Владимир Григорьевич Шухов. „Первый инженер России” – ч.3

…Возвести столь уникальное по масштабам и смелое по замыслу сооружение в стране с подорванной экономикой и разрушенным хозяйством , с населением , деморализованным голодом и разрухой, и только недавно закончившейся гражданской войной, было настоящим организаторским подвигом "30 августа.

Железа нет, и проекта башни (имеются в виду рабочие чертежи. – Е.Ш.) пока составить нельзя", – записывает Шухов в дневнике. Наконец по личному указанию Ленина металл был выдан из запасов Военного ведомства.

Но качество его был о неоднородным, а сортамент крайне ограниченным. Проект приходилось приспосабливать к данности. Башню строила организованная Шуховым артель мастеров и рабочих, возглавляемая прорабом Галанкиным.

Работы шли круглый год: и в жару, и в дождь, и в суровую стужу, когда костюмы верхолазов покрывались коркой льда. В таких условиях изобретенный Шуховым "телескопический" метод монтажа конструкций, позволивший отказаться от применения строительных лесов, сложного подъемного оборудования и свести к минимуму работы на высоте, имел первостепенное значение. Владимир Григорьевич почти ежедневно бывал на Шаболовке, записывая свои впечатления.

"Прессов для гнутья колец нет. Тросов и блоков нет. Дров для рабочих нет". "В конторе холод, писать очень трудно. Чертежных принадлежностей нет". "Артель наша распадается. И.П.Трегубов полон негодования на малое вознаграждение. Он не скрывает своего насмешливого презрения ко мне как к лицу, не умеющему наживать и хапать…"

"Неполучение пайка ставит в невозможные условия наши работы. Итальянская забастовка рабочих…" "Верхолазы получают один миллион в день. Считая на хлеб – это 7 фунтов, или менее 25 копеек за работу на высоте 150 метров…"

Такие записи постоянно встречаются на страницах рабочей тетради инженера. И к этому – семейные горести: гибель младшего сына, тревога за старших, смерть матери. Но, несмотря на все трудности, башня поднималась. Подъём второй и третьей секций прошел прекрасно, подтвердив правильность расчётов.

И вдруг случилось несчастье. "29 июня 1921 года. При подъёме четвертой секции третья сломалась. Четвертая упала и повредила вторую и первую в семь часов вечера". Так скупо написал Владимир Григорьевич об одном из самых тяжёлых дней в своей жизни. Спустя два года всё приходилось начинать сначала. Лишь по счастливой случайности в аварии не пострадали люди. Причиной послужила усталость металла.

Незамедлительно последовали вызовы в ГПУ, долгие расспросы о саботаже. В те годы расстреливали и не по таким поводам, но радиобашню требовалось достроить — его спасло то, что второго Шухова в России не было.

"Проект безупречен", – к такому выводу пришла специально созданная для расследования обстоятельств дела комиссия, в состав которой вошли наиболее авторитетные инженеры.

Феноменальный выход был найден: Шухов был приговорён к «условному расстрелу». Это было напоминание которое висело как домоклов меч: если не построите радиобашню, придется встать к стенке.

Башня чуть не рухнула на головы строителей только из-за постоянной экономии на материалах. О подобной опасности Шухов не раз предупреждал, однако никто его не слушал. Записи в его дневниках: «30 августа. Железа нет, и проекта башни пока составить нельзя». «26 сентября. Послал проекты башен 175, 200, 225, 250, 275, 300, 325 и 350 м в правление ГОРЗы.

При письме: два чертежа в карандаше, пять чертежей на кальке, четыре расчёта сетей, четыре расчёта башен»… «1 октября. Железа нет»…

«Возвести столь уникальное по масштабам и смелое по замыслу сооружение в стране с подорванной экономикой и разрушенным хозяйством, с населением, деморализованным голодом и разрухой, и только недавно закончившейся Гражданской войной было настоящим организаторским подвигом», — считает Елена Шухова.

Всё пришлось начинать заново. И башня была-таки построена. Она стала дальнейшей модификацией сетчатых гиперболоидных конструкций и состояла из шести блоков соответствующей формы.

Этот тип конструкции позволил осуществить строительство башни оригинальным, удивительно простым «телескопическим» методом монтажа. Внутри нижней опорной секции башни на земле монтировали элементы последующих блоков.

С помощью пяти простых деревянных кранов, в процессе строительства стоявших на очередной верхней секции башни, блоки поднимали один за другим, последовательно наращивая высоту.

В середине марта 1922 года башня, которую впоследствии окрестили «образцом блестящей конструкции и верхом строительного искусства», сдали в эксплуатацию. Итак, несмотря на жёсткую атмосферу Шухов завершил строительство, передатчик заработал, и власти решили инженера наградить. Шухов награды не принял…

Башня стала очень популярной, художники изображали её на плакатах, репортёры помещали её фото в газетах. Алексей Толстой, вдохновлённый этим строительством, создаёт роман «Гиперболоид инженера Гарина» (1926).

Однако только в 1987 году башня была признана памятником архитектуры местного(!) значения, а в настоящее время она является объектом культурного наследия регионального значения.

В 2017 году внутри неё была возведена противоаварийная конструкция, но к настоящей, полноценной реставрации шедевра инженерной мысли, вызывающего восхищение всего мира , всё не приступают..

.

Девять лет спустя Шухов превзошёл свою первую башенную конструкцию, построив три пары сетчатых многоярусных гиперболоидных опор перехода длиной 1800 м высоковольтных линий электропередачи через Оку под Нижним Новгородом высотой 20, 69 и 128 м.

И хотя опоры должны были выдерживать вес многотонных проводов с учётом намерзания льда, их конструкция оказалась ещё более лёгкой и элегантной. Власть «простила» опального инженера. Шухов стал членом ВЦИКа, в 1929 году получил Ленинскую премию, в 1932-м — звезду Героя труда, стал членом-корреспондентом Академии наук, а затем и почётным академиком.

Со старых фото на нас смотрит степенная Анна Николаевна. И сам Владимир Григорьевич — подтянутый, с добрым, интеллигентным, чуть усталым лицом. Современница Шухова Н. С. Кудинова так обрисовала его: «Владимир Григорьевич человек среднего роста, худощавый, с удивительно ясными и незапятнанными голубыми очами.

Несмотря на возраст (в момент знакомства ему было 76 лет.), он постоянно подтянут и безукоризненно опрятен… А какая в нём пучина притягательности, юмора, какая во всём глубина!»

Его сын Сергей вспоминал: «Чувство собственного достоинства он больше всего ценил в людях, на равных, ничем не выдавая собственного превосходства, никогда никому не приказывал и ни на кого не повышал голос. И с прислугой и с дворником был безукоризненно вежлив в обращении».

Сына Владимира после долгого следствия отпустили, однако он был настолько измучен и истощён, что так и не пришёл в себя и умер в 1920 году, в том же году не стало матери Веры Капитоновны, потом он овдовел. Незадолго до смерти Вера Капитоновна увидела страшный сон: ее объятый пламенем сын метался по фамильному склепу.

Она проснулась с криком: «Володечка!», домашние списали кошмар на меркнущий рассудок предчувствовавшей скорую смерть старушки.

Впрочем, в те годы происходило много ужасного, от чего можно было без конца видеть дурные сны…

Владимира Григорьевича спасала работа. Шухов создал столько разнообразных сооружений, что перечислить их не представляется возможным.

Все крупные стройки первых пятилеток связаны с его именем: Магнитка и Кузнецкстрой, Челябинский тракторный и завод «Динамо», восстановление разрушенных в Гражданскую войну объектов и первые магистральные трубопроводы…

Немногие знают, что именно он спроектировал знаменитую вращающуюся сцену МХАТа, прозрачные перекрытия ГУМа, Главпочтамта, Государственного Музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, Петровского пассажа, стеклянный купол «Метрополя»… Кроме того, под его руководством спроектировано и построено около 500 мостов.

Сыновья Шухова, Сергей и Флавий, служившие у белых, вернулись домой живыми, и их не коснулись аресты и высылки. Сергей окончил инженерно-строительный факультет МВТУ, работал в промышленности, счастливо женился, Шуховы получили новую квартиру на Зубовском бульваре, у Владимира Григорьевича появились внуки.

Инженер участвовал в проектировании крупнейших промышленных предприятий тех лет, выполнял комплекс работ для ЦАГИ, консультировал строителей канала Москва – Волга и первых линий московского метро.

В 1928 году первым из русских инженеров-практиков, по представлению А. Н. Крылова и П. П. Лазарева, В.Г. Шухов был избран членом-корреспондентом Академии наук, в 1929 году – её почетным членом. Учитывая тогдашнюю обстановку в Академии , баллотироваться в действительные члены Владимир Григорьевич отказался.

Все патенты были переданы Шуховым государству в 1929 году.

В 1920–1930-е годы В.Г. Шухову удалось реализовать многие свои давние, на десятилетия опередившие эпоху идеи в области нефтяной техники. Под его руководством были построены первые в стране магистральные нефтепроводы Грозный – Туапсе и Баку – Батум.

Значительным проектом этого периода, в котором Владимир Григорьевич принимал непосредственное участие – запуск завода «Советский крекинг» в Баку. Несмотря на то, что в то время Шухову было 79 лет, в первые дни работы завода он лично следил за ходом процесса.

Последней имевшей колоссальное значение инженерной работой Шухова стало выпрямление в 1932 году пострадавшего в результате землетрясения минарета медресе Улугбека в Самарканде, построенного в XV веке и являющегося жемчужиной среднеазиатской архитектуры. После землетрясения башня минарета значительно отклонилась от вертикали, и возникла угроза ее обрушения.

Шухов стал не только победителем конкурса, но и руководителем работ по выпрямлению минарета с помощью своеобразного коромысла.

Как и в других случаях, идея Шухова была изумительно простой и изящной, вызвавшей вначале недоумение, а затем – восхищение, по свидетельству привлекшего его к этой работе архитектора А.В. Кузнецова.

Выпрямление минарета по методу Шухова началось 7 января 1932 года и продолжалось три дня. По свидетельству руководившего процессом на месте архитектора М.Ф. Мауэра, "во время работ не обвалилось ни одного кирпичного осколка и, насколько можно проследить, не появилось ни одной новой трещины" на стволе минарета.Сам Владимир Григорьевич говорил: «Что красиво смотрится, то прочно. Человеческий взгляд привык к пропорциям природы, а в природе выживает то, что прочно и целесообразно».

Кстати, многие разработки Шухова было достаточно трудно внедрить в жизнь. По воспоминаниям профессора П.К. Худякова, который дружил с Владимиром Григорьевичем, высокопоставленные чиновники в дореволюционное время часто не одобряли проекты Шухова, так как они были чрезвычайно дешевы, и не позволяли получать «откаты».

В советское время экономичность шуховских разработок оказалась востребованной. Шуховские гиперболоидные конструкции – прекрасный примером сочетания экономичности, практичности, прочности, легкости и красоты.

Он стал членом ВЦИК, в 1929 году получил Ленинскую премию, в 1932-м — звезду Героя труда, стал почетным академиком. Власть теперь его привечала, это и спасло сыновей инженера Шухова.

В последние годы жизни Шухов провел в уединении. Смерть жены, опасения за судьбу детей, вынужденный уход с работы – все это подорвало его силы и здоровье. Владимир Григорьевич не испытывал особой симпатии к Советской власти, но отказывался от поступающих предложений переехать за границу. Ещё раз подчеркну – все права на свои изобретения и все гонорары Шухов передал государству.

По воспоминаниям современников и из личных дневников Шухова можно узнать, что он был не только выдающимся инженером и архитектором, но и интересным человеком.

Несмотря на такие впечатляющие результаты в работе, Шухов находил время для различных увлечений. Он любил оперу и театр, увлекался игрой в шахматы, конструировал мебель, занимался велосипедным спортом и даже становился победителем городских соревнований.

Самым серьезным увлечением архитектора была фотография, в том числе и стереоскопическая съемка – способ, при котором объект снимают с двух ракурсов, создавая в итоге объемное движущееся изображение.

Сравнить такую фотографию можно с популярными сейчас «гифками». Среди его друзей были многие известные люди того времени: ученые, художники, актеры, медики. В приветственном адресе, который сослуживцы поднесли Шухову в 1910 году, говорилось: «Мы не будем касаться здесь Ваших изобретений: они известны во всей России и даже за ее пределами.

Но мы не можем обойти молчанием того, что, играя такую огромную роль в жизни и росте всего предприятия, Вы для нас были всегда доступным и участливым не только начальником, но и товарищем, и учителем. Каждый мог спокойно нести к Вам свое горе и свои радости в уверенности, что все найдет живой отклик у Вас…»

Последние пять лет жизни Владимир Григорьевич прожил в только что построенном тогда кооперативном доме Академии наук на Зубовском бульваре, № 16-20. Его внучка Алла Сергеевна вспоминала: "В том доме дедушка чувствовал себя неуютно: многочисленные недоделки, некачественный материал стен, слабое отопление, суженное жизненное пространство.

Но он любил Зубовский бульвар. Неподалеку, наискосок, на углу 1- го Неопалимовского переулка, некогда стоял его собственный дом – старинный ампирный особняк. Владимир Григорьевич любил прогуливаться по кажущемуся бесконечным бульвару с вековым и раскидистыми деревьями, иногда один, а по большей части с женой, с которой прожил полвека, или с друзьями-соратниками.

До тех пор, пока не были вы рублены роскошные деревья и бульвар не начали стремительно уничтожать, приводя Садовое кольцо в его нынешнее состояние…" Большую часть времени Владимир Григорьевич по-прежнему проводил за письменным столом. Он работал буквально до конца своих дней.

В быту Шухов был весьма консервативен. Вечерами не любил включать электрический свет. Предпочитал освещение от пламени свечей. Шухова погубила привычка к аккуратности: как то вечером он, как обычно, протер руки концентрированным одеколоном, вылил остатки флакона на себя, потянулся назад, чтобы поставить его на прикроватный столик, и задел рукавом рубашки свечу…

Ткань тут же вспыхнула, восьмидесятипятилетний старик бросился к дверям, на ходу пытаясь сорвать с себя рубаху.

Он звал дочь: «Ксенечка, горю! Горю!» На крик вбежала домработница, набросила на Шухова одеяло и сбила пламя. Дети вызвали врача, тот осмотрел его и сказал, что обожжено восемьдесят процентов тела. Надежды не было, но Шухов еще пытался шутить, подбадривая родственников: «Академик погорел…».

Пять следующих дней были для него сплошной мукой, а на шестой он умер…

Шухов умер 2 февраля 1939 года в возрасте 85 лет, похоронен на Новодевичьем кладбище.

Владимир Григорьевич называл себя «человеком жизни»…

В 2008 году на Сретенском бульваре в Москве инженеру был установлен памятник. В античной Греции искусство называлось "техне" и означало высшее проявление технического мастерства и художественного видения. Со временем "художественное" начало ушло из этого понятия и оно стало обозначать "технику" – нечто прямо противоположное искусству.

Но в мировой культуре есть немногие примеры, для определения которых нужно как бы обратиться вспять к изначальному понятию, где "техническое" и "художественное" еще неразрывны. Несомненно, таким примером является творчество В.Г.Шухова.

Что касается сыновей Владимира Григорьевича: сын Владимир умер в двадцатилетнем возрасте от холеры. Средний сын Фавий после смерти отца был сослан в Омск, где заболел туберкулезом и умер в 1945 году. Старший сын Сергей пошел по стопам отца, и стал инженером-строителем. Благодаря ему до нас дошел архив Владимира Григорьевича Шухова.

По воспоминаниям современников и из личных дневников Шухова можно узнать, что он был не только выдающимся инженером и архитектором, но и интересным человеком. Несмотря на такие впечатляющие результаты в работе, Шухов находил время для различных увлечений.

Он любил оперу и театр, увлекался игрой в шахматы, конструировал мебель, занимался велосипедным спортом и даже становился победителем городских соревнований. ещё раз подчеркну, что самым серьезным увлечением архитектора была фотография. Виктор Григорьевич оставил на память потомкам большое количество прекрасно выполненных фоторабот, которые позволяют взглянуть на многие события, происходившие в нашей великой стране, в её столице его глазами.

В 1999 году знаменитый английский архитектор Норман Фостер за сетчатые перекрытия двора Британского музея получил титул почётного пэра и лорда. При этом он всегда открыто признавал, что вдохновлялся в своей работе шуховскими идеями. В 2003 году на выставке «Лучшие конструкции и сооружения в архитектуре ХХ века» в Мюнхене был установлен позолоченный макет шуховской башни.

Елена Шухова пишет: «При всей уникальности своего дарования Шухов являлся сыном своего времени — той короткой и безвозвратно ушедшей эпохи, о которой русский мыслитель сказал: «Мы переживаем конец Ренессанса, изживаем последние остатки той эпохи, когда отпущены были на свободу человеческие силы и шипучая игра их порождала красоту…»

Эти слова Н. А. Бердяева, сказанные им в 1917 году, привычно связываются в нашем сознании с Серебряным веком, расцветом искусства, литературы, философской мысли, но их с полным правом можно отнести и к технике того времени.

Тогда культура и научно-техническая сфера жизни не стали ещё так трагически разобщены, как сегодня, инженер не был узким специалистом, слепо ограниченным сферой и интересами своей специальности. Он представлял собою в полном смысле слова «ренессансного человека», открывавшего новый мир, обладавшего «симфоническим», по определению Шухова, мышлением.

Тогда техника представала жизнестроительным началом, была мировоззренческим обретением: казалось, что она есть не только способ решения стоящих перед человеком практических задач, но и творящая духовные ценности сила. Тогда ещё казалось, что она-то и спасёт мир»…

В 2008 году на Сретенском бульваре в Москве инженеру был установлен памятник. В античной Греции искусство называлось "техне" и означало высшее проявление технического мастерства и художественного видения. Со временем "художественное" начало ушло из этого понятия и оно стало обозначать "технику" – нечто прямо противоположное искусству.

Но в мировой культуре есть немногие примеры, для определения которых нужно как бы обратиться вспять к изначальному понятию, где "техническое" и "художественное" еще неразрывны. Несомненно, таким примером является творчество В.Г.Шухова.

Современный Грайворон – малая родина великого сына России и гениального инженера поражает своей аккуратностью и бережным отношением к своей старине и своей истории.

В городе много клумб с цветами, ухоженные старинные купеческие и мещанские дома, а на всех старинных купеческих особняках таблички с их кратенькой историей, а сами здания настолько хороши собой, как будто до сих пор их владельцы – купцы и помещики, следящие за их состоянием и внешним видом строгим хозяйским взглядом.

По недомыслию-ли, по злому умыслу-ли, но благодаря деятельности «всадников без головы» Горбачёва, Ельцына & Co и с нашего молчаливого согласия Грайворон теперь вновь оказался у «засечной черты» – пограничным городом государства Российского…

Владимир Григорьевич Шухов, замечательный инженер конца XIX — начала XX столетия, отказался от подражания иностранным образцам и стал творить в оригинальном, чисто русском стиле, опираясь на традиции Ломоносова, Менделеева, Казакова, Кулибина.

При жизни его называли «человек-фабрика» и «русский Леонардо»: всего лишь с несколькими помощниками он смог совершить столько, сколько по силам десятку НИИ. У Шухова не одна сотня изобретений, а запатентовал он 15: некогда было… И это тоже очень по-русски…

СПИСОК ССЫЛОК

1) Воспоминания Елены Максимовны Шуховой, правнучки В.Г. Шухова "Шухов-великий инженер" http://www.step-into-the-future.ru/sites/default/files/pdf/Shuhov-biogr