров. Магнитные замеры, которые Беллинсгаузен делал вместе с астрономом Симоновым, не вошли в отчет о плавании, а были обработаны и опубликованы Симоновым в «Казанском вестнике» в 1830 году.

Статья привлекла внимание знаменитого немецкого ученого Карла Гаусса: именно на основе собранных русской Антарктической экспедицией данных он впервые рассчитал положение Южного магнитного полюса.


Но важнейшее открытие экспедиции не было осмысленно ее участниками. Сами они никогда не претендовали на честь открытия Южного материка. Эта слава досталась им лишь долгие годы спустя. Беллинсгаузен и его спутники считали землей лишь очевидные «камень и грязь».

Но в позднейшей науке возобладала точка зрения, что материк Антарктида включает в себя также окаймляющие ее шельфовые ледники. Именно такой ледник впервые в истории наблюдали участники русской Антарктической экспедиции 16 (28) января 1820 года. Это произошло очень вовремя: всего двумя днями позже северную оконечность антарктического берега увидел английский капитан Эдвард Брансфилд.

Россия успела вписать свое имя в летопись Великих географических открытий перед тем, как она была завершена. Но для этого потребовалось еще 150 лет позиционных боев. Отчет Беллинсгаузена и составленные им карты были плохо известны на Западе. Если Англия и США специально финансировали публикации, обосновывающие их приоритет в деле открытия Антарктиды, то Россия этого почти не делала.

В 1855 году одного из участников экспедиции, Павла Новосильского (бывшего одним из лейтенантов на «Мирном») избрали в члены Русского географического общества. На торжественной церемонии он впервые заявил о русском первенстве в открытии Антарктиды. Но тогда его не поддержали даже отечественные ученые и чиновники.
Что случилось с героями?

Настоящая битва за то, кому принадлежит честь открытия последнего континента, разгорелась в начале XX века. Главными соперниками России в ней считались Англия и США: англичане ссылались на Эдварда Брансфилда, американцы — на Натаниэля Палмера, того самого, которого Беллинсгаузен гостеприимно поил чаем на «Востоке» в январе 1821-го.

Только после Второй мировой войны советские ученые стали предпринимать попытки отвоевать славу российских первооткрывателей Антарктиды. Были переизданы и переведены отчеты Беллинсгаузена и составленные им карты.

И это стало решающим аргументом. Начиная с 1980-х годов все больше западных историков и географов стали признавать приоритет Первой русской Антарктической экспедиции. Беллинсгаузена, Лазарева и их товарищей давно нет в живых, а груз добытой ими славы все продолжает прибывать.

В наследство от них Антарктиде досталось несколько десятков топонимов. Среди них 10 островов, открытых и описанных Беллинсгаузеном; два моря и несколько шельфовых ледников, названных в честь обоих капитанов уже в ХХ веке, множестве заливов, мысов, вершин и подледных озер, а еще две действующие российские полярные станции — «Восток» и «Мирный».