Страшный заговор среди элиты СССР разрушал промышленность, — американец, приглашённый Сталиным

Отрывок из книги Джона Д. Литтлпейдж и Демари Бесс «В поисках советского золота».

Литтлпейдж был приглашен в 1928 г. из США сподвижником Сталина Серебровским для работы в СССР в качестве специалиста в горно-добывающей промышленности.

Свидетельства на процессе о вредительстве вызвали немало скептицизма за границей и среди иностранных дипломатов в Москве.

Я разговаривал с американцами, которые были убеждены, что все это — фальсификация от начала до конца. Что ж, на процессе я не присутствовал, но читал протоколы внимательно, а их печатали дословно на нескольких языках.

Немалая часть свидетельства про саботаж в промышленности казалась мне куда более достоверной, чем некоторым московским дипломатам и корреспондентам.

Я по собственному опыту знаю, как широко был распространен саботаж на советских рудниках, и едва ли он мог совершаться без соучастия коммунистических управляющих на высоких постах.

…Литтлпейджа не было в Москве в то время, он вернулся после длительного пребывания на советском Дальнем Востоке только после второго процесса, в январе 1937 года, когда влиятельные коммунисты сознались, что занимались «вредительством» на различных советских заводах, чтобы дискредитировать Сталина.

Я спросил Литтлпейджа:

— Как вы думаете? Обвинение ложное или нет?

Он ответил:

— В политике я не разбираюсь, но немало знаю о советской промышленности. И точно знаю, что определенная часть советской индустрии сознательно подвергалась саботажу, вряд ли такое возможно без помощи высокопоставленных коммунистов. Кто-то занимался вредительством в промышленности, а все высокие посты в ней занимают коммунисты. Так что, мне представляется, коммунисты помогали саботажу в индустрии.

Литтлпейдж. Никогда не забуду ситуацию в Калате. Здесь, на Северном Урале, находились важнейшие медные месторождения России, состоящие из шести рудников, флотационного концентратора и плавильной печи, с воздуходувкой и отражательной печью.

Семь первоклассных американских горных инженеров, с очень высоким жалованьем, была назначены сюда. Любой из них, если бы ему была предоставлена такая возможность, мог бы привести это месторождение в порядок за несколько недель.

Семь американских инженеров заметно оживились, обнаружив, что мы в состоянии справиться с бюрократами и дать им шанс поработать. Боюсь, они забросили свой пансион на ближайшие несколько месяцев, и спустились в шахты вместе в рабочими, по американской горной традиции.

Вскоре положение стало улучшаться, и через пять месяцев производство выросло на 90 процентов.

Управляющий-коммунист был человек основательный; он пытался по-настоящему понять, что мы такое сделали и каким образом. Но русские инженеры на руднике, практически без исключения, отмалчивались и ставили палки в колеса.

Они возражали против каждого предложенного нами улучшения. Я к такому не привык; русские инженеры на золотых рудниках, где мне приходилось работать, никогда так не поступали.

Я не мог ничего понять, потом решил, что они завидовали и не хотели, чтобы у американцев получилось там, где они потерпели неудачу.

Однако мне удалось провести в жизнь свои методы на этих рудниках, потому что управляющий-коммунист, приехавший со мной, поддерживал все мои рекомендации. А когда методы оправдали себя, русские инженеры, в конце концов, подчинились и, кажется, осознали.

Мне показалось, что вся атмосфера улучшилась; а район был немаленький, больше тридцати миль в поперечнике, по нему даже проходила узкоколейка. Большинство рудников разрабатывали до революции иностранные концессионеры.

Через пять месяцев я решил, что могу с легким сердцем покинуть месторождение. Семь американских инженеров продолжали работать и, хотя оставались в затруднительном положении из-за незнания русского языка, получили возможность донести свои идеи и работать по-настоящему, чего, собственно, и хотели.

Рудники и завод были полностью реорганизованы; не наблюдалось причин, почему бы не поддерживать производство на том уровне, которого мы добились.

Я написал детальные инструкции по будущей работе, в чем мне помогли семь американских инженеров. Я подробно объяснил их русским инженерам и управляющему-коммунисту, который понемногу начал разбираться в горном деле.

Он заверил меня, что моим указаниям будут следовать неукоснительно, и я уехал, довольный собой, с чувством выполненного долга. Не только заметно улучшились производственные показатели этих рудников, но — тешил я себя мыслью — заложена прочная основа для постоянного прогресса в будущем.

Никогда я не питал таких радужных надежд по поводу развития советского проекта, как покидая Калату. Наверное, даже к лучшему, что я не мог предвидеть, как пойдут дела на рудниках; у меня бы отбило всякую охоту работать.

Вскоре после возвращения в Москву мне сообщили, что медные рудники в Калате находятся в очень плохом состоянии, выработка упала ниже, чем была до реорганизации рудников в прошлом году.

Сообщение меня ошеломило; я понять не мог, как за такое короткое время положение могло настолько испортиться, когда при моем отъезде все шло хорошо.

Серебровский попросил меня вернуться в Калату, посмотреть, что можно сделать. Приехав туда, я столкнулся с печальной картиной. Американцы завершили свой двухлетний контракт, который не был возобновлен, и им пришлось уехать домой.

За несколько месяцев до моего прибытия управляющий-коммунист, который учился у меня горному делу, был уволен комиссией, присланной из Свердловска, главного штаба коммунистов на Урале.

В докладе комиссии он был назван невежественным и неумелым, безо всяких доказательств, и председатель комиссии по расследованию был назначен его преемником — образ действий весьма подозрительный.

За время прошлого пребывания на руднике мы увеличили производительность шахтных печей до семидесяти восьми тонн на квадратный метр в день; теперь она вновь упала до прежнего выпуска сорок — сорок пять тонн.

Хуже, тысячи тонн высококачественной руды были безвозвратно потеряны после введения на двух рудниках методов, против которых я специально предостерегал.

Американские инженеры разработали для некоторых рудников в Калате более производительную систему очистной выемки руды, и внедрили ее, несмотря на постоянное противодействие русских инженеров. Мы знали, однако, что этот метод нельзя без риска применять на остальных рудниках, причем я объяснил, почему, тщательно и подробно, и прежнему управляющему-коммунисту, и инженерам.

Для полной уверенности я оставил письменные инструкции, когда уезжал, предупреждая, что данный метод распространять не следует.

И вот я узнаю, что практически сразу после того, как американских инженеров отправили домой, те же русские инженеры, которых я предостерегал от опасности, применили этот метод на остальных рудниках, в результате шахты обрушились, и много руды было утрачено безвозвратно.

В большом расстройстве я принялся за работу, пытаясь восстановить хоть часть. Атмосфера вокруг показалась мне неприятной и нездоровой. Новый управляющий и его инженеры ходили мрачными, и ясно показывали, что не хотят иметь со мной дело.

Дефицит продуктов тогда на Урале был наихудший, рабочие в скверном настроении, я их такими никогда не видел. Жизненные условия также ухудшились, наряду с производительностью.

Я работал, как мог, чтобы снова сдвинуть дело с мертвой точки, но со мной не было семи американских инженеров и дружелюбного управляющего, чтобы помогать мне, как раньше. Однажды я обнаружил, что новый управляющий втайне отменяет почти каждое мое распоряжение. Я понял, что оставаться дольше не имеет смысла, и отправился первым же поездом в Москву.

Тогда я был настолько обескуражен, что готов был подать в отставку и навсегда уехать из России.

Приехав в Москву, я рассказал Серебровскому все обнаруженное в Калате, в точности. Он не принял отставки и сказал мне, что я здесь нужен больше, чем когда-либо, чтобы и не думал уезжать. Я возразил, что не вижу смысла работать в России, если люди с рудников отказываются со мной сотрудничать.

«Не беспокойтесь об этих людях, — сказал он. — Ими займутся».

Он сразу приступил к расследованию, и вскоре управляющего рудником и нескольких инженеров судили за саботаж. Управляющий получил десять лет, максимальный тюремный срок в России, а инженеры — меньшие сроки.

Свидетельства показали, что они намеренно устранили прежнего управляющего, чтобы вывести рудники из строя.

После того, как меня убедили изменить свое решение и остаться в России для реорганизации рудников, в октябре 1932 года мне дали, пожалуй, самое трудное поручение. Пришел запрос о помощи со знаменитых Риддерских свинцово-цинковых рудников в восточном Казахстане, вблизи китайской границы.

Эти рудники, когда-то британская концессия, считались важнейшим свинцово-цинковым месторождением в мире, и вдобавок, в руде содержалось аномально большое количество золота.

Два молодых русских инженера на рудниках показались мне наиболее способными, и я приложил много усилий, чтобы объяснить им, что раньше делалось неправильно и как нам удалось исправить положение. Мне подумалось, что эти молодые люди, пройдя у меня обучение, смогут обеспечить необходимое руководство, чтобы поддерживать работу рудников.

Они не были коммунистами, но воспитывались при коммунистическом режиме и, очевидно, доверяли властям.

Мне было очевидно, что эти два молодых инженера чувствовали, что именно не так в прежних способах работы, но их заставляли действовать против здравого смысла управляющие-коммунисты, мало понимающие в технических проблемах и заинтересованные главным образом в немедленном росте продукции без учета будущего состояния рудников, и даже опасности потери крупных месторождений ценной руды.

Я им сказал:

«Больше не позволяйте управляющим-коммунистам, или другим вроде них, толкать вас на такое. Если знаете, что делать, и стоите за свои убеждения, главная контора в Москве поддержит вас, как поддержала меня». Просил их сообщить мне, если вновь возникнет тяжелое положение. Они пообещали следовать моему совету.

Тогда я разработал подробные рекомендации и инструкции для дальнейшего улучшения рудников и плавильных печей. Инструкции составляли проект, детально описывающий подходящие методы для развития рудника и завода на несколько лет. С двумя молодыми инженерами мы тщательно просмотрели все планы, и у меня не осталось никаких сомнений, что они поняли все целиком, включая аргументы, почему планов надо придерживаться.

Здесь, наверное, следует забежать вперед, как и в предыдущей главе, чтобы закончить описание, что случилось с рудниками.

Одним из последних моих поручений в России, в 1937 году, была просьба о помощи тем самым рудникам. Снова эти прекрасные месторождения были близки к утрате. Тысячи тонн богатой руды были безвозвратно потеряны, и если не принять меры, то через несколько недель всему месторождению пришел бы конец.

Изучая, что произошло, я заметил поразительное сходство между событиями здесь и на медных рудниках в Калате. Риддерские рудники, как я обнаружил, работали благополучно еще два или три года после реорганизации в 1932 году.

Два молодых инженера, которые произвели на меня такое благоприятное впечатление, оставались в руководстве и проводили в жизнь оставленные им инструкции с замечательным успехом. Учитывая, с какими рабочими им приходилось иметь дело, и все ограничения, которые накладывались на их действия, они совершили настоящее чудо.

Затем из Алма-Аты, столицы Казахстана, прибыла инспекционная комиссия. С этого времени, хотя на рудниках оставались те же инженеры, была введена совершенно другая система, про которую любой компетентный инженер мог тут же сказать, что она вызовет потерю большей части месторождения за несколько месяцев.

Разрабатывали даже опорные колонны, которые мы оставили для защиты основных рабочих шахт, так что земля вокруг осела.

Один из наиболее вопиющих примеров неумелого управления касался довольно сложной вентиляционной и пылеулавливающей системы, которую заказали для свинцовой печи, чтобы предотвратить отравление работников.

Эту вентиляционную систему, которая стоила немалых денег и была действительно необходима для защиты здоровья работающих плавильного производства, установили в блоке фильтров на заводе, где не было никаких вредных газов или пыли.

Тут, я уверен, любой инженер согласится, что такое действие нельзя объяснить простой глупостью, а, как уже упомянуто, те два инженера на рудниках отличались исключительными способностями.

Я прошёл по всему заводу и написал отчёт очень осторожно, так как знал, что он может повредить ряду управляющих и инженеров. Однако пришлось указать, что факты свидетельствуют об умышленном изменении методов разработки, начиная со времени появления инспекционной комиссии.

Необходимо было также отметить, что мои письменные инструкции, которым следовали с хорошими результатами несколько лет, были, очевидно, выброшены, и введены методы, против которых инструкции предостерегали.

Забыл сказать, что инженеры, с которыми я говорил, больше не работали на рудниках в 1937 году; как я понял, их арестовали за участие в заговоре саботажников советской промышленности в масштабе всей страны, который был разоблачен на процессе ведущих заговорщиков в январе.

Когда отчёт был подан, мне показали письменные показания инженеров, с которыми я подружился в 1932 году. Они признали, что были втянуты в заговор против сталинского режима оппозиционно настроенными коммунистами, убеждёнными, что у них достаточно сил, чтобы свергнуть Сталина и его единомышленников и взять на себя управление советским правительством.

Заговорщики им доказали, по их словам, что у них множество сторонников среди высокопоставленных коммунистов.

Инженеры, хотя сами коммунистами не были, решили, что им следует встать на ту или другую сторону, и выбрали проигравших.

Согласно их признаниям, «инспекционная комиссия» состояла из заговорщиков, которые ездили с рудника на рудник, расставляя своих сторонников. После того, как они согласились вступить в заговор, инженеры в Риддере приняли мои письменные инструкции за основу, как уничтожить рудники.

Они специально ввели методы, против которых я предостерегал, и таким образом довели рудники до разрушения.

Мне известно, что многие наблюдатели скептически настроены по отношению к обвинениям во вредительстве в России; я не претендую, будто знаю что-то об этих делах, кроме тех случаев, в которых был непосредственно замешан. В данном случае я знаю, что методы, введенные на риддерских рудниках, против которых я предостерегал инженеров, были вредными, если не губительными.

Я знаю, что методы были введены теми самыми способными инженерами, которым я детально объяснял, почему их нельзя применять.

И я видел признания, за подписью самих инженеров, что они умышленно перешли к этим методам, чтобы разрушить рудники, как часть заговора в национальном масштабе.

 В СССР вплоть до 1941 г. продолжалась уже холодная, но гражданская война.

Читайте также: На Донбассе ликвидирован инструктор снайперов ВСУ (ФОТО)

Владимир Мороз