Россия в современном мире-2

https://ic.pics.livejournal.com/ss69100/44650003/1729478/1729478_300.jpg

Идеи коммунизма, их теоретическая база и практическое воспроизведение, уходя в глубокую древность, будоражили умы человечества со времён Платона.

Однако их реальное выражение стало возможным только по достижению обществом определённого уровня развития и скорости расхождения информации (т. е. с первой половины XIX в.).

Потому даже по щадящим меркам историческое присутствие идей коммунизма прослеживается на протяжении более двух тысяч лет. Иначе обстоят дела с национальным самосознанием, нынче отождествляемым с фашизмом.

Потому иначе, что национальности стали осознавать себя (не путать с провозглашением национальных государств, как то – Франция, Англия, Германия, Испания и др.) не ранее XVI–XVII столетий\[12].

К примеру, Италия в эпоху Возрождения была раздроблена на враждующие между собой «народы», города и княжества, а Францию в период абсолютизма населяли не всегда понимавшие друг друга «французские народы». Именно так обращался как к французам Людовик XIV. О Германии и говорить нечего.

Со времён древнего Рима оказывая огромное влияние на политическую жизнь Европы, германцы и в позднее Средневековье не особенно замечали между собой языковую [13] и культурную близость, но при этом ощущали духовное и психологическое родство.

Не лишне помнить, что процесс сложения нации, будучи весьма длительным, наиболее последовательно проходит на ниве культурно и экономически состоявшихся народов. Помимо учёта этнического родства и психологической близости, в процессы «идентификации» вмешиваются факторы политического влияния и военного воздействия.

Те же германцы, осваивая восточные земли Европы, попросту вырезали противящиеся им народы. Таким образом, из исторической жизни физически устранялись потенциально сильные, и, что важно, – настаивающие на себе народы. Подспудно проходящее – как естественное, так и искусственное – формирование новых государств продолжается посредством искусно создаваемых сепаратистских тенденций.

Взять хотя бы исторически не так давно расколовшуюся Индию или совсем недавно – Югославию, в которых процессы разделения не закончены ещё… Таковое измельчание умело ведётся мировыми политическими игроками, имеющими цель субъектное устранение исторически наименее жизнеспособных стран и псевдогосударств со всеми их бесчисленными «народами» и «национальностями».

Итак, исторический и идеологический опыт консолидации народов на национальной почве насчитывает «возраст» не более трёх-четырёх сотен лет. Политическая же концентрация этих процессов и вовсе явила о себе лишь в первой четверти XX в., что тоже не было исторической случайностью.

О себе прямо заявили причины и в ещё большей мере следствия «русской» революции 1917 г. Свершённая отнюдь не для упрочения Российского государства, она преследовала цель уничтожение духовных и национальных источников, в недрах которых формировались национальные общности.

Мало того: вопрос стоял об исключении из исторического и социального бытия национальности как таковой. В соответствии с «повесткой дня», в Стране, формировавшейся многими столетиями, началась беспощадная борьба со всем, что имело отношение к Великой России, то есть с коренным её населением.

В первые же годы в СССР была осуществлена с исторической, правовой и политической точки зрения абсурдная операция, в соответствии с которой каждая из республик в любое время (!) могла выйти из состава государства. Значит, СССР изначально не представлял из себя политически единое и исторически жизнеспособное тело[14], что подтвердилось в конце XX в.

I Мировая война посеяла в душах людей ужас, гнев и растерянность. Ценности европейского мира и самш «белой цивилизации» были поставлены под сомнение (напомню, идея народовластия, выпестываемая с конца XVIII в., привела к тому, что к 1919 г. в Европе были свергнуты все абсолютистские монархии, кроме испанской).

Нечто чудовищное вклинилось в эволюционное бытие народов, ощутивших свою беспомощность перед технологическими монстрами, глобальными «интересами» крупных монополий, банков и зависимой от них политикой государств.

Лучшие умы, потрясённые античеловеческой сутью произошедшего, искали пути его преодоления. «Простой» народ начал осознавать свою тотальную зависимость от «мировых процессов», которую подчёркивала ничтожность отведённого ему во всём этом места… Неясные позывы к изменению положения дел обретали революционные черты.

Всем, «вдруг», стало ясно: мир не может более базироваться на тех же основах! Общественность Европы подстегнули события в России, которую мировым кукловодам, говоря словами Бисмарка, «было не жалко». Однако «русская революция», на время вдохновив, образумила пролетариев других стран.

Оказавшись близ черты, за которой не проглядывалось более эволюционное существование, народы почувствовали кровную необходимость настоять на своей самости. «Инстинкт национальности, из слепого становясь зрячим, переходя в сознание, переживается как некоторое глубинное, мистическое влечение к своему народу…», – писал об исподволь заявлявших о себе процессах философ Сергей Булгаков в 1910 г.

Ближайшие события подтвердили: именно «зрячий инстинкт» лёг в основу исторических обстоятельств, которые привели к созданию режимов, выстроившихся на национальных приоритетах.

В Италии – Муссолини, в Германии – Гитлера, в Испании – Франко, в Португалии – Салазара, и т. д. Те же тенденции наметились в Англии, Латинской Америке, Японии и даже в изначально «безнациональных» США.

Подобно грибу, пробивающему асфальт, тотально обозначила себя жизненная необходимость национальной идентификации, культурной целостности и политической самостоятельности народов (что, конечно же, входило в противоречие с законами набирающего обороты мирового Рынка, по своей природе не считающегося с духовными, национальными и нравственными приоритетами).

В противовес императиву не знающего границ рынка в короткий исторический период на уровне инстинкта была прочувствована ценность национального своеобразия, как мощного стимула исторического существования. В связи с этим наметился духовный и социальный подъём, в котором национальная составляющая играла решающую роль в судьбе народов, наций и государств.

Произошло, носившее защитный характер, сплочение «всех» перед лицом невидимого врага. Только во внутреннем единстве народы видели спасение от яда материализма, индустриального закабаления и бездушия мировых дельцов.

Только сжатое в кулак сопротивление внеэволюционным процессам способно было предотвратить повсеместное духовное и культурное разложение, спасая от этнокультурного размывания (отмечу: речь идёт не о степени истинности движения, а о его исторической правомерности).

Расставить точки над «ί» в этот критический период могла только сильная национально мыслящая власть, время действия и полномочия которой ограничивались решением поставленных задач (отмечу: речь идёт не о степени истинности движения, а о его исторической правомерности).

Словом, не волюнтаризм личностей привёл к фашизму, а исторически предопределенный концепт подвёл к идее, тождественной диктатуре[15]. Фашизм не был детищем XX в. и не родился, как о том говорят некоторые исследователи, в «Государстве» Платона или правлении Юлия Цезаря.

Не будучи детищем политических умозрений и в существе своём не являясь идеологией, фашизм не ограничивается одной лишь политической (партийной) формой, ибо выражает состояние души народа, терпящего бедствие в государстве. И заявляет он о себе в первую очередь в тех странах, народы которых первыми почувствовали смрадное дыхание исторического небытия.

Поскольку «знак беды» заявил о себе тотально, «фашистское» движение можно найти в любом государстве первой трети XIX в. (Приложение I).

Происходящее в «красной» России образумило часть западных приверженцев коммунизма. И в самом деле, – там, где национальное бытие поставлено вне закона, а на исконной религии поставлен крест, где поощряется «свобода» от духовной жизни и где разрушение нравственности и ценностей семьи идёт рука об руку с атеизмом, – не может существовать свободное общество!

До европейской общественности докатилось эхо расстрелов православных иерархов и рядовых священников, которое заглушали взрывы русских храмов и «пулемётное» истребление коренного народа России. Бесы революции свирепствовали не только в СССР.

В одной только Испании было разрушено более 20 тыс. храмов и монастырей, около 17 тыс. священников было убито и замучено!

Диктатура Франко остановила беспредел. Опираясь на массовую поддержку народа, режимы искореняли мафию, сионистские и масонские организации. Была сведена к минимуму преступность и изгнаны плутократы, грабившие народы, среди которых они проживали. За всё это была уплачена немалая цена, но она соизмерима с искомыми результатами.

Любопытно, что изменившийся в Европе политический климат коснулся и СССР, о чём, по работе, знал шеф внешней разведки Германии бригаденфюрер Вальтер Шелленберг. В своих воспоминаниях («Лабиринт», 1952) он писал: «С 1929 г. Сталин дал указание германской коммунистической партии считать своим главным врагом не национал-социалистическую партию Гитлера, а социал-демократов, с тем, чтобы поддержать германский национализм и противопоставить Германию западной буржуазии» (здесь и далее выделено мной. – В. С).

Проводимая политика оставалась неизменной и в последующие годы. 26 июля 1939 г. немецкий дипломат К. Шнурре на дружеской встрече с советскими коллегами, выполняя инструкции министра иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентропа, подчёркивал: несмотря на разногласия, «имеется одна общая черта в идеологии Германии и Советского Союза: оппозиция к капиталистическим демократиям Запада».

В том же году 14 августа фон Риббентроп в телеграмме немецкому послу в Москве фон Шулленбургу писал о той же «черте», называя её фактором, сближающим обе страны: «капиталистические демократии Запада являются неумолимыми врагами как Национал-Социалистической Германии, так и Советского Союза»[16]. Примечательно, что ту же линию проводили и лидеры коммунистов, побеждённой к тому времени Франции, Морис Торез и Шарль Дюкло.

В ноябре 1940 г., Торез, не скрывая торжества, заявил о том, что «борьба французского народа имеет те же цели, что и борьба германского империализма. В этом смысле, фактически, можно говорить о временном союзе».

Рупор компартии Франции газета «Юманите», усвоив расстрельные лозунги «старшего Брата», раскрывала глаза своим читателям на то, что «генерал де Голль и другие агенты британского капитала хотели бы заставить французов воевать за интересы Сити…»[17]. В полифонии радостных голосов участвовали не только французы, но и другие лидеры компартий Европы, включая «самого» Вальтера Ульбрихта.

Итак, будем помнить, что краху государства всегда предшествует разложение общества. В той же последовательности и в тех же качествах, в каких нарушение молекулярной плотности, скажем, монолита приводит к его разрушению.

Хотя при радении о целостности и крепости национального «кремня» необходимо считаться с тем, что при гипотетической однородности общественных единичек каждый индивид может делиться лишь тем, что сам имеет и что сам знает.

При бедности содержания возможна только «механическая случайная связь, образующая агрегат, а не организм», – писал Вл. Соловьёв по другому поводу, но как будто к нашей теме. Следовательно, социальное бытие является исторической данностью, лишь когда олицетворяющий его народ наполнен позитивным содержанием, когда вдохновлён чем-то большим, нежели обыденное здравомыслие.

А это и есть то, что определяется не отдельными гениями и не количеством ярких индивидуальностей, а внутренней осмысленностью людей, сопряжённых с общей для всех идеей.

Последняя вовсе не означает одинаково-мыслие неких «тоталитарных частичек», но является связующим веществом для народа, способного на историческое существование; народа, достойного великой миссии.

Несколько слов о набивших оскомину ценностях демократии не в декларациях, а в прикладной её ипостаси.

Говоря о некоторых завоеваниях «демоса» в странах Запада, замечу, что они пошли на убыль в связи с упадком «империи зла», коей для «империй добра» испокон веков была Россия.

После того как СССР канул в небытие, у Запада отпала необходимость соревноваться с его реальными заслугами, как то: бесплатное образование, медицина, льготы для творческих союзов, дотационные программы для детей и юношества, льготы для стариков, и многое другое.

Это позволило «капиталу» значительно сократить свои социальные программы. Таким образом, закат «империи зла» освободил от искушения добродетелью правительства, компании и корпорации. Добродеяние стало заложником личных инициатив и «частной» совести воротил большого и малого бизнеса. Впрочем, ещё и потому, что на повестке дня стояла идея Глобализации.

Что она означает?

Александр Зиновьев отвечает на этот вопрос: «Тот мировой процесс, который называют «глобализация,», есть на самом деле новая мировая война. Ведёт её западный мир во главе с США. Война идёт за обладание всей планетой и, более того, за контроль над всей социальной эволюцией человечества» (Здесь и далее выделено мною. – В. С.) [18].

Со своей стороны осмелюсь добавить: Глобализм являет собой действенную систему превращения человека в его духовному национальном и культурном своеобразии в Мирового Потребителя; по сути – в психологического, экономического и социального раба, «севшего на иглу» Мирового Рынка.

Последний в свою очередь есть лишь способ превращения человечества в Глобального Раба. Однако «способ» этот, в ходе применения став инструментом «большой политики», притупился довольно быстро.

Нынешний Рынок, о необходимости которого в России всё время твердили господа либералы и гарвардские отличники с иностранными паспортами, – является не более, как вывеской, «на огонёк» которой ориентирован российский обыватель.

Специалисты, проанализировав, как сказал бы чеховский герой, – «неслучайные случаи» – искусственно организованные кризисы (Великая депрессия 1929–1932 гг., дефолт в России в 1998 г. и Мировой экономический кризис 2008 г.), – признают, что Рынка как такового уже давно не существует.

Если в 1929 г. «всему виной» были биржевые спекуляции на фондовом рынке и маржевые займы, то в 2008 г. причиной кризиса (как будто) стали многочисленные недостатки в госрегулировании, ошибки корпоративного управления и «безрассудное отношение к риску на Wall Street». Ну и, конечно, «наивные печатники» из ФРС (Федеральной Резервной Системы) США в очередной раз не приняли необходимых мер…

Вот и получается, что, выполнив функцию «огонька», рынок нынче представляет собой сговор монополистов и финансовых воров, которые делают деньги из воздуха, играя на биржах цифрами и бумагами, то есть ничего не производят.

Капитализм же является не более, как надстройкой над давно уже существующей международной финансовой пирамидой, сажающей страны на иглу долгов, открыто уничтожающей их производства, и, стало быть, их экономическую независимость.

Для выполнения «глобальной задачи» в качестве инструмента используются либеральные ценности, из которых к настоящему времени «лучше всех» зарекомендовали себя политкорректность и толерантность.

Отобранные из всего, что наиболее эффективно разлагает здравый смысл, деформирует сознание и аналитическое восприятие, что тормозит развитие личности и сводит на нет динамику эволюционного бытия общества, – эти психологические установки в социальном поле приводят человека в состояние полуживотного.

Становясь привычными, они выращивают в деформированной личности нехитрые устремления, создавая её полную зависимость от примитивных инстинктов и потребностей, постепенно становящихся в жизни выращенных псевдочеловеков приоритетными.

В России, те, кто остался при чести и совести, задавались вопросом: как избежать всего этого? Возможно ли спасти и сохранить лучшее из прошлого Страны, не лишаясь достоинств настоящего, с тем, чтобы и то и другое могло быть полезным в будущем?

Может, в богатейшем опыте ушедших времён содержится некий «ген» достойного бытия, способный украсить историческое существование России и остального человечества?

Александр Кротов

Ницше, если не ошибаюсь, принадлежат слова: история пишется победителями. Красиво сказано и правильно, но не во всём. Правда и справедливость только выиграли бы, если признать, что история публикуется победителями, а пишется она всеми.

И, если первые, имея власть и силу, накладывают «румяна» на себя («избранное общество», идеологию, правящую партию, официальное руководство, и т. д.), то остальные, включая побеждённых, за отсутствием «румян» и «белил», оставляют в делах и памяти народной реальное отображение событий.

Иными словами, – первые имеют большие возможности в писании и переписывании событий, тогда как вторые реально участвуют в истории в качестве не писарей, а делателей её.

Что касается «стряпчих истории», как и «делателей» её, то, справедливо утверждал писатель и яркий публицист Александр Кротов: «История пишется не только выдающимися представителями человеческого рода, но и людьми ничтожными, бездарными.

История пишется и заблуждениями, и кровью, и победами, и поражениями, и глупостью, и продажностью, и мужеством, и отвагой, и трусостью; людьми энциклопедических знаний и полными невеждами»[19].

Потому, добавлю от себя, и полна история ошибок и заблуждений, что составлена из лоскутов лжи, правды, шитой белыми нитками фальши и великого множества неясностей. В частности, в видении разницы между Страной и государством.

Страна, являя собой культурно-историческую жизнь народа, сосредотачивает в себе его внутреннее бытие. Тогда как государство, будучи «политической единицей», – призвано обеспечивать и охранять жизнь Страны в её духовной, культурной и экономической ипостаси.

То есть защищать многофункциональную сущность этой «единицы», ибо Страна первична, а государство вторично. Второе – и по правилу счёта и по внутренней логике – не может и не должно опережать Первое.

Поскольку духовная и культурная жизнь Страны, стимулируя создание политических реальностей и сеть социальных инфраструктур, определяют большинство параметров, дающих жизнь государству.

Различие понятий Страны и государства в том ещё, что последнее тождественно территории, в то время как Страна в качестве духовной и этнокультурной сущности не имеет чётко очерченных, фиксированных границу поскольку их определяет жизнетворная энергия народа; то есть его жизнеспособность. Когда исторические границы совпадают с жизненной силой народа, явленного Страной, тогда бытие государства стабильно.

Если же энергия народа в силу разных причин истощается, то Страна слабеет, и, в соответствии с новым раскладом сил (вызванным падением духа народа), – сжимается подобно шагреневой коже.

В этих обстоятельствах границы государства могут ужаться до территории, которая соответствует новой духовно-исторической данности. А проблема сводится к возможности или невозможности удержать прежнюю территорию. Если это не удаётся, то Страна перестаёт быть, а государство исчезает из исторической жизни.

Со всей определённостью можно утверждать: государство существует до тех пор, пока жив дух народа, воплощённый в Стране. Потому главная беда нынешней России состоит в деформации бытия Страны в её духовно-нравственной ипостаси, ввиду чего Россия за последние десятилетия едва не потеряла своё историческое имя…

Как такое могло произойти?

На протяжении многих десятилетий духовные и социальные связи в России были до безобразия советизированы, внешняя и внутренняя политика опиралась на идеологические мифы, экономика имитировала державность, а бытие Страны было оковано бессмысленной ложью.

Последняя, став одним из рычагов для изъятия из жизни русского народа национальной основы, обратила Страну в духовную степь, в которой мутные воды «перестройки» больше походили на горную сель.

По прошествии всего лишь двух поколений, положение в Стране и государстве стало хуже. Помимо трудновосполнимых потерь в экономике, произошло падение политического статута России в мире, ко всему прочему лишившейся почти единственных своих «двух союзников – армии и флота».

К этим невоенным потерям следует добавить разбазаривание сверхсекретных технологий, включая космические, – развал военной авиации и разрушение всех сфер социального и общественного бытия государства.

Всё это стало возможным вследствие трагической для народа утраты столетиями выковывавших Страну традиций, нравов, инстинкта политического и социального самосохранения, навыков здравого смысла. Стала очевидной анемия общественного сознания.

Огромная Страна уподобилась слепому гиганту, не видящему, куда он идёт, не знающему, что делать, не помнящему мудрых заветов отцов, а потому беспомощному перед всеми обстоятельствами, среди которых выделяется неспособность ощутить предстоящую Бездну.

Выдающийся русский писатель Виктор Астафьев – солдат-победитель в Великой войне и свидетель поражения Страны в «мирное» время – имел немало оснований для того, чтобы на исходе жизни с горечью обратиться к своим соотечественникам: «Я пришёл в мир добрый, родной и любил его безмерно. Ухожу из мира чужого, злобного, порочного. Мне нечего сказать вам на прощанье»…

***

Из книги В. Сироткина «Цепи свободы. Опыт философского осмысления истории»