Я всей душой не желаю моей Родине возвращения кошмарного старого
https://persons-info.com/userfiles/image/persons/20000-30000/28000-29000/28922/MARKOV_Sergei_Leonidovich_6.jpg
Письмо генерала Маркова Керенскому во всех отношениях примечательно. Один из будущих вождей белогвардейцев поносит старый монархической строй и уламывает Керенского навести порядок в армии, которая при Временном правительстве находилась в состоянии нарастающего разложения.
Письмо Маркова Керенскому.
Копия
В собственные руки.
Начальник штаба Главнокомандующего армиями Западного фронта
15 июля 1917 г.
№ 9238
Господин министр
Я знаю у Вас каждая минута на счету, а писем, подобных моему, — поток, но и при этих условиях я считаю своим долгом человека, любящего свою Родину, сказать Вам несколько слов. Мое личное короткое знакомство с Вами убедило меня в Вашей искренности и в Вашем стремлении дать России светлое будущее.
Солдат по натуре, рождению и образованию,
я могу судить и говорить лишь о своем военном деле. Все остальные реформы и переделки нашего государственного строя меня интересуют лишь как обыкновенного гражданина. Но армию я знаю, отдал ей свои лучшие дни, кровью близких мне людей заплатил за ее успехи, сам окровавленный выходил из боя.
Когда в начале революции в Петрограде издавались известные приказы, когда выпускалась разрушившая армию декларация, мы все, знающие русского солдата и его дух больше и ближе случайных вершителей войсковых судеб из чуждого армии элемента, солдат лишь по серой шинели, юных прапорщиков, цинично устраивающих на модных течениях свою карьеру офицеров
и ничего не понимающих в военном деле рабочих, громко и честно говорили, что армия гибнет, а с ней погибнет и Россия. Нас, конечно, не слушали, нас стали обвинять в контрреволюционных замыслах, в желании восстановить кошмарное распутинское владычество. И вот теперь, когда конец почти приблизился, когда те солдаты, которые Вам кричали ура, носили Вас на руках и клялись выполнить свой долг перед Родиной и во имя красивой, но несбыточной формулы свобода, равенство и братство, как подлые трусы бежали перед призраком противника, бежали, дав погибнуть лучшим и убивая достойнейших из своей среды, Вы принимаете ряд мер по восстановлению гибнущей армии.
Меры эти, крайние с одной стороны, нивелируются общим положением дела.
Никакая армия, по своей сути, не может управляться многоголовыми учреждениями, именуемыми комитетами, комиссариатом, съездами и т.д. Ответственный перед своей совестью и Вами, как военным министром, начальник почти не может честно выполнять свой долг, отписываясь, уговаривая, ублажая полуграмотных в военном деле членов комитета, имея, как путы на ногах, быть может и очень хороших душой, но тоже несведущих, фантазирующих и претендующих на особую роль комиссаров. Все это люди, чуждые военному делу, люди минуты и главное не несущие никакой ответственности юридически. Им все подай, все расскажи, все доложи, сделай так, как они хотят, а за результаты отвечай начальник.
Больно за дело и оскорбительно для каждого из нас иметь около себя лицо, как бы следящее за каждым нашим шагом. Ведь это продолжение разрушения армии, а не созидание ее.
Проще нас всех, кому до сих пор не могут поверить, уволить, и на наше место посадить тех же комиссаров и те же комитеты вместо штабов и управлений. Введение смертной казни для подлецов и трусов не является разрешением вопроса. Командуя полком более 15 месяцев в течение этой войны, я, имея право и основания, никого ни разу не отправил на тот свет и, тем не менее,
полк держался крепко, дрался исключительно доблестно. Нужна большею частью не работа палкой, а сознание всех, что эта палка есть в руках начальника и всегда может быть пущена в дело. Короче, начальникам должна быть возвращена власть со всеми ее прерогативами. Дисциплина — это не пустой звук, насаждать ее одними словами нельзя. Слова подействуют на умных, честных, порядочных, но ведь такие повсюду в меньшинстве. Дисциплина — это воинское приличие, повиновение, воинская подтянутость; есть ли теперь все это налицо? Конечно нет, нет и тени.
Дисциплина разума и сердца должна проявляться начальством, но подчиненные должны всегда помнить лишь о дисциплине твердой власти. Проводя в армии демократические начала, создают многовластие, что противно сущности военного дела. Нет и не будет армии в мире, где власть начальника парализуется комитетами. Отказаться от комитетов теперь нельзя, но они должны быть
поставлены в определенные рамки с ограниченной сферой деятельности. Широкий, доступный всем достойным путь к высшим знаниям (плох тот солдат, который не хочет быть генералом), признание в солдате такого же человека, как и каждый офицер, вот та военная демократизация, которая, не разлагая армии, внесет в нее здоровый дух.
Но ведь все это не новое и все это давно исповедовалось лучшими из военной среды. Вот главнейшее, что я считаю своим долгом честного солдата — гражданина, а не наоборот, ибо каждый военный должен быть, прежде всего, солдатом, а потом уже гражданином, сказать Вам, г[осподин] военный министр.
Так же как и Вы, я всей душой не желаю моей Родине возвращения кошмарного старого, и так же как и Вы верю в светлое будущее великой России, но считаю, что это возможно лишь при наличии крепкой, грозной армии, а не толпы трусов и предателей. Сейчас надо спасать не революцию, а Россию. Революция сделана, старое свергнуто, Россия же гибнет.
Отправляя Вам это письмо, я знаю, что может меня ожидать, но я предпочту скорее быть выгнанным из рядов революционной армии, чем невольно участвовать в ее дальнейшем разложении. Трудно в наши дни оставаться честным человеком, но это единственное право, коего никакими постановлениями отнять от нас, старых и настоящих
офицеров, никто не может. Это право и заставило меня написать Вам.
Искренно Вас уважающий, готовый к услугам Сергей Марков
Бахметевский архив русской и восточноевропейской истории и культуры (BAR).
Коллекция Р.Р. фон Раупаха. Box 2.
Машинописная копия.
PS. Ошибочность взглядов Маркова на наличие политических руководителей армии была наглядно продемонстрирована на полях гражданской войны, где политический контроль комиссаров обеспечивал Красной Армии куда как большую устойчивость, нежели отрядам белых, которые постоянно разлагались политической агитацией большевиков, эсеров и анархистов. Разумеется, институт политических руководителей в армии, контролирующий и дополняющий красных командиров и военспецов, это была уже не та анархия 1917 года, которая возникла усилиями Временного правительства (за что его позднее ругал Деникин, указывая на военное законодательство в качестве первопричины разложения бывшей царской армии)., но Марков, когда писал это письмо, просто не понимал, что в будущих войнах, политический и идеологический контроль над вооруженными силами будет играть немаловажное значение.
У самого же Маркова пост-революционная карьера не задалась – был убит в бою летом 1918 года, примерно через год после написания письма Керенскому.
Забавно, но некоторые до сих пор продолжают считать, что белые воевали за РКМП, в то время как это были именно что революционные вожди, просто у них была своя революция, которую они и потеряли, сначала усилиями Временного правительства, а затем и на полях гражданской войны, где Февраль проиграл Октябрю. "Кошмарное старое" в этой баталии выступало в роли статиста.
Письмо генерала Маркова Керенскому во всех отношениях примечательно. Один из будущих вождей белогвардейцев поносит старый монархической строй и уламывает Керенского навести порядок в армии, которая при Временном правительстве находилась в состоянии нарастающего разложения.
Письмо Маркова Керенскому.
Копия
В собственные руки.
Начальник штаба Главнокомандующего армиями Западного фронта
15 июля 1917 г.
№ 9238
Господин министр
Я знаю у Вас каждая минута на счету, а писем, подобных моему, — поток, но и при этих условиях я считаю своим долгом человека, любящего свою Родину, сказать Вам несколько слов. Мое личное короткое знакомство с Вами убедило меня в Вашей искренности и в Вашем стремлении дать России светлое будущее.
Солдат по натуре, рождению и образованию,
я могу судить и говорить лишь о своем военном деле. Все остальные реформы и переделки нашего государственного строя меня интересуют лишь как обыкновенного гражданина. Но армию я знаю, отдал ей свои лучшие дни, кровью близких мне людей заплатил за ее успехи, сам окровавленный выходил из боя.
Когда в начале революции в Петрограде издавались известные приказы, когда выпускалась разрушившая армию декларация, мы все, знающие русского солдата и его дух больше и ближе случайных вершителей войсковых судеб из чуждого армии элемента, солдат лишь по серой шинели, юных прапорщиков, цинично устраивающих на модных течениях свою карьеру офицеров
и ничего не понимающих в военном деле рабочих, громко и честно говорили, что армия гибнет, а с ней погибнет и Россия. Нас, конечно, не слушали, нас стали обвинять в контрреволюционных замыслах, в желании восстановить кошмарное распутинское владычество. И вот теперь, когда конец почти приблизился, когда те солдаты, которые Вам кричали ура, носили Вас на руках и клялись выполнить свой долг перед Родиной и во имя красивой, но несбыточной формулы свобода, равенство и братство, как подлые трусы бежали перед призраком противника, бежали, дав погибнуть лучшим и убивая достойнейших из своей среды, Вы принимаете ряд мер по восстановлению гибнущей армии.
Меры эти, крайние с одной стороны, нивелируются общим положением дела.
Никакая армия, по своей сути, не может управляться многоголовыми учреждениями, именуемыми комитетами, комиссариатом, съездами и т.д. Ответственный перед своей совестью и Вами, как военным министром, начальник почти не может честно выполнять свой долг, отписываясь, уговаривая, ублажая полуграмотных в военном деле членов комитета, имея, как путы на ногах, быть может и очень хороших душой, но тоже несведущих, фантазирующих и претендующих на особую роль комиссаров. Все это люди, чуждые военному делу, люди минуты и главное не несущие никакой ответственности юридически. Им все подай, все расскажи, все доложи, сделай так, как они хотят, а за результаты отвечай начальник.
Больно за дело и оскорбительно для каждого из нас иметь около себя лицо, как бы следящее за каждым нашим шагом. Ведь это продолжение разрушения армии, а не созидание ее.
Проще нас всех, кому до сих пор не могут поверить, уволить, и на наше место посадить тех же комиссаров и те же комитеты вместо штабов и управлений. Введение смертной казни для подлецов и трусов не является разрешением вопроса. Командуя полком более 15 месяцев в течение этой войны, я, имея право и основания, никого ни разу не отправил на тот свет и, тем не менее,
полк держался крепко, дрался исключительно доблестно. Нужна большею частью не работа палкой, а сознание всех, что эта палка есть в руках начальника и всегда может быть пущена в дело. Короче, начальникам должна быть возвращена власть со всеми ее прерогативами. Дисциплина — это не пустой звук, насаждать ее одними словами нельзя. Слова подействуют на умных, честных, порядочных, но ведь такие повсюду в меньшинстве. Дисциплина — это воинское приличие, повиновение, воинская подтянутость; есть ли теперь все это налицо? Конечно нет, нет и тени.
Дисциплина разума и сердца должна проявляться начальством, но подчиненные должны всегда помнить лишь о дисциплине твердой власти. Проводя в армии демократические начала, создают многовластие, что противно сущности военного дела. Нет и не будет армии в мире, где власть начальника парализуется комитетами. Отказаться от комитетов теперь нельзя, но они должны быть
поставлены в определенные рамки с ограниченной сферой деятельности. Широкий, доступный всем достойным путь к высшим знаниям (плох тот солдат, который не хочет быть генералом), признание в солдате такого же человека, как и каждый офицер, вот та военная демократизация, которая, не разлагая армии, внесет в нее здоровый дух.
Но ведь все это не новое и все это давно исповедовалось лучшими из военной среды. Вот главнейшее, что я считаю своим долгом честного солдата — гражданина, а не наоборот, ибо каждый военный должен быть, прежде всего, солдатом, а потом уже гражданином, сказать Вам, г[осподин] военный министр.
Так же как и Вы, я всей душой не желаю моей Родине возвращения кошмарного старого, и так же как и Вы верю в светлое будущее великой России, но считаю, что это возможно лишь при наличии крепкой, грозной армии, а не толпы трусов и предателей. Сейчас надо спасать не революцию, а Россию. Революция сделана, старое свергнуто, Россия же гибнет.
Отправляя Вам это письмо, я знаю, что может меня ожидать, но я предпочту скорее быть выгнанным из рядов революционной армии, чем невольно участвовать в ее дальнейшем разложении. Трудно в наши дни оставаться честным человеком, но это единственное право, коего никакими постановлениями отнять от нас, старых и настоящих
офицеров, никто не может. Это право и заставило меня написать Вам.
Искренно Вас уважающий, готовый к услугам Сергей Марков
Бахметевский архив русской и восточноевропейской истории и культуры (BAR).
Коллекция Р.Р. фон Раупаха. Box 2.
Машинописная копия.
PS. Ошибочность взглядов Маркова на наличие политических руководителей армии была наглядно продемонстрирована на полях гражданской войны, где политический контроль комиссаров обеспечивал Красной Армии куда как большую устойчивость, нежели отрядам белых, которые постоянно разлагались политической агитацией большевиков, эсеров и анархистов. Разумеется, институт политических руководителей в армии, контролирующий и дополняющий красных командиров и военспецов, это была уже не та анархия 1917 года, которая возникла усилиями Временного правительства (за что его позднее ругал Деникин, указывая на военное законодательство в качестве первопричины разложения бывшей царской армии)., но Марков, когда писал это письмо, просто не понимал, что в будущих войнах, политический и идеологический контроль над вооруженными силами будет играть немаловажное значение.
У самого же Маркова пост-революционная карьера не задалась – был убит в бою летом 1918 года, примерно через год после написания письма Керенскому.
Забавно, но некоторые до сих пор продолжают считать, что белые воевали за РКМП, в то время как это были именно что революционные вожди, просто у них была своя революция, которую они и потеряли, сначала усилиями Временного правительства, а затем и на полях гражданской войны, где Февраль проиграл Октябрю. "Кошмарное старое" в этой баталии выступало в роли статиста.
Поделиться:
колонкасад бредит про своих комиссаров. Единственная идеология – спасать русских. Но ни один комиссар-политработник об это не заикнётся. Так что пустое.
Есть демократия разрушения. И есть демократия созидания. Февральская 1917 года демократия была для разрушения, как и демократия 1991 года, так как отвечали интересам ограниченного круга людей. Но, когда демократия получила идею построения общества всеобщей справедливости, после октябрьской 1917 года революции, она стала созидательной.
Так как с приходом демократии 1991-93 годов, она стала отвечать интересам ограниченного круга лиц, а силы, которая могла бы вооружить демократию общественной идеей не появилось, она стала перерождаться в охлократию. Но идея общественной справедливости находится рядом. И, когда вырождающаяся демократия – охлократия начнут разрушаться, возродится в новом виде идея построения общества справедливости.
Слово “демократия” : Уже Ле Бон указывал на манипулятивную силу таких слов, на их магическое воздействие на толпу
Он, в частности, писал, как по-разному воспринимается слово “демократия” в разных культурах: “У латинян слово “демократия” означает главным образом исчезновение воли и инициативы индивида перед волей и инициативой общин, представляемых государством… У англосаксов в Америке то же самое слово “демократия” означает, наоборот, самое широкое развитие воли и индивида и насколько возможно большее устранение государства”. – https://zen.yandex.ru/media/id/5aaac50b9d5cb3ab0d6fa75f/-manipuliaciia-slovami-i-obrazami-5b55a52cf7ec9c00a9899705?from=editor